Белое платье – белый снег

— Осталась последняя мерка, Ваше Величество. Почтенный старичок в заморском наряде кропотливо выполнял свою работу и, несмотря на тремор рук, аккуратно снимал измерения портняжной лентой. Он медленно ходил вокруг статной женщины, что, словно статуя, почти не дыша, терпеливо ждала пока примерка окончится, и поправлял очки всякий раз, прежде чем продиктовать очередное число своему подмастерье. Несмотря на столь явные проявления ожидаемого в его возрасте невроза, портной совсем не переживал: ни высочайший статус своей клиентки, ни пристальный взгляд одного из чиновников, стоявшего здесь же в комнате и следившего за каждым его движением, не мог выбить престарелого мужчину из колеи. Ведь за годы, проведенные в этой заснеженной и суровой стране и посвященные работе в Заполярном дворце, он уже привык к подобному обращению. Поэтому поведение портного было вызвано ни чем иным, как просто чересчур ответственным отношением к своему ремеслу. Чего нельзя было сказать от юноши, с которым он пришел. Молодой человек держал в руках записную книжку и перьевую ручку — единственное, что удалось захватить ему с родины — и старательно записывал всё, что говорил ему наставник, стараясь не спутать ни одну цифру. Но окружающая молчаливая обстановка, нарушаемая лишь редкими словами портного, давила. Настолько, что на одном из листов записной книжки можно было найти маленькие круглые следы от капель пота, упавших со лба. Становилось очевидно, что в Снежную подмастерье прибыл совсем недавно и, возможно, впервые был удостоен встречи с Ее Величеством Царицей, Крио Архонтом, и ее десницей, Лордом Пьеро. — Шестьдесят, — отчеканил портной, и вслед за этим раздался скрип перьевой ручки. Старик вновь поправил очки, довольный своей работой, выпрямился и спрятал измерительную ленту в карман своего сюртука. Ее Величество учтиво кивнула ему и, сохраняя прежнее равнодушие ко всему происходящему, медленно, подобно лебедю, рассекающему водную глядь, прошла в противоположную часть комнаты и села в кресло, рядом с которым ее ждал Глава Предвестников. За правым плечом женщины послышался недовольный вздох. Юноша, внимательно наблюдавший за этой картиной, судорожно переводил взгляд с одного участника действия на другого, стараясь понять, что ему делать теперь. Однако он старался не поднимать глаза слишком высоко, склоняя голову к полу, чтобы его поведение не приняли за дерзость. Все же мужчина по правую руку от Ее Величества внушал ему некий животный ужас, напоминая сторожевого пса, готового перегрызть глотку в любой момент, стоит сделать одно лишнее движение. Но как бы то ни было, зашевелиться юному портному все-таки пришлось, ведь его учитель совершенно буднично приказал ему подать саквояж с образцами тканей. И хотел он того или нет, молодому человеку было необходимо исполнить это приказание. Старый мастер в сопровождении своего ученика, покорно несшего саквояж, вновь приблизился к Ее Величеству и принялся доставать разнообразные лоскуты, захваченные с собой из ателье. Каких расцветок и узоров тут только не было! И нежный шелк Ли Юэ, и Фонтейнский лён. Конечно, цена у таких тканей было сопоставима с их высоким качеством, однако государственная казна могла позволить себе подобную роскошь. Но что бы вы думали — к любому предложению портного Ее Величество оставалась по обыкновению безразлична. «Я бы на ее месте уже бы скупил все ткани», — невольно подумал юноша и в тот же момент осекся, запереживав, что господин Предвестник способен читать его мысли. Он украдкой взглянул на грозного мужчину, но, не заметив никакой реакции от того, тихо выдохнул и посильнее сжал саквояж в вспотевших ладонях. Но что было у подмастерье на уме, у старого портного было на языке: — Ваше Величество, неужто Вам не угоден ни один из моих материалов? Женщина лишь покачала головой. Портной удрученно сделал глубокий вдох. Вслед за Царицей он повел головой то туда, то сюда, но, кажется, этот жест означал нечто иное, чем у Ее Величество — не несогласие, а скорее печальное разочарование. Подмастерье показалось, что даже очки его учителя соскользнули вниз по горбатому носу, защепишь за кончик. — Привычно белый? — смиренно уточнил портной, на что получил положительный ответ. И пока старик искал на дне саквояжа нужный лоскут ткани, подмастерье задумался о том, что, кажется, впервые услышал голос Царицы. Он был тихим, но звонким, настолько, что будь бы даже юноша там, где стоял несколько минут назад, все равно бы смог четко его расслышать. Этот голос напоминал родник, что бьет в лесной глуши, речку, что бежит с горных вершин к подножью. Подмастерье знал, о чем говорил, ведь в его родных краях, там, откуда он уехал, чтобы постигать любимое портное искусство, именно такие пейзажи. Хотя нет, юноша ошибся — голос Ее Величества хоть и напомнил ему о водах Фонтейна, всё же был отличен от этого журчанья. Любой ручей, река или озеро внушает желание жить, ведь без воды жизнь была бы невозможна. Но голос Царицы был в этом отношении совсем иным. Словно изображая прямую противоположность жизни, он просил остановиться и замереть, навечно предавшись длинному спокойному сну. Юноша вновь вздрогнул, опять подумав о том, что его мысли принадлежат не только ему одному, но в этот раз он проверять не стал — ему не хотелось неожиданно встретиться взглядом с Предвестником, о присутствии которого, хоть тот и не проронил ни слова, забывать никто из собравшихся не смел. Тем временем портной, взяв в руки предмет своих усиленных поисков, протянул Царице кусочек белоснежного полотна. Ткань была однотонной, «пустой», как выразились бы в Фонтейне, без узоров. Лишь одна блестящая нить проходила через все плетение, придавая лоскуту легкий, едва заметный перелив на свету. И словно потерянная часть одной мозаики, кусок ткани в руках портного сочетался с платьем, в которое уже была одета Ее Величество. Клиентка еще раз подтвердила свой выбор и вместе со своим спутником под поклоны портного и его подмастерье удалилась из комнаты. Перед уходом Лорд Пьеро обменялся с бедным и уже порядком перепуганным юношей немым, но многозначительным взглядом, отчего у последнего по спине пробежал холодок и закрались подозрения в том, что жуткий мужчина всё-таки умел залезать в головы к другим людям. На всякий случай в своих мыслях подмастерье принес глубочайшие извинения Ее Величеству и Предвестнику и поклялся всеми Архонтами впредь такого больше не совершать. Дворецкий сопроводил портных к выходу из Заполярного дворца, и те очутились в саду, ведущему к главным воротам. Морозный воздух мигом ударил в нос, стоило им покинуть отогретые множеством каминов помещения, отчего подмастерье недовольно поморщился. Он еще пока не привык к такому климату. А вот его учителю и это было нипочем — старик ровным шагом шел к саням, ждущих их на другом конце сада, и только линзы его очков запотевали от дыхания. Глядя на него, юноша задумался о том, что, возможно, когда-нибудь тоже примет эту страну как свой второй дом и будет также смиренно принимать любые удары судьбы. Хотя ему казалось, что случится это ох уж как нескоро… — Учитель, — спросил подматерье старика о том, что не давало его сердцу покоя, — вы же давно шьете для Ее Величества… Почему она всегда выбирает платья из белой ткани? — Белый — национальный цвет Снежной. Тут все белым бело. К тому же, не нам судить о вкусах клиентов, — отрезал, словно острыми ножницами, портной, — наша доля простая — шить и мерить, потом снова шить, и снова мерить. — Но в Снежной скоро праздник, разве ей не хочется… Но закончить свою мысль юноше не дали. — Тьфу, — совершенно неманерно сплюнул портной и остановился, растерянно захлопав по карманам, — а моего метра и нет. Видно выпал по дороге. Старик уж было развернулся, чтоб пойти назад, но юноша остановил его: — Идите в карету. Я сам за ним вернусь. Отдав саквояж с тканями учителю, подмастерье направился той же дорогой обратно, усиленно растирая покрасневшие от холода костяшки пальцев. Снег хрустел под его ногами, вторя каждому шагу, а изо рта все норовил вырваться последний теплый воздух. Однако обещание было обещанием, поэтому, как бы ни хотел юноша поскорее оказаться в тепле, ему приходилось идти по морозу, высматривая глазами яркую ленту. Хотя чувство в его душе было двояким — возможно, молодой человек и хотел бы вернуться в помещение, но возвращаться конкретно во дворец ему не хотелось, ведь там была велика вероятность снова столкнуться с Предвестником, который, видимо, теперь будет приходить к нему в кошмарах. И было бы лучше, если бы метр нашелся где-нибудь в саду. Вслед за этой мыслью, словно отвечая на его мольбу, среди белоснежной глади показалась яркая неподвижная змея. На ближайшей развилке и лежала потерянная портняжная лента. Юноша, воодушевившись, подлетел к ней и поднял с земли, поглубже спрятав в карманы шубы. Теперь, когда с этим делом было покончено, он собирался поскорее вернуться к мастеру, но в тот же момент, как подмастерье поднял голову, его взгляд приковала к себе фигура, стоявшая в нескольких метрах по соседней дороге, так же упиравшейся в треклятую развилку. Это была никто иная, как Ее Величество. Царица тоже смотрела на юношу, как и он на нее, и лицо женщины почти не изменилось с момента их последней встречи во дворце. То же выражение, тот же взгляд — только румянец немного выступил на щеках. Она неспеша подошла к юному портному, который от растерянности не знал, куда себя деть, поэтому замер как вкопанный. — Что-то забыли? — поинтересовалась Ее Величество ледяным голосом. Юноша, постояв с минуту с раскрытым ртом, в конце концов кивнул и достал из кармана метр, про который уже успел забыть. Но в миг за тем, словно вновь обретя возможность говорить, залепетал извинения и принялся уверять, что вот-вот уйдет. Быстро перейдя от слов к делу, он и правда, не дождавшись ответа Ее Величества, почти побежал прочь от развилки обратно в сторону подъездных ворот. Но голос, помчавшийся за ним следом, заставил его остановиться и вновь как будто оледенеть: — И Вы разве не воспользуетесь случаем и не зададите вопрос, что Вас так тревожит? Теперь юноша понял, что если кто и мог в той комнате читать мысли, так это точно не грозный мужчина… Его сердце лихорадочно забилось, а мысли стали полны лишь надежды тем, что принесенные извинения под конец его тогдашний размышлений во дворце тоже были услышаны и теперь спасут бедолагу. Видя его испуг, Царица впервые за день переменилась в настроении и… засмеялась, подобно звонкому колокольчику рассекающей по улицам города тройки, что эхом отдавался в кристальных сосульках, свисающих с крыш. Вместе с этим что-то треснуло внутри юноши, и тот, резко смирившийся с таким положением дел, тоже засмеялся, видимо, осознав, как глупо и испуганно он выглядел со стороны. Подмастерье сделал несколько шагов назад, снова приблизившись к Царице, и наконец набрался смелости заговорить с ней, но та его опередила: — Давно приехал? Подмастерье робко ответил: — Пару месяцев назад. — Удача соблаговолит тебе, раз сразу получилось попасть к одному из лучших портных Тейвата. Собеседники, не прерывая разговора, медленно шли по саду в направлении выхода из резиденции. — Не скажите… Будь удача со мной, мне бы удалось найти учителя в Фонтейне. И только после того, как последние слова сорвались с языка, юноша понял, что подобное могло быть расценено как оскорбление. Страх снова обуял его, но Царица сумела его успокоить: — Никогда не знаешь, какую дорогу уготовила судьба. Возможно, ты именно там, где должен быть. Мысль, высказанная Царицей, заставила юношу задуматься, и хоть времени, чтобы укорениться ей в его сознании было мало, так как женщина сразу продолжила, зерно сомнений все равно зародилось: — Взгляни на своего мастера. Он тоже когда-то, как и ты, прибыл из Фонтейна к моему двору и боялся, что не приживется в чужом крае. Помню, как в первый свой визит во дворец, он случайно перепутал двери и заглянул в зал для совещаний, где тогда шло собрание генштаба. Я тогда еще подумала, что он больше никогда не пересечет порог Заполярного дворца. Но вот по прошествии стольких лет этот уже далеко не юноша до сих пор здесь. И вполне прижился… Знаешь, какое слово мы используем для таких? «Обснежел». Юноша и Ее Величества в унисон рассмеялись. Подмастерье и представить себе не мог, что его всегда дотошный до мелочей мастер мог совершить такую оплошность. Видимо, все люди были не без греха. — Ваше Величество, — собравшись с духом, но по-прежнему робко задал свой вопрос юноша, — а вам разве никогда не хотелось сшить себе платье из другой ткани? — Ткани?.. — повторила за ним Царица и тихо-тихо вздохнула. — А ведь когда-то разнообразию моему гардероба могла позавидовать любая закоренелая модница Фонтейна. Жаль, что те времена далеко позади. — Но почему? — не понимал юный портной. — Все от того, что вы глава государства и должны носить костюмы национального цвета? Но ведь можно пошить домашнее платье, которые можно надевать только в своих покоях, или костюм для загородных резиденций или… Поток мысль юноши, которого не на шутку раззадорила эта тема, вновь прервал тихий голос: — Дело не в этом. Всё намного сложнее. Белый — не только цвет, с которым теперь ассоциируется Снежная. У него много и других смыслов. К тому же и белый стал национальным цветом уже после того, как я стала постоянно наряжаться в него, а не наоборот. Как и эти снежные просторы тоже не всегда были покрыты толстым слоем льда. В мире много чего переменчивого. Как и человеческая жизнь… Можно поинтересоваться, что для тебя значит белый цвет? Юноша глупо улыбнулся, предвкушая, каким предсказуемым будет его ответ: — Цвет снега?.. — А снег это символ чего? — Зимы? — неуверенно уточнил портной. Царица кивнула. — Верно. Вполне удовлетворительный ответ. А чем зима отличается от других времен года? — Зимой холодно, — снова стыдясь своей неоригинальности, ответил юноша, совершенно не понимая, как они пришли к такому разговору, — деревья и кусты теряют листву, водоемы замерзают. Сады перестают плодоносить. Все как будто замирает, природа… Молодой человек утих, не желая заканчивать свои умозаключения. Но Ее Величество настойчиво кивнула, чтобы тот решился договорить начатое. Стало понятно, что она не отступит, пока не услышит от него ответ. Ответ, судя по всему который она уже знала, так как в глазах юного портного явно умела читать его мысли. — Природа… — продолжил юноша, — умирает. — Все так, — подытожила Царица и подняла глаза к серому небу, — все так… Белый всегда считался в Снежной цветом смерти. В белом предавали ее жителей последней памяти в те времена, которые давно стерты из человеческой истории. Затем я стала носить белый цвет изо дня в день, и мои люди, стремясь подрожать своему Архонту, тоже сменили свои наряды, позабыв истинные смыслы того или иного. И только я, словно памятник безвозвратно ушедшего времени, помню то, что вкладывалось в суть вещей их предками. — Но если для вас, как и для предков современных жителей Снежной, белый цвет — цвет смерти, зачем Вы стали и продолжаете его носить? Царица медленно опустила взгляд с высоты неба до линии горизонта, а оттуда провела взглядом вдоль горных хребтов, покрытого снегом поля и пустого сада, вернувшись к удивленному лицу своего собеседника. Юноша по-новому взглянул на Ее Величество, словно увидя за холоднокровным фасадом что-то еще, как будто ему приоткрылась всегда запертая на тяжелый засов дверь. И в подтверждение этого он заметил, как глаза Царицы немного заблестели то ли от морозного колючего воздуха, то ли от чего-то еще. Она не ответила на его вопрос, но юноша, кажется, и без слов понял все, что она хотела ему сказать. Как бы то ни было, он и так получил от богини больше того, чего заслуживал. Они остановились в той части сада, откуда уже хорошо были видны поездные ворота, за которыми стояли сани портного. Ее Величество, вернувшись к своему привычному настроение, словно вновь надев маску, попрощалась и отправилась обратно во дворец. И в окружающей тиши лишь снег скрипел под ее ногами. Вскоре женская фигура растворилась в разыгравшемся снегопаде, который не оставил даже следов от ее сапог, так что теперь ничто не могло напомнить юноше об их милом, но печальном разговоре. За исключением портняжной ленты, за которой подмастерье был послан. По дороге до швейной мастерской, юноша все думал, не причудилась ли ему встреча в саду. В конце концов никто не мог отвергать тот факт, что погода в Снежной не из приятных и мало ли как она могла повлиять на неокрепшее тело. Однако даже будь вся эта встреча плодом его больного воображения, юноша все-таки кое-что понял для себя. И хоть эти выводы он никогда никому не озвучивал, всякий раз, когда он видел какую-либо девушку в белом, он мысленно снимал перед ней меховую шапку, ведь вдруг и она тоже была наследницей давно пропавших традиций и надевала белый наряд не в стремлении подражать Ее Величеству, а потому что тоже, как и она, носила траур по чему-то глубоко личному, но бесконечно любимому. Словно отдавая все свое сердце той боли, навеки похороненной во льдах.