Поболтушки

Нет, Олег не жалел, что зашёл именно в этот ресторан и сел именно за этот столик. Мало людей и много растений, одно из которых — средних размеров кустовидная пальма, чьи многочисленные тонкие стебли скрывали Меньшикова от сидящих за соседним столиком. Не подкачал и официант — вылизанный сверху донизу брюнет с карими глазами. Говорил — будто мёд лил. Тягуче и сладко. Когда он принял заказ и отошёл, Олег даже почувствовал себя осиротевшим, брошенным, но усмехнулся и мягко напомнил себе — этих бесенят учат нравиться, соблазнять. Люди должны возвращаться за новой дозой игривой учтивости и едва преступающего за рамки приличия дружелюбия. Нет, он определённо не жалел, что зашёл сюда после одного из итоговых спектаклей выпускников театралки. — Бля буду, она тебя глазами так и пожирала! У Тёмыча на вписке сто пудово чего-нибудь обломится. А вот о том, что за столик напротив вскоре бухнулись двое выпускников с этого же спектакля, Меньшиков жалел. Даже очень. Пальма скрывала парней от испытывающего взгляда тёмных глаз, но их бестолковый разговор Олегу было слышно прекрасно. — Спать хочу. Может, и не пойду никуда… Столько репетировали, чуть ли не ночевали в нашей шараге. Знакомый голос. Меньшиков прищурился в окно, перебирая в памяти лица. — Вот именно! Усилия нужно хорошенько отметить! Когда такое ещё будет? Тебя вон сам Меньшиков к себе позвал, как я понял. Позвал же? Вздрогнув, Олег побарабанил пальцами по столу, неслышно вздохнул и достал телефон, чтобы занять себя в ожидании заказа. Это ж надо было — спиной к нему сидел тот самый малец, на которого ему посоветовали обратить внимание ещё год назад. Тогда Меньшиков отказался — рано ещё, приду на выпускной через годик и посмотрю, что да как там с этим вашим Александром Петровым, а пока пусть на учёбе сосредоточится. — Позвал, позвал. Я сказал, что подумаю. Неужели? Олег вскинул глаза на светлую макушку, приглядывающуюся сквозь тонкие листья. Что-то между широких улыбок и лопотания «Да, конечно… обязательно позвоню… разумеется» он не расслышал гордого «Я подумаю», когда зашёл к Петрову в гримёрку после спектакля. Ври, да не завирайся, артист! Да и о чём тут думать? — Чё думать-то? — озвучил мысли Меньшикова спутник Петрова. — Люди годами ждут, чтобы к нему в театр попасть. У служебного входа каждый день парочка театралов шароёбится, готовая и сплясать, и станцевать, и этюд показать, и ноги раздвинуть… — Меня ещё год назад Градковский в Ленсовета в Питер после выпуска звал. Так, а вот тут поподробнее, молодой человек! С каких это пор юных дарований вербуют ещё до окончания обучения? Негласно у сильных театрального мира это не принято. — Его помощница в зале сидела, она тоже после ко мне подошла, напомнила… — Во дела-а! — Петровский дружок-пирожок аж присвистнул. — Да ты у нас нарасхват. И в Питере ещё девушка ждёт, с которой ты по телефону трепался во время перерывов? Олег поверх телефона глянул на вихрастую макушку и заметил, что Саша пожал плечами. — Мы расстались пару недель назад. Да я не поеду, — он нервно застучал ногой по полу. — У неё сейчас сессия, не до меня. — Я слышал, кстати, Градковский мягкий, на уступки легко идёт. У меня в Ленсовета знакомая работала, говорила — лучше, чем во многих других местах. И после выступлений не так разносят, режиссёры адекватные. Спутника Петрова Олег не узнал, да он и не имел значения. Значение начинал иметь Саша, который и правда оказался перед непростым выбором — летний Петербург, романтика, девушка, Ленсовета! Да и Градковский на самом деле не так уж плох, в чём публично Меньшиков бы, естественно, никогда не признался. Олег нахмурился и поджал губы, раздумывая. Подоспевший с чашечкой американо официант заметил его состояние. — Всё нормально? — чёрные брови картинно сошлись домиком. А тебе ли не всё равно? Меньшиков кивнул и махнул рукой, стараясь не привлекать внимания — не хватало ещё чтобы эти сбежавшие экспонаты Кунсткамеры услышали его голос. — Знаю, я наводил справки, — снова заговорил Петров, — Да только у меня к нему… душа не лежит, что ли. Мы по телефону разговаривали, он всё повторял — «Если вам будет удобно», «Договоримся», «Всё исправимо»… Знаешь, что мне ОлегЕвгенич сказал? «Не опаздывать!», — спародировал Петров, стукнув кулаком по столу. — И всё, — весело фыркнул. Меньшиков нахмурился ещё сильнее. Да, сказал. Для многих молодых людей это неочевидно, а у Петрова в глазах искры, но в голове ветер — такой точно забудет. Отвлечётся на девушку в Петербурге… — Ваш кофе, — официантка поставила парням на стол две огромные кофейные чашки со взбитыми сливками и попкорном и бог знает чем ещё. Молодость, может, всё и простит, но разве нормальный человек способен выхлебать целый чан сахара?! Откуда такое вообще в меню взялось? Глаза Меньшикова округлились. Знал бы, что Петров умалишённый, не стал бы к себе звать. — Чего улыбаешься? Опоздаешь, и он три шкуры с тебя сдерёт, — продолжил его непутёвый спутник, когда официантка отошла. — Уверен, что не хочешь в Ленсовета? Мне кажется, там обстановка спокойнее и перспектив больше. Про него в прошлом году даже написали в New York Times, статья на сайте была… — Да знаю. Видел… Но нет, не пойду. — Ну смотри… Меньшиков легенда, не поспоришь. Мэтр! Но мне показалось, ну, издалека, что глаза у него… знаешь, какие-то безумные, что ли. — Да, в них огонь горит, — усмехнулся Петров. — И чему ты радуешься… — Да просто знаешь, начинаешь общаться с человеком и прощупываешь почву постепенно — его личные границы, что можно, а что нельзя… Вот там, в Ленсовета, многое можно, это я сразу понял. Но мне — мне! — такое нельзя. Я расслаблюсь. Со мной пряник не прокатывает, только кнут. У ОлегЕвгенича я буду прям пахать. Мне это нужно, я могу… Но только не сам, понимаешь? Он такой… видно, спуску не даст. — Да, он мужик жёсткий… — Ага. Я так и хочу. Если захвалят, закормят — обленюсь и работать не буду. — Тебя послушать, будто это только ему надо. Саша фыркнул: — При чём тут!.. У меня есть выбор, и я выбрал ОлегЕвгенича с его «Не опаздывать!», а не Градковского с его «Приходите, когда будет удобно, прошу, мерси боку», вот и всё. Мне привычнее, если меня загонят до смерти, как лошадь ездовую, чем если со мной будут обращаться, как с принцессой на горошине. — Ну ты загнул! Да уж. Шпана малолетняя! «Прошу, мерси боку», значит? Ты, дорогой мой, пороху ещё толком не нюхал. Ездовая лошадь! Ну, будет тебе. Опоздай хоть на минутку — ездовая лошадь лишится своей шкуры на первой же читке. Меньшиков непроизвольно улыбнулся — судя по словам Петрова, ему только этого и надо. С ума сойти, дожил — прячется в зарослях и подслушивает откровения будущего работника о том, что он любит пожёстче! Карету, мне, карету! Олег взглядом подозвал официанта и негромко попросил счёт. Кофе как всегда отменный, но поест он лучше в другом месте. — Нет, всё решено, это точно, — затараторил Петров, будто понял, что Меньшиков скоро уйдёт. — Я вот как глаза его увидел, так и понял, что мне к нему надо. Понял, и всё. Это хотя бы не скучно будет… Перспективы и деньги подождут, мне пока важнее собственный интерес. — Ну ладно, потом можно будет перейти, наверное, если что. — Не думаю. Ещё бы — искры в глазах, а в голове — пфф, ветер! Куда такому думать ещё? Меньшиков оглянулся в поисках холёного официанта. Хотелось поскорее уйти, пока мальцы сами не расплатились, не встали из-за столика и не заметили его. Какой пассаж! Не к лицу и не по летам Олегу тягаться с петербургскими девушками начинающих артистов. Петров себе на уме: захочет — придёт, не захочет — не Меньшикову его уговаривать. Хотя он, кажется, уже всё решил. Что ж, á bientôt, Александр.