«Какая сила, какой блеск!
Великолепна, словно бриллиант,
но всего лишь камень…»
Rammstein «Diamant»
Статная Дама, Фаина Шэриз, неизвестная тем, кто далёк от театра, сидела за столиком своего любимого кафе. Рядом был большой фонтан, который в это время года не работал. Открытие театрального сезона по традиции доставалось Королевскому Театру, в котором Фаина работала балериной. В этот год всё шло как всегда, даже лучше обычного. Сегодня запланирована одна из последних репетиций, перед финальным прогоном, а там недалеко и премьера. Атмосфера и интерьер этого места напоминали соседнее французское Королевство, оттуда родом и была Дама. Горящий красным наконечник сигареты в мундштуке выпускал клубы дыма в ясное, голубое небо. Изредко Фаина прикладывалась к мундштуку алыми губами и неспешно курила. Перед Фаиной, или как её нежно называли близкие — Фани, стояла маленькая чашечка крепкого чёрного кофе с двумя ложками сахара и сливочной пенкой. Время в эти моменты замедлялось, его можно было особенно ощутить и даже прикоснуться. Шуршание одежд приносили Даме умиротворение. Всё сливалось в единый мутный поток. Её большие, немного впалые глаза, обычного тёмно-зелёного оттенка, не искрились и не переливались радугой. Она смотрела на всех равнодушно, но без ненависти. Прохладный ветер подул с севера, Дама прикоснулась к своему белому меховому воротнику манто и подняла выше, прикрывая лицо от колючего ветра. Волосы оттенка корицы, забранные в тугой пучок, не сверкали золотом, в лучах солнца. Она уже и не помнила своих распущенных волос, введя в жизнь привычку, всегда быть с забранными волосами. Люди, подходившие к ней за автографом, не сбивали спокойствия и штиля в душе. Фаина со звоном опустила чашечку на блюдце, после этого звука время вновь пошло своим быстрым чередом. Мысли постепенно заполняли её голову. Затушила сигарету и убрала мундштук. Глянув в зеркальце, Дама поправила шляпку клош и коротко улыбнулась своему отражению. Встав из-за маленького и хлипкого на вид резного столика, оставила чаевые на фарфоровой тарелочке. Рядом с таким же хлипким и резным стулом стоял громоздкий чемодан. Он выглядел довольно тяжёлым. Некоторым могло показаться, что такая женщина не сможет не то чтобы носить его, но даже поднять. В нём Дама хранила свои вещи для репетиций и не испытывала никаких трудностей в его транспортировке. Даме пора было на работу в любимый Театр, самый известный в Королевстве. Он располагался в центре города, недалеко от главной площади. Монументальное здание не раз вдохновляло художников и писателей. Его высокие колонны, словно рождественские леденцы, поддерживали пряничную крышу, на которой уже лежал снег, как самая настоящая сахарная глазурь. Солнце заволокло большим белым облаком, похожим на сахарную вату. Ветер стал колючим и обжигал щёки, будто царапающие лицо сахарные крупинки. Фаину это уже мало волновало. Она вышла из состояния штиля, и корабль её стойкой души отправился в море, как оказалось в шторм. Придерживая одной рукой воротник, скрывая тонкую, изящную шейку, она двинулась прочь с центральной площади. Только она отошла, буквально на пару метров, как земля затряслась. Лёгкие незаметные толчки вырастали в ужасную тряску, которая сбивала с ног. Стёкла домов и магазинов задребезжали, посуда со столиков кафе падала и с грохотом разбивалась. Вокруг вспыхивали первые признаки паники, поднимался неизвестный гул, создающий в ушах вакуум. Недалеко от фонтана, прямо из земли начало вырастать чёрное железное здание. Башня всё росла и росла, в сопровождение грохота и криков людей. Тучи пыли, которые создала башня своим появлением, поглотили тех, кто не успел убежать от эпицентра. Люди, не замечая друг друга, спешили прочь. Пробегая мимо Фаины, которая заворожённо глядела на башню стоя посередине дороги, они пару раз толкали её плечом. При других обстоятельствах Дама бы развернулась, бросила яростный взгляд, пробирающий до самых костей, и устроила бы сцену. Но когда люди бегут, и бояться сами не зная чего, какой-то башни с острой крышей царапающей голубое небо, устраивать сцену было бы неуместно. Осознав серьёзность ситуации, Фаина нырнула в первое попавшееся здание, какой-то продуктовый магазинчик. Люди кричали, создавалась давка, многие падали и не могли подняться. Не отрываясь, люди в здании глядели на тех, кто не успел забежать внутрь. Маленькие ножки детей не поспевали за родителями и их буквально тащили за руку. Они плакали, лица их становились красными. Бедные игрушки падали на мостовую и смешивались с поднявшейся грязью. Толпа миновала. Вдали ещё слышались отдалённые крики людей, а потом наступила тишина. Увертюра завершилась, произведение продолжалось. Фаина не была напугана настолько, чтобы сидеть на плитке и шумно сопеть, словно испуганная мышь, подобно остальным здесь людям. Она крепче сжала ручку своего саквояжа, который до сих пор держала в руках. Посмотреть на неё сейчас так она ничего не боится! В душе затрепетало что-то похожее на тревогу, когда в гробовой тишине послышались шаги. Синхронные, как стук маятника, шаги вырастали в марш. Неизвестные выходили из мглы пыли тесным нерушимым строем. Полчища солдат, одинаково одетых, с одинаковым оружием в руках, шагали по главной мостовой. Чёрные сапоги беспощадно топтали брошенные игрушки, и ничего не становилось для них препятствием. Это было вторжение! Фаина приблизилась к стеклу витрины. Чуть прищурив глаза, она рассматривала их униформу и лица солдат. Носы… Что за чёрт! Почему они так похожи на носы крыс? Ещё долго Королевство не сможет избавиться от этого ужаса. Люди надеялись что Принц, в которого они искренне верят, справится с этим, но уже совсем скоро их ждало разочарование. Принца превратили в деревяшку, в Щелкунчика! Все понимали, что без Принца их жизнь не будет по-прежнему сказочной. Королевство находится в трудном положении, и никто не может им помочь. Солдаты оккупировали Королевство и никого не выпускают без особого пропуска. Фаина думала лишь о том, когда теперь пройдёт репетиция и премьера, ведь всё это оказалось под очень большим вопросом. Эгоистично, но когда работа является для тебя всем, на другое не хватает ни сил, ни сострадания. Даже вторжение воспринимается, как всего на всего глупости, которые никак не должны помещать премьере, ведь это первостепенная задача! В чём она была по-настоящему хороша и где ей не было равных — это балет, смысл её существования. Фаина посветила балету всю свою жизнь. Её партия в балете «Жизель», безупречная «Кармен» и её Джульетта, которую она сыграла в свои 16 лет, поражали и продолжают поражать зрителя. Примой балета она стала после ошеломляющего успеха одной из постановок неизвестного тогда режиссера. Сейчас Мадам Шэриз достигла возраста Христа — 33 года, и она до сих пор сохраняет за собой этот статус. На следующий день всем стало понятно, что неизвестными и правда были крысы. Мерзкие, неприятные, жестокие и ещё масса слов, которые только могут ассоциироваться с этими созданиями. Их острые зубы способны перегрызать метал, а по городу они разъезжают на крысобайках! Для них был один правитель — Крысиный Король, которого люди увидели на этой чёрной и пугающей башне. Никто бы и не пришёл на эту показуху и чтение новых законов, если бы это не было обязательным. Фаина избежала этого. Ещё она будет ходить на нечто подобное. Никогда! Нужно поднять дух людей, вернуть им хоть какие-то эмоции, кроме страха. Поэтому все, кто хоть как-то мог повлиять на это, прикладывали все усилия. В городе неспокойно. Крысы заходили в дома, разоряли и уничтожали всё, что только можно было и копошились повсюду. Ну, они же крысы, им это свойственно. Они искали вещи, способные гореть и как оказалось для этих целей лучше всего им подошли детские игрушки. В городе торжествовал хаос. Теперь по дороге в Театр не зайдёшь в кафе, его уже просто нет. Окна домов рядом с ужасающей башней разбиты, люди там больше не живут. Над городом распространялось тёмное непроницаемое облако, с каждым днём всё сильнее закрывавшее солнечный свет. Говорят, Крысиный Король боится солнца, поэтому создал целую фабрику для создания дыма, сжигая игрушки. Что за чушь!? Премьеру перенесли на неделю, что немало разозлило Фаину, но Балетмейстер, наконец, назначил дату репетиции. Фаина закрывала лицо высоким меховым воротом манто и спешно стучала каблуками по мостовой, дабы успеть к назначенному времени. Летевший пепел, смешенный со снегом, прилипал к одежде и оставлял серые следы. Дама скривила губы в брезгливости. Вбежала в Театр через чёрный вход, главный был заполнен крысами. Женщина поднималась к себе в гримёрку, когда её окликнул знакомый голос. — Мадам Шэриз, это просто ужас! — выбежала к ней молоденькая девушка в белой пачке. Это была одна из хороших знакомых Фаины. Они часто играли вместе на сцене, и девушка подавала большие надежды. Фаина взяла над ней кураторство несколько лет назад. — Что случилось, милая? — по-матерински поинтересовалась Фани. — Эти крысы! Они хотят сделать из Театра очередную фабрику по созданию дыма. — Фабрику? Им уже недостаточно остального города. Пусть только попробуют! — разгневанно воскликнула Фаина. Венки на висках Дамы набухли. Она тяжело и шумно выдохнула, пытаясь оставаться в равновесии и ясности рассудка, хотя с каждым днём справляться со вспыльчивостью становилось всё труднее. Никак у неё не получалось привыкнуть к новой жизни с ограничениями и запретами. А этот политический режим уже порядком надоел! — Они ищут директора. Кто-то сказал, что он заперся в своём кабинете и пытается сбежать, но до сих пор его никто не видел. — Cet idiot, ну конечно! Я другого и не ждала от него. Хорошо, что его кабинет на самом верхнем этаже. Если он всё же там, сбежать будет невозможно, — Леди рассмеялись. Фаина говорила с ярким французским акцентом. Это делало её речь мелодичной и добавляло колоритного шарма. От неё никогда нельзя было оторвать взгляда, и она была именно тем человеком, на которого посмотрят, если в разговоре начнётся спор двух сторон. В спорах она всегда находила компромисс и лучшее решение. Истинный дипломат! Фани чуть успокоила юную балерину, и они вместе вошли в гримёрку Примы. Переодевшись и приведя себя в порядок, Леди спустились вниз. Репетировали прямо на сцене от начала до конца, а постановкой в этот раз было «Лебединое Озеро», которого уже давно не было в репертуаре Королевского Театра. Неуместно, но что делать? Вложено столько усилий, неужели всё зря? Все уже и забыли о том, что твориться снаружи, полностью погрузившись в работу. Пахло сосной от карамельных камушков канифоли. Она приятно хрустела под бежевыми пуантами Примы. Балетмейстер должен был прийти чуть позже, кажется, его задержали по дороге. Прошло несколько часов, но Балетмейстер так и не появился. За дверьми зрительского зала вдруг послышался шум, а вскоре с треском были выломаны двери. Партер стремительно наполнился крысами в своих серых шинелях. Они держали орудия на изготовке, словно входили не в театр, а в логово врага. Что сложного в том, что бы найти уже этого злополучного директора?! Дойдя до сцены, несколько крыс поднялись на неё, громко топая сапогами и треща оружием. Испугавшись, девушки и несколько юношей не успели убежать, поэтому собрались в кучу у дальнего занавеса, который выступал заграждением для готовящихся декораций. Один крыс схватил кого-то в толпе, мальчика, и тот с криком упал. Следующим, кого грубо схватили, оказалась ученица Фаины. Они вывели бедняжку в центр сцены и начали допытываться до вещей, которые были этому юному созданию неизвестны. Крыс так и норовил ударить балерину, для него она ничего не значила, а её блеющий голосок лишь сильнее раздражал. Он грозил ей оружием. Как это низко! Фани вышла на сцену, держа руки на талии. Для репетиции она выбрала купальник цвета марципана, поверх него надела кофту с длинным рукавом. Белая пачка, на вид обычная, засверкала в свете софитов подобно сахару. Белые лосины и похожие на гетры, повязки на ногах, чтобы сохранять тепло тела. Прима загородила собой юную балерину. Фани смотрела на крыса, не сводя разгневанного взгляда с его изуродованного лица. Её изумруды глаз метали искры злобы и ничем не прикрытой ярости и презрения. Даже находиться рядом с этими созданиями было неприятно. — Господа, вы забыли о манерах! — громко, так чтобы было слышно тем, кто всё ещё шарился в партере, крикнула она, — Прошу вас удалиться со сцены и не мешать репетиции. Вам стоит говорить либо с балетмейстером, либо непосредственно с директором. От балерин ничего не добиться, особенно такими методами, — Фаина нахмурила брови и подалась всем корпусом вперёд, заставляя крыса шатнуться назад, — Прочь со сцены, крыса! Солдат явно такого не ожидал. Он чуть не выпустил оружие из рук, буквально поджал свой крысиный хвост от напора женщины перед ним. Она здесь явно главная, раз позволяет себе такое и раз у неё это прекрасно выходит! Некто, стоящий в проходе, примерно в середине зала, повернулся. Было видно лишь его чернеющий силуэт. Худая, статная фигура, была одета в военную форму выше по рангу. Его волосы в темноте казались взъерошенным птичьем гнездом. Он держал руки сложенные в мягком касании напротив живота. Незнакомец чуть повёл головой и наклонил её в заинтересованности. Если бы сейчас его кто-то видел при свете, узрел бы самодовольную ухмылку. Таинственная фигура больше не двигалась, лишь наблюдала за происходящим на сцене. — Человеческое отродье! Этот Театр наш, как и весь город. Теперь это всё и даже Вы принадлежите нашему Королю! Если бы мы нашли вашего хвалёного директора, с удовольствием поговорили бы с ним лично. — Ну, во-первых, его никто не хвалил. А во-вторых, мерзкая крыса, я уже сказала, чтобы ты пшёл прочь со сцены! — Фани выплюнула это ему в недоуменное лицо. Бедные девочки и мальчики, собравшиеся вместе у занавеса, почувствовали себя смелее. Они даже хихикали и переговаривались. Вновь убеждались в том, что равных Фаине Шэриз нет, особенно когда дело касается Театра. Крыс, слыша смешки и глядя на победное лицо Дамы, не смог придумать ничего лучше, чем вновь применить силу. Он забурчал что-то себе под нос, занёс руку, и хорошенько размахнувшись… — Довольно! — раздался громкий, командный голос в глубине зала. По силе, голос неизвестного, можно было сравнить с голосом самой Примы. Такой же тон, такая же непоколебимая власть в голосе. Если Фаина была главной у балетные, значит этот блондин был главным у крыс. Рука, или вернее сказать когтистая лапа, замерла в воздухе, так и не долетев до лица Примы. Дама даже взглядом не повела, продолжала прожигать глазами стоящего солдата напротив себя. Фани фыркнула, и крыс фыркнул в ответ. Прима повернулась к юной балерине, которая сидела на полу, прижавшись к ноге Фаины. Дама присела и, взяв под плечи, словно ребёнка, подняла ученицу на ноги. Поддерживая девушку, которая мямлила слова благодарности, отвела её в сторону. — Ну что ты делаешь? Пугаешь только, — начал незнакомец, — Приносим свои извинения. Мы и правда, ищем директора этого прекрасного Театра, — его голос приближался. Голос стал таким же мягким, как и движения незнакомца. Его неторопливые шаги уже зазвучали на сцене. Создавалось впечатление, что он вот-вот начнёт неведомый танец. Движения его тела были величественны, плавны и редкий раз резки. Двигался, как самая настоящая крыса, хоть и так походил на человека. Он сразу же приковал к себе взгляды юных балерин, которые, с его появлением в свете софитов, начали перешёптываться громче. — Мой солдат просто растерялся перед такой многочисленной красотой. Он очарован, как и я! Незнакомец говорил вроде бы искренне, бросая кокетливые взгляды на хихикающих леди, но в речи его слышалась ирония, а во взгляде отвращение. Он всё же смог вогнать неокрепшие умы в краску. Девушки закрывали щёки ладонями, дабы скрыть своё смущение. — Вряд-ли что-то способно очаровать вас кроме аромата канализации и пыли подвалов! — сердито произнесла Прима и обернулась к неизвестному. Рядом с тем мерзким солдатом стоял другой мужчина, намного выше. Его белые волосы растрёпаны, но наверно это такая сумбурная причёска. Показалось, что это парик, ведь это не могла быть седина, мужчина выглядел довольно молодо. Маленькие чёрные глаза, словно бусинки, горели и не бегали. Он знал, что главный здесь он, что лишь от его слова будет всё зависеть. На его бледном лице застыла язвительная улыбка. Прямая осанка делала из него аристократа, если бы не крысиный нос. На удивление этот крыс оказался более приятным. Привлекательными их всех, конечно, не назовёшь, но эта тёмно-серая форма с большими золотыми пуговицами, эти чёрные лаковые сапоги, столь соблазнительно облегающие икры ног. Фани, с нескрываемым любованием, рассматривала этого явно влиятельного крыса.«Меня не стоит бояться,
в меня не стоит влюбляться.»
Земфира "Малыш"
Блондин и Прима осмотрели друг друга с ног до головы. Дойдя до его чёрных глаз, Прима вновь изобразила на лице холодность, вздернула правую бровь и немного скривила губы. Блондин усмехнулся. Затем наклонился к солдату и что-то зашептал ему на ухо. Тот выпрямился, поклонился и зашагал прочь со смущённым выражением на лице под хихиканье балерин. Блондин чувствовал себя прекрасно, это было видно по тому, как он расслаблено и непринуждённо командует всеми. Руки его сцеплены за спиной, и не видно такие же когтистые у него руки, как у его солдата или нет. Подмигнув кому-то в толпе юных балерин, он перевёл взгляд на Приму, гордо поднявшую голову. — Может вы, мадам, поможете нам найти директора? — сказал он приторно сладко и с явной неприязнью. Он не коверкал свою речь, лишь плохо справлялся с эмоциями и слишком растягивал слова. Поддельная улыбка, застыла на его лице, как восковая маска. Он пытался скрыть безразличие ко всему людскому роду. Фаине не приятен он, Ему не приятна она. Один-один. — В этом вам с удовольствием поможет вахтёр. Обратитесь к нему за помощью, если он ещё жив, конечно, — ответила Фани и иронически улыбнулась, подражая блондину. Фаину волновала лишь её ученица. Они часто посматривали друг на друга и мило улыбались. Как бы не забыть, с кем быть холодной, а с кем добродушной и в один момент не перепутать. Прима тогда бы чувствовала себя виноватой. — Дорогу покажите вы, мадам. Сейчас! — последнее слово он выделил особенным командным тоном. Чуть сводя брови, он сверкнул своими маленькими, живыми глазами. Чем-то напомнил маминого избалованного сыночка, который всегда получал то, что хотел. Это объяснило бы его неуравновешенность и нетерпимость. Прима даже не вздрогнула от его голоса и того, как он разнёсся по залу эхом. Незнакомец начинал злиться. Фаина не стала испытывать судьбу, пусть и, подчинившись, пришлось переступить через себя. — Мне нужна минута. — Незачем пудрить носик, — закатил глаза блондин, — У меня мало времени, показывайте! Прима не собиралась его слушать и уж тем более подчиняться. Не в этом случае! Она демонстративно села на пол, и начала развязывать ленты пуант. Всё это происходило под безмолвными поражёнными взглядами. — C'est le roi des rats! — зашептала юная балерина, чуть наклонившись к своему куратору. Фани удивлённо посмотрела на неё, а затем перевела взгляд на того, кого назвали Королём. Тот непонимающе вскинул брови и выражение лица, немного растерянное, застыло под внимательным взором Дамы. — Maintenant, il est clair d'où vient cette crispée, — ответила так же тихо Фани и усмехнулась глядя на Короля. Тот недоумённо глядел на их перешёптывания, а затем, чуть смущаясь, отводил взгляд. Затем Фаина поднялась и демонстративно развязала пачку, глядя прямо в глаза королевской особы. Пачка упала на сцену, словно пёрышко и Прима просто перешагнула через неё. Король заскользил взглядом по телу женщины. Блондин не переставал внимательно наблюдать за каждым её движением. Его бесило это неповиновение, его раздражал её тон, его приводили в бешенство её действия! Но он молчал, не применяя силу, оставался в стороне, пока она взяла на себя главную роль. С другой стороны именно это неповиновение взбудоражило его чувства и разум, поэтому сейчас он путался в том, что он испытывает к этой балерине. Фаина не посмотрела на него когда проходила мимо к спуску со сцены. Их рост оказался практически одинаковым, но Прима всё же пониже. От неё остался душистый шлейф, который влёк Короля за собой. Кончик его носа задвигался. Он глубоко вдохнул и аромат духов Дамы остался на его языке сладостной горечью цветов и фруктов. Эта женщина странным образом заставляла его душу пылать сначала от гнева, потом от восхищения. Фаина тревожно выдохнула. Было опасно проводить такое, но последствия не наступили, значит всё идёт хорошо. Подумать только, это создание величало себя Королём! Интересно, а у него есть Королева? Наверно такая же избалованная, как и он и такая же уродливая. А его носик, однако, так забавно двигался, даже прикоснуться захотелось, как и к этим белым неестественным волосам. Прима шла впереди и испытывала, хоть и привычное чувство быть первой, но сейчас оно было иным. Когда ведёшь за собой группу крыс в компании с их Королём, становиться не по себе. Фани содрогнулась всем телом, словно от холода, слыша, как за спиной звенит оружие и дышат крысы. Она не оборачивалась, чтобы лишний раз не встречаться взглядом с ними и в особенности с Королём. Его глаза казались ей слишком внимательными, пробирающими до самых костей. И чтобы только не видеть его чересчур подвижное тело. И как она только могла согласиться на эти «проводы». А она всего на всего хотела помочь своей ученице, защитить от этих человекоподобных существ. Практически бегом, чтобы это всё поскорее закончилось, она довела крыс до четвёртого этажа, где предположительно находился директор. — Его кабинет. Наверное, он там, — указав на большую дверь в конце коридора, сказала Фаина. — Наверно? – удивлённо переспросил Король. — Именно, — коротко и безучастно ответила Фани. Отдав приказ, крысы выломали дверь и, о чудо, там оказался директор. Почему они не могли сделать это раньше? Фаина увидела директора мельком, прежде чем быстро улизнуть. Тем временем Балетмейстер добрался до Театра. Запыхавшийся, растрёпанный, будто его били. Завидев его, Фаина стремительно сбежала с лестницы. Они пересеклись у главного входа в Театр. Сквозь стеклянные двери проникал тусклый серый свет. С этой дымовой завесой нельзя было понять, сколько времени и какая погода. Вечная мгла и ничего более. Балетмейстер принялся рассказывать Приме о том, что с ним произошло. Мужчина выглядел напугано, болезненно. Фаина мягко положила руку ему на плечо, и он коснулся её руки, слегка сжимая. Он сделал это инстинктивно, потому что весь был погружён в рассказ и даже не замечал того, что происходит рядом, пока шум на лестнице не стал слишком громким. Рассказ пришлось прекратить. Солдаты Крысиного Короля тащили директора. Тот сопротивлялся, брыкался, бился, будто в конвульсиях и кричал. Фаина поморщилась и отвела Балетмейстера в сторону, чтобы не помещать процессии. Когда же они кое-как спустились с лестницы и директор увидел Приму, то, собрав последние силы, вырвался из лап крыс и бросился к женщине. Он упал к её ногам, обхватил их и чуть не сбил Фаину с ног. К этому моменту Король успел присоединиться к своим солдатам и с таинственным выражением на лице наблюдал со стороны. Это было забавно, то, как директор молил Приму защитить его и как женщина морщится и закатывает глаза. Спасения он от неё так и не получил, а солдаты успели вновь схватить его. — Мадам, вы бессердечны! — кричал отчаянно директор, пытаясь всё же воззвать к светлой стороне Фаины, — Вам дороже собственных пуант ничего нет! — бросил он, когда солдаты начали его уводить. Почему-то эта фраза, брошенная от переполненного чувства обиды и безысходности, задела Фаину. Губы её дрогнули. Взгляд притупился, в нём появилась досада. Она следила глазами за директором, которого вели под руки крысы и в груди что-то предательски заныло. Слова смогли задеть её гордость и уверенность в себе. В момент этой секундной, нетипичной Фаине эмоции, Крысиный Король впервые ощутил некое потряхивание, трепет. И всё-таки эта Снежная Королева способна растаять, и есть в ней что-то, помимо острых ледышек. Чувства обоих, столь разные, вспыхнули и тут же потухли. Когда же Фаина перевела взгляд на Короля, тот легонько мотнул головой. Они впервые не испытывали совершенно ничего. Не было былого отвращения и презрения. Было лишь это "ничего" и оно же являлось началом всего. Они сами до конца не осознали этого, продолжая строить из себя кого-то иного, но точно не себя настоящего. Король, проходя мимо Фаины, поймал её взгляд и чуть поклонился, прижимая когтистую лапу к груди, где располагалось сердце. В ответ Прима неохотно склонила голову и отвела взгляд, более не желая смотреть в эти чёрные бусины. Блондин усмехнулся и, скрестив руки за спиной, двинулся к выходу из Театра. Открыв дверь, он немного задержался. Захотел было посмотреть ещё раз на Фаину, сам не зная отчего, но осёк себя и быстро вышел. Она не придала значения ни взглядам, ни тем более этой остановке в дверях. Внутри неё медленно угасало гадкое чувство вины, оставившее после себя липкие следы. Ещё и этот Король! Как только у крыс может быть Король?«Ибо всегда, когда мне одиноко, тьма влечёт меня. Гибель солнца — вот моя отрада. Каждый раз, когда опускается тьма, Душа растворяется в наслаждении...»
Rammstein "Schwarz"