Чужие руки

      Сатору с детства ненавидит чужие руки.       Ладони незнакомцев до кома в горле липкие из-за отвратительного раболепия. Шаманы согласны чуть ли не жрать землю, по которой ходил юный Годжо, и облизывать ботинки до сальной чистоты, лишь бы на них обратили внимание. Сатору готов выблевать весь свой обед от всего окружающего его уничижительного угодства, однако сдерживается, остерегаясь. Вполне возможно, что они с маниакальной радостью проглотят и рвоту, оставляя за спиной все те крохи гордости, что у них были.       Сатору с детства ненавидит чужие руки, оттого и сложно в первое время позволять себя трогать.       Кулаки учителя Яги крепкие, сухие и грубые – от них до обиды в груди щемит из-за несправедливости, но на губах всё равно выскакивает предательская улыбка. Похлопывания чудака с чёлкой, Гето, задорные, горячие и мозолистые – с ним, оказывается, так легко найти общий язык, несмотря на все их различия, так легко стать лучшими друзьями. Иэйри же вообще его не трогает – только улыбается его глупостям, изредка скрывая ухмылку за очередной сигаретой между пальцев, и держит наготове телефон для новой провокационной фотки.       Именно в школе Сатору узнаёт, насколько приятны бывают прикосновения, но он не мог не обжечься, не так ли?       Его лучший друг на другой стороне. Горячие объятия забываются под гнётом времени, оборачиваются в холодные километры между ними. Дуэт сильнейших становится соло. Останки шамана не греют. Память о дорогом сердцу заклинателе остаётся только похоронить, но... можно без непосредственного участия самого Годжо? Сугуру всё ещё его друг, несмотря ни на что. Сатору больно просто смотреть на безрукое тело, так откуда ему найти силы на достойное прощание, которое они с Сёко едва отвоевали у мерзких стариков из совета? Он сделал всё, что мог, хорошо?       (Ах, лучше бы он лично кремировал его...)       Сатору с детства ненавидит чужие руки, но с близкими он до безобразия тактилен.       Сейчас прикосновения директора Яги – почтение и добровольная передача власти. Каким бы высокомерным Годжо ни казался, своего учителя он уважает и признаёт его авторитет. В ударах Утахимэ – забава и потеха. Дразнить её так весело, что Годжо не собирается лишать себя этой по-детски дурачливой радости. Замóк из его и Сёко переплетённых пальцев – немая поддержка и робкое тепло, которое хочется запечатлеть на весь остаток встречи.       Сёко сама – тёплая. Не поэтому ли он в редкие ночные встречи ищет у неё укрытия?       Сатору подносит к губам ладони девушки, прижавшись к ним носом, обнимает за бёдра, прильнув щекой к животу, целует колено, обхватывая руками мягкие голени. На губах её – спокойная улыбка, в пальцах – его волосы и нежная ласка. Сёко наклоняется, обнимая за плечи, и целует белую макушку, а Сатору жмурится.       И чувствует щемящее в груди тепло – такое желанное, потерянное.       Он одержим до их редких ночных встреч.       И может выдохнуть спокойно, упокоив себя в её тёплых руках.