Ночные чудища

      Ночь была черна. И промозгла очень. Всё-таки Лондон, да и вся Англия в целом, — довольно паршивое место для тех, кто за другими задачами ставит своё здоровье на последнюю строчку списка дел. Однако Майкрофт с наслаждением вдыхал холодный воздух — после тяжёлого, загруженного дня эта возможность размяться, немного забыть о государственных делах ощущается почти как отпуск.       Пятница тринадцатого, да ещё и в октябре.       Ему бы стоило бояться, быстрей бежать от тусклых фонарей и совсем уж беспросветных переулков, где очевидно прячутся чудища. Майкрофт ведь знает точно, что это не легенды, не страшилки всё, а самая настоящая пугающая явь. Майкрофт ведь видел всех чудищ своими глазами, видел на расстоянии вытянутой руки… Даже ближе. Гораздо ближе. И именно это заставляет его с теплотой в суровых глазах-осколках ночного неба улыбнуться мраку и зашагать чуть быстрее, пускай и всё равно немного тяжело, устало.       Дома его встречает тишина со скрипом половиц и завыванием ветра за окном. Но как только он гулко стуча каблуками ступает пару раз, чтобы повесить пальто, из гостиной слышится недовольное фырчание.       — Ну же, полковник, — игриво-саркастичный голос Альберта не заставляет себя ждать, — мы же с вами договаривались — так неужели пойдёте на попятную?       — Легко тебе, — недовольно отозвался в ответ Моран, — а я задолбался каждый раз раздеваться для этого.       — Но разве усилия не окупаются после? — смеётся Мориарти. Холмс по одному только этому тону может разглядеть хитрую улыбку на его тонких, вечно искусанных аристократичных губах, — или вы хотите, чтобы кто-то раздел вас?       — Да пошёл ты, — в гостиной слышится возня. Майкрофт улыбается уже совсем широко, счастливо так. На ходу ослабляя галстук-бабочку, он спешит скорее туда, к ним.       После долгого дня он, наконец, вернулся домой.       А там, в гостиной, Альберт разлёгся на диване с бокалом вина и в одном халате, маняще сверкая колдовскими зелёными глазами с багряным отливом, оголёнными ключицами и клыками. И в бокале точно вино — это Майкрофт мог сказать наверняка, ведь кормиться Мориарти предпочитал только свежей, ещё бьющейся в жилке кровью. Только их с Мораном кровью.       А вместо Морана рядом с неаккуратно сложенной стопкой одежды возвышался большой зубастый тигр, которого раньше Холмс мог встречать только на картинках из детских книг или на дорогих китайских вазах. Тигр щурил свои большие глаза и чуть нервно бил кончиком хвоста.       Разве можно устоять, когда тебя так встречают?       Майкрофт не замечает, как скоро он подбегает ближе, падает коленями на пушистый ковёр и зарывается руками в полосатый мех. Ковёр по сравнению с этим — ничто. Майкрофт гладит, сжимает, чешет белый живот, усатую морду. Дневная усталость спадает с плеч мягкой негой, детским забытьём. Моран под его руками рычит, но совсем не недовольно — просто большие кошки так и не научились мурлыкать. Моран обнимает его своими большими лапами неловко-осторожно, стараясь не задеть рабочий пиджак и тонкую кожу массивным когтём.       Со звонким стуком, Альберт отставляет на столик недопитый бокал и подходит к Майкрофту со спины. Прижимается к ней, словно тоже кошка, скуля ведёт носом по едва-едва оголённой шее, царапает клыком пока ещё не больно и не по-обычному сладко-сладко. Просто чтобы подготовить, предупредить. Майкрофт с неохотой отрывается от мягко меха, чтобы пепельно-белые, ледяные руки Альберта расстегнули пуговицы на жилетке и рубашке, приспустили их с широких плеч.       Майкрофту, наверное, не стоило отдаваться так просто двум страшным чудищам — любой бы человек усомнился в здравости его ума от таких поступков. Но Майкрофта ведёт от этих двоих, Майкрофту с ними хорошо и спокойно так, как никогда ни с каким человеком не было. А человеческих чудищ на своей работе он ведь повидал бесчисленное множество.       Мягкий язык вылизывает его шею, пока большой и шершаво-кошачий ласкает щёки. А Майкрофту хочется ребячески смеяться и обниматься, нежиться так вечность. Острые клыки разрывают кожу без боли, и Майкрофт сам подставляется так, чтобы Альберту удобнее было пить. Он почти лежит на Моране, но тот лишь продолжает довольно щуриться и позволяет себя тискать. Почти инстинктивно обвивает ногу в чёрных брюках своим полосатым хвостом, чтобы Холмс никуда уже не ушёл. Кровь солоноватой патокой оседает у Мориарти на языке, он сытно облизывается, ловит последние капли. А после жмётся к Майкрофту ещё ближе и тягуче шепчет:       — Теперь точно не пойдёшь завтра ни на какие внеплановые встречи с министрами, — и словно в подтверждение его словам вампирский сладкий яд начинает отпускать, давая всем телом ощутить лёгкое головокружение и слабость везде-везде.       И Майкрофту нравится эта законная причина побыть слабым. Причина немного отдохнуть от работы, уделить время себе, своим голодным чудищам, что так соскучали по ласке его рук. Майкрофт, кажется, сам сейчас замурчит тёплым котом от всего этого их домашнего уюта. Чудовищного для остальных людей, но такого нужному ему уюта.       И накатывающая волнами сонливость больше не проблема, а желанная данность. Майкрофт утыкается носом куда-то в массивную шею тигра под ним, ощущает холодящее дыхание вампира рядом со своей. И засыпает, совсем не боясь быть съеденным этим чудищами. Его чудищами.