Я на тебе, как на войне.

Холодный ветер играл с растрепанными волосами молодой девушки, что стояла на ледяном, кафельном полу балкона, держа в бледной, тонкой руке истлевшую сигарету. Она так и не сделала ни одной затяжки, лишь все время неподвижно стояла, смотря в одну точку. Ночная Москва была поистине превосходна. Снигирь любила смотреть на суматоху в городе, что происходило глубокой ночью. Это в какой-то мере доставляло ей удовольствие. Руки замёрзли и побелели до костяшек. На улице суровая зима, а Юля стоит в лёгком, домашнем халатике темной ночью на балконе. Она не знает который час, может два? а может и позже. Входная дверь громко хлопает, и в коридоре слышно чьи-то шаги. Эту лёгкую, аккуратную, непринуждённую походку она узнает из тысячи. Шаги все ближе и ближе, но Снигирь оборачиваться не спешит, не хочет. А Марина пытается подкрадываться тихо, словно кошка, которая пытается поймать свою добычу. Спустя время Юля чувствует теплые руки на своей талии и сбитое, горячее дыхание на своей тонкой, хрупкой, словно фарфор, который от одного касания рухнет вдребезги, шее. — Я скучала, - одними губами шепчет Александрова прямо в ухо возлюбленной, Снигирь же чувствует еле уловимый запах алкоголя. Для нее это обыденно, Марина частенько любила злоупотребить вином или чем-нибудь покрепче. — Снова выпила? - тихо, словно не хочет, чтобы их услышали задаёт вопросы Юлия, зная, что ответ итак очевиден. — Извини, - горячие дыхание снова обжигает мочку уха, а потом спускается ниже. Губы, накрашенные стойкой, красной помадой, целуют белоснежную шею. Юля ежится, табун мурашек пробегается по спине, а вскоре и по остальным конечностям. Снигирь ничего не отвечает, а Марина лишь тянет ее на себя, в квартиру, в спальню. Юля поддается. Александрова бросает женщину на мягкие, белоснежные перины, которые в момент сминаются под хрупким телом. Нависает над Снигирь, а у той сердце замирает, дыхание сбивается. Марина аккуратно покусывает ключицы, а потом как бы извиняясь, зализывает рану. С каждым поцелуем губы становятся всё краснее и краснее, а низ живота приятно скручивает и тянет вниз. Александрова сбрасывает халат с возлюбленной, открывая вид на грудь и совсем плоский животик. Она оставляет мокрую дорожку из поцелуев на нем, а затем, целует внутреннюю сторону бедра. Юле это надоедает. — Возьми меня уже, - стонет Снигирь. Марина не спорит, выполняет все просьбы. Она языком проводит по разгоряченной плоти девушки, Юля снова стонет. Через мгновение два пальца уже внутри нее. С каждой секундой она чувствует толчки, которые становятся всё резче и резче. Снигирь долго не выдерживает. Минута - две - три, и простыни под ней уже окончательный скомканы, пот стекает по горячему лбу, а сердце отбивает бешеный ритм. — Марин, мне все это надоело. Я терпел, но сегодня я ухожу. — Мне надоело. Надоело то, что ты появляешься дома раз в неделю. Надоело то, что от тебя вечно несёт алкоголем и перегаром. Надоело, просто надоело, - Юля сидит на кровати, закрывая упругую грудь белоснежным, словно первый снег, одеялом. Я сказал, успокойся и рот закрой. — Я уже все решила. Вот и все, до свидания, черт с тобой. — Завтра утром ты соберёшь свои вещи, и уйдешь из моей жизни навсегда, - шепчет Юля, не оборачиваясь на Александрову. А Марина не отвечает, понимает свою вину. Любит брюнетку всей душой, потому и выполняет любую ее просьбу. Глаза накрыла прозрачная пелена соленых слез, что подступили в столь неподходящий момент. Я на тебе, как на войне, а на войне, как на тебе. Но я устал, окончен бой. И она действительно ушла той темной ночью. В квартире осталось лишь одеяло и подушка, что впитали едкий запах ее духов. Но устал, Окончен бой, Беру портвейн, иду домой.