Бог с золотым жезлом

Штаны были исключительно хороши. Где-нибудь на вешалке. Или разложенными на диване в гримерке. Хороши – с какой стороны на них ни посмотри. На Жене они тоже были хороши. Просто ослепительны. От этой ослепительности ужасно хотелось закрыться ладонью, отвернуться и провалиться куда-нибудь под землю, только бы не видеть всего этого сияющего великолепия. Что с тыла, что с фронта. Ввалившийся на прогон в этом золотом безобразии Егоров поржал, что здорово отвык, и к костюму надо привыкать заново, и тут же полез что-то горячо доказывать Андрею. Лефлер глядел то ли на него, то ли сквозь него. Или… Макс даже заржал про себя. Бедный не выспавшийся Андрюха с тоской смотрел на оставленную на столе в дальнем углу здоровенную термокружку – без пяти сантиметров термос. Явление Жени в этих богом проклятых штанах его не то что не тронуло, кажется, вообще прошло мимо. Макс мысленно позавидовал такой силе воли и спешно отвернулся, когда глаза сами собой соскользнули по чужой спине намного ниже. Господи, кто вообще додумался на первых показах выпускать Женю без плаща? Неужели ни одной живой душе не пришло в голову, какая порнография будет скакать по сцене? Макс провел раскрытой ладонью по убранным в хвост волосам и тихо выдохнул в сторону. Внутренний покой, внутренний покой… Да какой к черту внутренний покой, когда Женю мало того, что занесло на верхотуру, изображающую спинку трона Аида, так он еще облокотился о нее и наклонился. На открытых предплечьях красиво обозначились мышцы. Но проблема была не в этом. Позади условного трона висело совсем не условное зеркало. А идиотская золотая ткань обтягивала задницу так, что не оставляла ни малейшего простора воображению. Макс очень хотел не смотреть. Но он не мог. Хотя, пожалуй, согласился бы глянуть в глаза Медузе Горгоне, чтобы стать каменным полностью, а не только в некоторых областях. А собственно, что плохого? Стоишь себе статуей, никого не трогаешь, никто не трогает тебя, ничего тебе не надо. Да черт возьми! Макс яростно тряхнул головой, изгоняя из нее мысли о том, у кого, где, что и на что стоит, кто кого трогает и прочую непотребщину. Вера, привлеченная резким движением, скосила на Макса светлые глаза и улыбнулась уголками губ. Максим скорчил ей рожицу и поспешно отвернулся. Когда Вера так улыбалась, она напоминала то ли свою Гекату, то ли Джоконду из Лувра, то ли кого-то, кто все про всех знает и все на свете понимает. Кстати… Макс торопливо обежал взглядом всю честную компанию, которая то ли репетировала, то ли творила какую-то херню. Вера, кажется, была единственной, кто не раздевал Женю глазами. Она, да сонный Лефлер, который все-таки обнялся со своей заветной кружкой и явно пребывал где-то не здесь. Возможно, дома под одеялом. Досматривал сон про весь этот бедлам. Женя обернулся, и Макс как-то отрешенно подумал, что раздевать тут собственно и незачем. Штаны спереди обрисовывали все так четко, что в принципе их можно было не надевать вообще. Другая предательская мысль выползла из глубин возбужденного сознания и укусила исподтишка, но больно и настырно. А, собственно говоря, что должно быть под этими чертовыми штанами, кроме самого Жени? В смысле, каким должно быть белье, чтобы через эту идиотскую ткань не поступали швы? Проклятое живое воображение, которое Макс вообще-то всю жизнь считал не недостатком, а достоинством, с готовностью накидало с десяток вариантов – один другого сомнительнее. Нет, дальше находиться в этом зале было совершенно невозможно, и Макс потихоньку улизнул в призванное на роль гримерки помещение, заваленное их хламом. Божечки, откуда у них столько всякого добра? В ворохе курток Макс раскопал собственную сумку, выудил из нее термокружку с едва теплым чаем, отхлебнул, прикрыв глаза и сосредоточенно катая жидкость во рту. Макс глубоко вдохнул, не открывая глаз. Надо было собраться с силами и окончательно прийти в себя, прежде чем возвращаться в это царство не Аида даже. И не Гермеса. А его блядских штанов. А что там сейчас происходит? Вторая предательская мысль куснула так же больно, как и первая. Учитывая, какими глазами на Женю смотрели все – от Персефоны до Аида – там могло происходить все, что угодно. При полном попустительстве Гекаты. Чай закончился слишком быстро. В висках давило. А вот штаны уже почти не давили. Почти… Какая тонкая, черт возьми, грань. Против воли Макс негромко пропел: −По тонкой грани Между судьбой и мечтой Мы ходим сами Или ведём за собой. Чужой высокий голос, весело звякнув, подхватил: −Но выбирая, Всё или ничего, Не потерять бы себя самого. Макс от неожиданности выронил пустую кружку и развернулся почти прыжком, во все глаза уставившись на подпирающего дверь Женю. Бог-повелитель золотых штанов улыбался, и улыбка эта Максу ну очень не нравилась. Умел Женька состроить иногда такое хитрое выражение, что мерещилось, будто это и правда Гермес, только в человеческом обличье. Очень красивом человеческом обличье. −Напугал. – заявил Жене Макс. Тот весело развел руками и свел домиком брови. −А я че? Я ниче. – почти пропел он. – Ты куда подевался? Тебя там ищут. Вера сейчас с собаками начнет искать. Стигийскими. Ты, кстати, знал, что у Гекаты есть собаки? Макс тихонько перевел дух. Женя опять улыбался как обычно и болтал со скоростью счетверенного зенитного пулемета. −Да, а у Гермеса крылатые сандалии и золотой жезл. – брякнул он, совершенно искренне не зная, что делать. Женя загораживал собой дверь и, кажется, вовсе не собирался от нее отлепляться. Светлые чуть прищуренные глаза блестели. Распущенные волосы облаком парили вокруг лица, такого красивого, словно его вылепили для какой-то античной статуи. Того же Гермеса. А может, Аполлона. −Жезл, да. А мне не дали. – Женя на мгновение скривил губы в обиженной гримаске. Макс едва не брякнул, что же за дураки ему, такому, не дали, но вовремя удержал язык за зубами. Вместо этого выдал тоже сомнительную, но хотя бы менее однозначную мысль: −Зато тебе штаны золотые дали. −Ничего, тебе тоже дадут. – как-то мрачновато посулил Женя, складывая на груди руки и по-прежнему не двигаясь с места. −И все равно это не жезл. – Максу уже начинало казаться, что вся эта ситуация подозрительно напоминает бред. −Да в общем-то, зачем второй? – будто сам себе сказал Женя, откинулся на дверь спиной и скрестил ноги. Макс про себя успел сочинить сложную нецензурную конструкцию, но та не помогла, и взгляд упрямо соскользнул на то, что эти блядские штаны с такой безжалостной точностью обрисовывали. Глаза Макс поднял почти сразу. Чтобы столкнуться с чужой насмешливой голубизной. Как Женя оказался рядом так стремительно, Макс не понял. Раскрытая ладонь толкнула его в грудь вроде бы не очень сильно, но он все равно попятился, врезался спиной в стенку и намертво прикипел взглядом к цепким светлым глазам. Женя прикусил нижнюю губу, склонил голову набок, отчего кудри свесились ему на лоб, и как-то гибко прижался, притерся всем собой. Выдохнул в губы, и Макс почти почувствовал его насмешливую улыбку: −Это у тебя Кадуцей в кармане или ты так рад меня видеть? Ответить Макс не успел бы при всем желании. Чужие горячие губы прижались к его рту, поцеловали жадно, требуя уступить этому напору. Ловкие, идеальные для бога-покровителя воров, руки звякнули пряжкой ремня, длинные пальцы стремительно пробрались под штаны и белье. Макс хотел было застонать, но удалось только мучительно промычать в поцелуй что-то невнятное. Женины губы изогнулись в улыбке. В тесной заваленной вещами гримерке стремительно становилось жарко, как в парной. Горячий воздух обжигал лицо, жег изнутри легкие, раскаленным комом спускался ниже – к солнечному сплетению. И оттуда огнем собирался внизу, там, где вовсю хозяйничала чужая умелая рука. На краю сознания зажглась неожиданно ясная и четкая мысль. Это безумие надо прекратить. Любой ценой. Макс попробовал хотя бы отвернуть голову. Но свободная рука скользнула по его щеке, ухватила за собранные в хвост волосы, потянула несильно, но ощутимо, словно к порядку призывала. Оттолкнуться лопатками от стены не вышло тоже. Сдвинуть с места невысокого и внешне хрупкого Женю оказалось не легче, чем шкаф с антресолями. И на руки словно привязали гири – они почему-то бессильно висели вдоль тела и никак не желали подниматься. Колени предательски подкашивались. Женя отстранился на мгновение, заглянул Максу в лицо потемневшими шальными глазами. Усмехнулся преступно яркими губами. Максу тяжело было дышать. В глазах плыло и мерцало то ли от духоты, то ли от этого долгого, душу вынимающего поцелуя. −Не бойся, Макс. – голос у Жени стал ниже, от него мурашками пробрало вдоль позвоночника. – Я с тобой. Максу очень хотелось ответить, что именно это его и пугает. Но чужие пальцы скользнули как-то хитро, растерли по всей длине выступившую смазку, сжали член у основания и провели снова, медленно и с усилием. Макс откинул голову на стену и сдавленно застонал. Черт, хоть бы дверь была заперта. Не дай бог кто-то войдет. −Я же сказал, не бойся. – пробился сквозь шум в ушах Женин голос. Ненадолго получилось проморгаться. Макс невольно подался бедрами к ласкающей руке, застонал, замечая краем далеко не ясного сознания, что волосы у Жени светятся настоящим золотом. А глаза из голубых стали синими-синими. Безбожно красивые яркие губы улыбались весело и насмешливо. Но от этой насмешки почему-то не было обидно. Только очень жарко. Член ныл и пульсировал. В такт мерцали алые вспышки в глазах. Неужели это все от духоты? Женя подался вдруг ближе, прижимаясь всем телом, давая почувствовать собственное возбуждение. −Кто еще из нас бог с золотым жезлом? – прошептал он Максу на ухо, и тут же прикусил острыми зубами. Напряжение внизу стало едва терпимым. Макс все-таки сумел отвернуться от настойчивого горячего рта, глотнуть воздуха пылающими губами. −Гермес-Гермес. – насмешливо протянул Женя. – Просыпайся. Макс рванулся вперед и подскочил, дико озираясь по сторонам. Гримерка никуда не делась. Как и узкий диван – проклятье для спины. Куртка, которой Макс укрывался, от резкого движения соскользнула на пол. В большом зеркале с лампочками на раме Макс разглядел всклоченного себя с дикими перепуганными глазами. На вешалке, загадочно поблескивая, висел приготовленный к спектаклю костюм бога обмана. Как-никак премьера. Макс со стоном рухнул обратно на диван. Закрыл ладонью глаза и тихонько выругался. Джинсы давили совершенно безбожно. А сон – дурацкий, больше подходящий подростку, а не взрослому серьезному Максу – стремительно смазывался в памяти. Помнились только чужие незнакомые глаза. Синие-синие.