***
Очередной унылый день обещал стать чем-то интересным для отца, сына и святого кота, ведь троица прямо в этот момент перебиралась в небольшой сельский городок Нокфелл. Спустя столько времени они наконец могли начать жить душа в душу, с чистого листа открывая для себя новый рай, где нет правых и виновных, а есть лишь маленький мир их дружной семьи. Гизмо, мирно спавший на заднем сидении, вдруг пробудился и по какой-то неведомой причине стал громко фыркать, порываясь залезть на сидение спереди. Генри пришлось остановиться посреди дороги и дать сыну проверить состояние кота. Салли увидел, как его лучший друг исходит слюной и яростно стучит зубами, он словно хотел что-то поймать, но у него это никак не удавалось. Внезапно всю улицу озарило ярким светом. Отец хотел было посмотреть, что произошло, помочь Салу при необходимости, но не обнаружил сына ни в самом транспорте, ни вокруг него, ни за пределами видимости. Салли исчез под фырканья растерявшегося Гизмо.***
Новый день — новый суд. Каждый чем-то схож и розен. Эта череда заурядных различий рутинной жизни затягивает, словно так было с самого рождения. Даже ощущения от первого раза давно уже разбавились чем-то менее масштабным. Завершилось последнее дело на день — пришло время для очередной прогулки. Что бы ни случилось, нужно помнить о свежем воздухе. Даже фортепиано в центре главного зала теперь пылилось сильнее, ведь сидя за ним не погуляешь. Краски осенней природы пробивались через тусклую мрачность города и леса: на полуголых ветвях можно было увидеть блеклое золото листвы, а сами деревья кутались в массу, что абсолютно не представлялась чем-то мутным, скорее — неудачно смешанным. Молодой человек в очередной раз брёл по знакомым местам, надеясь расслабиться и почувствовать себя счастливым, но с каждым разом лишь сильнее проваливался в испанский стыд от одного только факта своего существования. Всё, в общем-то, шло по плану, пока на плечо Ван Дорта не села ворона. За ней прилетели другие и стали кружить прямо над головой. Уже потом, когда волны прохладного воздуха беспрестанно начали окатывать лицо, когда вдали — где-то за деревьями — что-то внезапно засветилось, выбиваясь из общей атмосферы, мысли сменились с беспокойных на озабоченные. Мужчину снова начали терзать смутные сомнения насчет собственной вменяемости. Прямо сейчас происходило что-то нетипичное, странное. Словно всё было сном. Как и в тот раз, когда сверхъестественные силы утащили беднягу в загробный мир. Как же долго после этого он думал о сумасшествии. Но в той ситуации это всё же не было сном. Парень был не один, иначе на чём же другие люди построили бы его репутацию? Ворон всё сильнее терся головой о волосы чудака, пока тот не увидел, как на его пути появился ещё один, клювом толкавший в сторону дороги небольшое яйцо. «С чего бы птице обрекать своё потомство на смерть?» — подумал Ван Дорт, поднимая вместилище жизни с влажной земли. Он поднес его к уху, дабы убедиться, что там есть жизнь, но у ворона, продолжавшего сидеть на плече, внезапно обнаружились садистские наклонности. В один момент он слетел с плеча и стукнул по яйцу клювом, пустив в нем трещину. Мужчина одернул руку и попробовал посмотреть на содержимое внутри через крошечное отверстие. Увидел он лишь мешанину — жизни там не было. Пока он грустными взглядами выражал свои соболезнования кружившим воронам, на уме всплыло воспоминание, в котором ему уже доводилось использовать яйца в своих целях. Чудак бросил вопросительный взгляд на ворона и, пожав плечами и поджав нижнюю губу, мгновенным движением окончательно разбил яйцо об свою голову. Ничего не произошло, лишь вороны прекратили парить над душой. Всё смолкло, и для оправдания Ван Дорт младший серьезно посмотрел на них и со всей уверенностью в бархатистом голосе объяснил: — Желток… полезен для… структуры волос. Да… После такого позора он решил сразу вернуться домой, дабы не тратить время ещё и на самобичевание под осуждающими взглядами вороньих глазок. Путь лежал недолгий, можно было и не торопиться. Вот здесь привычно сужаются стволы деревьев, как по вкусу педантичной природы, рассаженных по всей местности от стройных опушечных до массивных — в самом сердце леса. Вот уже пройден каменный мост, ставший чуть ли не роднее города. На пути появились новые строения, которых не было буквально пару лет назад. А после них… на глазах стали вырастать постройки, которых на этом месте не существовало ещё полчаса назад. Их не могло здесь быть и вовсе, разве что построились бы сами. С приветом от тех самых впечатлений, что люди смогли испытать однажды, приняв гостей с «Того Света». Мужчина обернулся на звуки — вороны всё ещё преследовали его, но теперь не кричали, а лишь взмахивали шустрыми крыльями. Теперь им не было нужды привлекать к себе внимание, в Мире Мертвых стало одной тушкой больше. Мысленно прояснив для себя ситуацию, Ван Дорт младший успокоился: «Всего лишь внеплановый визит, не так уж это и страшно. Всё же, не тороплюсь». Улицы сразу же встретили гостя ярким колоритом местных жителей: тут вам и милые лавки «Second hand», где, при необходимости, непременно можно одолжить руку, ногу или другую часть тела, и гробы, в которых можно отдохнуть от долгой, крайне изнурительной дороги. Красота! Заново увидеть здешние достопримечательности оказалось чем-то воистину диким: теперь стали всплывать старые воспоминания, при переживании которых над сознанием главенствовал страх. Но, даже так, какие-то детали в голове сохранились, он даже знал верное направление. В таверну «Коленная чашечка», разумеется. Жизнь шла здесь своим чередом. Большая часть интерьера осталась неизменной, лишь на стенах появились набравшие популярность многополюсные телефоны — коробки с дверцами и исходящими от них проводами. Показалась мисс Плам, бегающая между столами и барными стойками. Кожи на ней в этот раз было гораздо меньше: почти вся слезла с лица и полностью — с рук. Она всё так же мило вела беседы с клиентами в своей манере, но с какой-то поразительной закономерностью цепляясь взглядом за Мэйхью, успевшего где-то лишиться левого глазного яблока и пласта кожи на носу. Нельзя было не узнать этот силуэт, слегка исхудавшую фигуру. Кучер всей его семьи, самый первый друг детства, теперь он пребывал здесь в беспробудной беспечности. Гость отреагировал на изменения вполне спокойно, не выразив и толики удивления или недоумения, хотя покойный друг, судя по всему, сам немного смутился перед живым господином. Некоторое время чудак не решался подойти, дабы никого не смущать, но к нему внезапно обратились: — Виктор, здравствуй! Чего стоишь как неродной? Проходи-проходи! Думаешь, забыли тебя? Как же, помним-помним! Проходи… — одушевленная мисс Плам, должно быть, заприметившая переглядывания своего земляка, решила поторопить гостя для их скорой встречи. Ван Дорт младший подошел к стойке, расплываясь в теплой, но такой глупой улыбке. Он поднял руку и распрямил кисть в приветствии, но пальцы тут же загнулись обратно в кулак, слегка подрагивая. Последовало объятие, которого никто не ждал, но в котором все нуждались. — Живенько тут у вас, — произнес Виктор громче положенного, на что в зале тут же рассмеялись. — Что нового? — Да вот, — начал свою речь Мэйхью, слегка похрипывая. — Чем можем, тем и существуем. Сами Вы как? Как семья? Дети уже есть? Как… — Мы уже полтора года как разведены, детей нет, у меня всё отлично… у неё тоже, — отчеканил гость с явным нежеланием продолжать говорить об этом, но всё ещё улыбаясь. Это была уже не та добродушная гримаса его отца, скорее — презрительная ухмылка властной матери. Ещё и эти густые пряди самых темных оттенков ночи, прямо как у нее когда-то давно. — М-м… Признайтесь честно, что Вы натворили? — с любопытством и излишней теплотой мертвого взгляда поинтересовался кучер. — Ничего, — с чистой совестью ответил он спокойно. — Прямо уж? — последовала недоверчиво поднятая бровь. — Абсолютно! — с непониманием заверил Виктор, разводя руки в стороны. — У нас возникли… расхождения во взглядах на жизнь. Мы не сошлись. — Подробности? Последовал недоумевающий взгляд, на который Мэйхью ответил без капли сомнения: — Я же имею право знать? Клянусь, ни одна живая душа не узнает, — положив руку на сердце, произнес мертвец, улыбаясь. Виктор не смог сдержать легкий смешок, но тут же вспомнил тему их разговора и снова сделался грозен, словно на его плечах сейчас лежала немыслимая ноша. — Как бы выразиться приличнее… Если говорить коротко, то бывшей жене не нравилось, что я недостаточно активен… во всех смыслах этого слова… я… Я говорю что-то смешное? — Нет-нет, простите. Хех, хе-хех. А в чем причина Вашего… пассивного поведения? Может что-то со здоровьем? — Нет, я абсолютно здоров… почему-то. — И что тогда не так? — Я не знаю. Просто не испытываю никаких потребностей. А этой женщине подавай лЮбОвЬ, детей и вот это вот всё. Я говорю ей: «Нам ещё очень рано», а она: «Потом будет поздно» — он манерно растопырил кисти рук, активно жестикулируя. — Говоришь ей поставить себя на ноги для начала, но нет! ей нужно совершить ошибку, чтобы потом жалеть о ней всю жизнь. — А почему это должно быть ошибкой? — Мэйхью, ну сам посуди: что я сейчас могу дать ребенку, что я мог дать тогда, если я сам ещё ребенок? Даже не так — я безответственный кусок мяса, которому никак нельзя доверять воспитание. Я сам не так давно научился обеспечивать себя едой, о чём мы вообще говорим?! — М-да... И как она, жизнь холостяцкая? — Всё хорошо, спокойно… Не жалуюсь, — оживленно произнес он, делая долгие паузы между словами, поведя плечами на последнем заверении. — Здравствуйте, о чём речи ведёте? — на зов жизни пришел Альфред, как обычно, выглядящий восхитительно. Что-то должно оставаться неизменным, так пусть этим чем-то будет темно-фиолетовый смокинг и ботинки с острыми носами, которые прослужат дольше костей своего владельца. — О радостях одиночества, – отозвался Виктор с каким-то излишним весельем. — Но ведь совсем в одиночестве быть никак нельзя! Человек — существо социальное, Винсент!.. Виктор!.. Чем живешь? Как родители? — Ну, родителей я больше не видел после того вечера — моего первого визита сюда. А насчет жизни… Что ж, после свадьбы мне пришлось столкнуться с обвинениями в «бесовских делах», самому защищать себя в суде, потерять веру в человечество… и прочая ерунда. Суд я, кстати, выиграл. — А потом ему стали поручать дела государственной важности, а в городишко понаехало множество всяких заинтересованных! — кто-то из зала подхватил историю гостя. — Они столько всего понастроили только за два с половиной года! Все перебираться стали, население раз в десять выросло. Тьфу! Все мы знаем эту песню! Свежий мертвец довольно приятной наружности, изрядно перепивший, сидел рядом с мужчиной, рассеченным на две половины острым орудием. Узнать его было легко — прокурор местной конторы. Точнее сказать, был им когда-то. — Сэр, позвольте узнать, откуда Вы наслышаны? — поинтересовался Альфред. — Меня из-за него отстранили, а потом и вовсе выкинули, как какую-то собаку. — Попрошу не использовать животных для подобных сравнений, — вроде бы и обиженно выкинул Виктор, но посетители таверны сразу заметили на его лице насмешку. Он явно был доволен. — Чем же они так тебя обидели? — обратился к гостю шепелявый червячок, не пойми откуда взявшийся в одном из мертвяков. — Хотели отправить меня к вам прежде времени. — И что же? — Не в этот раз. В череде будничных разговоров Виктор заметил что-то странное даже для подобного места: пара-тройка скелетов уводила кого-то в неизвестном направлении, какого-то ребенка. Несмотря на ярко-синие волосы, кожа его, хоть и была бледной — даже серой, — не казалась типичной для мертвеца. Назрел интересный вопрос, который ещё некоторое время ютился в тесном сознании, потому что тема беседы ему не соответствовала. — А как часто сюда вообще живые люди захаживают? Все смутились, лишь Вдова выползла откуда-то сверху. Верткие лапки ловко перенесли её на барную стойку к Полю, терявшемуся в недоумении. — Единицы. Лишь избранным подобное доступно. — Избранным идиотам, попавшим под чье-то проклятие или клятву по собственной глупости? Ну да, тут умудриться надо… Спасибо. — На моей памяти Вы были единственным живым посетителем, сир, — вмешался Поль, неизменно двигаясь в пространстве с помощью тараканов. — Ах, да. Ещё же этот… как бишь его? — обратилась к залу мисс Плам. — Он не считается. Его вообще из другого мира вызвали, — неторопливо заговорил рассеченный мертвец, растягивая паузы между словами. — Но живой же… Уточнять Виктор не решился, опасаясь оказаться причастным ещё к чему-нибудь, на что тратить нервы совершенно не хотелось. — А домой как вернуться? Всё-таки сейчас, пока я ещё не успел ничего испортить… А-а! Если в тот раз оно… тогда в этот… — переполненный оптимистичными мыслями, он отошел подальше, манерно поклонился и улыбнулся приятелям. — Что ж, Прыг-скок, дамы и господа. Ван Дорт младший сказал это и тут же растворился на глазах своих славных приятелей. Он очутился в Мире Живых, появившись, конечно же, как самый настоящий черть, на одной из главных улиц города. Благо она была совсем уж близко к его дому, и он благополучно добежал до безопасного места прежде, чем суеверные смогли бы изгнать из него дьявола.***
Что может быть лучше жареной рыбы с картофелем на ужин? Она же, только с острым соусом и наисвежайшим хлебом из пекарни. Когда человек всерьез увлекается чем-то новым, это дело видится ему не только очень важной частью жизни, но и навыком, без которого не сможет обойтись абсолютно любой представитель общества. Обособившийся от чужого вмешательства Виктор тоже придерживался позиции, при которой готовка приравнивается к целому искусству. Иной раз он даже задумывался, зачем людям удовлетворять свои пресловутые животные потребности, когда настоящее удовольствие кроется в познании себя и занятии приятным делом, от которого тебя накроет волнами экстаза похлеще, чем от низменных радостей. «Ты мыслишь так, будто знаешь, что находится в головах других людей. Для начала попробуй уследить хотя бы за собственным сознанием, олух». Это было справедливым суждением, на котором мысленный спор с самим собой и заканчивался. Нарезать, посолить, поперчить, поддать муки, пожарить, сварить картофель и внести последние правки перед подачей к столу — звучит так просто, но сколькими способами всё это можно сделать. А искусство как раз и проявляется в индивидуальности. Именно в момент последних приготовлений в дверь постучали. На пороге дома стоял Эмиль. Во все времена элегантен и утончен, лишь по промокшей одежде и усам можно было понять, что сейчас от этого человека на тебя не свалится гора критики или насмешек. «Он ведь работал на семью Эверглотов даже после пропажи родителей Виктории, так с чего бы ему заявляться сюда?» — Здравствуйте, мистер Ван Дорт, — заговорил он продрогшим голосом, приподнимая шляпу, с которой тут же начало капать. — Могу я просить о приюте в столь ужасную погоду? «Просить-то можешь, а зачем мне прислушиваться к чьим-то просьбам?» — рассудил Виктор, но совесть взыграла, и он не сказал путнику ни слова против. — Не могу обойти стороной и не полюбопытствовать, почему Вы здесь в такой ненастный вечер, словно скитающийся обездоленный? — В ателье задержался, заказов было много, — не без смущения проговорил Эмиль. — Забирали что-то для домашних? — Ты… Вы видите у меня в руках что-то постороннее? — раздраженно процедил дворецкий. — Не оставалось других предположений. Просветите меня, темного человека, если я был не прав, — в который раз улыбаясь правым уголком губ, подосадовал Виктор со спокойным выражением лица. — Я доставляю заказы на дом с недавнего времени. — Как же так вышло? — Ван Дорт уже и не старался скрывать лучезарную улыбку, и, подав гостю полноценную порцию, оторванную прямо от сердца, подпер голову рукой и стал внимательно слушать. — Благодарю, — отозвался Эмиль на поданные столовые приборы. — Как это обычно и бывает — хозяева обанкротились и отказались от моих услуг. — Ай-яй-яй, бедняга. Кто бы мог подумать? — всё не унимался Виктор, смотря на собеседника самым счастливым взглядом. — Надеюсь, у Вас всё будет хорошо, — запричитал он с видом озабоченного маньяка. «Как же, надеется он. Кого ты обманываешь, бессовестный лжец?» Несмотря на очевидную неприязнь со стороны хозяина дома, дворецкий молчал на протяжении всего ужина. За это время и желание острить малость пропало. Эмиля и впрямь отчего-то стало жаль. А ведь, когда шли суды над Виктором, он был одним из первых в очереди, добивавшихся его казни. В какой-то момент остроты сменились на вполне душевные разговоры. Дворецкий даже посчитал приемлемым для своего статуса рассказать рыбному мальчику о своих проблемах и планах на ближайшее будущее. О том, как он усиленно изучает столярное дело и практикует преподавание на дому. «Зачем мне, выродку из консервной банки, это знать? Его превосходительство не понимает, что дворняжка злопамятная?» Разные мысли теплились в нем, но вслух он решил выразить лишь слова поддержки и надежды на лучшее. Эмиль ведь сам по себе не так уж и плох. Заносчивый, а кто идеален? Виктор что ли? Никоим образом! Дождь стих часа через полтора. К тому времени уже почти стемнело, и Ван Дорт вызвался проводить мужчину хотя бы до ближайшей улицы с минимальным освещением. Первым таким местом оказался неприметный переулок близ подворотни. Дворецкий снова поблагодарил добродетеля, и они распрощались. При осмотре малознакомого района взгляд мужчины зацепился за неподвижные фигуры. Несколько юношей в гимназических сюртуках стояли полукругом под тусклым светом фонаря и что-то усиленно рассматривали и ворошили прямо под ногами. Виктор присмотрелся. Это не было «чем-то», в ногах у них лежал живой человек. Он не издал ни звука, пока над ним бесцельно глумились. Его пинали ногами, звали выродком. Какой-то особо отличившийся индивид замахнулся на лежачего ногой, да так, что удар получился громким, несмотря на глухость. Страдалец издал тихий стон. «И что делать? Не думаю, что смогу чем-то помочь, даже если захочу. Кто знает, вдруг они его подстерегут позже и забьют в два раза сильнее?» «Ебучий ты кусок мяса… А если он сейчас умрет по твоей вине? Ты можешь что-то сделать, но не будешь? Серьезно? Ты даже не олух, ты идиот безо всяких моральных принципов и собственной воли! Жалкий кусок дер…». — Эй, молодые люди! — всё же вмешался Виктор, движимый отголосками совести. — Не подскажете, как пройти в библиотеку? Толпа из пяти моральных уродов сразу же разбежалась в разные стороны, а бедняга встал, подрагивая. Легко одетый, в лохмотьях, весь запачканный грязью, в странной маске с прорезями для глаз. Жуткая картина. Он выглядел выбивающимся из общей атмосферы, мужчине так и хотелось вслух спросить о том, нужен ли будет ему адвокат в будущем. Он стал медленно приближаться к ребенку, но дитя пугливо отступало от него всё дальше. Отдышавшись, мальчик побежал прочь. Прямо через неосвещенную подворотню, куда Виктор идти уже не собирался. Какие же дети все-таки жестокие создания. И когда у них происходит переход из тех, кого нужно защищать, в тех, от кого необходимо защищать других? Виктору в свое время повезло — его не только не трогали, но и не замечали даже. Впрочем, как и всех остальных. Группы друзей были небольшими, в разговоры в них — унылыми и неинтересными. Самым забавным было то, что в таких компаниях тяготили даже темы, приходившиеся по сердцу в повседневной жизни. Чудак вернулся домой, но там его поджидали новые гости. Все здесь: Мэйхью с мисс Плам, Костотряс, Вдова с опарышем, Альфред, Поль с тараканами, некоторые неизвестные личности. Даже Скрепса и Старейшину Гуткнехта прихватили. — Я всё-таки успел что-то натворить, — заключил Виктор утвердительно. — Здравствуй, Виктор, — начал Гуткнехт неторопливо. — Приносим свои извинения за вторжение. У нас возникли дела в Мире Живых, понадобилось пристанище. Благодарствуем за проявленное нам содействие. Ван Дорт младший осмотрел внутренности дома и, не заметив ничего странного, равнодушно пожелал всем «бодрой ночи» и ушел спать как ни в чем не бывало. Утром его поджидала череда неожиданностей: по всему дому разбросали книги об устройстве миров Живого и Мертвого, оказалась опустошена винная комната, скудные серые стены были варварски исписаны оккультными письменами, а галерея — зала на втором этаже — превратилась в пристанище мертвецов. «Не так всё и плохо». Так или иначе, говорить увлеченным трупам что-то не по делу сейчас было бесполезно, а подстраивать условия под себя — времени не было. — Мне нужно отчитаться по работе за квартал, не убивайтесь от скуки. — Я с тобой! — провопил червячок и со скоростью света забрался в карман пальто. За всё время Виктор не проронил ни слова, лишь слушал россказни опарыша. Каких людей в Мире Мертвых только не прибавилось за три года! И спившиеся банкроты, и затравленные заключенные, и утопленницы, и городской глашатай, забитый насмерть во время рассказа очередной недоброй вести. Самым пугающим было некоторое причастие Ван Дорта младшего ко всем этим группам людей. Кроме утопленниц, разумеется. На обратном пути они наткнулись на пару молодых людей, которые у обоих вызвали расплывчатые воспоминания. Это была Виктория. Не Ван Дорт, даже не Эверглот. Фамилия её была так же неизвестна, как и судьба нового мужа. Он шел рядом с ней, улыбаясь. Весь из себя незатейливый, но с милыми, необыкновенно белокурыми кудрями. Одеты они были весьма скромно, но, казалось, их души сейчас светились счастьем сильнее, чем у Виктора за всю его жизнь. Он бы и хотел порадоваться за них, но… — Постойте, Жюль, — заговорила она. — Пусть этот «мертвый душой» пройдет, смотреть тошно. Главное с ним не говорить, а то ещё поднимет бунт, засудит, проблем потом не оберешься. — Это сейчас к чему? — бросил Ван Дорт в пустоту. — Да и… я в своей лучшей форме сейчас, на что это Вам так претит смотреть? — С чего же Вы это взяли? — Я чувствую это всеми фибрами своей прогнившей души, — заговорил он манящим шепотом. — Тешить себя яствами и следить за здоровьем весьма приятно. Особенно когда есть на это средства. «Попрекать людей деньгами, до чего же ты докатился», — подумал он уже после того, как сказал это. — Как же ты жалок, — безэмоционально проговорила Виктория, направившая взгляд прямо в его наглые глаза. — Ах, какая пара! Пи… — договорить червяк не успел, Ван Дорт вытащил его из кармана и резким движением откинул подальше в сторону. — С тобой всё ещё творится чертовщина? Ты ею пользуешься в своих целях, да? — она начала городить околесицу под непонимающие взгляды двух мужчин и червяка. — А я ещё и спасти тебя хотела… Ничтожество. — Внезапно. На этом разговор закончился. Пара молодых людей стремительно удалилась, а опарыш попросился обратно в карман. — И ради этого ты предал нашу драгоценную Эмили? — Я никого не предавал. Она освободилась и упокоилась благодаря моему вмешательству. Хотя бы в этом моя совесть полностью чиста, — проговорил Виктор спокойно, уже двигаясь к дому. — Кстати, я нашел могилу, которую возвел её отец. Знаю, это было лишь формальностью, но почему-то для меня это оказалось приятным фактом. И, да, предотвращая дальнейшие вопросы, я её люблю. Она была прекрасным человеком, не сомневаюсь. Слишком хорошим для этого мира… — А Виктория? — За нее я тоже рад. Она нашла свой «тихий уголок». Ей без меня намного лучше. — Ты её всё ещё любишь? — Нет… Зато! — продолжил он будничным тоном, — теперь я точно знаю, что любовь с первого взгляда — полная чушь. С годами претензии друг к другу будут лишь накапливаться. Поэтому я рад и за себя тоже, ведь мне удалось выпутаться из тягостного брака раньше появления… побочных обстоятельств.***
Виктор решил пойти и прогуляться с чистой от исполненного служебного долга совестью. Опарыш решил остаться дома, а зря. Такая прелестная природа, эта предзакатная свежесть, всё располагало для появления хорошего настроения. Пришлось лишь взять зонт на всякий случай, но это нисколько не умаляло позитивного настроя. Лес всё так же благоухал сыростью и запахами отцветших растений. Красота! Так некстати послышались голоса посторонних. Стало неимоверно обидно от предвкушения диалога с незнакомцами, которые вторглись на эту территорию. В диалогах главное — постучать в дверь соседа громко. Благо этого не потребовалось — никаких хижин, куда нужно было бы набираться смелости зайти. Люди сидели на поваленном дереве и заметили Виктора ещё издали. Дело запахло пьяными бандитами. «Снова ты?» — мысленно обратился он к ребенку, лежавшему в ногах одного из них. Он тоже удостоил Ван Дорта пугливым взглядом, но не более того — глаза его тут же опустились. — Приветствую, господа. Могу ли я узнать, что здесь происходит? Кто-то из толпы встал и подошел ближе. Хорошо сложенный мужчина в потрепанной куртке — тут все были примерно одинаковые, — но этот на вид был искушенным, знающим болевые точки «собеседника». — Здравствуйте. Мы тут продумываем убийство одной значимой персоны, не поможете? — Боюсь, это вне моей компетенции, простите. Хоть Виктор и старался не терять лица, хоть это и получалось, внутри он всё равно уже успел умереть от страха. — Чего ждешь? — рявкнул кто-то из толпы. — Вашего ухода. Вы засоряете лес и на пьяную голову собираетесь сотворить непоправимое. Хотите, чтобы я просто ушел? «Зачем нарываешься, идиота ты кусок? Вот чего ты добиваешься? Чтоб тебя убили или нагнули? Так они тебе это сейчас и устроят. Посмотрим, как запоешь, кусок олуха». Прямо сейчас Ван Дорт младший особенно четко услышал мысли своего сознания. Оно то кричало бежать, то призывало смириться. Однако, вопреки всему, тело не послушалось ни одного из советов. Матерый пьянчуга подошел ещё ближе. Остальные решили остаться в стороне и дать своему человеку разобраться самому, один на один. Виктор глубоко вздохнул перед принятием единственно верного решения — нажатием кнопки он выдвинул стержень зонта до упора. Никто сначала и не понял смысла действия, пока за ним не последовало несколько точных ударов в челюсть. Бандит слегка замешкался, что дало возможность парню пустить в ход руки и ноги. Словно движимый неведомой силой, он быстро повалил мужчину на сырую землю и уселся в области его поясницы, заламывая за спину громадные руки. Он действовал быстро и точно с самого начала, со стороны даже могло показаться, что всё это было постановкой. — А это не тот самый адвокат? Который этот… ну… тот самый. Чудак с метрвецами! — кто-то заметно протрезвел после неожиданной победы соперника, пусть и не самым честным способом. — Вроде похож. И что теперь? Они решили коллективно сбежать с места драки, не забыв и о своем пострадавшем товарище. «На твоё счастье. Легко отделался, ха?» Виктор решил проводить их взглядом и заметил, как синеволосый оборванец под шумок отделился от банды и убежал в другую сторону. «Ну хоть мальчику помог. И что-то хорошее в тебе есть, олух». «Интересно, а в судьбах этих людей я тоже как-то замешан?» — размышлял Ван Дорт по пути домой. Дверь ему открыл Костотряс, с порога звавший в пляс. Фортепиано зазвучало впервые за долгое время. Да так громко, стало даже как-то непривычно. «Оно всегда было таким звонким?»***
С самого утра Виктор пребывал в хорошем настроении. Перед началом работы он доел запасы супа, а это значило, что кто-то сегодня пойдет за продуктами. День для кулинарного творчества был воистину подходящим, даже внезапный дождь не испортил настроя. К трем часам дня ароматный суп с овощной зажаркой был уже почти готов, как вдруг… — Ой, извини. Я и забыл, что ты не ешь пыль. Нам бы понравилось. Я растяпа, прости. Выражение лица Виктора нужно было видеть. Его всего так перекосило, словно в мире совсем скоро станет на одного утопленника больше. Немой вопрос читался так же четко, как и страх перед дальнейшими кознями мертвого кучера. Мало ли, что он ещё бы смог придумать? — Что… — хотел было начать ругаться Виктор, как вдруг, в памяти внезапно всплыло старое воспоминание. Мальчик лет трех-четырех сидел рядом с кучером на кухне. Нелл Ван Дорт пошла отдохнуть, попросила прислугу доварить суп. Он был уже почти готов, ему оставалось только немного потомиться. С уходом матери мальчик будто ожил и начал изучать столовые приборы, расспрашивая обо всём старшего. «А зачем этот нож? А эта вилка? А молоток зачем?» Мэйхью, конечно же, терпеливо отвечал ребенку на все вопросы. «А песок зачем?» «Какой ещё песок?» «Вот этот, светлый! На сахар или соль непохож. Перец?» Кучер посмотрел на баночку с содержимым, ожидаемо, это был желтый перец. «Суп тоже желтый, а вдруг его забыли добавить?» — подумал мальчик и без капли сомнения отсыпал немного из банки, когда Мэйхью ушел посмотреть, из-за чего лает соседская собака. Мальчик уже хотел слезать со стула, но осмыгнулся, и баночка угодила прямо в кастрюлю. Он выловил перец половником, но, вот незадача, рукой случайно опрокинул всё содержимое на себя. Обжегся знатно, так ещё и подставил своего друга, которому пришлось варить всё заново и помогать глупому пострадавшему ребенку. «Моё существование — один сплошной стыд. Убейте меня кто-нибудь уже». — Мэйхью, прости меня. Прости, пожалуйста. Я идиот, — проговорил уже виновато улыбавшийся Виктор. Когда ответом ему последовала теплая улыбка мертвого кучера, Ван Дорт тихо рассмеялся. Друзья снова обнялись. Для мужчины будто и не было застоявшегося запаха гнильцы, его не так уж сильно заботил испорченный суп. Можно проветрить помещение и сделать блюдо заново. Главное, что Мэйхью простил его. Слабо моросящий дождь не был преградой для прогулки. Сырость снова возымела целебный эффект для души. Чтобы полностью расслабиться, Виктор решил пойти туда, где вчера ему встретились нерасторопные бандиты. Пока он дошел, изморось уже закончилась. Как и ожидалось, здесь никого не обнаружилось. Решено было пойти домой, как вдруг, мужчина услышал как кто-то суетился совсем близко. Он прошел немного на звук и увидел всё того же мальчика в маске. Только теперь он стоял на четвереньках с опущенной головой, его руки и ноги были в свежей грязи, ещё даже не засохшей на худощавом теле. — Эй, ищешь что-то? Мальчик замер. Тело его дрожало, а взгляд был неизменно опущен. Он заговорил продрогшим голосом: — Сэр, вы не видели мой глаз? Искусственный, стеклянный такой… — на этих словах он поднял взгляд. И правда, правого глаза не доставало. В прорези под него виделась лишь пустота. — Я даже… не помню, когда он выпал. Где его теперь искать? Они же меня убьют… раньше времени. Дитя перешло на всхлипы и стоны. Оно плакало от обиды, стоя на вымазанных грязью коленях, перебирая мусор с земли запачканными по локоть руками. Грустное зрелище растопило сердце Виктора, впервые за долгое время в его душе проснулась искренняя жалость к живому человеку. — Ты помнишь примерно, где успел побывать в течение дня? — спросил он, уже понимая, что вдвоем они не успеют ничего найти и дотемна. — П-примерно? Помню… — дрожь накрывала его всё сильнее, дыхание беспрерывно сбивалось. Ван Дорт занес в мысленный список дел стирку, поднял ребенка на ноги и быстро закутал его в пальто. — Жди здесь. Я скоро, — только и произнес Виктор, заметивший совершенно нехарактерный для этого тусклого мира, голубой цвет глаза. Это было намного красивее черных, которые все всегда называли «карими», потому что не любят черный цвет. А если он ещё и один на всех людей мира, то это вообще беда. Мужчина с самого начала знал, куда пойдет за помощью — на ближайшее кладбище. Его не заботили люди, что случайно могли там находиться. Не волновала его и опасность снова прослыть дьяволом. Он безо всяких раздумий встал посреди могил и начал неистово кричать, даже не будучи уверенным, сработает это или нет: — Мои мертвые друзья, приятели и незнакомцы. Вы нарушаете правила сосуществования миров Живого и Мертвого. Если ваши земляки призвали в этот мир существо, то будьте добры позаботиться, чтобы у него были все необходимые блага. Я не возлагаю на вас вину, ни в коем случае! Но сейчас мне нужна ваша помощь, чтобы исправить ошибку, сделанную вашими товарищами. Из могил стремительно стали подниматься мертвецы, что вселило в Виктора надежду. Когда он вернулся с толпой ходячих трупов, мальчик старался на них не смотреть вовсе. Ребенок показал места, участки они распределили быстро. На поиски ушло не более часа. Глазик нашелся целым на четыре сотни метров дальше места, где его искали изначально. Ван Дорт было думал, что теперь всех этих скелетов нужно тащить домой и уже оттуда отправлять в Мир Мертвых чудо-яйцами, но они сами разбрелись по могилам сразу же после выполнения своего долга. Мальчик, прижимающий к груди протез, к тому времени уже немного отогрелся, но всё ещё пугливо держался за край пальто свободной рукой. Он хотел было его снять и вернуть, но Виктор пресек попытку, отняв его руки от ворота. — Идем со мной, не бойся, — зашептал он ласково. — Мне нельзя, меня господин ждет, — затараторило дитя. — А господин у нас кто? — Пастор Голсвеллс. Если не явлюсь до заката, то до рассвета меня уже никто не пустит, ещё и накажут. — …Могу я спросить, как ты попал к нему? — Меня к нему определили «Слуги Тьмы». Можно мне идти, пожалуйста? — Пойдем чуть позже вместе. Заодно поздороваюсь с ним. Никто тебя не накажет, не волнуйся так. Мальчик недоверчиво посмотрел на чудака, но приглашение принял. Глазик тотчас засветился благодарностью. Виктор привел чужого ребенка домой. «До чего докатился…» — У нас новенький? — с порога встретила их мисс Плам. — Что же это? Виктор, зачем ты привёл это подо… — в её голове зазвучал «голос совести», и она не закончила свою мысль. Опарыш, выползший из её уха, тоже поприветствовал хозяина дома, и они с Плам вместе умчались на второй этаж. — Почему тут всё кишит мертвыми людьми? — проговорил раздевшийся оборванец полушепотом, озираясь по сторонам. — Им для чего-то понадобилось пристанище в Мире Живых, а меня они знают, да и живу я тут один. «Чем не вариант?» — подумали мертвецы и стали здесь обитать. Так что, если твой дражайший господин решит поджечь мне дом, то пусть знает, что все трупы от меня перебегут в его церковь… Он же всё ещё ею заведует? — Да. — Ты… Забыл спросить, как тебя зовут? — Сал, Салли Фейс Фишер. Виктор решил не напрягать мальчика лишними разговорами, а сопроводить его душ и накормить. Он думал, что есть-то ребенок в маске не планирует, но перед трапезой дитя лишь расстегнуло нижние ремни сзади. — Зачем тебе маска? Это ведь неудобно… наверное. — Это протез, а лица у меня нет... Мне так удобно, — сказал как отрезал. «Не лезь, пожалуйста, туда, в чём не смыслишь ни на грамм. Я начинаю понимать, почему ты так всех напрягаешь». Салли поедал суп с большим аппетитом, чавканье от скрытого маской ротика было непередаваемо отвратительным, но Виктор выдержал это испытание с честью, не дрогнув и единым мускулом на лице. Что он успел заметить — овал лица внизу был не то что неровным, даже перекошенным. Хлюпающие звуки прекратились, мальчик принялся за второе. Восхитительно пахнущее свиное мясо в связке с мятым картофелем и овощами давало изумительный вкусовой контраст, который смогло оценить даже голодное создание с улицы. — Устал? Может, спать хочешь? — Что Вы, мне уже идти пора. — Тогда одевайся… Не в грязное же! В прихожей на вешалке возьми что-нибудь, я сейчас догоню, — сказал он торопливо и поднялся на второй этаж, где его встретили притихшие мертвецы. — Мне нужно ненадолго отлучиться. Если не приду до полуночи, значит меня уже повесили. В этом случае, пожалуйста, заберите мой труп из церкви. Они шли молча, пока Сал не решился спросить тихонько: — Почему Вы это делаете для меня? — Потому что могу. — Вам что-то нужно от Пастора? — не унималось дитя. — Нет. — Если вы хотите подействовать на него через меня, то это плохая идея. И он, и его слуги меня недолюбливают. — Думаю, это ещё мягко сказано. — Так какая Вам тогда выгода? — Про совесть слышал когда-нибудь? — с притворной серьезностью спросил Виктор. Салли посмотрел на него недоверчиво и замолчал. Оставшуюся часть дороги оба предпочли молчать, лишь перед входом в Святую Святых из уст мальчика вырвалось тихое «спасибо». Раздался стук в дверь. Засовы тотчас отварились, и перед ними возникла высокая фигура городского священника. Он по привычке бранился сам с собой, когда подходил к двери, но, увидев проблемного мальчишку вместе с таким же проблемным, но повзрослевшим мальчишкой, сразу же замолчал. — Мистер Ван Дорт? Что могло Вам понадобиться в столь поздний час? — Здравствуйте, сэр. Я вызвался проводить Вашего мальчика и поздороваться. Давно уже про Вас не слышал, как поживаете? Смотрю, расширяете территории своих Святынь? — Благодарствую, — процедил Пастор сквозь зубы и жестом указал Салу убраться в комнату. — Да уж, не жалуюсь. А что насчет Вас? — Мои дела идут в гору, спасибо. Что я ещё хотел? А, да. Прошу, спустите опоздание слуги на мою вину. Случай вышел весьма неприятный, мальчик лишь исправлял своё положение. — Что же могло произойти? — допытывался нагнетающий священник. — Нечто… нелицеприятное, — тихо, но уверенно произнес Виктор. — И ещё, на случай, если всё же ослушаетесь — у стен есть уши, — заговорщически проговорил он, кивнув на «священный» лунный свет, пробивавшийся сквозь прозрачные окна здания.***
В последнюю неделю Ван Дорт взял в привычку ходить к месту работы пешком, хотя ему, как официальному лицу, выделяли карету с приставным человеком. Пару раз он видел Салли, который занимался то настройкой механических часов, то сбором и сортировкой дров. За несколько последних дней на землю не упало ни единой капли дождя, зато к вечеру среды спустился полноценный ливень. Виктор обыкновенно сидел за письменным столом, собирался уже заканчивать очередные рабочие записи. В дверь внезапно постучали. «Я никого не жду», — было первой мыслью. Но ему всё же стало интересно, кто на этот раз потревожит покой. На пороге дома стоял промокший Салли. Он посмотрел на Ван Дорта и скромно поздоровался, скрывая дрожь в голосе. — В чем дело? Что-то случилось? — бросил Виктор в смятении. — Нет, меня попросили доставить письмо для Вас. Как бы мальчик ни упирался, его чуть ли не силой затащили в дом и покормили. В письме говорилось о важности пожертвований за упокоение душ усопших и просьба прийти при первой же возможности, начерканная где-то на полях. — И из-за этого тебя послали в такую погоду? — Честно сказать, я сам вызвался. Мне хотелось прогуляться по дождю. Насколько причина была правдивой, Виктор проверять не стал. Просто дождался, пока дитя доест овощное рагу и проводил его до самой церкви. Они вместе зашли внутрь: Ван Дорт пошел к Пастору, а Сала подозвал кто-то из слуг. — Дражайший священнослужитель, довожу до сведения, что деньги, которые были потрачены на бумагу и чернила, можно было приспособить к вашему делу, а о важности пожертвований сообщить устно. Говорю своё абсолютно непрофессиональное мнение. И, пожалуйста, хватит посылать юных людей в такую погоду на бессмысленные задания, уже двоих ребят сгубили. У меня уже сердце за Ваших живых слуг болит. — Мне… нужна помощь. Профессиональная. — Внезапно. — Могу я обсудить детали на неделе? — Почему бы не сделать это прямо сейчас? Сказать Пастору было нечего, да и незачем. Внезапно, прерывая этот полумертвый диалог, послышался крик: «Отдайте!». ———/////——— Двумя минутами ранее Салли распрощался с Виктором и прибыл в другую комнату. Старшие товарищи, надавливая на его плечи, заставили сесть на стул между ними. — Ну что? Как служба? Не перегружаешься, урод? — с этими словами слуга грубым движением снял протез с Сала. — Нет, отдай… — мальчик хотел приподняться со стула и дотянуться до своего «лица», но второй товарищ не дал ему и пошевелиться. — Отдайте! — только и успел крикнуть ребенок, прежде чем дверь распахнулась. — Что вы тут шумите? — пришел на голос Пастор Голсвеллс. — Весь Святой Дух распугаете. — Вам будет удобно в субботу? — внезапно зашел в комнату Виктор, осматривавший помещение с маниакальным вниманием. Сал до последнего порывался закрыть лицо руками, но они удерживались за спинкой стула грубыми руками слуг Пастора. Ван Дорт, в лучших традициях драмы, до последнего не видел перед собой мальчика, хотя взглядом метался везде и по несколько раз. Через пару секунд его глаза всё же остановились в одной точке. Он увидел Салли без протеза. Правая сторона лица была полностью разбита, в месте вокруг потерянного глаза разборчиво были очерчены многочисленные глубокие раны, хоть и затянувшиеся, но не утратившие коричневатый цвет выпотрошенной плоти. Кожи и хрящей на носу уже не было, а рот большим и безобразно кривым шрамом был поделен на две неравные половины. На левой стороне глубоких ран было значительно меньше, но сохранялись многочисленные коричневатые вмятины по всему лицу и смертельно бледный, серый цвет кожи. Вопреки всем заверениям разума, не шрамы были самым печальным в этой картине. Рот был скошен вправо. Череп мальчика не остался целым — он был совершенно неровным, что осталось заметно даже через кожу. У нижней челюсти определенно не доставало в лучшем случае нескольких частей. На лбу, который слабо прикрывался челкой, вместо гладкой поверхности пространство ходило буграми, рубцами, словно части черепа в этом месте каким-то образом сшивали друг с другом. Вопрос у Виктора был лишь один: «Как он вообще жив остался?» Немая пауза была совсем недолгой, Ван Дорт вовремя спохватился и сказал спокойно, глядя на беднягу с абсолютно искренней улыбкой: — Всё-таки мне удалось увидеть тебя настоящего, спасибо, — он подошел к мальчику и ласково зачесал его челку назад длинными пальцами, всё разглядывая личико. Внезапно он заметил этих двоих. Выглядели они весьма недоброжелательно, поэтому, сам того не подразумевая, Виктор пустил в их адрес многозначительный взгляд, который можно было расценить как немую угрозу, но отреагировал на которую почему-то именно Пастор. — Но если тебе физически необходим протез, то будет лучше не снимать его без крайней необходимости. Он ведь должен иметь свои функции, верно? — сказал он и выхватил защитный механизм из рук молчавшего слуги. Поднес его к дрожащим рукам всё с той же улыбкой и аккуратно отпустил, попутно наблюдая за странной реакцией со стороны Сала. Сначала мальчик завороженно смотрел на мужчину, совсем не шевелился, изучая внимательным взглядом его малейшие движения. Но в тот момент, когда в его руках снова оказался протез, ранимое создание отчего-то не смогло сдержать нахлынувших слёз. Они потекли лишь из левого глаза. Салли всё-таки прикрыл лицо руками и выбежал прочь из комнаты под непонимающие взгляды. — Да что у вас тут происходит?! — не сдержал злобы Ван Дорт. — Чем можно было так запугать ребенка? Виктор нашел мальчика в сыром подвале на каркасе от старой пружинистой кровати. Он уже немного успокоился, даже не стал отводить взгляда. Опомнившись, снова нацепил протез второпях. — Что-то случилось? Нечто непоправимое? — начал осторожно подходить мужчина. К его счастью, ребенок не попытался отдалиться, и даже позволил сесть с ним рядом, не отшатываясь. Они долгое время просто молчали, глядя друг другу в глаза и изучая лица. Затем Салли всё же поведал свою печальную историю, а также всё, что за ней последовало. Рассказал, как восстанавливался после смерти мамы, как терпел насмешки и издевательства из-за протеза и мягкого характера, как вечно был один, как не смог больше обходиться без своего «лица», как лишился последних родных, попав сюда. Он хотел рассказать ещё что-то, но не смог — снова заплакал. Виктор слушал, не останавливая поток его мысли. Слова давались трудно, и мужчина это видел. По окончании беспорядочного монолога ребенок обеспокоенно спросил: — Сэр, неужели Вам не противно? Я ведь ужасен, и я это знаю, — он пытался напустить невозмутимый вид, но дрожащий голос выдавал волнение. «Твоё лицо так точно отражает состояние моей души, что становится воистину жутко». — Что ты, не говори так. Твоё лицо изумительно, пусть ты этого и не видишь, — Виктор потянулся за руками Сала, взял их в свои и поднес к ремням. Пальцы дрогнули, но негласную просьбу выполнили. Протез опустился мальчику на колени, открывая вид на обезображенные места. Он снова начал отводить взгляд, а рот его — подрагивать, судорожно открываться и закрываться. — Честно, я много чего успел повидать. С уверенностью могу заявить, что твоё личико, пусть и выглядит непривычно, но совершенно не противно. Мальчик начал всхлипывать с новой силой. От обиды ли, от радости — Ван Дорт не мог знать. Но вид страдающего Салли запал в душу надолго — в этом он не сомневался. Мужчина впервые приблизился к ребенку вплотную за всё время их знакомства, обнял его и поцеловал в голову, приглаживая взлохмаченные волосы. Дитя ответило на ласки с неописуемым трепетом, прижалось так, словно было маленьким щеночком. Пользуясь случаем, Виктор взял в руки протез и посмотрел на его изнаночную сторону. Как и ожидалось: никаких приспособлений для минимальной обработки или компресса, защитного покрытия, даже массажирующего эффекта — у этого куска пластмассы не было абсолютно никаких свойств, характерных для протеза. Во время прощания мужчина снова тепло улыбнулся мальчику и сказал: — Гулять лучше в лесу — людей меньше. Главное, не ходить туда одному, а то ещё накликаешь на себя чужих бед… Могу проводить тебя как-нибудь, если захочешь. В субботу сможешь? — Да, смогу! Спасибо, — только и выпалил Салли, перед тем как Виктор скрылся. — Ну и зачем оно тебе? — А почему нет? Одинокому мальчику нужна компания, Салу тоже. Всё равно ничего другого со мной не происходит. Работа, дом, трупики — сплошная рутина. А у него, не сомневаюсь, дела обстоят ещё хуже… Да и, как оказалось, мы с ним ближе, чем может показаться со стороны. — А ты не думал, почему так? Почему его сторонятся даже мертвые, раз он такой обиженный жизнью, невинный ангелочек? — Порой людям для злости не нужны причины, я это по себе знаю. — Но тебя же кто-то принял. — Если речь о мертвецах, то это лишь по одной причине — им плевать на хлопоты живых людей, на войны и междоусобицы, на деньги и связи. Если ты говоришь о малом проценте живых, что меня приняли, то это тоже мимо. Может для тебя это какая-то страшная тайна, но даже люди, которых я защищаю законом, не питают ко мне теплых чувств и минимальной благодарности в обычной жизни. Для них я всё тот же непойманный черть, что умеет выпутаться словами из любой ситуации. И вообще, ты что-то сегодня разговорился. — Как это? Я же всегда такой, — опарыш показался на поверхности кармана, и только тут до Виктора дошло, что прямо сейчас он выпал из реальности настолько, что не смог отличить голос своего сознания от голоса «мертвецкой совести». — Что-то ты нервный какой-то сегодня.***
Дни тянулись медленно, но неделя всё же подошла к концу. Суббота выдалась ясной, даже солнечной. Сала отправили за хворостом вместе с мальчиком Лютером лет тринадцати, который следил за товарищем в течение последних дней и был удивлен его блаженностью. — Эй, Салли Фейс, да что с тобой? Ты какой-то несобранный. Чего в облаках витаешь? — Извини, я сейчас всё отнесу. — Почему именно сегодня от тебя ничего не дождешься? Э-эй? САЛ! К церкви подошел Ван Дорт. Пару секунд он смотрел по сторонам, пока взгляд не упал на мальчика. Мужчина кратко улыбнулся ему и зашел в здание. Лютер даже на расстоянии смог услышать, как усиленно билось сердце Сала. Его грудь вздымалась так, будто он вот-вот задохнется от недостатка воздуха. — Любовник твой? — шепнул парень недовольно. — Что ты! Это мистер Ван Дорт. — Да я его знаю. Он устроил моему младшему брату встречу с умершим дедом, мать в суде защищал, когда её уже вешать хотели… по ложному обвинению! За убийство, представляешь?! Другой вопрос, что связывает вас? — Мы… друзья? Не знаю даже. Он очень добрый и чуткий, уже ночами сниться мне начал. Обещал сегодня после работы прогуляться со мной. — И зачем это тебе надо? — Он часто мне помогал, хотя мы и знакомы всего ничего. Мы с ним немного похожи, но он особенный. Я хочу стать ближе к нему… Он сказал, что я изумительный. Мне такого ещё никто никогда не говорил… А ещё он похож на актера из «Руки-лопаты». — А ты не думал, что это всё не просто так? — Что ему могло понадобиться от такого как я? — Готов поспорить, что сегодня он тебя и опорочит. — Он не животное, чтобы кидаться на меня. — Откуда ты знаешь? Я понял! У тебя же под протезом страсти-мордасти, живого лица считай и нет, а ему это и нужно! Он же некрофил! Вижу, не веришь. А знаешь, с чего началась его карьера воскресителя? Он чуть не женился на мертвой невесте! Все об этом знают. У них даже свадьба была, многие живые на ней были. Правда, у них там всё сорвалось из-за живой девушки, но факт остался фактом! Я всё понял! Готовь свою задницу. — Я тебе не верю. Он поверил, но близко к сердцу не принял — решил сначала дожить до конца дня. Когда подошло пять часов, Виктор забрал мальчика, и они вместе пошли в лес. Свежесть и предзакатное солнце создавали ощущение легкости, воодушевления. Салли всё время норовил украдкой посмотреть на мужчину, а тот в свою очередь стремился обнять этого милого ангелочка. Славное создание в один момент начало чихать, да так часто, что чудак чуть не загнал его домой. После этого мужчину весь вечер обзывали фыркающим котом. О чем они только не говорили, Ван Дорт рассказал о своих неудавшихся браках. Это немного успокоило — некрофилом он точно не был. Салли поделился своими впечатлениями о мире, страхом людской отстраненности, но при этом ничего не сказал о планах на будущую жизнь. Он был грустный, поэтому Виктор решил свести томное молчание к минимуму. Прогулка получилась насыщенной, мальчик даже пару раз посмеялся вслух. — Почему ты так грустишь? — участливо похлопал его по плечу мужчина. — Что-то случилось? — Нет, всё хорошо. Я радуюсь… в душе. — Раз ты так говоришь… Они зашли в имение Ван Дорта, где Салли тут же стали кормить. Ужин у него шел неохотно, аппетита практически не было. — Устал, наверное? Работал весь день, простыл ещё, а тут я со своими прогулками. Идем, отдохнешь. — К-куда? — В гостевую. А, можем и в спальную комнату, там мягкая кровать, все удобства. Мальчик насторожился, но отказываться не стал. Они вошли в просторную спальню, Виктор, не церемонясь, сел на кровати и прилег, ступнями оставаясь на полу. Внезапно он вытянул руку на всю длину и похлопал по поверхности кровати, зазывая Сала. «Всё. Теперь точно всё». Виктор понял, что ребенок стесняется, и снова поднялся, устремляя на него взгляд. — Ты идешь? — ласково проговорил он, на что мальчик, тяжело дыша, приблизился к кровати. Встав почти вплотную, он подогнул колено и, оставаясь в устойчивом положении немного ниже уровня груди Виктора, снял протез, взял руку мужчины и поцеловал её. Ван Дорт не понял смысла действия, но увидел в этом жест благодарности, поэтому вида не подал. Мальчик всё молчал. В один момент он нащупал ремень и уже начал расстегивать его. Виктор на этом моменте уже насторожился. Наконец заподозрил что-то неладное. Он не ошибся, ведь за ремнем последовала попытка стянуть штаны. — Салли, что ты тут устроил? Мальчик отшатнулся. Хотел что-то сказать, но слова сбивались в мычание. Под конец он только и смог вычленить: — Простите, я не хотел. Я не… — Салли, я откровенный тугодум. Скажи мне прямо, что ты собирался сейчас сделать? Иначе я надумаю всякого, потом не отмоешься. — Простите меня, — зашептал мальчик. — Я не хотел. Я просто думал… я думал, что Вы… — и он отвернулся, тихо всхлипывая от обиды. — Салли, иди сюда, — подозвал Виктор, смягчившись. Последовало объятие и мягкий поцелуй в макушку. Мужчина продолжил, когда дитя немного успокоилось. — За кого ты меня принимаешь? Неужели я дал тебе повод думать, что могу сотворить нечто ужасное с ребенком, да ещё и болеющим? Ты совсем с ума сошел? Голову не застудил? — Простите, простите, — то и дело тихонько повторял мальчик. В эту минуту они оба поняли, что никого роднее для них сейчас не было. Виктором в ту ночь было решено: если он выиграет дело с родственником Пастора, то вместо платы попросит о переводе Салли в его подчинение.***
Всего каких-то пару недель, и суд полностью признан выигранным. Виктор оформил мальчика слугой, как это делал и Пастор, дабы избежать лишних бюрократических формальностей. Теперь они жили в имении почти вдвоем. Адвокат, его слуга и куча трупов на втором этаже. «У всех свои скелеты в шкафу, что уж тут поделать». Когда Сал начал полноценно исследовать дом, атмосфера легкой мелодичности будто сменилась отголосками воспоминаний и снов, чем-то гнетущим, что Виктор всеми силами старался разбавить. Дитя переняло местный стиль в одежде, заинтересовалось джазовой музыкой и живописью, чему мужчина был очень рад. Они стали петь вместе по вечерам, действуя на нервы мертвецам. Мальчик оказался сущим золотцем. Он во всем помогал хозяину, а взамен требовал лишь регулярных ласк. «За что мне такое сокровище?» — думал иной раз Ван Дорт. Он думал, что рутина отдалит их, но нет. Каждый завтрак, обед или ужин с ним был особенным, будто и не мог надоесть вовсе. Они даже спать стали в одной комнате. Ещё пару недель спустя, когда Сал уже достаточно хорошо обжился и привык к новому дому и хозяину, почему-то стал очень беспокойно спать. Каждую ночь он просыпался в слезах, Виктор сразу же спешил к его кровати со стаканом воды. — В чем дело, мальчик мой? — всякий раз спрашивал он, будто в самый первый. — Кошмары, — отвечал ему ребенок, всхлипывая. — Вы можете обнять меня, пожалуйста? — просил он отчаянно. Конечно же, Виктор мог. Иногда они так и засыпали вместе, крепко обнявшись. Мужчина уже начал думать, что это всё из-за влияния мертвецов — тут не захочешь, но подумаешь о таком. — Старейшина Гуткнехт, простите. Я хотел спросить, какова цель вашей миссии, для которой могло понадобиться место в Мире Живых? — К нам из Параллельного Мира пришел запрос. Культисты неизвестной нам организации обнаружили ошибку в пророчестве и попросили с ней разобраться. — И что это за ошибка? — Присядь, — кратко бросил Старейшина. Виктор насторожился, но последовал совету. — Они с самого начала создали самосбывающееся пророчество, по которому выходило, что та тварь, которую они сами сотворили, сможет уничтожить их культ. В Параллельной Вселенной судьба твари уже давно была предрешена, но в настоящей реальности этого уже не случится, так как тварь была перенесена в наш Мир — в этот. — Вы ведь говорите про Сала, да? — Верно. Его душу решено было уничтожить, но, так как он уже неопасен для их Мира, его отдали на суд нашему. Нам была доступна вся информация о его жизни, и мы решили, что для него лучшей жизнью будет страдание и, в конечном счете, конечно же, смерть. — И за что же он заслужил такое счастье? — В будущем он стал бы серийным убийцей, что не пожалел ни детей, ни стариков, ни собственных близких и родных — никого. — Из-за культа? — Да. Но тем не менее… — То есть они создали заведомо проигрышное пророчество, обрекая на страдания всех и себя в том числе, но виновен во всех смертных грехах тот, кто попал под их же влияние? Это несправедливо. — Виктор, это не твоя компетенция. — Мой первый суд с тобой не согласится. Пусть я судился с живыми, но делал это из-за мертвых, кому внезапно понадобились побегать по улицам и прийти к живым родным. И если уж меня не повесили, значит не так уж я и плох в ваших делах. — Ты думаешь, что это одно и тоже? — Нет, но суть одинакова. У меня всего один вопрос: Вы можете как-то вмешиваться в судьбы живых людей магией лично? — Нет. — Тогда я спокоен. Виктор ушел в ужасном настроении, но, наткнувшись на увлеченно читавшего Сала, понял, как же всё-таки глуп и беспомощен. Оставалось лишь надеяться, что Старейшина не солгал. — Салли, милый, — он подошел и обнял мальчика со спины. — Ты ещё не голоден? — Нет, — ответили ему кратко. — Мальчик мой, могу я спросить, — он старался тщательно подбирать слова. — Как тебе объяснили твое пребывание здесь? Сал посмотрел на него испуганно, словно совсем отчаявшись. — Они раскрыли всю мою судьбу. Рассказали про инцидент с моим лицом, про мою неудавшуюся жизнь, друзей, которые будут хорошими людьми, но совершенно не помогут в течение всей жизни. Рассказали про каждого, кого я убью, про культ, про тюрьму, про стул — про всё. Они дали мне полгода, потом я умру. Не знаю, при каких обстоятельствах, но умру… И мне было бы всё равно, но потом я встретил Вас. Вы зачем-то дали мне желание жить, хотя я так старался не заострять внимание на радостях жизни с Вами. Теперь мне очень страшно. Я не хочу умирать. Вас оставлять не хочу. Я ведь Вам всё ещё нужен, правда? Я же справляюсь со всеми делами, не разочаровываю. Правда ведь? Виктор поцеловал его в лоб и мягко отстранился, но Салу это не понравилось. — Стойте, Вы же не оставите меня? Благодаря Вам я научился жить без маски, ради Вас я хочу жить. Я люблю Вас. Очень люблю. — Мальчик мой, я тоже люблю тебя… Кажется, у тебя горячка. Я отлучусь за доктором, хорошо? — Не уходите от меня, — заладил Сал в слезах, словно прежде времени сошел с ума. — Мэйхью! Пожалуйста, присмотри за Салом. У него что-то вроде горячки. Я за доктором, — крикнул он, уже исчезая из виду. — Почему он ушел? — зашептало дитя в припадке. — Бедняга, и правда повредился разумом? Тем лучше для нас…***
— Требую безопасности для Сала! Не знаю причину, но я вам уже не доверяю. Почему срок в полгода? Почему Сал должен страдать здесь, если он даже не успел ничего совершить, да уже и не сможет? Если вы не готовы пощадить его просто по доброте душевной, тогда убейте меня вместо него. — Можно было бы, но мы не станем. — Слушайте, Вы помните меня? Я просто хотел жить припеваючи, окружая себя работой, едой и творчеством. Меня можно использовать в любых целях, в каких только пожелаете! Только не трогайте ребенка, я вас умоляю. Он чист и невинен, ангел воплоти! — Ты прав, — неожиданно быстро согласился мертвец. — Проводник между мирами, коим ты и так являешься, но без доступа к магии. В условия входит сотрудничество с обоими мирами и… отсутствие загробного существования. — Как Эмили? — Да, с единственной разницей: сразу после смерти ты раствориться, превратишься в прах, а душа упокоится. — Думаю, мне это будет уже безразлично. А что с Салом? Куда он попадет после смерти? — Его тело не будет сообщено с нашими мирами, а душе не найдется места в родном мире. Это — в каком-то смысле — тоже безусловное упокоение. — Не вижу причин отказываться. — Тогда по рукам. Обе стороны подписали контракт, после чего лист загорелся ярким светом, отражая прозрачность и благонамеренность сделки. Как по сигналу, с улицы раздались громкие голоса. Виктор выбежал на звуки, сопровождаемый отрядом мертвецов на любой вкус и цвет. В центре площади он заметил еле стоящего Салли, которого люди тащили на наспех построенную виселицу. Тощее тельце изнемогало от усталости. Виктор вопросительно повернулся к Старейшине, на что тот объяснил: — Я уже говорил, что мы в дела живых людей вмешиваться не можем. А с самими живыми всё даже проще, ведь им для ненависти причины не нужны вовсе. Полгода не прошло, это да. Поторопились, наверное. Мужчина махнул рукой на лгуна. Ничто сейчас не заботило его сильнее, чем жизнь синеволосого ангела. Прервать самосуд нужно было законным способом, поэтому Виктору всякий раз приходилось не только отбиваться от этих безвольных мясных мешков с говном вместо мозгов и сердец, держа Сала на руках, но ещё и читать каждому статью местного кодекса, которую эти мешки нарушили. Ван Дорт нашел временное пристанище в лесу, где впервые за всё время опустил своё сокровище на землю. Казалось, ему стало лучше после заключения контракта. — Как ты, мальчик мой? — Меня стошнило перед виселицей, сейчас всё нормально. Спасибо Вам, — и он снова заплакал на его груди. Виктор в который раз крепко обнял своего ангелочка. Так нежно и трепетно закончилась эта страшная ситуация.***
В процессе судов над мясными мешками, Виктор перессорился со всеми, с кем только мог, что, впрочем, никак не ухудшило его изначальное положение в обществе. Просто теперь все узнали и о его любимом мальчике. Их домом остался всё тот же город, но это не помешало начать активно путешествовать по разным городам и странам. Их девизом на всю жизнь стала фраза: «Зачем ты вернул мне желание жить?» Они поклялись делать всё возможное, чтобы наполнить каждый миг существования друг друга счастьем.