Пока ты меня держишь за руки, у меня ничего не болит

- Кто пялится... - пробормотал Ким, открывая один глаз. Че, смотрящий на него в упор, и ухом не повёл. - Тебя отключило почти на два часа после обезболивающего, пи'Ким, - протянул он, садясь на край койки. Ким с трудновыразимой радостью отметил, что стул Че был проигнорирован. Он ткнул кнопку пульта, поднимая изголовье, и уселся поудобнее, разглядывая поднос, который принёс Порче. - Ты знал, что больничная еда - самая невкусная? - Да. Именно поэтому я зашёл на кухню комплекса. Мы с тобой, оказывается, любим немного разное, так что здесь некий... компромисс, - Порче установил поднос на ножках и кивнул на маленький стакан с синей жидкостью. - Освежись. Сразу будет легче. Мне помогает. Ким, на удивление Порче - вполне послушно, прополоскал рот и с наслаждением потянулся за рисовой кашей с креветками и водорослями, но замер, так и не прожевав первую ложку до конца: - Это наш... обед? Порче заалел скулами и неловко кивнул. А Ким усиленно думал. Че даже немного забеспокоился - слишком уж мрачным выглядел тот, уйдя в свои мысли. Даже за руку Порче поймал - не иначе как от этой самой глубокой задумчивости. - Пи'Ким... Пи'Ким, больно. Понадобилось несколько секунд, чтобы Ким осознал - он сжимает пальцы Че слишком сильно. - Прости. (Да, прости, что я едва не проебался. Опять.) - Че, я отсюда выйду скоро. - Сиди уже, раненый! - возмутился Порче, чувствуя небывалый прилив сил от своей же непосредственности. - Выйдешь, когда выпустят, пи'Ким. - Че... - Киму было больно смеяться. - Это была не угроза. Я хотел сказать... Я скоро выйду отсюда и свожу тебя куда-нибудь. На обед. Чтоб без вот этого, - он кивнул на белые стены и пустующую стойку капельницы. Порче помолчал. Ким почувствовал, что рис медленно, но верно встаёт ему поперёк горла, и чем дольше Че молчит, тем больше вероятность умереть не от ранения, а от глупой и совершенно нелепой асфиксии. - Хорошо, - в конце концов выдавил Че, смотря на их всё ещё соединённые ладони. - Только без пафоса. - Договорились. Расскажи, что я тут пропустил?.. *** - У нас что, с помещением напряженка? - спросил Кинн, обнаружив Порша и Вегаса буравящими друг друга мрачными взглядами в одной палате. - Раненых много, твой любовник симулянт, а я теперь хроник, - буркнул Вегас, которому жизненно недоставало Пита. Но тот дежурил у дверей операционной и безнравственно, по мнению Вегаса, бросил своего любимого на корм пираньям. То есть, Поршу. - Я не симулянт, - в тон ему ответил Киттисават. - Я под наблюдением. - - Чего наблюдать, твою царапину на лбу? Будешь вторым Гарри Поттером? - Ах ты!... - Тихо, - возвестил Кинн, и действительно стало тихо. - Чана зашили, кровопотеря у него небольшая, обошлось без переливания. А вот Танкхуна до сих пор оперируют. Там и кровопотеря, и колено раздробленное, и били его... без фантазии, но сильно. Внутреннее кровотечение. Ты был прав, мы успели... едва-едва мы успели. - Ублюдки... - Порш, которого в самом деле, вопреки утверждениям Вегаса, приложили головой о несущую стену, обеспечив сотрясение мозга и поверхностные повреждения, откинулся на подушке, скомкав край одеяла. Кинн присел рядом с ним и положил руку на его стиснутый в ярости кулак, подготавливая к следующей новости: - У него... один раз остановилось сердце. Там, на операционном столе, - тихо проговорил он, даже не удерживая Порша, а сам цепляясь за него. Со стороны Вегаса послышался интеллигентный британский мат. - Его завели, но несколько минут мой брат был мертв. Он обернулся на Вегаса и вновь посмотрел на Порша. - Киму не говорить. Иначе мы Бангкок будем по кирпичику собирать обратно. Они помолчали, каждый думая о своем и о мужчине на операционном столе. Вдруг Кинн вспомнил что-то и через силу улыбнулся: - Кто сообщит Тэ, что мы здорово покоцали его гостиницу?.. *** Пит, умом понимающий, что находится в самой защищённой части комплекса, свой пост у операционной оставить не мог. Он любил своего бывшего подопечного, как только можно любить того, чьи желания ты привык за несколько лет угадывать по тону голоса, полунамекам или коварным вопросам, заданным нарочито истеричным голосом. Он знал, как вывести его из панической атаки, знал, какие лекарства Танкхуну стоит принимать, а на что у него аллергия. Он знал все его назначения, график сеансов психотерапии и то, чем тот любит перекусывать в два часа ночи. Это была его жизнь довольно долгое время, и изжить в себе привычку заботиться о взбалмошном старшем сыне семейства Терапаньякул он так и не смог. Да и не хотел, как бы ни ворчал по этому поводу Вегас. Так что на движение в глубине коридора Пит отреагировал мгновенно, доставая пистолет и прицеливаясь. И только узнав Чана, медленно двигающегося вдоль стены, смог расслабиться. - Иди. Прими душ. Я посижу. И кхун'Вегас заждался, буянит. - Ничего. Побуянит и перестанет, - пробормотал Пит, всё ещё испытывающий определённый пиетет перед начальником охраны. Чан усмехнулся, тяжело усаживаясь на неудобный металлический стул рядом со сгорбленным Питом. - Что если... - Никаких если, Пит. Даже в мыслях себе этого не позволяй. Пит согнулся на стуле ещё сильнее, упираясь локтями в колени и опустил голову. Плечи его вздрогнули раз, другой, и Чан, помедлив, положил тяжёлую руку ему на загривок, слегка придавливая. - Дыши. Давай, Пит, дыши. Сам знаешь, он снимет мне голову за тебя, если ему что-то не понравится. - И Вегас ворчать будет, - все-таки шмыгнул носом Пит. - Вот-вот. И Вегас. Оба вздрогнули, когда дверь операционной открылась, и, стягивая перчатки, в коридор вышел хирург. - Как он, кхун?! - подскочил на ноги Пит, быстро вытирая глаза рукавом рубашки. - Очень сложная операция, очень, - вздохнул хирург. - Колено мы не спасём, скорее всего, придётся делать искусственный сустав. Внутреннее кровотечение мы остановили, подштопали всё, что могли... Он сейчас в сознании. Две минуты, один человек. Пока мы не перевели его в реанимацию под наблюдение. Пит обернулся на Чана с отчаянием во взгляде, но тот только качнул головой: - Иди, Пит. Иди. А сам остался сидеть в коридоре, перед операционной, устало прикрыв глаза. "Когда-то ты сказал, что уйдёшь добровольно, если я покину семью. Что не будешь жить, не сможешь, не захочешь. Так вот я здесь. И я никуда не отпущу тебя. Не отдам тебя даже смерти". *** - Страшно было? Тонкие сильные пальцы зарылись в перепутанные чёрные волосы, и Макао с урчанием подставился под нехитрую ласку. - Да, - честно признался Тэ. - Твой брат переключил моё внимание, но всё равно... - он слегка потянул жёсткие пряди, и Макао понятливо приник ближе, обхватывая старшего за талию ещё сильнее. - А чего боялся сильнее, пи? - За тебя, дурень. Короткая фраза и сам тон, которым она была сказана, заставили Макао поднять голову с плеча Тэ, где он устроился, вполне довольный жизнью после короткого душа и чашки крепкого кофе. - За меня?.. - А ты думал, я штурма испугался? - Тэ погладил младшего по щеке. - Неудачного. - Ну... - Не заканчивай эту фразу, если не хочешь вылететь с моего дивана, - покачал пальцем Тэ перед лицом Макао. За что и поплатился. Палец был безжалостно пойман и прикушен. - Отдай. Макао только промычал что-то явно отрицательное, и Тэ смирился. - Что ж ты всё в рот тянешь... - рассмеялся он. Макао сверкнул глазами и, отпустив палец, прижался губами к самой середине ладони Тэ, придерживая её рукой. Тэ только прерывисто вздохнул. Они полулежали на диване в гостевой комнате, где временно жил Тэ, и куда, как и обещал, Макао двинул первым делом, вернувшись в комплекс. Только и успел, что смыть с себя грязь и запах пороха. Так и заявился к Тэ с мокрыми волосами, с которых капала вода. И был тут же сокрушительно обнят. - Я обещал вернуться и тебя поцеловать, пи'Тэ. Голос у Макао был хриплый, и Тэ только тонко улыбнулся, ничего не говоря. Младший в его руках был тёплым, уютным, ощущался на самом своём законном месте, и Тэ только медленно прикрыл глаза, давая ему свободу действий. Несколько секунд ничего не происходило, а затем Тэ ощутил как к его виску прижимаются горячие губы. Через мгновение они переместились к скуле, лаская тёплым дыханием, к кончику носа, заставляя Тэ улыбнуться от лёгкой щекотки. - У тебя чудесная улыбка, - выдохнул Макао. Его ладонь мягко поглаживала Тэ по боку, скрытому простой белой футболкой, и младший чувствовал, как под ней тяжело ходят рёбра: дыхание у Тэ было прерывистым. - Ты сам весь как волшебство. Чудо какое-то. Он продолжил касаться Тэ губами, целуя его лицо, и старший только и мог что улыбаться под нежными прикосновениями. Его пальцы давно вплелись в шевелюру Макао, не желая покидать понравившееся место, и теперь перебирали тёмные пряди, уже бессознательно слегка потягивая за них - всё сильнее с каждым прикосновением губ. - Као... - пробормотал Тэ, открывая сияющие, но затуманенные глаза. - Као, ты... Ты всегда будешь краснеть, когда я тебя так называю? - Пи! - Макао возмущённо уставился в ответ, сам алея щеками и даже, кажется, ушами. Но продолжить ему не дали. Тэ стиснул пальцы в окончательно растрепанных волосах и притянул младшего к себе, впиваясь в возмущённый рот. - Лучше помолчи, - запыхавшись, произнёс он, на мгновение отпуская Макао из своей хватки и коротко облизывая собственные алые губы. - Потом будешь возмущаться. - Потом это утром? - кровожадно усмехнулся Макао. - Потом - это утром, - согласился Тэ. Его тут же смело вихрем из крепких объятий и беспорядочных поцелуев так, что он на какое-то время потерялся в происходящем. Вот горячие руки Макао забираются ему под футболку, проводя по бокам, впиваясь в мышцы и заставляя вытянуться в струнку от силы прикосновений... Вот его несут на руках. Как действительно - самое ценное сокровище, так же бережно и нежно... Вот он зарывается лицом в воздушные подушки, пока Макао упрямо выцеловывает что-то только ему известное на изгибе давно желанного колена, а дорогой египетский хлопок холодит голую кожу... Макао весь - пылающий огонь, обжигающий прикосновениями, но согревающий до самой что ни есть глубины души. Тэ чувствует себя так, словно его сердце кто-то баюкает в ладонях и нежно укрывает от внешнего мира, от чего на глаза наворачиваются непрошенные слезы... Ему душно в собственной коже, и он тянет, тянет Макао на себя, обвивая руками шею, вплавляет в себя, обнимая сильными бёдрами за талию, притираясь ближе, как можно ближе... Макао подчиняется. Накрывает собой, вжимается горячей плотью в чужую, такую же твёрдую, и это ощущение окончательно выбивает из него разумный дух. Он не может прекратить целовать лицо Тэ и повторять - ты волшебство, ты чудо, ты сокровище. Макао сейчас себе напоминает сумасшедшего. Даже более сумасшедшего, чем старший кузен. Для него мир сейчас свернулся в одну точку - стонущего под ним от возбуждения прекрасного мужчину, и развернулся в своём сверкающем бесконечном великолепии... Что-то я сделал правильно в этой жизни, думает он на утро. Тэ ещё спит, разметавшись в развороченной постели и лишив Макао всех подушек, но младший проснулся привычно рано и смотрит, смотрит, впитывает в себя картину, представшую его сонному взгляду. Такое пристальное внимание не проходит даром. Тэ тянется, проваливаясь в глубину всех присвоенных им подушек, и медленно открывает глаза, встречая взгляд Макао. Ему лень шевелиться, да и необходимости нет, так что он лежит и разглядывает младшего из-под полуприкрытых век, но вся его фигура, едва видимая в ворохе одеяла, каждая чёрточка его усталого лица сияет таким неприкрытым довольством и приязнью, что Макао не выдерживает. Вскакивает со всего места, хватает старшего в охапку вместе с одеялом и держит, словно тот ничего не весит. - Макао! Тэ цепляется голыми руками за крепкую шею и смеётся. - Отпусти, сумасшедший! Поставь меня! Макао подчиняется, но коварно не удерживает одеяло, и то с шелестом перьев медленно стекает на пол. Оставшийся обнажённым Тэ только смотрит укоризненно и удаляется в ванную комнату, обернувшись через плечо на пороге. Макао дважды приглашать не надо.