Пока ты меня держишь за руки, у меня ничего не болит

Их держат в темноте и практически полной тишине. В комнате нет окон, нет естественной вентиляции, только встроенный в потолок короб, из которого тянет свежим, очищенным воздухом. Никаких посторонних запахов. Лиц похитителей, кроме самого первого, они не видят: черные мешки, надетые на головы и Макао, и Тэ были настолько плотными, что они едва не задохнулись под ними. По крайне мере, Тэ. И то - больше от паники, остановить которую было ему не под силу, как он ни старался. Макао, вырывающегося и злобно матерящегося на английском, вязали крепче и качественнее, в итоге приложив чем-то тяжелым по затылку, чтобы было меньше хлопот. Их пихают, не церемонясь, в пустую темную комнату. Тэ умудряется остаться на ногах, а вот Макао кидают как мешок с рисом. Дверь закрывается, отрезая свет коридора. Тэ остается наедине с бесчувственным Макао и первые несколько минут не может вдохнуть от паники. Его еще никто и никогда не похищал, на него не наставляли пушку, он никогда не оказывался в настолько экстремальной ситуации, так что, Тэ уверен, паника простительна. Он дышит. Медленно, задерживая дыхание на несколько секунд. Когда паническое состояние отступает, он опускается к полу и медленно двигается в ту сторону, где бросили Макао, а наткнувшись на теплое плечо, едва не ревет от облегчения. - Нонг, очнись... Насколько возможно, Тэ проводит осмотр, если его, конечно, можно так назвать. На затылке у Макао ссадина и великолепная шишка там, где его приложили чем-то тяжелым, но в остальном юноша цел, дышит спокойно и размеренно. В какой-то момент Тэ кажется, что он спит. Но потом Макао стонет, хватая мужчину за руки - и как только сориентировался в темноте. - Это я, Макао, спокойно! - вскрикивает от боли Тэ - хватка у младшего мафиози крепкая. - Где мы? - отпускает его руку Макао и, судя по шелесту волос, берется за свою голову. - Меня что, так сильно приложили, что зрение накрылось? - Нет... - шепчет Тэ. - Здесь темно, хоть глаз выколи. - Ясно... Проклятье, голова... Сейчас осмотрюсь, пи, останься на месте. Тэ послушно остается сидеть на полу, пока Макао обходит комнату по периметру, исследуя на ощупь все, до чего дотягивается. Он слышит, как младший шипит что-то нелицеприятное в адрес похитителей, шаркает ногами у дальней стены, найдя металлический унитаз, и, что-то подобрав у дверей, приносит добычу Тэ. Вода. Невскрытые упаковки в заводском пластике на крышке. Они ощупывают их пальцами вдоль и поперек, ища возможные следы прокола шприцем, но не находят. Макао выпивает пару глотков, хоть Тэ и сопротивляется, но уговоры младшего действуют: они ждут пару часов, но Макао чувствует себя отлично (не считая больной головы) и только тогда разрешает Тэ напиться. На взгляд мужчины, это самая вкусная вода за последние несколько лет. Их держат в темноте и тишине. У них ничего не требуют в первый день, заставляя обоих мучиться неизвестностью. Оба засыпают прямо на твердом полу за неимением альтернативы - Тэ, уставший от неизвестности, и Макао, продолжающий мучиться от боли в голове. Младший настаивает было остаться на страже и не спать, но Тэ просто укладывает его рядом с собой и прижимается спиной к теплому боку. Он не знает, спит ли Макао, но на утро находит руку младшего на своем плече, гладящую его через тонкую рубашку успокаивающим жестом. На следующий день они просыпаются рывком, от громкого скрежещущего звука: дверь открывается, заливая комнату ослепительным светом из коридора, и сильные, совершенно бесцеремонные руки вытаскивают обоих из камеры, и, заломив руки, выводят куда-то. У Тэ горят глаза от яркого света, он не может сориентироваться в пространстве, и только слышит голос Макао, убеждающий его потерпеть. Убеждающий, что скоро их найдут его братья. Что все будет хорошо. Тэ уже не уверен в этом, когда видит их похитителя. Высокий белый мужчина, европеец, русый с проседью, обладатель плохо прооперированной «заячьей губы» встречает их обоих как дорогих, но очень редких гостей. - Тебе не в первой становиться разменной монетой в бизнесе брата, мальчик? - кривит он рот, с отвращением смотря на младшего Терапаньякула. Макао только фыркает и устраивается на своем жестяном стуле чуть удобнее. Его уверенность, даже не смотря на скованные за спиной руки, его спокойствие действуют на Тэ, как хорошая доза внутривенного успокоительного: прочищают голову и дают сил собраться с мыслями. - Старая песня, - закатывает глаза Макао. Он осознает, что вот сейчас им не вырваться: слишком большое количество охраны, все с оружием, а еще - сюрприз! - он совершенно не представляет, что это за люди. Об их истинной мотивации можно только гадать - или же все просто до банальности... - Чую тут призрак отца, а ты? - делает он пробный выпад. Ноздри похитителя, исковерканные поздней операцией, хищно раздуваются, а лицо медленно заливает алым - нельзя быть более очевидным на его месте. - Значит, отец... Почему сейчас? Его грохнули уже давно, а вы только в себя пришли от счастья? - Из-за его смерти сорвалась большая сделка! - рычит похититель. Его неопрятные руки в постоянном движении, и от их мельтешения у Тэ начинает болеть голова. Он смотрит на стоящего перед ними мужчину более критичным взглядом, отмечая и узкие, словно булавочная головка, зрачки, и постоянные раздражающие почесывания кожи на запястьях, глубокие синие тени под глазами. «Героин», - безмолвно пытается предостеречь он Макао, но тот, кажется, уже пришел к тем же выводам. - А тебе не говорили, что употреблять свою же дурь - это полная хуйня? - интересуется младший. - Я помню тебя. Джеккант не хотел иметь с тобой дела именно потому, что часть дури ты оставлял для себя, в личное, так сказать, пользование. Вопреки всем негласным правилам поставки, - Макао доверительно склоняется вперед, смотря в лицо своего похитителя. - Кхун Кан не любил идиотов. «А еще нас с Вегасом», - додумывает он, пока летит вместе с металлическим стулом в сторону, слыша только сдавленный крик Тэ. Их кидают обратно в темную комнату, и не дают ничего, кроме воды. - Какой хрен ему от нас нужно? - вслух, негромко, думает Макао, растянувшись на жестком полу рядом с теплым бедром Тэ. - Месть? Выкуп? Что там еще может придти в голову мафии... - негромко говорит Тэ. Его потряхивает. Вся злобная вспышка досталась Макао, на него самого их похититель почти не взглянул, только в самом конце, когда их уже волокли обратно в их темную клетку, Тэ почувствовал на себе, тяжелый масляный взгляд, от которого тут же захотелось вымыться до скрипа... - Не бойся, пи, - Макао, неловко извернувшись и зашипев от боли, хлопает старшего по плечу, дотягиваясь с пола. - Брат скоро нас вытащит. Не переживай, я с тобой, пи’Тэ. В кромешной темноте Тэ не видно его улыбки, но ощущает он ее всем сердцем. *** Их держат в темноте трое суток, и Макао уже начинает волноваться. Он изо всех сил своего красноречия поддерживает Тэ, который чувствует себя несладко и очень неуверенно. С точки зрения Макао ничего страшного не происходит. В конце концов, они почти целы, почти невредимы, а условия... Макао понимает, что происходит с Тэ. Ему самому где-то на грани сна и яви становится страшно, и хочется, чтобы пришел старший брат, чтобы темнота кончилась, чтобы вокруг были родные стены, а не неизвестный бункер где-то в городе. Разумеется, Вегас приходит. И не один. Их дверь не звуконепроницаема, и выстрелы, отборный мат и стоны оба слышат одновременно. Макао отводит Тэ подальше от двери, чтобы того не задела шальная пуля, и усаживает у дальней стены, закрывая собой. Все еще крепкие, пусть и ослабевшие от непредвиденной голодовки пальцы сжимают его предплечье, и Макао слышит прерывистое дыхание старшего. - Еще немного, пи’Тэ. Еще немного. Дверь распахивается с грохотом, отлетая, будучи сбитой с петель сильным ударом. Оба, и Макао, и Тэ, щурятся от яркого света, но голос Вегаса узнают мгновенно. Их отвозят в комплекс и оставляют в медицинском крыле до утра. Кроме небольшого физического истощения докторов беспокоит психологическое состояние обоих, так что от капельниц не удается отвертеться. Так Тэ узнает, что Макао боится игл. Почти до истерики. Ему приходится держать юношу за предплечье, пока медсестра, возмущенно алея щеками, возится с венами Макао, ставя катетер и подключая его к системе. С первыми каплями успокоительного Макао расслабляется, позволяя закончить все манипуляции без проблем. Он косится на отошедшего в сторону Тэ почти виновато и почти смущенно, но тот только разглядывает его, словно бы увидев в первый раз. Медсестра выходит, забирая пустую капельницу Тэ и оставляя их одних, и мужчина тихо произносит, словно размышляя вслух: - Знаешь ли, Као. Набить лицо моему бывшему любовнику - это одно, и никаких особых умений здесь не нужно... - говорит Тэ, делая шаг ближе. Глаза его не отрываются от лица Макао.. - Но не терять чувства собственного достоинства, присутствия духа и трезвости ума - и всё это в полной темноте, столь долгое время, пока никто из нас не знал, что с нами будет и сколько это продолжится... Вот это действительно ценно. Макао не успевает среагировать на быстрое движение старшего, склоняющегося к нему ближе, и только в следующий момент осознает тёплые губы на своих, легкое прикосновение к щеке тонких пальцев и абсолютно бескомпромиссное желание никогда не отпускать старшего из своих неловких объятий. *** Че ненавидел свое новое имя, свою новую фамилию, вид из окна и даже новую прическу. Че ненавидел запах краски для волос, деловые костюмы-тройки и узконосые ботинки. Че остро ненавидел Кинна, не знал, что думать о Танкхуне и старался даже в мыслях не возвращаться к Киму. Только это было провальной идеей с самого начала. Возвращался. Размышлял. Мысленно ругался. Но ни разу, ни разу больше не плакал. Серьезно, попробуйте хотя бы первый год после расставания не думать о том, кто разбил вас и ваше сердце. В восемнадцать лет. Без помощи психолога, психотерапевта и иже с ними. Будучи оторванным от единственной семьи на неопределенный срок, конец которого может наступить примерно никогда. Посмотрим, как у вас получится. У Че получалось не очень. И если весь день он был занят делами, учебой в университете, и на посторонние мысли просто не оставалось времени, то к вечеру накатывала она. Глубокая, искренняя, полноценная злость. ...Че выглядывает в окно, и родной Бангкок встречает его яркими бликами далекой иллюминации. «Праздник какой, что ли...» - лениво думает Че, ловя кожей тяжелый ветер, несущий в скором времени бурю. Но ураганы и цунами ему до лампочки. На душе у Че тяжело и муторно.