Замкнутое пространство

Закрытое пространство дарит странный подарок в виде насильственного сближения. Даже если вы совершенно разные, выброшенные, разломленные, вы почему то начинаете приглядываться. Осторожно, крепко сжимая пальцами край турецкой софы, я не то, чтобы смотрела на на него, я ощущала его. Смотришь сквозь, видя туман и пелену образа, вместо крепкого остова и горы накаленных мыслей, сверкающих своей остротой и яркостью. — Мы заперты между «вашими» и «нашими». Ставлю на то, что нас просто расстреляют в фейерверк. Спокойный и стальной тон. Он закурил. Гибкая дымка устремилась в потолок. Запахло табаком, безжалостно пожирающим легкие. Ощущение сжимающихся стен усилилось. Стрельба за несколько километров с двух сторон. Сверху рай, снизу ад. По сторонам — то, что с тебя снимает кожу по живому. Выхода действительно нет, а сердце начинает биться где то в горле, душит изнутри, словно пытается выбраться наружу. Физиологическое сердце такое красивое, изысканное и лишенное лишней романтики. Я бы сейчас его вытащила, разодрав грудную клетку. Хотелось посмотреть на него, большое ли? Или сжалось до размера со спичечный коробок. Но в этом нет уже необходимости. Находится в одной комнате со своим врагом, который окончательно спутал твой разум — это уже повод понять, что сердце у тебя не больше, чем мизинец. Он просто сейчас был. Единственный. Дарил покой над похоронной ямой. Погибнем вместе? Язвительная шутка. Я просто прислуживала ему, подносила бумаги и переводила доносы. Ненавижу себя больше, чем его. Но теперь наше положение уравнялось. Его застрелят за связь с русской, меня — за связь с немцем. Раньше это всех устраивало, сейчас нашли в этом предательство и надругательство над Родиной. Только есть проблема: родину я не предавала, а это государство — предала бы ещё сотню раз, если могла. Но только не немцам. Другому стремительному народу, но мне это не дано. К счастью, я была бы бесполезна перед действительным действием. Курт стоял у письменного стола и вглядывался в забаррикадированные окна, заклеянные какими-то тряпками. Жалкая попытка продлить безопасность. Документы сожжены ещё вчера. Во дворе. Хрустальный снег хрустел под его тяжелым шагом. Бумаги горели быстро, дымили. Не знаю, почему вернулась сегодня утром к нему. Ещё не знала о засаде, но чувствовала конец. Мужчина все ещё курил, запрокинул голову вверх, наблюдая как сигарета испускает свою жизнь в его губах. Я разглядывал его, его подбородок и кадык. Миллиметры кожи до воротника рубашки, мелкие пуговицы, край форменных брюк. Рука немца перехватила сигарету и опустилась на уровень пояса. Засученные рукава, крепкая, сильная ладонь и пальцы, тушащие сигарету. Я видела все это обрывками, не видя все целиком. Его суть. Бессмысленно. — Если бы мог, я бы вывел тебя отсюда. Только слишком поздно. Голос. Не дрожит, не издает сожаления и страха, но все преисполнен нотками обреченного удовольствия. Потрескивают последние деревяшки в камине. Лампа на столе горит неровно, мигает. Снова выстрел в дали. Тяжелый, дальнобойный. Их снаряд. Я уже тоже не дрожу, не жмурюсь от подступающей тошнотворной паники. — Держи. Граненый стакан со шнапсом. Гадость редкостная. Все лучшее выпили в те дни. Осталось только это: дешевое, разъедающее. Немец выпил и следил за мной. Я выпила залпом. Внутри все обожгло и я закашливаюсь, пряча нос и рот в рукав платья. Выгляжу так жалко, так по-детски. Он, должно быть, потешается надо мной. Поднимаю взгляд и вижу его пристальное внимание ко мне. Краснею, словно сейчас есть время для стыда. Офицер делает шаг вперед, с силой притягивает меня к себе, обнимая. Моя голова оказывается на его плече, а его руки держат меня так крепко, словно хотят сломать мне ребра. Я почти не могу дышать, но не тревожусь по этому поводу. Ещё один снаряд пролетает над крышей дома. Взрыв. Ближе, чертовски ближе. Курт отпускает меня. Отходит от стола. Медленно, думая над каждым шагом, он подходит к закрытому ящику. Достает его. Проверяет. Я знаю, что он хочет. Знаю, что так лучше. Курт снимает с себя форменную куртку, снимает кобуру, срывает с куртки погоны. Оборачивается ко мне. Протягивает руку открытой ладонью вперед. — Сделаешь это? Я мотаю головой. — Осталась только одна? — Да. — Ты можешь сделать так, чтобы ее хватило нам вдвоем? Он поменялся в лице. Из пустого выражения вышло что-то с отпечатком серой тоски. — Твои придут первыми. У тебя есть шанс. — Нет шанса, герр офицер. Я подошла к нему вплотную, прижалась и закрыла глаза. Его рука легла мне талию, вторая держала наше спасение. Через тонкую ткань платья я ощутила спиной холод металла. У него все получится. Мое сердце наконец обрело ровный такт. Ничего лишнего, никаких пошлых слов раскаяния. Ничего, что омрачило бы это. Я вдохнула последний раз и прижалась губами к его вене на шее. Движение руки… у него все вышло, как надо. Так сладко пахнет лавандой. *** Группа военных выломала дверь приемной, проходя к кабинету. Они обнаружили два трупа. Девушка лежала на мужчине. Пуля из ее сердца прошла в его. Но умер он не сразу, долго мучаясь от потери крови и боли. Руки их были вместе.