Карл Пауэрс должен умереть

      Половина тела была мертва. Не самый худший исход, если подумать. Кто-то назвал бы его счастливчиком — только подумать, полжизни не прожил, а уже встретил две родственные души (и одну потерял, но другая-то осталась). Но кто-то, кто-то со знаниями физиологии, понимал — это обременительно: половина тела чувствует боль, половина тела умеет кровоточить, половина тела может оторваться, половина тела умеет гнить, половина тела болит, пока вторая может гореть, он всегда наполовину мёртв и только наполовину жив, и это не о состоянии плоти. Это о состоянии души.       Шерлок не возражал. Он лишь мельком посмотрел на белую радужку правого глаза и сказал, что это необычно. Он не сказал, что сочувствует о потере, не начал Джона жалеть, может быть, уже тогда Шерлок понял — он нашёл того, кого и не собирался искать. А Джон… ну, он не сопротивлялся. Неизвестный ему человек унёс с собой в могилу половину тела и души Джона, это не значило, что вторая половина тоже обязана лечь в могилу. Так это и началось.       Шерлок проводил исследования, Джон ему помогал. Вместе они проводили в лаборатории и морге больше времени, чем дома в одиночестве. Почему-то холод прозекторской был не таким колким, как холод пустой постели. Как-то незаметно для самих себя, но вполне очевидно для окружающих, эти двое начали встречаться.       Как Джон это понял?       Когда Грег спросил собирается ли Джон сделать предложение Шерлоку.       И, чёрт возьми, Джон собирался.       К слову, точно такой же вопрос в это же время задал и Майкрофт, но уже Шерлоку.       Так что да. В новогоднюю ночь они синхронно протянули друг другу кольца. Нужно ли уточнять, что дело было в морге? Молли уверена, что эту деталь можно опустить, потому что… честно говоря никто и не думал, что это будет романтично в общепринятом смысле.       И вот, наполовину мёртвый, но наполовину живой, в чёрно-белом смокинге, нет, он не фанат Харви Дента, это всё шутки Гарри, Джон стоит у алтаря и клянётся Шерлоку в любви до гроба.       — Почему только до гроба? — спросила его Гарри, когда он на пробу прочитал свою свадебную клятву.       — Кто знает, что будет после, — пожал правым плечом Джон. Гарри неловко закрыла рот. Никто не знает, что происходит с людьми после смерти, но учитывая живых мертвецов, нельзя утверждать, что после смерти всё останется как и до неё. Особенно чувства.       Что если умерев, Джон встретит родственную душу? Ту самую, которая давно мертва. Что тогда?       Никто не говорил об этом, но все понимали, почему честный и справедливый Джон выбрал именно такие слова для клятвы. Больше всех понимал Шерлок. Он не боялся смерти. Даже безрассудно подвергал себя опасности… пока не надел обручальное кольцо. Кольцо стало для него ремнём безопасности — Шерлок рвался в бой, бросался в неизвестность, но ровно до первой капли крови, после чего тут же отдавала дело в руки профессионалов, предпочитая переждать в безопасности. Он не стал трусом, но ему было что терять.       Возможно, это предложил Джон, но с тем же успехом, такое мог предложить и Майкрофт и даже матушка. Не важно кто предложил, важно, что Шерлок решил попробовать.       Он начал писать рассказы. Описывал свою жизнь, свои расследования, мысли на тему старых нераскрытых преступлений или ограблений. Иногда ломал голову над загадками прошлого и тайными шифрами — просто от скуки. И почему-то людям это нравилось. Они читали его блог, его рассказы, хотели посетить лекции.       С этого всё и началось.       И постепенно, не предполагая к чему всё придёт, Шерлок начал издавать книги. Детективы, разумеется.       Популярный автор со множеством фанатов — кто мог подумать, что восходящая звезда померкнет так быстро?..       Утро. Солнечный свет пробивается сквозь занавеску и неприятно режет здоровый глаз Джона. На кухне как обычно стоит две кружки кофе и в тостере два средней прожарки куска хлеба. На полу лежит Шерлок.       Ничего удивительного, он часто падает от усталости или чтобы разыграть Джона. Иногда он прикидывается мёртвым чтобы продумать насколько реалистичны позы и способы смерти, которые он описывает в книгах. В общем, Джон полностью игнорирует тело и шаркает к столу.       — Доброе утро, Холмс, — говорит он, потому что это их шутка. — Сегодня твоя поза особенно нелепа. Кого ты изображаешь? Вампира, который не нашёл гроб и решил поспать на полу? И, боже, ты что-то пролил на себя? Пахнет отвратительно.       Джон подходит и берёт кружку кофе, делает глоток и отмечает, что напиток идеальной температуры, чтобы его было комфортно пить. Дополнительно Джон смотрит на тосты размышляя что же на них намазать: масло или джем. Спойлер: он мажет и то и другое, и нет, не друг на друга. Солнце становится не таким раздражающим и появляется ясность мысли. Вместе с бодростью приходить осознание: Джон не слышит Шерлока. Каким бы хорошим актером ни был Холмс, он не умел задерживать дыхание на столь долгое время, ремне умел не дышать, не умел лежать абсолютно бесшумно и неподвижно. Всегда было что-то. Хоть какой-то звук.       Джон снова смотрит на Шерлока. На лежащего абсолютно неподвижно мужа, который скрестил руки на груди и закрыл глаза.       Это розыгрыш, думает Джон, не желая соглашаться с ужасными мыслями.       — Шерлок? — тянет Джон. — Если это шутка, то мне не смешно.       Шерлок молчит. Джон откладывает тост и медленно подходит к мужу, всматриваясь в его тело в поисках намёка на движение. Но Шерлок подобен статуи. Прекрасной, но лишённой признаков жизни.       — Шерлок, пожалуйста, хватит, — молится Джон, а про себя умоляет просто моргнуть, дёрнуть пальцем, вздохнуть. Но Шерлок молчит.       — Холмс! — кричит ему Джон.       Но Шерлок молчит.       Он умер странной смертью, которую не смогли объяснить. Даже лучшие люди страны, которых задействовал Майкрофт, не смогли назвать причины его смерти.       — Единственный, кто мог найти ответ — умер, — заметил ведущий вечерних новостей.       Джон, как единственный правообладатель на книги и будущие доходы от фильмов и продаж, стал миллионером, но ни один фунт не заставил его улыбнуться. Был ли он обречён на это? Провожать в иной мир тех, кого любил, тех, кто был предназначен ему Судьбой? Неизвестно. Но вторая половина тела тоже начала мертветь.       Он встретил двух людей, которые предназначались ему, и оба они теперь мертвы. Джон умер, но остался жить.       Шерлока похоронили на глубине шести футов под землёй. После смерти он не сохранил сознание или душу. Их гробовая доска наступила раньше, чем они думали, и с наступлением её всё что осталось Джону — отпустить Шерлока в мир иной. Куда бы он не отправился, Джон не сомневался — Шерлок найдёт чем заняться там без него.       — И какой теперь план? — тихо спросила Гарри. Она приходила навестить его раз в неделю, обычно по воскресеньям, что было достаточно иронично, ведь Джон не мог умереть. Может, иногда, в особенно плохие дни, он размышлял убьет ли его пуля, пронзившая висок, но Шерлок не хотел бы этого.       И вот, как когда-то обручальное кольцо стало ремнём безопасности для Шерлока, так теперь это кольцо сохраняло Джону видимость жизни. Может быть зря, кто знает?..       Как выяснилось не зря.       Потому что потерявшись в своих мыслях, во время очередной бессмысленной прогулки по городу, Джон встретил Джима.       Улыбчивого мертвого парня, который держал руки в карманах своего твидового костюма и рассуждал на тему мёртвых птиц.       — Они никогда не летают, — сказал Джим. — Ни одна мёртвая птица не взлетает в небо, даже если может шевелить крыльями, даже если явно умеет планировать и ловить потоки воздуха. Почему?       — Наверное им это не нужно, — пожал плечами Джон. — Что толку в полёте, если ты один, если ты мёртв и всё что можешь это смотреть за движением жизни?       Джим внимательно посмотрел на него. Чуть прищурив глаза, он хмыкнул.       — Жизнь или смерти, не всё ли равно? Пока ты ходишь по этой земле — веселись, иначе спускайся в могилу.       И это сработало. Непонятно как, но сработало. Словно Джим запустил механизм, который никогда не работал, словно показал как дышать. Тяжкий груз, лежавший на плечах Джона с момента, как Шерлок замолчал навсегда, испарился, и теперь Джон мог расправить плечи и начать жить как никогда не жил.       Джим был рядом. Неважно хотел Джон посидеть в баре или выпить крепкий кофе, собирался ли он на выставку или встречу с инвесторами (у Джона свой фонд, в который он и несколько не менее обеспеченных людей, вкладывают деньги ради будущего этой страны), читает ли он лекции или сидит в лаборатории. Везде был Джим. Иногда как подставной зритель, иногда как ложный студент, иногда как работник Бартса — казалось, для Джима нет ничего невозможного и единственное ограничение — это желание что-то делать. Если он хотел — то появлялся на званном ужине в элегантном костюме и сводил всех с ума своими изысканными манерами, если не хотел — даже лучшие переговорщики мира не могли его уговорить. И снова Джон не заметил, как начал встречаться. Почему? Потому что с той самой встречи в парке Джим не отходил от него, напротив, проникал в каждое мгновение жизни, делал всё, чтобы поселиться в голове Джона, особенно в моменты похожие на этот.       Вечер пятницы. На столе три тела. Все мертвы. Что довольно ожидаемо, они же в морге. Двое мужчин и ребёнок. Какое у них было будущее? Адвокат и прокурор, дочь от первого брака. Их преследовали за то, что они делали свою работу, их убили за то, что сделал кто-то другой. Дочь убили первой. Джону не сложно, но он вспоминает, что мёртвого нельзя убить и ему кажется, что если бы в момент их встречи Шерлок уже умер — им было бы проще. Шерлок сейчас был бы с ним.       — Я принёс чай, — из мрачных мыслей его как всегда достаёт Джим. — Что тут у нас?       Джон не знает что было до их встречи, какую жизнь вёл Джим, наверное, не хочет знать. Джим всегда загадочно улыбается и блестит своими мёртвыми глазами, не утруждая себя надевать цветные линзы. Может быть, спроси Джон о прошлом, Джим бы и ответил. Но Джон уверен — ответ его не порадует.       — Разборки, — отвечает Джон, указывая на дырки от пуль.       Джеймс пару мгновений внимательно осматривает тела и хмыкает.       — Интересно.       Джон с удивлением смотрит на него.       — Выдать убийство и суицид за просто убийство, довольно неплохо.       — Суицид?       — Это парочка знаменита своими ссорами и интригами, очевидно, один из них не выдержал и убил другого, а чтобы замести следы, ещё и себя убил.       — И какой в этом смысл?       — Потому что как ты правильно понял, первой умерла девочка.       Джон удивлённо ахнул. Прокурор в порыве ревности убил дочь адвоката, затем адвокат убил прокурора и себя. Пугающе виртуозно.       Джон привык к Джиму, к тому, что в любой ситуации можно обратиться к нему, можно попросить совета или просто пошутить на темы, над которыми в приличном обществе не смеются. У Джима было сумасшедшее чувство юмора, лишенное этики и морали, он говорил как думал, а не как было бы правильно. Он смеялся шуткам, которые отпускал Джон, когда они изучали очередное тело и это было… освежающе. Если не сказать, потрясающе. В любом случае, даже с Шерлоком было не так — он не понимал многих отсылок, не находил смешными темы смерти, не хотел размышлять о серой морали — для него был убийца и жертва, виноватый и правый, и эмоции, которые он отрицал.       Джеймс проживал каждый вдох, наслаждался каждым мгновением, смеялся от всей души.       Так что да, Джон снова влюбился. И чувство это было похоже на пламя. Всеобъемлюще и всепоглощающе. Без угасания даже от сквозного ветра, они сгорали от чувств и дарили друг другу улыбки, которые никто не мог увидеть.       На годовщину смерти Шерлока, Джон чувствовал смесь жалости и стыда. Было горько от потери, но ещё противнее Джону было от пустоты в груди. Он думал, что никогда не забудет, будет вечно скорбеть, ведь никто не мог заменить ему Холмса.       Но в итоге, боль ушла, ушли тоска и грусть, то место, которое занимал Шерлок, больше не болело — всё тело и душа Джона теперь принадлежали Мориарти. Безумному, неповторимому, единственному в своём роде. И Джону было стыдно перед Шерлоком, стыдно, что так легко и просто забыл. Ему казалось, что он перечеркнул их жизнь.       Джеймс не мешал. Он был рядом, улыбался едва заметной улыбкой и подносил чай, пока Джон проверял работы студентов. Прошёл год. Всего лишь год, а кажется вся жизнь. Джон труп, Шерлок мёртв, Джеймс… неизвестно жил ли он когда-то.       — Как иронично, — усмехнулся Джон, когда одна из старых книг Шерлока упала с полки на стол и раскрылась где-то на середине, — тебя нет, но ты всё ещё находишь слова.       Джеймс подошёл и закрыл книгу, стихи Бальмонта.       — Это не его слова, — протянул Джим, — и не о нём, — ещё одна изумительная вещь в характере Джеймса — он несносный ревнивец. Это должно было бы насторожить или хотя бы разозлить, но против всякой логики, Джон улыбался каждый раз, когда Джеймс так не прикрыто и достаточно глупо ревновал.       — А о ком же тогда? — уже догадываясь, что произойдёт дальше, лукаво прищурился Джон.       Джеймс сверкнул своими чёрными глазами — когда он смотрел на Джона его зрачки всегда расширялись до невероятных размеров, — и наклонился ближе, протягивая ладонь к щеке Джона.       — И прикоснулся к трупу труп, Джонни, о ком же это, не догадываешься?       Шерлок был забыт окончательно.       Поздней ночью, когда обоим не спалось, случился разговор. Обычный, о прошлом и будущем, без особого контекста, просто чтобы размять языки.       — Так ты предложил ему начать писать? — удивился Джим, облокотив голову на кулак.       — Что-то вроде. Сначала писал я, а он критиковал, так что я предложил попробовать и ему. И как-то так вышло, что он втянулся, — с ностальгической улыбкой кивнул Джон.       Было тепло и тихо, лучшее время для безмятежных разговоров с близким. Джон почти светился изнутри. Джеймс выглядел не менее счастливым.       — А ты знал, что у него был псевдоним? — легко спросил Джеймс.       Джон удивлённо вскинул брови.       — Что?       — В средней школе он писал небольшие рассказы, в основном бестолковые и смешные, что-то о пиратах и сокровищах.       — Капитан Блэк Чёрная Нога? — Начал улыбаться Джон, —да, он рассказывал об этом.       Джеймс согласно кивнул.       — Тогда ты должен знать, что вдохновленный Марком Твеном он выбрал себе псевдоним.       Джон нахмурился. Никогда прежде он не слышал об этом. Джеймс, довольный полученной реакцией улыбнулся.       — Карл Пауэрс.       Джон начал смеяться.       — Я не знал, — сквозь слёзы выдохнул Джон, — это в честь Остина Пауэрса?       Джеймс махнул кистью.       — Не думаю, что он знал о нём.