Black marked sun | Солнце с чёрной меткой

0. Начинается все следующим образом: Энид встречает Уэнсдей Аддамс ровно в 2:58 ночи в субботу середины сентября. Этому предшествовало множество обстоятельств: первая вечеринка Энид в колледже, Бьянка с ее ужасными решениями, много алкоголя. В итоге, когда они втроем возвращаются в общую квартиру Бьянки и Йоко, уже около двух часов ночи, причем обе строго-настрого предупредили, что Энид никуда не пойдет одна, пока они все так пьяны. Вот так Энид оказывается сидящей за столом в 2:58 ночи с кружкой кофе в жалкой попытке протрезветь, когда в дверях появляется Уэнсдей Аддамс. На данный момент Энид знает о ней несколько вещей. Она знает, что 1) Уэнсдей - третья соседка Бьянки и Йоко, 2) Уэнсдей обычно всегда находится в своей комнате или ее просто нет в квартире - настолько уж неуловима, что Энид успела подружиться с Бьянкой и Йоко в течение целого месяца и несколько раз побывать в их квартире, ни разу не увидев Уэнсдей, 3) Бьянка познакомилась с ней через довольно сомнительный сайт о жилье, 4) Уэнсдей специализируется на журналистике и 5) с Уэнсдей Аддамс не стоит связываться. Собрав все эти факты воедино, Энид решила, что Уэнсдей должна быть высокой. Йоко рассказывала, что первые несколько недель, пока они жили в одной квартире, она беспокоилась, что Уэнсдей - серийный убийца или что-то в этом роде, но ни она, ни Бьянка ничего не предпринимали, потому что Аддамс очень чистоплотна. Она должна быть очень страшной, очень высокой, с татуировками и пирсингом, носить оружие, постоянно смотреть грозным взглядом и иметь огромные мышцы, глядя на которые, думаешь, сколько же она тренировалась, чтобы дойти до такого результата. Она должна быть очень аккуратной, чтобы скрыть следы своих убийств. Именно так выглядела Уэнсдей в голове Энид на протяжении последнего месяца. Девушка, появившаяся в дверях квартиры... почти ничего из этого не представляет. Поэтому Энид, которая все еще сидит за столом, слегка сгорбившись, пытаясь допить остывший кофе, вкус которого ей совсем не нравится, громко спрашивает: — Кто ты? Девушка останавливается. И смотрит в ответ. — Я - Уэнсдей, — отвечает она. Ее голос монотонный и ровный. — Я живу здесь. А ты кто? Энид поперхнулась кофе. Она чувствует, что у нее перехватывает дыхание, потому что на нее смотрит Уэнсдей Аддамс, соседка номер три, возможная серийная убийца. Дело в том, что эта девушка не высокая. Она низкая. Она...очень низкая. У нее нет ни татуировок, ни пирсинга - по крайней мере, тех, которые Энид могла бы увидеть, - и у нее нет огромных мышц, которые она себе представляла. Тем не менее, та смотрит на нее, и полусонному сознанию Энид понадобилась секунда, чтобы понять, что Уэнсдей, вероятно, все еще ждет какого-либо ответа. — Меня... меня зовут Энид. Я подруга Бьянки и Йоко. — Хм, — хмыкает Уэнсдей, голос остается ровным. Энид не знает, что та чувствует, потому что она не проявляет почти никаких эмоций с тех пор, как вошла в комнату. — Ты - танцовщица. — О, э-э, да. Я танцую. А еще я занимаюсь бизнесом. То есть... у меня двойная специализация. Потому что было трудно выбрать. И мне нравится разговаривать с людьми. — Боже, почему она вообще это говорит? Она буквально только что познакомилась с этой девушкой, не прошло и минуты, а уже успела рассказать ей о себе множество вещей. Уэнсдей просто уставилась на нее, и обычно Синклер довольно хорошо разбирается в людях, но тут даже не догадывается, о чем думает ее собеседник. Она винит во всем этом то, что все еще немного пьяна. — Интересно, — наконец отвечает Уэнсдей, хотя кажется, что ей совсем не интересно, и идет на кухню, чтобы налить себе стакан воды. — Я изучаю журналистику, но рассматривала вариант получения двойного высшего образования в области музыкального искусства, прежде чем остановиться на нем. — Я знаю, — говорит Энид, откидывая ноги на стол. Уэнсдей поворачивается и смотрит на нее, брови слегка нахмурены: — Тебе уже было известно об этом? Щеки Энид вспыхивают, и она делает большой глоток кофе, чтобы дать себе повод не отвечать несколько секунд. — Я... я знаю, что ты специализируешься на журналистике. Потому что Бьянка мне сказала. Один раз. Я не... я не преследую тебя или что-то в этом роде, то есть Йоко сказала мне, что у тебя даже нет Инстаграма, Твиттера или чего-то подобного, так что как бы я вообще... — Энид понятия не имеет, почему продолжает бредить, но, похоже, не может остановиться. — Я также слышала, как ты играла на скрипке в своей комнате, когда я была у... — Это виолончель, — мягко прерывает Уэнсдей. — И это было очень красиво, между прочим. Так что я просто... э-э... подумала. — Энид немного запыхалась пока не закончила говорить, и не сомневалась, что ее щеки теперь совсем раскраснелись. Хотелось лишь одного, чтобы земля раскололась и поглотила ее целиком, избавив от этого позора. На мгновение воцаряется тишина, а затем темные глаза Уэнсдей опускаются с лица блондинки на кружку, которую та держит в руках. — Ты пьешь мой кофе? — спрашивает она, причем выглядит обиженной. — Нет? — отвечает Энид, несмотря на то, что это прозвучало как вопрос, и, когда Уэнсдей продолжает угрожающе смотреть на нее, Энид делает глоток. — Может быть? Извини, он стоял в кофейнике, когда мы пришли сюда, был холодный и противный, и я подумала, что никому до этого нет дела, я была довольно пьяна, когда это сделала, и, честно говоря, наверное, все еще немного пьяна, извини. — Затем Энид ставит кружку на стол рядом с собой и соскакивает. Она подходит к неподвижно стоящей брюнетке и поднимает руку для рукопожатия, как будто они только сейчас познакомились. Уэнсдей опускает взгляд на ее руку, затем поднимает, не делая никаких движений. Энид убирает руку и отходит, внутренне крича. — Ладно. Еще раз извини за кофе. И за наше общение. Бьянка спит, а Йоко в душе, и они сказали, что я могу переночевать на диване, но я, честно говоря, могу сейчас просто уйти... — Не уходи, — прерывает ее Уэнсдей. — Сейчас три часа ночи, а ты не трезвая. С тобой обязательно что-нибудь случится, и тогда Бьянка и Йоко будут злиться на меня за то, что я позволила тебе уйти. Энид хочет спросить, почему Уэнсдей появилась в квартире почти в три часа ночи, ведь ее наверняка могли похитить на улице, но еще один пристальный взгляд в ее сторону, и... она решает, что все в порядке. — Ладно. Тогда я просто подожду, пока будет готов душ, — пробормотала Энид и прислонилась к столу, не желая больше пить кофе. Уэнсдей по-прежнему не двигается, наблюдая за ней. — Как, ты говоришь, тебя зовут? — Энид, Энид Синклер. Уэнсдей смотрит на нее еще несколько секунд, а затем, не говоря больше ни слова, уходит. (Вот так все и начинается.) I. Когда она просыпается несколько часов спустя, диван под ней липкий и горячий, а солнечный свет, проникающий через стекло, вызывает у Энид ощущение, что сетчатку только что многократно проткнули. Голова тяжелая, как будто волосы отягощают, а во рту отвратительный вкус. Она застонала, прикрыв глаза рукой, и задумалась, чем же заслужила такую боль. — Значит, ты жива, — раздается знакомый голос откуда-то сзади дивана. Энид поднимает голову и смотрит прищуренными глазами. Уэнсдей сидит за крошечным кухонным столом в маленькой кухне, перед ней стоит миска с хлопьями, и она читает книгу, которую держит в руках. На ней черный пиджак оверсайз, под ним черно-белая полосатая рубашка, а волосы, как и вчера ночью, заплетены в две косы. Энид считает, что это несправедливо. Она сейчас явно находится в очень уязвимом состоянии и не должна иметь дело с подобными красотками. — Который час? — спрашивает Энид. Телефон разрядился, и, судя по всему, сейчас довольно раннее утро, но она не понимает, зачем кому-то ложиться спать так поздно, а потом с готовностью снова вставать рано. — Восемь утра, — отвечает за нее Уэнсдей, не поднимая глаз от книги. — Восемь утра? Разве ты не пришла сюда вчера в три часа ночи? — интересуется Энид, недоумевая. Неудивительно, что в квартире тихо и она чувствует себя полумертвой. — Ты не устала? — Я не сплю, — отвечает Уэнсдей, и по тому, как небрежно она это обронила, перелистывая страницу своей книги, Энид не знает, смеяться ли или беспокоиться. И тут же всплывает в памяти все, что было вчера вечером. Посещение первой вечеринки в колледже. Напилась впервые в жизни - что, несомненно, было ошибкой - и вернулась сюда с Йоко и Бьянкой. Встреча с Уэнсдей. Неоднократно опозорилась перед ней. — Боже, — простонала Энид, откидываясь на спинку дивана. — Я так сожалею о вчерашнем. — Перестань извиняться, — раздраженно отвечает Уэнсдей. — Ты уже много раз извинялась вчера вечером. — Точно, — говорит Энид, проводя руками по лицу. — Я чувствую себя так, словно меня сбил поезд. — Такое обычно случается, когда ты напиваешься. — Это не моя вина, — хнычет Энид, — это Бьянка. Она заставила меня это сделать. — Бьянка заставила тебя напиться? — спрашивает Уэнсдей, и теперь ее голос звучит по-другому. Синклер не может понять, в чем дело. — Нет! Боже, нет, — быстро поправляет себя Энид, закрывая глаза. — Нет, это звучит ужасно. На самом деле она меня ни к чему не принуждала, просто... она сама предложила пойти на вечеринку, и никто не предупредил меня, что в соке столько алкоголя, и теперь я чувствую себя паршиво. По крайней мере, целую минуту ответа не было, и на мгновение Энид подумала, что либо она надоела Уэнсдей, и та, вероятно, ушла, не услышав ее, либо просто решила не отвечать. Когда она открывает глаза, то понимает, что Уэнсдей стоит прямо здесь, рядом с диваном, и держит в другой руке стакан с водой и что-то еще. — Господи! — задыхается Энид, не в силах удержаться от того, чтобы не подпрыгнуть в кратковременном приступе страха, охватившего ее. — Боже, ты такая тихая, я даже не услышала, как ты двигалась... Вау, это меня напугало. Уэнсдей по-прежнему не двигается. Она просто выглядит не впечатленной. Энид моргает и тянется к стакану с водой. — Аспирин, — бормочет Аддамс, передавая бутылочку с таблетками в другую руку Энид. — Я никогда не пила, но мои соседи по комнате пили, так что я в этом разбираюсь. Тебе, наверное, тоже нужно что-нибудь съесть. Если хочешь, я могу сделать тебе тосты. — Спасибо, — Энид быстро выпила таблетки и стакан воды. — Это... хм, приятно. Я не ожидала, что ты это сделаешь. — Я делаю это не для того, чтобы быть милой. Я делаю это, чтобы ты перестала ныть. — Это заставит меня перестать ныть, — повторяет Энид и снова медленно садится. Она делает глубокий вдох, радуясь, что не настолько страдает от похмелья, чтобы не испытывать рвоту, как в кино, и направляется в ванную, чтобы воспользоваться запасной зубной щеткой, которую Йоко дала ей вчера вечером. Не забыв подключить к розетке все еще неработающий телефон с помощью случайно найденного на журнальном столике зарядного устройства. Когда она возвращается, на столе стоит тарелка с тостами. Уэнсдей уже не ест, но все еще сидит за кухонным столом и с довольным видом погружена в чтение. — Спасибо, — благодарит Энид и тут же запихивает в рот почти половину тоста одним укусом, потому что внезапно чувствует себя очень голодной. Затем берет тарелку и садится на другой стул за столом. — Это было мило с твоей стороны. Уэнсдей ничего не отвечает. Синклер заканчивает жевать большой кусок тоста и серьезно смотрит на девушку, сидящую напротив нее. У нее веснушки. Были ли они вчера вечером? Веснушки пересекаются с ее носом и покрывают щеки. На них очень приятно смотреть. На все ее лицо, честно говоря, очень приятно смотреть. Энид моргает, осознавая, что уже несколько мгновений жутко смотрит на лицо брюнетки, и снова опускает взгляд на свой тост. Он слегка подгорел, и на нем есть масло. Она не любит тишины. — ЧТО ТЫ ЧИТАЕШЬ? — наконец спрашивает Энид и морщится, понимая, что ее голос прозвучал гораздо громче, чем предполагалось. Единственное, что движется, - это глаза Уэнсдей. Ее голова неподвижна, но глаза поднимаются и смотрят в ответ. — Прости, — извиняется Энид, ее губы кривятся в нервной улыбке. — Было очень тихо. Глаза Уэнсдей снова опускаются к книге: — Я люблю тишину. — О. Энид воспринимает это как просьбу помолчать. Она запихивает в рот еще один кусочек тоста. Все тело зудит. Она боится пошевелиться, почесать что-нибудь, не решаясь снова потревожить девушку скрипом стула или ерзаньем. Уэнсдей вдруг вздыхает, закрывает книгу и поворачивается, чтобы полностью посмотреть на Энид. — Что теперь? — Что? Я не... я ничего не говорила. — Твое постукивание ногой трудно игнорировать. — Энид перестала постукивать. — Ты также продолжаешь издавать звуки. Правда? Щеки Энид пылают красным. — Извини. — Мне казалось, я просила тебя перестать извиняться. — И... да, хорошо. Эм... Глаза Уэнсдей, очень темные и необыкновенно красивые, они продолжают глядеть на лицо Энид, заставляя вторую тяжело вздохнуть. Уэнсдей, кажется, наконец-то сжалилась, потому что через несколько мгновений начинает говорить. — Я читаю книгу по теории музыки. Тебе это будет неинтересно. Энид оживляется и улыбается. — Я люблю музыку! Серьезно, музыка - это здорово. Я всегда считала крутым, когда люди умеют играть на инструментах, я думаю, что это замечательно, что ты умеешь играть на виолончели. У меня нет музыкального таланта. Рот брюнетки искривляется на одну сторону. — Я думала, ты танцуешь. — Да, — подтверждает Энид, — я просто имела в виду, что не умею играть на инструментах. Вообще. Я пыталась. Это было ужасно. — А на чем ты пробовала играть? — Э-э, я даже не помню. — Энид на мгновение задумывается, а потом продолжает говорить. — Это был какой-то длинный инструмент, кажется, в шестом классе? Я буквально была ужасна. Но мне нравится чувствовать и слушать музыку, даже если я не могу ее создать. Я, наверное, могу танцевать под любую музыку, если постараюсь. Хочешь, покажу тебе классные фотографии из музыкального музея, в который я ходила прошлым летом? Легкая кривизна рта Уэнсдей превращается в нечто большее, что можно определить как улыбку, и... вау, ладно, это ямочки, у Уэнсдей Аддамс есть ямочки, и они появляются на короткую секунду, а затем исчезают так же быстро, как и появились, что эквивалентно подмигиванию или пристальному взгляду. Ого, Энид нужно перестать пялиться. — Не вижу причин для отказа, — говорит Уэнсдей, а затем Энид бежит к своему телефону и отключает его от розетки, несмотря на то, что тот работает всего на восемь процентов. Пока она листает альбом, чтобы найти их (с момента поездки прошло два месяца, а она имеет привычку делать много фотографий), она следует за девушкой к дивану, куда та по непонятным причинам переместилась. — Ты любишь музыку, — повторяет Уэнсдей, пока Энид продолжает поиски музейных фотографий. — Хочешь посмотреть документальный фильм об истории музыки? Я уже несколько дней планировала его посмотреть. Энид поднимает глаза и широко улыбается. — Конечно! С удовольствием. Этим они и занимаются. Энид восторженно комментирует фотографии, когда находит их, и ей, честно говоря, кажется, что Уэнсдей это неинтересно, но иногда та кивает, а иногда узнает что-то на заднем плане фотографии и рассказывает об этом, а Энид внимательно слушает. Они смотрят какой-то документальный фильм об истоках создания музыки, как вдруг блондинка вспоминает свой единственный инструментальный концерт в шестом классе, и когда она рассказывает Уэнсдей о том, какой это был провал, губы последней растягиваются в легкую улыбку, а ямочки на короткое мгновение появляются на щеках. Похоже, что Уэнсдей Аддамс обладает такой улыбкой, которую нелегко заслужить. Но Энид всегда любила сложные задачи. (Когда Бьянка выходит из своей комнаты около десяти с похмельным видом, она застает Уэнсдей и Энид на диване. Телевизор включен без звука. Энид крепко спит. Уэнсдей просто сидит, ничего не делая. Бьянка открывает рот, поднимая брови. — Ни слова, — шипит Уэнсдей, резко сверкнув глазами). Остаток сентября проходит без особых происшествий. Энид обнаруживает, что учеба в колледже оказалась лишь немного сложнее, чем в школе, но, возможно, это связано с тем, что теперь она получает больше заданий, на выполнение которых отводится достаточно времени, однако в итоге откладывает их выполнение до последнего дня. В основном это заканчивается не слишком плачевно - в какой-то момент Йоко находит ее лежащей лицом вниз на полу в своей комнате в тот же вечер, когда нужно было сдавать одну из работ, но это случается только один раз, - поэтому она не особо старается планировать все заранее, пока не понимает, что через неделю у нее экзамен по математике и ей совсем крышка. Она сидит в задней части своей любимой кофейни в час ночи, на грани слез и обморока от усталости, когда раздается звон колокольчиков и в дверях появляется Уэнсдей. Энид с некоторым удивлением наблюдает за ней, слегка сомневаясь, действительно ли сходит с ума, ведь в кофейне, кроме нее и двух работающих здесь людей, практически никого нет, но когда Аддамс устанавливает зрительный контакт, она понимает, что, скорее всего, ей не просто показалось. Уэнсдей подходит к ней после того, как заказывает себе напиток. Она не делает ни единого движения, чтобы сесть, а просто стоит у столика. Это удивительно, потому что Энид хотелось бы думать, что они теперь друзья - после пьяного инцидента они общались только один раз, когда Энид и Бьянка сцепились во время жаркой игры в "Уно", и Аддамс вышла из своей комнаты, чтобы потребовать, чтобы те прекратили кричать, а затем присоединилась к игре и принялась сама всем угрожать. Энид не понимает, почему та не садится. Может быть, Уэнсдей просто пришла посмеяться над ее неудачами и уйти? — Почему у тебя такой вид, будто ты сейчас заплачешь? — спросила Уэнсдей сделав глоток своего напитка. Энид хмурится, закрывая лицо руками, и, честно говоря, ей хочется закричать. — Я просто... у меня скоро тест по математике, и я не знаю, что со мной не так, я всегда хорошо училась в школе без необходимости готовиться, но теперь кажется, что должна готовиться к этому предмету, потому что явно не знаю, что к чему, но я не понимаю, как готовиться, и я завалю, я просто очень волнуюсь, ясно? — когда Энид заканчивает, она все еще смотрит на бумаги, разбросанные по столу перед ней. Наверное, сейчас она выглядит безумной. Уэнсдей совершенно не была похожа на Энид, когда заговорила, спокойным и собранным голосом: — Итак... тебе нужна помощь в учебе? — Я... то есть, наверное, да? Я не знаю. — Уэнсдей предлагает ей помощь? В смысле, помочь ей учиться? — Я не предлагаю. Уверяю тебя, я не настолько терпелива, чтобы учить кого-то, — отвечает Уэнсдей. — Мой друг занимается репетиторством, особенно по математике и естественным наукам. Я не сомневаюсь, что он сможет помочь тебе с твоей дилеммой. — Серьезно? — спросила Энид, наконец-то подняв глаза на стоящую перед ней девушку. На ней черный свитер и треники, и она выглядит... нежно. Или, по крайней мере, настолько нежной, насколько это возможно, когда человек одновременно выглядит так, будто он убьет тебя, если ты повернешься к нему спиной. — Боже мой, Уэнсдей, это было бы так здорово, я... — и тут Энид встает из-за стола и бросается вперед с протянутыми руками. Уэнсдей делает шаг назад. — Не обнимать, — замечает Энид, тут же опуская руки, — ясно. — Когда Уэнсдей продолжает смотреть, Энид на мгновение подпрыгивает на носочках, прежде чем поднять руку. — Хм. Удар кулаком? Уэнсдей бросает взгляд на свою руку и неохотно ударяет кулаком по кулаку Энид. Улыбка блондинки быстро возвращается. — Серьезно, Уэнсдей, это было бы здорово. Я, конечно, заплачу ему, но если он сможет мне помочь, это будет просто... мой средний балл, возможно, не пострадает так, как я думала. Спасибо. Уэнсдей молча кивает. Энид делает глубокий вдох, а затем начинает собирать свои бумаги, чтобы уйти. — Ладно, я знаю, почему я не сплю так поздно, но почему ты не спишь так поздно? — спрашивает она. Уэнсдей звучит совершенно серьезно, когда отвечает: — Я же говорила тебе, что не сплю. Энид хмурится, берет свою папку и запихивает ее в рюкзак, который взяла с собой, а затем перекидывает его через плечо. — Ладно, когда ты сказала это в первый раз, я подумала, что ты шутишь, но теперь я немного обеспокоена. — Нет, — настаивает Уэнсдей, и вот они уже вместе (?) выходят из кафе и возвращаются в сторону кампуса. — Значит, ты просто... не спишь. — Верно. Неизвестный номер 3 октября [8:53] вечера. Здравствуй, Энид, это Уэнсдей. Энид [8:57] о!!! привет Уэнсдей :D Уэнсдей [8:58] Мой друг, который может с тобой заниматься, сказал, что свободен в пятницу вечером и в субботу днем. Его зовут Юджин. Я могу прислать тебе его контактную информацию. Энид [8:58] омг спасибо большое!!! и я заплачу ему конечно Уэнсдей [9:00] Что такое "sm" и "ofc"? Энид [9:01] sm = большое ofc = конечно а еще откуда у тебя мой номер, лол Уэнсдей [9:01] Йоко дала мне его. Энид [9:01] ну да, конечно но я не шучу, когда говорю, что ты буквально спасла мне жизнь. серьезно, я была готова просто сдаться, а мы едва ли месяц продержались. Уэнсдей [9:02] Это было бы печально. Энид [9:04] я знаю;-; Уэнсдей [9:04] "Ik"? Энид [9:04] ik = я знаю ты не в курсе текстовых сокращений Уэнсдей [9:05] Я обычно не переписываюсь с людьми. Я предпочитаю общаться по телефону. Энид [9:07] о, я бы тебе позвонила, но моя соседка по комнате пытается заниматься, и я думаю, что она убьет меня, если я начну говорить по телефону. Уэнсдей [9:08] Твоя соседка кажется адекватной. Энид [9:08] хаха но в любом случае я хочу поблагодарить тебя за то, что ты помогла мне с этим, так что.. как ты смотришь на то, чтобы пойти куда-нибудь поесть? за мой счет. Уэнсдей [9:09] Я редко куда-то хожу, только если на расследование. Энид [9:09] расследование? Уэнсдей [9:09] Журналистика. Энид [9:10] ну да, конечно. я уже говорила, что думаю, что это круто? страшно, но круто. но в любом случае мы можем быстро сходить. например, просто Макдональдс или кафе или что-то в этом роде. ты когда-нибудь бывала в том районе, где стоят фудтраки? там ты точно что-нибудь найдешь поесть! Уэнсдей [9:12] Является ли "smth" эквивалентом что-нибудь? Энид [9:13] да! ты быстро соображаешь Уэнсдей [9:13] Смейся вслух. Энид [9:14] о. Уэнсдей [9:14] Что касается того, о чем ты говорила раньше... Думаю, сходить поесть не помешает, особенно если ты платишь. Энид [9:15] отлично!!!!! ты свободна в четверг вечером? Уэнсдей [9:15] Да. Энид [9:15] Ура!!! :)) К тому времени, как наступает вечер четверга, Энид уже около часа пытается понять, что же ей надеть. Она перебрала три совершенно разных наряда и разослала фото в зеркале своих подругам, и все это для того, что должно было стать быстрой встречей в центре фудтраков. Йоко [5:10] первый вариант нравится больше Бьянка [5:10] не знаю, мне второй вариант кажется более стильным для свидания мне больше нравится этот вариант Энид [5:11] это не должно быть стильно и это не свидание мы буквально просто идем поесть рядом с кампусом Бьянка [5:11] девочка Йоко [5:12] подожди, это не свидание? Энид [5:13] нет!!! это то, что я говорила вам, ребята!!! Йоко [5:13] хм Бьянка [5:13] (я все еще думаю, что это свидание) Йоко [5:13] (я тоже) Энид [5:14] >:( Бьянка [5:15] да ладно, Энид. Уэнсдей как-никак, редко куда-то ходит, особенно с новыми людьми. это 100% свидание Йоко [5:17] согласна и надень первый наряд в этих брюках твоя попа выглядит великолепно Бьянка [5:18] да, и надень пиджак, который я тебе одолжила. в этом буквально невозможно не выглядеть геем, на здоровье. Энид [5:18] вы обе ужасны Несмотря на свои слова, она все же выбирает первый наряд. Они договорились встретиться в шесть тридцать. В шесть пятнадцать Энид выходит из общежития, несмотря на то, что фудтраки находятся меньше, чем в десяти минутах ходьбы от северной части кампуса, где находится Офелия Холл. За окном садится солнце, окрашивая небо в пастельные красно-оранжевые тона. Улицы оживлены, на них полно людей, которым есть куда пойти и чем заняться. Энид любит город - любит его деловитость, толпы людей, лица и то, что все находится вокруг. Она ненавидела маленький городок, в котором выросла со своей большой семьей, где каждый знал, кажется, все обо всех. Здесь же создается впечатление, что город живой. Как будто у него есть сердце, ритм и биение. Здесь легко влиться в коллектив, быть нормальным. Она приняла город с распростертыми объятиями. В шесть двадцать шесть Энид уже собиралась достать телефон, чтобы написать Уэнсдей что-нибудь в духе "Я здесь", как вдруг почувствовала, что кто-то трогает ее за плечо. Уэнсдей стоит позади нее, на ней черно-белая клетчатая рубашка, поверх которой черная куртка-бомбер, и черные брюки. Энид начинает думать, что у этой девушки нет ничего другого, кроме черно-белого цвета. — Привет! — приветствует Энид, широко улыбаясь. — Мне нравится твоя куртка. — Спасибо. — Наступает долгая пауза. — Это подарок от моего брата. — У тебя есть брат? Это так здорово. У меня их четыре. Брови брюнетки удивленно поднимаются. — Я даже представить себе не могу. Достаточно иметь дело с одним. Они заходят на маленькую площадку. Здесь не так многолюдно, как обычно, из-за того, что они пришли сюда в четверг вечером. — В моем доме... может случиться небольшое сумасшествие, — признается Энид, становясь все тише. Обычно она не любит говорить о своей семье, особенно с малознакомыми людьми, поскольку это обычно приводит к тому, во что ей не хочется влезать. На несколько секунд она почувствовала на себе взгляд, а затем, словно прочитав мысли, Аддамс сменила тему. — Твой наряд очень... красочный. Энид благодарна за перемену. — Да, я действительно люблю яркие вещи. Бьянка и Йоко помогли мне выбрать его. — Бьянка и Йоко знают об этом? — Уэнсдей спрашивает, как будто собирает что-то воедино. — Это объясняет, почему они вели себя странно перед тем, как я ушла. — О. Да. Я попросила их помочь мне выбрать наряд, потому что нервничала. Они останавливаются в короткой очереди перед такофургоном, договорившись, что будут есть здесь. Энид уже собирается повернуться к Уэнсдей и спросить, какие тако она собирается взять, когда понимает, что Уэнсдей уже смотрит на нее, и ее рот искривляется в как бы улыбке, но и не улыбке, которую Синклер видела пару раз раньше. — Нервничала? — спрашивает та, и тут Энид осеняет, в чем она только что призналась. — Я заставляю тебя нервничать, Энид? У Энид расширились глаза. Она прокручивает в голове около трех различных сценариев, которые могут произойти в течение пяти секунд в зависимости от ее ответа, но все они включают в себя ложь, а она никогда не была нечестной. Поэтому нервно сглатывает и говорит: — Да. Уэнсдей наблюдает за ней еще несколько секунд, а затем снова поворачивается к меню, которое они до этого рассматривали на боку грузовика. — Приятно слышать. Они разговаривают несколько часов. Энид почти сразу доедает заказанные ею два тако, в результате чего ей приносят еще одно, пока Уэнсдей еще ест первое. Это приводит к разговору, в котором блондинка рассказывает о том, как начала заниматься спортом несколько лет назад, чтобы развивать силу и гибкость для танцев, но продолжила заниматься, потому что это веселое хобби. Теперь у нее быстрый обмен веществ, и она много ест. (— Интересно, — отвечает Аддамс, когда ей сообщают об этом, и на этот раз она действительно выглядит заинтересованной. — Да, это так, — соглашается Энид, проглотив еще один кусочек своего третьего тако, — вначале я была просто маленькой тощей палочкой. Я едва справлялась с десятифунтовыми гирями. А теперь могу ходить на руках. Губы Уэнсдей растягиваются в улыбке, и снова появляются эти милые ямочки. Таким образом, Энид получает три балла за "Как часто я могу заставить Уэнсдей улыбаться?" — Ты можешь ходить на руках? Это действительно увлекательно). Оказывается, у них много общего. Ну, ладно, не так уж и много. Их характеры совершенно разные. Энид уже давно это поняла, но ей кажется, что любой человек, взглянув на них, может прийти к такому выводу: Энид - улыбчивая, громкая и веселая, а Уэнсдей - тихая и редко выдает свои мысли и чувства. Она из тех наблюдательных людей, которых не замечаешь в углу комнаты, но которые знают о тебе все, просто наблюдая за твоим разговором в течение пяти минут. Общее: их объединяет любовь к похожим вещам. Самое главное - это их страсть к музыке. Энид узнает, что Уэнсдей, помимо того, что умеет играть на виолончели, еще и композитор. Поэтому увлекается теорией музыки, историей музыки и т.д. Как и говорила ей Йоко, у Уэнсдей нет социальных сетей, но она выкладывает свои работы на Youtube-канал, который, в общем-то, очень известен. (— Ты не показываешь своего лица, — комментирует Синклер, когда брюнетка сказала ей название своего канала. Ей достаточно пролистать пару роликов, чтобы прийти к такому выводу. — Я не люблю людей, — просто отвечает Уэнсдей. — Мне кажется, так проще. Энид задумчиво кивает: — Понимаю. — Понимаешь? — Уэнсдей смотрит с подозрением. — Ты похожа на человека, который любит людей. — Я имею в виду, что я правда люблю людей, — объясняет она, — иногда. Но люди могут быть злыми, так что я понимаю. Скорее, я люблю разговаривать с людьми, наверное? В этом есть какой-то смысл? — Есть, — говорит ей Уэнсдей, мягко, но твердо, как будто эта мысль верна). Энид рассказывает о том, как увлеклась танцами в юности, как приехала в этот город из маленького городка, как ей говорили, что не стоит получать двойную специализацию - танцевальное искусство и бизнес-маркетинг, но она все равно это сделала. Уэнсдей рассказывает, что родители полностью поддержали ее идею поступить на факультет журналистики, а сама она из маленькой семьи, но с большим домом. Она не слишком много говорит, но когда говорит, то очень глубокомысленно и задумчиво, и Энид хочется слушать буквально все, что бы та не сказала. Некоторое время они беседуют о том о сем, а затем, уже после захода солнца, Уэнсдей замечает, что возле столика для пикника, за которым они сидели, становится некомфортно шумно - туда начинают приходить все более шумные ребята из колледжа. В результате они бесцельно гуляют по близлежащему парку, ведя дискуссию о том, какая музыка лучше - попса и к-поп, которые предпочитает Энид, или альтернатива и классика, которые предпочитает Уэнсдей. Это приводит к игре в "поцелуй, женись, убей", о которой они говорят после того, как покупают мороженое у продавца, на которого наткнулись, и Уэнсдей настаивает на том, чтобы заплатить за него, потому что Энид купила тако. Брюнетка пытается убить тревожно большое количество претендентов в игре, на что Энид приходится объяснять, что так не бывает, и в конце концов просто сдается. Затем они усаживаются на скамейку возле одной из освещенных аллей и продолжают разговаривать. В какой-то момент Энид бездумно проверяет время на своем телефоне, думая, что сейчас, наверное, около семи тридцати, и они разговаривают уже час, пока взгляд не улавливает светящиеся белым светом девять сорок два, и понимает, что они разговаривают уже более трех часов. Уэнсдей, несомненно, заметив ее лицо, проверяет свой телефон, только удивленно поднимает брови. — Ничего себе, — пробормотала Энид, — надо же, а я думала, что уже восемь, какого черта? — У нее шесть пропущенных сообщений от Бьянки, спрашивающей ее, жива ли она еще на двух разных языках, два пропущенных сообщения от Йоко с просьбой ответить, чтобы они знали, что та все еще на свидании, а не мертва в сточной канаве, и уведомление от одной из подруг по колледжу, которая отметила ее в Инстаграме. — Я тоже не думала, что прошло столько времени, — отвечает Уэнсдей. И тут Энид осознает, что с каждым днем становится все холоднее и холоднее - осень действительно наступила вместо лета. Она скучала по лету, как и каждый год, но не могла не радоваться тому, что ей предстоят эти два семестра. — Я думала, это будет быстро. Энид сморщилась: — Извини, если у тебя были другие планы. Я знаю, что обещала, что все будет быстро, но... — С тобой действительно интересно разговаривать. Я хочу выслушать все, что ты хочешь сказать... — Я действительно не заметила, как прошло много времени. — Я не то чтобы жалуюсь, — говорит ей Уэнсдей, — я просто удивлена. Я никогда раньше не разговаривала так долго ни с одним человеком. Это... необычно. — Необычно в хорошем смысле или в плохом? — спросила Энид, голос стал немного легче, чем раньше. Уэнсдей хмыкает. — Я все еще думаю, — говорит она, но затем делает знакомое движение ртом, и Энид знает, каким будет вердикт. (Когда они расходятся, Энид испытывает непреодолимое желание обнять Уэнсдей. Но она не делает этого, вспомнив, что та не любит обниматься. Вместо этого она поднимает руку и сжимает пальцы в кулак, и улыбается, когда Уэнсдей повторяет ее действия и сталкивает их кулаки вместе). Час спустя Энид обнаруживает, что лежит в постели, волосы мокрые от душа, и не может заснуть. Рядом с ней лежит телефон, в котором содержится недавний короткий разговор с брюнеткой, заставивший ее усомниться в некоторых вещах. Он гласит: Энид [10:39] привет, Уэнсдей ты нормально добралась до дома? Уэнсдей [10:41] Да, добралась. Я рада, что ты тоже. И тебе больше не нужно будет беспокоиться о том, хорошо ли я добралась до дома. Энид [10:41] но ты же маленькая Уэнсдей [10:41] Я знаю, как о себе позаботиться. Ты должна больше беспокоиться о людях, мимо которых я прохожу на улице, а не обо мне. Энид [10:42] принято к сведению лол также я очень хорошо провела время спасибо, что пришла Уэнсдей [10:47] Я тоже, хотя и не думала, что приду. Только не говори Бьянке и Йоко. Они никогда не перестанут меня дразнить. Энид [10:47] твой секрет в безопасности со мной :D Энид несколько раз перечитывает сообщение, прежде чем напечатать ответ. Энид [10:48] а еще... ты не думала, что хорошо проведешь время? Уэнсдей [10:48] Это не имеет никакого отношения к тебе. Я просто говорю так, потому что, как уже говорила, я обычно не умею разговаривать с людьми. Я не думала, что все будет так... как было. Энид [10:48] о, ну, тогда я рада, что все прошло лучше, чем ты думала :) Уэнсдей [10:49] Я тоже. Энид напечатала пожелание спокойной ночи, удалила его, напечатала заново, снова удалила, а затем со вздохом откинула телефон на кровать. Несмотря на то, что говорили ей Йоко и Бьянка... это не могло быть свиданием. Люди вроде Уэнсдей ("клевые", "тихие", "остроумные", которым все равно, что думают другие) не встречаются с людьми вроде Энид ("неклевые", "шумные", не умеют готовить, не разжигая огня, часто заботятся о том, что думают другие). И это нормально. Ее это не беспокоит. Она может считать Аддамс привлекательной с объективной точки зрения, ей может нравиться общаться с ней и находиться в ее присутствии, но они не похожи на людей, которые... сработаются. (И это нормально. Правда. Энид уже встречалась с двумя людьми. Один из них был ее друг Аякс, и они были похожи тем, что их личности не конфликтовали, а расставание было скорее похоже на "нам, наверное, лучше остаться друзьями, да?" И это так, потому что они остались друзьями и после этого. А вот последняя, девушка, которая останется неназванной или будет называться просто "мудачка", отличалась от Энид практически во всех отношениях. Она думает о том, что чувствовала, когда их отношения рушились и распадались. Думает о том, что чувствовала, когда ей сказали: — Да, ты милая, но слишком, Энид). Закрывая глаза и пытаясь погрузиться в сон, Энид понимает, что не хочет слышать это снова. Ⅱ. За день до Хэллоуина погода соответствует жуткой пугающей теме, которая окружала Энид последние несколько дней. Почти весь день пасмурно и прохладно, а ближе к вечеру небо раскололось, и начался холодный ливень с глубокими раскатами грома. Энид открывает дверь квартиры запасным ключом, который ей дала Йоко, и планирует просто взять куртку, которую одолжила Йоко, и уйти, потому что дома, по идее, больше никого нет, но ее планы рушатся, как только дверь открывается. — Закрой дверь! — Уэнсдей тут же шипит на нее, Энид хмурится, но подчиняется и тихонько щелкает замком. Брюнетка лежит на полу, ее волосы мокрые, а челка прилипла ко лбу. Остальная одежда тоже мокрая, а по всей гостиной разбросаны грязные следы. Хорошо, что в этой квартире деревянные полы, считает Энид. — Эм, — начинает она нервно хихикая, голос немного повышается. Уэнсдей выглядит немного взбешенной, почти полностью прижавшись к полу и уставившись на что-то под диваном. Если бы они не были друзьями, Энид подумала, что сейчас стоило бы сканировать окружающую обстановку на предмет возможного оружия на случай, если Аддамс действительно окажется серийным убийцей. — Не хочу показаться слишком любопытной, но какого черта ты делаешь? — Говори тише, — потребовала Уэнсдей, — ты его напугаешь. Энид приостанавливает свой поход к месту, где Уэнсдей прижалась к полу. — Я собираюсь, что? Уэнсдей даже не поворачивается, чтобы посмотреть на нее: она по-прежнему прижата к полу лицом и заглядывая под диван. Голос Энид повышается. — Уэнсдей Аддамс, — начинает она, находясь в трех секундах от того, чтобы развернуться и убраться из этой квартиры к чертовой матери. — Что под этим диваном? — Почему бы тебе не взять и не посмотреть самой? — Я очень, очень не хочу. Уэнсдей наконец отвлекается от того, что находится под диваном, и бросает на нее быстрый взгляд с небольшой ухмылкой. — Ничего опасного. — Не знаю, успокаивает ли это меня, — хмыкнула Энид, но начала медленно приближаться. Затем медленно опустилась на пол, бросив последний взгляд на Уэнсдей, а затем прижалась к полу настолько, что могла увидеть, на что смотрит Уэнсдей. А там, глядя на нее в ответ и издавая шипение, сидит кот. — О, — хихикает Энид, отчасти потому, что замирает от облегчения, ведь это не гребаный енот или что-то в этом роде, но также и потому, что это довольно забавно. — Это кот. — Это воплощение зла, — поправляет Уэнсдей, — это демон, которого я полчаса пыталась затащить в квартиру только для того, чтобы он тут же нырнул под диван. Вылез. бегом. — Наверное, ты его напугала, — рассуждает Энид, протягивая руку и издавая языком щелкающий звук, чтобы привлечь внимание животного. — Ты очень страшная, Уэнсдей. В голосе брюнетки звучит раздражение, когда она снова заговорила: — Хотя мне обычно нравятся эти слова, в данном случае они не помогли. — Наступает пауза, когда Уэнсдей наблюдает за тем, как Энид пытается взаимодействовать с кошкой, а затем говорит: — Не позволяй ему поранить тебя. Я не хочу видеть, как ты будешь брезговать небольшим количеством крови, а потом снова потеряешь сознание. Щеки Энид запылали, когда она вспомнила, что именно имела в виду Уэнсдей. Хэллоуин всегда был ее самым нелюбимым временем года. — Это было...неважно. Кот снова шипит на Энид, когда ее рука оказывается рядом, поэтому оставляет ее на месте. — Привет, — воркует она, — привет, милая кошечка. Проходит минута, в течение которой она шепчет "воркование" и многое другое на повышенных тонах, пытаясь уговорить кота успокоиться, но в конце концов он нехотя ползет вперед и осматривает руку Энид. Затем, не успев опомниться, позволяет ей погладить себя по голове. — Какой хороший котенок, — говорит Энид детским голосом, — хороший котенок. В конце концов, кот медленно выползает из-под дивана, по-прежнему позволяя девушке гладить себя по бокам. Он черный, с большими голубыми глазами, шерсть влажная и грязная от дождя. Энид думает, что готова умереть за него. (Уэнсдей сидит на полу, скрестив ноги, и наблюдает за происходящим. Выражение лица Энид становится каким-то одурманенным, влюбленным, как будто та никогда раньше не видела кошку. Кот уже мурлычет, шерсть мокрая, но ему все равно удается свернуться калачиком на коленях Энид и испачкать брюки, которые она надела. — Ну разве ты не идеальный маленький котик? — ворчит Энид, почесывая под подбородком. — Да. Конечно, ты такой. "Как ты смеешь так предавать меня", думает Уэнсдей, глядя на животное. Она только что потратила полчаса на то, чтобы загнать кота в квартиру, и еще полчаса на то, чтобы вытащить его из-под дивана, а тут такое обращение. Тем временем Энид появилась всего пять минут назад, а кот уже любит ее. Предательский паразит! Но тут Уэнсдей действительно обращает внимание на выражение лица Энид, и... она, честно говоря, даже не может обидеться на кота за то, что тот явно любит Энид больше, чем ее саму). Он сидит, свернувшись калачиком, на коленях Энид и мурлычет, к ужасу и ее, и Уэнсдей. Кажется, теперь до них дошло, что кот все еще мокрый. Уэнсдей тоже мокрая, судя по тому, что сидит напротив нее, - одежда, волосы и все остальное. — Это из-за тебя Уэнсдей замерзла и промокла? — спрашивает Энид у животного, голос у нее по-прежнему детский. — Это ты? — Глупая маленькая тварь все время убегала, — рычит Уэнсдей. Энид хихикает. — И ты продолжала гоняться? — На улице холодно и сыро, — оправдывается Уэнсдей, — я не собиралась просто так его оставлять. — Ладно, ладно, успокойся, — хихикает Энид, когда Уэнсдей становится такой громкой, какой Синклер ее еще не слышала. — Я рада, что ты не оставила его, просто я немного удивлена. — Она оглядывается на кота. — Привет, кошечка, это Уэнсдей. Я знаю, что она производит впечатление серийного убийцы, но на самом деле она очень ласковая, когда узнаешь ее получше. — Энид не обращает внимания на то, как на лице Аддамс появляется выражение, которое можно описать только как отвращение. — Я не... — Ты просто должен дать ей шанс. — ...Мягкая. Еще раз назовешь меня так, и я лично прослежу, чтобы ты потом жалела об этом. И Энид, и кот игнорируют брюнетку, потому что кошка, как будто действительно слушая Энид, несколько секунд смотрит на Уэнсдей. В конце концов, Уэнсдей неохотно протягивает руку, позволяя коту осмотреть ее, а затем начинает нежно гладить его по спине. — Ты дала ему имя? — спрашивает Энид, уже влюбленная в этого котенка и отчаянно надеющаяся, что Уэнсдей планирует оставить его у себя, потому что погибнет, если больше никогда не увидит этого малыша. Когда Уэнсдей кивает, Энид немного оживляется. — И как? — Вещь, — говорит Уэнсдей. Энид моргает: — Что? — Что? — Ты назвала кошку Вещь? — Да, — тихо говорит Уэнсдей, все еще поглаживая кота по бокам. — Его зовут Вещь. — Хорошо, — пробормотала Энид, отчасти не веря, а отчасти любя, потому что на самом деле так поступает Уэнсдей. (В последнее время она стала хорошо осведомлена о том, какая же это девушка на самом деле). В итоге Энид несет Вещь в ванную, пока Уэнсдей сушится и переодевается, а затем они вместе совершают подвиг - принимают ванну. Энид очень рада, что Вещь, похоже, относится к тем редким кошкам, которые действительно любят принимать ванну, потому что она даже представить себе не может, какая катастрофа могла бы произойти, если бы он этого не любил. — Как ты думаешь, Вещь любит маникюр? — спрашивает Энид, нежно держа кота на руках пока Уэнсдей с помощью пластикового стаканчика льет на него воду, чтобы смыть мыло и грязь, которыми он покрыт. Они обе находятся довольно близко друг к другу, опираясь на колени, их разделяет примерно фут пространства. — Почему ты об этом спрашиваешь? — Потому что ему явно нравится купание, которое мы ему устраиваем, — объясняет Энид, когда Уэнсдей протягивает руку, чтобы выключить воду, а затем взять старое, рваное полотенце, чтобы вытереть его. — Может быть, ему и маникюр нравится. Ты ведь оставишь его себе? Надо будет как-нибудь проверить свою гипотезу. — Он кот. — Он ангел, который будет в восторге, когда ему накрасят когти. Уэнсдей поднимает Вещь из ванны и прижимает его к себе, пока он остается завернутым в полотенце. Энид считает, что это буквально самое милое зрелище, которое она видела за всю свою жизнь. — Красить ногти животным может быть токсично и вредно для них. Не думаю, что Вещь захочет отравиться почти сразу после того, как обретет новый дом. — Новый дом? Значит ли это, что ты оставишь его у себя? — взволнованно спросила Энид. — Конечно, значит. Неужели ты думаешь, что я потрачу час своего времени на погоню за котом только для того, чтобы не оставить его себе? Энид/Йоко/Бьянка 30 октября 19:13 Энид [7:13] [изображение отправлено] теперь у вас в квартире появился четвертый жилец :D Йоко [7:13] лмао что — Знаешь, — начала Энид, убирая телефон в карман. Уэнсдей отпустила Вещь побродить по квартире, когда он совсем высох. — Вещь чем-то напоминает мне тебя. Ну, может, не характером, но если бы ты была животным, то точно была бы черной кошкой. Теперь, когда они очистили ванную, Уэнсдей достала спрей и еще несколько полотенец, чтобы, несомненно, навести порядок в прихожей и гостиной. Вещь просто осматривает буквально все, что попадается ему на глаза. Энид не может не улыбаться каждый раз, когда видит его: он такой милый. — Даже не знаю, как к этому относиться, — пробормотала Уэнсдей. — Ты должна себя прекрасно чувствовать! Вещь просто прелесть. Уэнсдей, похоже, никак не реагирует на это, потому что на минуту вокруг них воцаряется тишина. Энид напевает себе под нос, помогая Уэнсдей мыть пол, пока последняя в конце концов не нарушает тишину. — Если бы ты была животным, — начала она, — ты была бы собакой. — Собакой? — Да. Одной из тех очень громких и слишком возбужденных собак. Золотистым ретривером. — А мне бы хотелось думать, что я была волком, — сообщила Энид совершенно искренне. — Нет. Ты не настолько страшная, чтобы быть волком. Энид смеется. После этого они довольно быстро закончили мыть пол, блондинка уже мыла руки в раковине, когда обернулась, чтобы вытереть их, и увидела, что Уэнсдей стоит прямо за ней. — О Боже! — практически кричит Энид, прижимая руку к груди. — Ты должна перестать меня так пугать, ты такая тихая, когда двигаешься! Уэнсдей выглядит довольной собой. — Я нахожу это приятным. Энид закатывает глаза. — В любом случае, — голос брюнетки становится тише. — Я просто хотела... поблагодарить тебя. За то, что помогла мне с Вещью, а потом за помощь в уборке. Я ценю это. — Что бы ты без меня делала, — улыбается Энид. — Определенно была бы надутой и милой, потому что спасенный тобой кот сначала тебя невзлюбил. — Я не была надутой. — Ты была немного надутой. — Если ты хоть слово об этом кому-нибудь скажешь, я перережу тебе горло во сне. — Меньшего я и не ожидала. — И тут Энид замечает время на верхней панели плиты и вспоминает, зачем сюда пришла. — О, черт, мне нужно идти, я должна была встретиться с друзьями полчаса назад. — Она бросается в комнату Йоко, чтобы взять свою куртку, и, когда проходит мимо Вещи, сидящего на полу, нежно гладит его по голове. — Помни, что я сказала: как бы сильно Уэнсдей тебя ни пугала, на самом деле она просто лапочка. — Энид. — Поговорим позже! — Синклер машет рукой, а затем быстро выбегает через входную дверь. Первое танцевальное выступление Энид в колледже состоится в конце ноября. До этого она участвовала во многих танцевальных шоу, наверное, больше десятка, но это шоу будет другим. Это будет большая аудитория, полная родителей, братьев и сестер, а также студентов, пришедших поддержать своих друзей. Родители Энид не придут, потому что они никогда не поддерживали ее увлечение танцами - честно говоря, они вообще никогда не поддерживали ничего из того, что она делает, но сейчас ей не до этого, - но Йоко придет поддержать ее и Бьянка. Она никогда раньше не танцевала перед ними, хотя Бьянка тоже танцует - так она познакомилась с ней, а потом через нее с Йоко, - поэтому Энид сильно нервничала всю последнюю неделю. К тому же, там будут и другие люди, с которыми она дружит, и просто... много людей, которые будут смотреть. Примерно за тридцать шесть часов до начала шоу начинается паника. Паника возникает даже тогда, когда накануне вечером соседка по комнате приглашает ее в кафе, чтобы Энид было чем перекусить, кроме рамена, приготовленного в микроволновке. Паника, когда рано утром она отправляется на пробежку по парку, а затем на ее телефоне появляется напоминание о времени сбора в четыре часа. Паника, когда она собирается и делает макияж, мышцы напрягаются от предвкушения, когда наносит драгоценные камни под глаза в виде маленьких треугольников и розовый цвет на губы. Паника, когда наблюдает, как зрители рассаживаются по своим местам, как выступает первая команда, а затем вторая, состоящая только из танцоров старших курсов. — Все будет хорошо, — шепчет ей Бьянка, когда начинается третье выступление. Энид быстро постукивает босой ногой по земле, ее первое выступление следующее, и ее ноги будут голыми во время него из-за стиля танца, и, черт возьми, она действительно волнуется. — Серьезно. Я знаю, что не видела, как ты танцуешь, но я слышала много хорошего. — Да, — пробормотала Энид, не вслушиваясь в слова, — хорошо. У тебя тоже все получится. Бьянка гладит ее по голове и убегает. Когда заканчивается третий номер, и танцоры встают в последнюю позу, когда последний удар скрипки эхом разносится по залу, Энид кажется, что ее сейчас вырвет. Но, несмотря на это, по команде она встает в позу. Что-то есть в сцене. Ее гладкое, холодное пространство под ногами Энид, один-единственный яркий флуоресцентный луч, направленный вниз, в центр сцены, манит ее. Она приветствует, принимает, зовет, ждет, когда она подарит ей волшебство. Есть что-то в толпе, в той энергии, которую получает от них, от осознания того, их и своего присутствия. Она знает, что они здесь, но не слышит аплодисментов, одобрительных возгласов и шума, не совсем, не тогда, когда так сосредоточена. Они не отвлекают ее, они поддерживают. Есть что-то в музыке, которая начинается. Она юна, в ее жилах бьют молнии, а в душе бушует дикий пожар, разжигаемый крещендо фортепиано и струнами виолончели. Так звучит лунный свет, отражающийся в океане, черный лебедь над чистым озером, приливные волны, толкающие и тянущие к берегу. В танце есть что-то такое, от чего исчезают все тревоги, все нервы, вся паника. После окончания выступлений, когда все танцоры и артисты переоделись в более повседневную одежду, Энид проталкивается сквозь огромную толпу взволнованных друзей и гордых родителей, когда к ней подбегает Йоко. — ЭНИД СИНКЛЕР! — радостно восклицает та, вручая ей букет разноцветных цветов и тут же заключая в крепкие объятия, — Почему ты не сказала мне, что ты так хороша? Я, конечно, догадывалась, что ты хорошо танцуешь, раз у тебя такая специальность, но такого я не ожидала! Это было потрясающе! — Спасибо, Йоко, — ласково отвечает Энид, уткнувшись ей в плечо. Бьянка появляется словно из воздуха, и они обмениваются объятиями через букет цветов, который обе несут в руках. Они одеты в более повседневную одежду, но, как и большинство других танцоров, все еще накрашены. Волосы Энид все еще заплетены в косу и уложены, как во время выступления. — В отличие от Йоко, я едва могла дышать. Я не видела твоего сольного выступления, но видела групповое. Это было здорово, — улыбается Бьянка. — На моей стороне тоже был лагерь недышащих, — шутит Энид. Адреналин, который получила во время выступления, был великолепен, но после него она чувствует себя немного уставшей. — Во время моего и твоего выступлений. Ты действительно выглядела там такой грациозной. Еще несколько мгновений они обмениваются словами гордости друг за друга, а также удивления, которое испытывали, наблюдая за другими участниками, прежде чем Бьянка в конце концов говорит: — Ладно, не хочу отвлекаться от наших удивительных моментов, но я очень проголодалась. Обычно после выступлений мы идем куда-нибудь поесть. Не хочешь пойти с нами? — Конечно, я сегодня не ела, потому что очень нервничала, — признается Энид. — Куда мы пойдем? — Мы можем зайти в бургерную возле квартиры, — предлагает Йоко. — Отлично, — Бьянка сцепила руки, а потом посмотрела на Йоко, — А где Уэнсдей? — Она пошла в туалет после окончания спектакля, — отвечает Йоко, в то же время Энид говорит: — Подожди, Уэнсдей здесь? — Конечно, она здесь, — отвечает Бьянка. — Она всегда приходит к нам. — Приходит? Йоко фыркнула. — Она любит притворяться, что ей все равно, но на самом деле поддерживает нас. Конечно, поддерживает, думает Энид, но не успевает ничего сказать, потому что тут Бьянка размахивает руками и кричит что-то короткое, а к ним подходит Уэнсдей. — Я прошу прощения, что не принесла тебе цветов, — первое, что говорит ей Уэнсдей, а затем бросает взгляд на Бьянку и Йоко: — Никто не подумал сказать мне, что ты тоже будешь в этом участвовать. Я думала, что это касается только Бьянки. — Только Бьянка, — вторит ей девушка, закатывая глаза. Энид широко улыбается. — Все в полном порядке! Я рада, что ты это увидела. — Она, честно говоря, рада, что не знала, что Уэнсдей будет здесь до сих пор, потому что это только усилило бы тревогу. — Ты пойдешь с нами поесть? Уэнсдей открывает рот, чтобы заговорить. Секунду ничего не выходит, но потом тихо произносит: — Да. — Хм, — внезапно хмыкает Бьянка, нахмурив идеальные брови, постукивая пальцем по подбородку, — странно, я помню, как раньше приглашала Уэнсдей поесть после занятий, а она отказалась, потому что ей нужно время, чтобы писать. Ты помнишь это, Йоко? — На самом деле я прекрасно понимаю, о чем ты говоришь, — говорит Йоко с дьявольской улыбкой на лице. Энид в замешательстве смотрит между ними. Уэнсдей пялится на них обеих, и на мгновение Энид искренне задумывается, не собирается ли та их убить. — Я решила написать заранее, — отвечает Уэнсдей сквозь стиснутые зубы, глаза по-прежнему острые и убийственные. — Конечно, решила, — поддразнивает Бьянка, и они вчетвером направляются к выходу из здания на прохладный осенний воздух. — Ты выглядела неземной на сцене, — шепчет ей Уэнсдей, когда они начинают идти. Энид лучится, ей холодно от погоды, но в груди тепло, как и тепло в душе. Она знает, что Уэнсдей не часто говорит комплименты, и от этого становится еще более приятно. — Спасибо. Ты очень милая, Уэнсдей. — Никому не говори. — Я бы никогда. III. Зимние каникулы дома проходят в просмотре классических рождественских фильмов, поглощении индейки и печенья весом с тело, игнорировании практически всего, что говорит Эстер Синклер, и исполнении рождественских песен не в такт с теми членами семьи, которые ей действительно нравятся. Через несколько дней после возобновления занятий после зимних каникул Йоко заканчивает вечернее занятие, когда телефон несколько раз подряд пикает, и по плохо скрываемой одурманенной улыбке на ее лице Энид понимает, от кого именно приходят сообщения. Перед самым окончанием семестра Бьянка решила познакомить Энид и Йоко со своей подругой Дивиной, и они сразу же нашли общий язык. — Когда же дойдет очередь и до меня, — ноет Энид, плюхаясь на диван, позволяя учебнику упасть с коленей. Йоко выглядит как влюбленная дурочка, уставившаяся в свой телефон. — Твоя очередь? — спрашивает Йоко, продолжая печатать. — Моя очередь, — повторяет Энид, в отчаянии размахивая руками, — найти любовь! Найти девушку! Здесь становится одиноко! Сколько можно терпеть одиночество! Йоко смеется над ее несчастьями, а потом, чтобы еще больше расколоть рану, начинает хвастаться перед ней, какая замечательная у нее новая девушка. Энид закатывает глаза, но не останавливает ее, ей все равно интересно узнать, что там происходит. Она полусонно лежит на диване, когда слышит, как к разговору присоединяются еще два знакомых голоса: Бьянка показывает Йоко какие-то фотографии на телефоне, над которыми они смеются, а Уэнсдей говорит что-то вроде: ты не знаешь всего контекста. Когда Энид приподнимается, чтобы заглянуть за диван, она видит, что Уэнсдей одета в большое, безразмерное черное пальто, нос и щеки розовые от холода январской погоды, что свидетельствует о том, что они с Бьянкой, должно быть, только что вернулись из похода за продуктами. Бьянка отвечает что-то, чего Энид, честно говоря, не слышит, потому что Уэнсдей выглядит такой маленькой, милой и уютной. В итоге брюнетка удаляется в свою комнату, а остальные трое устраиваются смотреть "Мам в танце". Проходит полчаса, за которые они съедают по пачке попкорна и бутылке газировки, прежде чем Энид встает, чтобы сходить в туалет. Когда выходит, три другие комнаты в коридоре словно смотрят на нее: аккуратная, чистая и организованная комната с минимумом вещей и белыми занавесками, комната Йоко, освещенная зеленым светодиодом, полная таких вещей, как полароидные фотографии и трофеи с соревнований по плаванию, комната Бьянки, белая дверь, которая лишь слегка приоткрыта, комната Уэнсдей. Как правило, дверь в комнату Уэнсдей полностью закрыта. Энид кажется, что она никогда не ходила по этому коридору и не видела ее даже приоткрытой, как сейчас. Недолго думая, Энид возвращается в гостиную за учебником и папкой, не обращая внимания на то, что Бьянка ругает ее за то, что она бросила их, когда именно она хотела посмотреть "Мам в танце", и, дотянувшись до дверной ручки, легонько стучит кулаком, когда снова оказывается перед комнатой брюнетки. Она ждет, пока не услышит тихое "входи", и только потом входит. Комната Уэнсдей монохромна и проста. Перед окном, закрытым плотными шторами, стоит коричневый деревянный стол, на котором аккуратно расположились пишущая машинка, ручки, карандаши и бумаги. Напротив кровати стоит деревянный комод, в дальнем углу которого висит фотография семьи Аддамс в рамке. Кровать застелена черным пледом, а на нем уютно свернулся клубочком Вещь. В углу комнаты - стул, музыкальная подставка и виолончель, прислоненная к ней. Над кроватью висит картина с изображением скорпиона. Энид никогда не думала, что будет чувствовать себя так, но ей нравится простота этой комнаты. Она отличается от того, чем она обычно себя окружает, и это изменение приятно. — Привет, Вещь, — приветствует она кота, опускаясь на кровать и улыбаясь, когда он устраивается рядом с ней, и мурлычет, после того, как его почесали за ушками. — Не помню, чтобы я говорила, что ты можешь сидеть на моей кровати, — говорит Уэнсдей, звук ее пишущей машинки наполняет комнату при каждом нажатии кнопки. — Я не сижу на твоей кровати. Я на ней лежу. — Это ничуть не лучше. — Но Уэнсдей, — хнычет Энид, — я хочу потусоваться с тобой. Я скучала по тебе во время каникул. — Она прижимает Вещь к груди и улыбается, когда он прижимается к ней, тихонько мурлыча. — И по тебе, Вещь. Щелканье пишущей машинки на мгновение затихает. Уэнсдей по-прежнему сидит неподвижно и не двигается, даже когда говорит: — Вещь тоже скучал по тебе, — после чего возобновляет печатание, и они погружаются в привычную, комфортную тишину. Они переписывались и созванивались во время месячного перерыва между семестрами, но Энид скучала по их посиделкам, по спокойному общению, которое так полюбила. Раньше она ненавидела молчание между ними, как только они замолкали, ее передергивало, и она становилась непоседливой и суетливой. Теперь же между ними царит спокойствие и расслабленность, независимо от того, разговаривают они или нет. Так обычно и происходит между ними, когда они общаются - в общежитии Энид, в комнате Уэнсдей, в парке или в кафе, с Йоко, Бьянкой или даже с Юджином, или просто вдвоем. Синклер рассказывает о том, как прошла неделя, а Уэнсдей слушает, или рассказывает о деле, которое расследует последние несколько месяцев, а Энид слушает, или они обсуждают музыку и танцы, или просто молчат и находятся в присутствии друг друга. Она привязалась к их общению и компании брюнетки. — Я знаю, что ты сейчас пишешь... — И ты мне мешаешь. — ...Но не могла бы я остаться здесь и сделать домашнее задание? Я лучше работаю, когда рядом есть те, кто тоже работает. — Именно поэтому они с Йоко работали вместе, пока та не бросила это занятие, чтобы вместо этого написать Дивине. — Я клянусь, что буду вести себя тихо, и ты можешь выгнать меня, если я буду шуметь. Ответа нет. Уэнсдей по-прежнему яростно печатает на машинке, а Вещь все так же уютно прижимается к груди Энид. Энид бросает взгляд на учебник с надписью "Всемирная литература" и думает, что, может быть, было бы лучше, если бы она просто ушла, потому что за последние четыре месяца общения с Уэнсдей стало ясно, что та очень ценит время, когда пишет, и совершенно не любит, когда ее беспокоят. Она уже собралась уходить, как вдруг Уэнсдей заговорила. — Да, — шепчет она, голос настолько тихий, что его едва слышно, даже если она перестала печатать. — Останься. — Хорошо, — пробормотала Энид, — я останусь. 24 января 13:58 Уэнсдей [1:58] Энид. Энид [2:07] да? Энид [2:30] Уэнди? Уэнсдей [2:32] Никогда больше не называй меня так. Энид [2:32] как ты выделила курсивом свое сообщение :o Уэнсдей [2:32] По собственному желанию. Энид [2:33] :o что тебе понадобилось :D Уэнсдей [2:33] Где ты сейчас находишься? Энид [2:33] я только что закончила занятия с Юджином, так что я в библиотеке. сейчас я возвращаюсь в общежитие. Уэнсдей [2:34] Я как раз на пути к твоему общежитию. Энид [2:34] на пути что Уэнсдей [2:34] У меня для тебя сюрприз. Энид [2:34] о ура я люблю сюрпризы!!! подожди я чувствую, что должна быть обеспокоена мне стоит беспокоиться? Уэнсдей [2:34] Конечно, нет. Энид [2:35] это заставляет меня беспокоиться Через пятнадцать минут раздается стук в дверь комнаты в общежитии. Энид встает со своего прежнего места, свернувшись на кровати в одеяло-буррито - отопление в Офелия Холл отключили сегодня рано утром и только сейчас починили, так что во всем здании довольно прохладно - и идет открывать дверь, все еще плотно закутавшись в одеяло. — Привет! — приветствует она брюнетку и пару красивых белых цветов. — О, красивые цветы! Уэнсдей молчит, глядя на лицо Энид без всякого выражения на своем собственном лице. Она просто стоит, не двигаясь и не шевелясь. — Уэнсдей? — спросила Энид, ненадолго задумавшись о том, чтобы снова назвать ее Уэнди , но потом решила, что не хочет рисковать быть зарезанной, когда Уэнсдей вдруг моргнула и отвела взгляд. Ее щеки слегка порозовели, но это, наверное, от холода. — Это тебе, — наконец говорит она, протягивая блондинке растение. Энид долго смотрит на цветы. Сердце бьется немного неровно и пугливо. В этом нет ничего страшного - она любит дарить и получать подарки, и цветы очень приятны, даже если она никогда не сможет сохранить их живыми, - но это Уэнсдей. Уэнсдей, которая дарит ей что-то, которая дарит ей цветы. По какой-то причине это действие заставляет сердце Энид биться так, будто оно вот-вот выскочит из груди. — Спасибо, — в конце концов говорит она, протягивая руку, чтобы принять растение, когда впускает девушку в свою комнату. — Это лунный цветок, — объясняет Аддамс, расстегивая куртку. — Ксавье затащил меня в цветочный магазин, чтобы купить цветы для своего парня, и хотя меня оттолкнуло почти все, что там было - все было очень красочным, - я увидела это и подумала о тебе, потому что я знаю, что ты любишь быть на улице, лес и Луну. Этот цветок называется лунным, потому что он распускается вечером и остается открытым всю ночь, а утром, когда встает солнце, закрывается, — Уэнсдей говорит тихо, глядя на цветочный горшок, все еще остающийся в руках Энид. — Уэнсдей... — Энид замолкла. Она теряет дар речи, сохраняя неподвижность даже тогда, когда ей хочется быть ближе, ближе к Уэнсдей, к ее голосу и ко всему, что с ней связано. — Он также очень ядовит для всех, кто проглотит какую-либо его часть, — неожиданно продолжает Уэнсдей. Это небольшое, незначительное изменение, но Энид знает девушку достаточно давно, чтобы услышать легкое изменение в ее голосе, небольшое колебание. — Токсины могут вызывать различные побочные эффекты, а при попадании в организм в больших количествах могут даже привести к летальному исходу. Это интересно, потому что некоторые люди все еще пытаются использовать его в рекреационных целях. — Интересно, — повторяет Энид, чувствуя в равной степени и веселье, и любовь, и тепло, и смятение. В ее груди рождается множество чувств, и она не знает, как в них разобраться. — Мне правда это нравится, Уэнсдей. — Наступает пауза, а затем: — Я не умею поддерживать жизнь растений, но с этим растением я постараюсь сделать все возможное. Спасибо. Уэнсдей улыбается, коротко и слабо, как всегда, но так, так красиво. Она все еще редко улыбается, но Энид кажется, что сейчас это происходит чаще, чем вначале. — Она принесла мне цветок, потому что увидела его и подумала обо мне, на самом деле это было точное описание, — повторяет Энид в третий раз на следующий день, пиная Аякса ногой, пока он не освобождает место на диване, — что это может означать? — Как я уже сказал, похоже, что она хороший друг и хотела быть милой, — отвечает Аякс, сидя рядом с ней с наполовину набитым пиццей ртом. Он также выглядит слегка незаинтересованным, просматривая Нетфликс в поисках чего-нибудь, что они могли бы посмотреть. — Я тебе говорю, она не такая, — отвечает Энид, вскидывая руки вверх. — Она может быть милой, но по-своему. Увидеть цветы в цветочном магазине и купить их для человека, о котором они тебе напомнили, просто так - это не по-дружески. Это просто... это просто не так. Аякс наконец отвлекается от телевизора и смотрит на подругу, нахмурив брови. Они наверстывают упущенное, ведь прошло уже несколько месяцев с тех пор, как они виделись в последний раз, и, сидя рядом с ней в свободной фиолетовой куртке и фиолетовой шапочке, Энид может сказать, что он действительно не изменился. — Если ты так уверена, что это была не обычная дружеская акция, почему бы тебе просто не спросить ее? — Потому что я знаю, что на самом деле это ничего не значило. — Энид откинулась на спинку дивана. — Она такая замкнутая и осторожная - ну, со мной никогда такой не была, но я вижу, как она ведет себя с другими людьми, - и я не хочу рисковать, чтобы что-то испортить. Она хороший друг. Я не хочу ее потерять. Когда Энид смотрит на Аякса, надув губы, она видит небольшую, но ободряющую улыбку на его лице. — Хочешь поговорить о ней? — спрашивает он. — Ты можешь показать мне несколько фотографий. Энид на мгновение задумывается, а затем немного приподнимается и достает из кармана телефон. — Она очень красивая, — пробормотала она, лишь вполголоса, — это так несправедливо. Она умудряется все делать таким красивым. У нее веснушки по щекам и носу, и у нее очень, очень милые ямочки, которые появляются только время от времени, потому что она не часто улыбается. Раньше я следила за тем, как часто мне удается заставить ее улыбнуться, но через пару месяцев я перестала следить за этим, потому что она стала улыбаться чаще. — Энид прекращает говорить, чтобы показать Аяксу групповую фотографию, на которой изображены она сама, Уэнсдей, Бьянка и Йоко, на фоне остальных Аддамс выглядит маленькой, цвета темные, контрастирующие с цветом Энид. — Ого, — говорит Аякс, откусив еще кусочек пиццы, — она черно-белая. Как живой фильтр Инстаграм. — Мне действительно нравится ее эстетика, — признается Энид. На мгновение между ними воцаряется тишина. Аякс переводит взгляд с телефона на ее лицо и смотрит с сочувствием. Энид не понимает, почему он так на нее смотрит. Затем: — Ты сказала ей, что неравнодушна к ней? Энид тут же слышит в голове сирены из "Убить Билла". — Я... что? — спрашивает она, преодолев свой первоначальный шок. — Что? — спрашивает Аякс, снова сбитый с толку. Энид в таком же замешательстве. — Влюблена? Я не влюблена в нее! Я просто... сам поступок, сама мысль о том, что она дарит мне цветы, потому что они напоминают ей обо мне, вызвали у меня любопытство, ясно? Я хотела узнать, что именно заставило ее так поступить, потому что она... ну, она - Уэнсдей Аддамс, и я знаю, что это не очень поможет тебе, потому что ты ее не знаешь, но, как я уже сказала, это означает, что она не просто так делает подобные вещи, вот почему я хотела узнать и почему вообще заговорила об этом. Я не влюблена в нее. Я определенно не влюблена в нее, и если бы ты с ней познакомился, ты бы понял, почему. Конечно, она очень красивая, буквально все время, и она действительно удивительный человек, но мы просто настолько разные, что у нас ничего не получится. Это просто факт. Я давно пришла к выводу, и он до сих пор в силе. Она мне не нравится. Уэнсдей - просто мой друг. Аякс смотрит на нее с ужасом. Энид чувствует, что слегка задыхается, когда заканчивает, ногти впиваются в кожу дивана, а колени быстро двигаются вверх-вниз. — Ладно, — говорит он, широко раскрыв глаза, — ладно, это было... Энид вздрагивает. — Слишком? — Я хотел сказать "очень по-гейски", — усмехается Аякс. Когда Энид только нахмурилась, он покачал головой и отвернулся к телевизору. — Ладно, хорошо, ты не влюблена в Уэнсдей. Но я все равно думаю, что тебе стоит с ней поговорить. А теперь, мы будем смотреть этот фильм или нет? Позже, когда Энид лежала на кровати в общежитии и не обращала внимания на рок-музыку, играющую из ванной, пока ее соседка по комнате принимала душ, она закрывала глаза и думала об улыбке Уэнсдей. Это нетрудно: такое ощущение, что ее улыбка навсегда выгравирована на веках Энид. (Они друзья, говорит себе Энид. Они друзья в том смысле, что поздно вечером едут на машине в никуда, между ними не слышно ничего, кроме классической музыки, льющейся из радиоприемника, мимо проплывает зарождающийся мир белой зимы. Уэнсдей одета в простую черную рубашку и черный пиджак, сидя на водительском сиденье, а Энид - в оранжево-розово-белый полосатый свитер на пассажирском сиденье. Когда Уэнсдей, наконец, высадит Энид у общежития спустя несколько часов после того, как ее забрали, ей потребуется все силы, чтобы выйти из машины. Они дружат так, что часами сидят в кабинке в местной закусочной, едят гамбургеры и запивают их молочными коктейлями, Энид делает домашнее задание, а Уэнсдей пишет свой роман. Иногда она пишет музыку, но только иногда, а Энид улыбается, потому что девушка перед ней настолько талантлива и умна, что она не может не испытывать гордости за нее. Они друзья в том смысле, что после того, как Йоко и Энид в один из выходных дней загуляют допоздна, после того, как в пьяном виде потащат друг друга по лестнице к двери квартиры, Энид тут же начнет искать брюнетку, потому что ей всегда хочется быть рядом с ней, даже если они не очень близки из-за того, что Уэнсдей не любит прикосновений. Они разговаривают несколько минут - Бьянка смеется над ними, Уэнсдей приносит воду, и все хорошо, пока Аддамс вдруг не напрягается во время разговора с Энид, уставившись на что-то на ее шее. Только на следующее утро, вернувшись в общежитие, Энид обнаруживает темный засос на ключице и думает: "Фу". Она вроде бы помнит, как целовалась с каким-то случайным человеком на вечеринке, но все, что действительно запомнилось ей, - это Уэнсдей, то, что та была рядом с ней, то, что она была окружена ею. Они дружат так, что тайком пробираются в театр кампуса в нерабочее время. Уэнсдей будет играть на своей виолончели, а Энид танцевать, затаив дыхание, с раскрасневшимися щеками и растрепанными волосами, когда она будет хихикать "еще раз, еще раз, еще раз", а Уэнсдей будет просто смотреть на нее, с самым мягким выражением, какого Энид никогда не видела, прежде чем та заиграет музыку, которую никогда никому не показывала раньше. Она играет мелодию, которая звучит как солнце, садящееся за горизонт, что-то волшебное и причудливое, что-то, что заставляет Энид чувствовать себя как во сне, в то время как она снова начинает танцевать. Когда она прекратит свой танец, повернется и посмотрит на брюнетку, они встретятся глазами, и что-то в комнате изменится. Глаза Уэнсдей - теплые карие, словно дерево, в котором вечно горит золотое пламя, словно земля в лесу после дождя. Иди сюда, — манят они, — позволь мне согреть и защитить тебя, пока ты не провалишься так глубоко, что забудешь, как дышать. Они дружат так, что Энид в этот момент почувствует, что влюблена, но не сможет сказать, в кого - в танцы, в музыку или в Уэнсдей. Возможно, что это все вместе, возможно, что ничто вне этого момента не имеет значения). IV. Когда Энид осознает, насколько прав был Аякс, что она испытывает чувства к той, кто за последние несколько месяцев стал ее лучшим другом, кажется, что самое простое решение - не обращать на это внимания. Она учится, занимается танцами, допоздна смотрит Youtube, слушает свои любимые песни Taylor Swift и Red Velvet и старается не думать о том, что названо как проблемой Уэнсдей, и какое-то время это работает. Это работает буквально каждый раз, когда они общаются, а это несколько раз в неделю. Это срабатывает до тех пор, пока она не пишет смс Уэнсдей и не получает от Йоко сообщение следующего содержания: Йоко [3:45] ты сейчас переписываешься с Уэнсдей? Энид [3:45] да, а что? Йоко [3:46] просто я видела ее улыбку всего один раз. вообще. но сейчас она все время улыбается своему телефону, и я была крайне обескуражена. но если она пишет тебе смс, то это имеет смысл. Энид не отвечает, не может ответить, потому что ей вдруг становится плохо от осознания того, что она влюблена в свою лучшую подругу и кажется, что она ничего не может сделать, чтобы остановить это. Это работает до тех пор, пока она не обнимается с Вещью, пока он мурлычет, и она думает о том, какой мягкой была Уэнсдей, когда отказалась бросить его под дождем, какой мягкой всегда была рядом с теми, кто ей действительно дорог. Поэтому иногда ей больно, когда они вместе или когда думает о ней. Но это нормально, потому что это, очевидно, просто небольшая влюбленность, а влюбленность со временем проходит. Так что все в порядке. Все в порядке. В марте Энид получает текстовое сообщение в конце занятий в час дня, от которого у нее замирает сердце. Бьянка [1:47] не хочу тебя волновать, но ты видела Уэнсдей? Энид [1:47] нет, со вчерашнего утра. не хочу тебя волновать, но теперь я волнуюсь? что случилось???? Бьянка [1:48] последний раз я видела ее вчера после того, как ты ушла, так что я, честно говоря, думала, что она с тобой, но она не отвечает ни на сообщения, ни на звонки, так что теперь я спрашиваю тебя. не знаю, она какая-то не такая. я не думаю, что ей действительно угрожает опасность, я просто волновалась. Энид [1:50] ладно. может, в следующий раз НЕ начинать разговор с того, чтобы не волновать тебя? Бьянка [1:51] ИЗВИНИ Энид [1:51] все равно я найду ее Бьянка [1:52] ты разве не на занятиях? Энид [1:52] да, я только что ушла Бьянка [1:52] девочка Энид игнорирует все, что пишет Бьянка, и переключается на свои сообщения с брюнеткой. Их последний разговор состоялся вчера утром, еще до того, как Энид приехала в их квартиру. Вчера вечером она послала Уэнсдей мем, но та не ответила, что было не слишком необычно, поэтому Энид не придала этому значения. Теперь она чувствует себя глупо. 7 марта 13:53 Энид [1:53] эй, где ты? Энид целых пять минут вышагивала возле аудитории, размышляя, хорошая ли это идея, пока не поняла, что занятие вот-вот закончится, а ей совсем не хочется, чтобы профессор пытался расспросить, почему она вдруг выскочила без предупреждения, поэтому решила выйти из здания. На улице темно и тоскливо, немного холодно от остатков зимы, но теплее, чем раньше, так как наступает весна. Небо мрачное и грозное, и кажется, что дождь может пойти в любую секунду. Так и не дождавшись ответа, она решила позвонить Уэнсдей, причем дважды, но оба звонка попали на голосовую почту. На мгновение она задумывается о том, где может быть Уэнсдей - очевидно, что ее нет в квартире, - поэтому следующее место, которое Энид решает проверить, - это тренировочные залы в музыкальном корпусе, который, к счастью, находится довольно близко к тому зданию, в котором Синклер только что закончила занятия. Проверив все репетиционные комнаты, она в итоге ничего не обнаруживает: Уэнсдей иногда приходит туда, когда хочет потренироваться, но не хочет, чтобы кто-то слышал ее игру, обычно когда пишет свою собственную музыку. Она снова пытается дозвониться до девушки, обыскивая другие помещения музыкального корпуса, но безуспешно. К двум двадцати она начинает испытывать все большее беспокойство. К 22 часам она стоит на ступеньках перед зданием и думает, где же она может быть, пока ее не осеняет внезапная мысль. Она знает, где искать ее. Тогда Энид начинает бодро шагать к цели. Она не бежит, потому что это не ромком и не фильм Хэллмарка, они не влюблены и даже не встречаются, но она и не бежит, потому что, возможно, немного влюблена и сильно волнуется. Когда останавливается перед небольшой городской библиотекой, дыхание ее становится немного тяжелее, чем вначале. Это единственная библиотека в городе, не считая университетской, но университетская библиотека большая и известная, поэтому уединиться в ней несколько сложнее. Уэнсдей как-то призналась, что предпочитает эту библиотеку тем, что в ней тихо, спокойно и уединенно, даже несмотря на меньшее разнообразие книг, которые можно почитать. Это была ее стихия, куда она отправлялась, если ей действительно нужно было подумать. Однажды она упомянула об этом, и Энид вспомнила. Конечно, вспомнила. Внутри библиотеки пахнет сандалом и теплом. Обыск не занимает много времени, поскольку здесь есть только передняя часть, пространство между стеллажами и небольшая задняя комната, где люди могут заниматься. Энид на всякий случай проверяет маленькую заднюю комнату, но, не обнаружив там никаких следов Уэнсдей, продолжает поиски в самой библиотеке. Она обнаруживает, что Уэнсдей сидит в мягком кресле, окруженная другими диванами и мягкими креслами, а также двумя небольшими полками с книгами, которые загораживают ее. На ней черная куртка большого размера, а ее черные волосы собраны в две косички, которые не так аккуратны, как обычно. Ее глаза широко открыты, она смотрит на бумаги на коленях, рюкзак лежит рядом. Энид достает телефон и пишет Бьянке сообщение "Я нашла ее", после чего снова убирает телефон в карман. Она нерешительно подходит к ней, не зная, стоит ли говорить. К тому моменту, когда усаживается в бобовый кресло-мешок, расположенный прямо рядом с креслом, в котором сидит Уэнсдей, последняя все еще не поднимает глаз. — Привет, — наконец пытается Энид. Уэнсдей поднимает глаза. У нее мешки под глазами, и выглядит бледнее, чем обычно. Ее брови нахмурены, как будто она в замешательстве, как будто только сейчас поняла, что Энид здесь, словно та не наделала тонну шума, пытаясь устроиться поудобнее в этом мягком кресло-мешке. Энид хмурится. — Когда ты... — Уэнсдей прерывает себя, а затем снова говорит. — Почему ты здесь? — Ты не отвечала на звонки. — Он на беззвучном режиме. Энид озабоченно хихикает: Ты напугала некоторых людей. Она смотрит, как Уэнсдей сглатывает, а затем снова обращается к лежащим перед ней бумагам: — Как ты меня нашла? — Просто... вспомнила кое-что, что ты мне уже говорила, — слегка улыбается она, подтягивая колени к груди и упираясь в них подбородком. — Ну, ты меня нашла. В чем дело? Ты не выглядишь в порядке, думает Энид, но не говорит. Вместо этого переводит взгляд на бумаги, лежащие на коленях девушки. — Над чем ты работаешь? Уэнсдей переводит дыхание и опускает взгляд. — Над делом, которым я занимаюсь уже несколько месяцев. Я очень близка к тому, чтобы понять, что происходит на самом деле. Просто... — она не договорила и снова подняла взгляд, чтобы встретиться с глазами Энид. Ее карие глаза слегка покраснели. — Серьезно, Энид, почему ты здесь? — Мне написала Бьянка, — наконец призналась Энид. — Она беспокоилась о тебе. И... и как твоя подруга, я тоже за тебя волновалась. Уэнсдей сжимает челюсть, а Энид приходится сдерживаться, чтобы не поморщиться, когда она замечает, как руки брюнетки впиваются в лист бумаги. — Значит, Бьянка немного забеспокоилась и послала тебя на охоту за гусем, чтобы найти меня? Серьезно? А разве ты не должна быть в аудитории? Энид тяжело сглотнула: — Я ушла. — Энид, — Уэнсдей выпустила небольшой поток воздуха, явно расстроившись. — Я не нуждаюсь в помощи. Бьянке не нужно волноваться, и ей точно не следовало втягивать тебя в это. Энид вздрагивает от этих слов. Она пытается скрыть это, но ей не удается, так как тело подается назад, а лицо краснеет от смущения. — Прости, ты... ты права, я не должна была приходить сюда, я перешла черту, ты не отвечала на звонки, и я должна была просто признать, что ты, вероятно, не хочешь, чтобы тебя нашли. Я просто очень волновалась, но мне очень жаль... — Энид. Энид перестает говорить, но продолжает смотреть на свои туфли, боясь поднять глаза и увидеть лицо подруги, увидеть, что та смотрит на нее с выражением гнева, разочарования или чего-нибудь еще похуже. Она не перестает смотреть, даже когда краем глаза замечает, что Уэнсдей встала. Вместо этого задумывается, что та сейчас уйдет, пока Уэнсдей вдруг не садится рядом с ней в бобовый кресло-мешок, их плечи сталкиваются друг с другом. — Я не это имела в виду, — мягко говорит Уэнсдей. Энид в замешательстве хмурит брови, но наконец поднимает взгляд от своих туфель. Вместо того, что ожидала увидеть, на лице брюнетки появилось раскаяние. Теперь читать ее эмоции становится все легче. — Я просто хотела сказать, что тебе не следовало уходить с занятий. Мне очень жаль, правда. — Все в порядке, — пробормотала Энид. На мгновение между ними воцаряется тишина, и тут Энид понимает, что Уэнсдей слегка прислонилась к ней, словно нуждаясь в поддержке. Они редко бывают так близки. — Когда ты в последний раз спала? — Я не сплю, — повторяет Уэнсдей уже, кажется, в миллионный раз. Энид до сих пор ни разу не видела, чтобы та спала, и это начинает ее беспокоить. — Уэнсдей, — говорит Энид твердо, но тихо, — пожалуйста. Уэнсдей на мгновение замолкает. Она подтягивает колени к груди, копируя позу Энид, и говорит: — Два дня назад. — Затем, уже более тихим голосом, шепчет: — Я не могу уснуть. — Бессонница? — Да. Она у меня всегда была, но в последнее время стала хуже. Я думаю, что это может быть просто стресс. — Хорошо. Хочешь поехать домой? Или мы можем остаться здесь, раз тебе здесь нравится. Или я тоже могу уйти, если ты предпочитаешь. Я не против. Уэнсдей поворачивается, чтобы посмотреть на нее. Она все еще выглядит измученной, глаза багровые и покрасневшие, челка слегка взъерошена, несколько волос не уложены в косу. Она все еще выглядит красивой. — Я бы хотела пойти домой и мне бы хотелось, чтобы ты пошла со мной. — Обязательно, — отвечает Энид и убеждается, что это действительно так. В квартире они расположились на диване, оставив между собой совсем немного места. Энид, впервые за всю свою жизнь, охотно ставит какой-нибудь жуткий фильм ужасов, потому что знает, что Уэнсдей предпочитает их всем остальным, и они сидят и смотрят, пока не проходит всего четыре минуты, как Уэнсдей вдруг меняет положение, ложась. Она кладет голову на колени Энид, медленно и нерешительно, словно боясь, что блондинка откажет ей. Энид же чувствует тепло и эйфорию от этого действия. — Тебе удобно? — спрашивает она, когда Уэнсдей устраивается. — Да. А тебе? — Очень. Затем, не задумываясь, она опускает руки на голову брюнетки, пальцы зарываются в волосы, ногти нежно царапают кожу головы. Она замирает, почувствовав, как Уэнсдей внезапно напряглась, и думает: Подожди, что, черт возьми, я делаю? — Что ты делаешь? — озвучивает ее мысли Уэнсдей. — Прости, — быстро извиняется Энид, вытаскивая руки из волос, — мне очень нравится, когда мне чешут голову, это расслабляет, но я не знала, что я... прости. — Это отвратительно, — пробормотала Уэнсдей. — Сделай это еще раз. — Хорошо, — усмехается Энид, но снова кладет руки на голову, перебирая нежными пальцами волосы. Они сидели так некоторое время, смотря фильм ужасов, который, честно говоря, должен был бы заставить Энид испугаться, но обнаружила, что на самом деле она не смотрит фильм. — Если хочешь, можешь расплести мои косы, — шепчет Уэнсдей, едва слышно. Энид думает: ой, какого черта, даже не уверенная, правильно ли она расслышала, ведь она знает Уэнсдей уже более полугода и никогда не видела ее без фирменных косичек, так что это... — Ты уверена? — спросила она, чувствуя, что сейчас взорвется от возбуждения, но стараясь не шевелиться и не двигаться, чтобы не потревожить девушку, лежащую на коленях. Когда Уэнсдей только хмыкнула, Энид не стала терять ни секунды - она аккуратно вытащила из волос резинки, удерживающие обе косички, и принялась их распускать. На экране происходит нечто вроде прыжка, за которым следует леденящий кровь крик. Уэнсдей улыбается, и обычно Энид тоже кричала бы, но она не может обратить внимание на фильм, так как легонько почесывает кожу головы брюнетки, развязывая различные узлы и путаницы. Она даже не замечает, что Уэнсдей спит, пока через полчаса не стало слышно Бьянку и Йоко, которые открывают дверь в квартиру и машут Энид рукой. Когда Бьянка вдруг замирает, отвесив челюсть, Йоко подталкивает ее и спрашивает, что происходит, прежде чем тоже увидела, что происходит на диване, и расширила глаза. — Она спит? — недоверчиво спрашивает Бьянка, но стараясь быть тихой. Энид моргает и слегка наклоняется вперед. Глаза Уэнсдей закрыты, а дыхание кажется ровным. — Думаю, да, — улыбается Энид, но тут они обе подходят ближе, Энид поднимает голову, чтобы взглянуть на них, и шепчет что-то вроде: — Если вы, тупицы, разбудите ее, я вас покалечу. Ей очень нужен сон, которого она добивается. — Боже мой, — шепчет Бьянка, забавляясь, а Йоко выглядит просто восхищенной. — Боже мой, это так мило. — Покалечить нас? Очевидно, ты проводишь много времени с Уэнсдей, — поддразнивает ее Йоко. Энид чувствует, как жар приливает к щекам, но ничего не отвечает, пока девушки вдвоем не убегают в коридор, ведущий в их комнаты, тихо смеясь про себя. За окном наконец-то разверзлось небо, и на город обрушился ливень, а молнии раскалывают небо, как яйца. Энид улыбается про себя: ей кажется, что солнце светит только на нее. Проходят дни. Затем недели. Энид начинает писать Уэнсдей каждое утро, спрашивая, как она спала, удалось ли ей выспаться или у нее была тяжелая ночь. Уэнсдей откровенна с ней - она отвечает, что спала почти всю ночь, или мне удалось поспать несколько часов, или я вообще не спала. В те дни, когда не спит, Энид приходит к ней рано утром, иногда сразу после пробуждения, садится на кровать и делает уроки или смотрит Youtube, а Уэнсдей ложится рядом и спит, обычно проводя одной из рук Энид по своим волосам. Они никогда не говорят о том, помогает это или нет, но Уэнсдей всегда улыбается ей в знак благодарности. (В последнее время та все реже улыбается.) Сейчас апрель, до лета осталось чуть больше месяца семестра. Погода снова теплая, весна зарождается в природе, в голубом небе, в коричневой земле. Полевые цветы поднимаются из земли, вода медленными волнами испаряется, перетекая в белоснежные облака на небе. Она не может перестать думать о Уэнсдей. Она думает о ней, когда идет дождь - как ей нравится находиться в доме и слышать раскаты грома, как ливень бьет по окнам и крышам. Она думает о ней, когда слышит скрипки и виолончели во время танца, а потом начинает думать о ней, когда танцует, даже если не слушает оркестр. Думает о ней, когда видит любой монохромный цвет. Думает о ней, когда видит кошку на улице или даже на фотографии или картине. Думает о ней на занятиях, на тренировках, в клубах. Думает о ней, когда на часах два часа ночи и она слушает Тейлор Свифт, Билли Айлиш, Оливию Родриго и самые грустные песни в составленном ею депрессивном плейлисте. Иногда она фантазирует. Иногда мечтает о мире, где Уэнсдей держала бы ее за руку, или о мире, где Уэнсдей позволила бы ей обнять себя. С того первого раза в октябре Энид больше не пыталась, но она знает, что Уэнсдей не переживает из-за таких вещей, так что все в порядке. Но иногда ей просто нравится представлять, каково это - обнять ее, каково это - быть в ее объятиях. Каково это - ходить на свидания и обниматься после них. И Боже, она даже танцевать не может, не думая о Уэнсдей. Она вообще ничего не может делать, не думая о ней. Уэнсдей погубила для нее не только танцы, что очень важно, учитывая, что она буквально специализируется на них, но даже когда она ходит на занятия по бизнесу и преподаватель дает им задание, Энид не может прочитать его, не подумав о том, что Уэнсдей сочтет это глупостью. Проще говоря: Уэнсдей губит ее жизнь. Это не лучшим образом сказывается на сердце Энид. Ей больно думать о брюнетке почти в каждый момент бодрствования. Болит в голове, в груди, в руках, в сердце. В тех местах, которые явно не болят у Уэнсдей, потому что вероятность того, что та ответит на эти чувства взаимностью, равна нулю. Она не может перестать думать о ней, и это просто ужасно. Уэнсдей разрушает ее жизнь. Уэнсдей превратила ее в танцовщицу, которая разучилась танцевать. Уэнсдей превратила ее в человека, который не может ничего делать, не думая о ней. Однажды ночью, отчаянно размышляя над решением проблемы, она ненадолго задумывается о том, чтобы попытаться оставить между ними хоть какое-то пространство, но потом приходит к выводу, что это будет ужасной идеей, потому что Уэнсдей может не любить ее в ответ, но они, безусловно, друзья, и Энид не хочет ненамеренно причинять ей боль. В конце концов, решение, к которому она приходит, кажется ей наиболее разумным. V. Решение приходит в виде девушки по имени Харли. Энид знакомится с ней в приложении для знакомств, которое решила опробовать во время фиаско "Уэнсдей Аддамс губит мою жизнь", решив, что внезапно возникшая дистанция между ними - не лучший выход, а вот вывести себя на улицу и пообщаться с другими людьми может помочь. Они договорились встретиться в модном клубе, в котором Энид никогда не была, где-то в центре города. Кажется, что это немного выходит за пределы зоны комфорта блондинки, но она всегда готова попробовать что-то новое. Она собирается забыть Уэнсдей. Переживет. Энид/Йоко/Бьянка 19 апреля 20:02 Энид [8:02] этот наряд не слишком? [изображение отправлено] Энид [8:10] РЕБЯТА, ПОЖАЛУЙСТА Бьянка [8:14] извини, я только что вернулась домой, а Йоко СНОВА с Дивиной, так что кто знает, что они делают и еще, слишком ли этот наряд или нет, зависит от того, куда ты идешь. куда ты идешь Энид [8:15] в клуб в центре города Бьянка [8:16] о??? с кем, могу я спросить???? Энид [8:16] свидание Йоко [8:17] что Мисс Синклер, с кем вы идете на свидание. Бьянка [8:17] ее позвали Йоко [8:17] тише и если ты идешь в клуб, то этот наряд вполне уместен Бьянка [8:18] да, согласна Энид [8:18] просто иду с другой студенткой, с которой познакомилась в приложении довольно непринужденно Бьянка [8:19] о? Йоко [8:19] хорошо, тогда будь осторожна и веселись не забывай доверять своим инстинктам Бьянка [8:19] да, слушай свою бабушку Йоко [8:20] бабушку?? Энид [8:20] хорошо, я буду а Йоко, это потому что от тебя исходит энергия бабушки Йоко [8:20] Что Энид [8:21] ты ведешь себя как старая ненавидишь солнечный свет можешь дать хороший совет на всю жизнь, как будто ты уже давно живешь разбираешься во многих вещах Бьянка [8:21] у нее есть проблемы со спиной, несмотря на то, что ей 20? Энид [8:21] да, и это тоже Йоко [8:21] какого черта? Бьянка [8:22] подожди, я забыла, что она ненавидит солнце и шипит при каждом контакте с ним да ну нафиг эту бабушкину энергию. от тебя исходит вампирская энергия. Энид [8:22] аксждхф да Йоко [8:22] умри Энид [8:23] я тоже тебя люблю :D Энид откладывает телефон, не обращая внимания на продолжающееся жужжание, и смотрит на себя в зеркало во весь рост. Она глубоко вдыхает и выдыхает, пытаясь успокоить нервы. Она выглядит хорошо. Пригодна для свидания. Не одета до такой степени, чтобы показаться слишком отчаянной или как будто ей все равно, а где-то посередине, что как раз то, к чему она стремится. Она старается не думать о том, что в последний раз так нервничала, идя с кем-то на свидание, когда ела тако с Уэнсдей более полугода назад. Старается не думать о том, как много изменилось между ними с тех пор, как близки они теперь. Старается не думать о том, что Уэнсдей, так резко отличающаяся от нее, - ее лучшая подруга. Вообще старается не думать о своих чувствах. В клуб стоит длинная очередь, он выглядит гораздо больше, чем ожидала Синклер, когда оказалась внутри. До этого ей доводилось бывать лишь в нескольких клубах, но этот оказался гораздо громадней, а танцпол, кажется, размером с целую баскетбольную площадку. За длинной стеклянной барной стойкой бармены выделывают трюки и поджигают предметы, освещение яркое и интенсивное. Очевидно, что это одно из тех элитных, хорошо организованных мест, куда Энид, скорее всего, не вписывается. Она думает о том, чтобы отказаться, но потом решает, что не может: Харли ждет ее, и было бы невежливо отказаться в самый последний момент. Харли [9:47] Привет, я в баре, жду, когда ты придешь. Энид [9:52] ок Людей у бара много, из-за дыма и мигающих огней трудно что-либо разглядеть. Тем не менее Энид довольно быстро замечает Харли. Судя по ее профилю, а теперь и вживую, она высокая, со светло-каштановыми волосами, одета в наряд светлых тонов. Она специализируется на чем-то умном, вроде астрофизики или чего-то в этом роде. Она не ищет ничего серьезного, что вполне устраивает Энид. Когда в их коротком общении зашла речь об искусстве, она призналась, что совершенно не разбирается ни в чем, связанном с искусством. Она совсем не похожа на Уэнсдей Аддамс, а это значит, что она идеальна. — Привет, — приветствует Энид, улыбаясь небольшой и нервной улыбкой, когда подходит к ней сзади, — Харли Вудс? — Да, — отвечает девушка, окидывая Энид быстрым взглядом, что только подстегивает нервы последней. — Энид Синклер? — Это я, — говорит Энид, стараясь сохранить на лице обычную улыбку, потому что обычно она умеет разговаривать с людьми, даже с теми, кого не знает, но здесь все как-то не так. Харли спрашивает ее, что она хочет выпить, и когда Энид просто смотрит на нее, потому что не знает практически ничего, связанного с алкоголем, поскольку пила только на вечеринках в колледже, они решают попробовать шоты, а затем несколько бурбонов, название которых Энид сразу же забывает, когда Харли объясняет ей его. К тому времени, когда ее ведут в небольшую кабинку, достаточно просторную для того, чтобы в нее могли втиснуться обе, выпивка утихомиривает грохот в груди. Некоторое время они ведут светскую беседу. Харли очень мила: ее зеленые глаза спокойны, она слушает все, что говорит Энид, и даже отпускает несколько шуток, от которых блондинка хихикает, отчасти от нервозности, а отчасти потому, что ей самой немного смешно. Та упоминает, что играет в футбольной команде колледжа, и немного рассказывает об этом, что побуждает Энид упомянуть, что она танцовщица. — Ты танцуешь? — спрашивает Харли, и Энид кивает, глядя на оставшиеся несколько шотов. Голова сильно затуманена, и мир кажется слегка опрокинутым, но в груди легче, чем раньше. Когда она оглядывается на Харли, то видит ее улыбку, видит идеально ровные зубы и замечает, что на правой щеке у нее есть ямочка, а на левой нет. Самое главное, Энид замечает, что она не чувствует похожего, что с тем, когда впервые увидела ямочки Уэнсдей. Хватит, думает Энид, хватит думать о ней, ты все испортишь, хватит, хватит... Харли кладет свою руку на руку Энид, у нее такой заинтересованный вид, что когда она задает вопрос: — Хочешь потанцевать? — и ей так легко ответить "да". Там, где они оказались, шумно и жарко, басы бьют медленно, позволяя без труда находит ритм. И все же это странно - танцевать здесь и сейчас, даже когда она достаточно пьяна, чтобы не чувствовать себя неловко из-за всего происходящего. Тем не менее, она делает это просто для того, чтобы сделать, ее разум затуманен множеством разных вещей, о которых старается не думать. Они танцуют, прижавшись друг к другу, в течение нескольких громких и тяжелых песен, прежде чем Энид поднимает глаза и встречается взглядом с Харли. Увидев в них вопрос, она кивает головой, не успев толком подумать об этом. Еще до того, как их губы соприкоснулись, она понимает, что это неправильно, что это не то, чего она хочет, но все равно делает это. Она примеривает его, как куртку из магазина, которую хотела бы иметь, но которая ей не подходит, и ждет, пока он усядется, чтобы посмотреть, подойдет ли он, хотя знает, что нет. Она позволяет Харли положить руки ей на лицо и не знает, что делать с собственными руками, пытаясь заставить себя что-то почувствовать, хотя знает, что ничего не произойдет. Когда они отстраняются, Энид дрожит, губы пощипывает, желудок сворачивается. Она слегка откидывает голову назад, когда Харли снова пытается сократить расстояние между ними. — Нет? — спрашивает она, достаточно близко, чтобы ее было слышно за музыкой, ее глаза слегка обеспокоены. Энид ненавидит себя за то, что абсолютно ничего не чувствует к ней. — Нет, — отвечает Энид, с дрожью в голосе. И только после этого Харли сжимает ее руку и спрашивает, не хочет ли та выйти на улицу. Энид соглашается и идет за ней, пробираясь сквозь толпу, морщась каждый раз, когда ее толкает тело незнакомца. Идти, не спотыкаясь и не теряясь в собственных неясных мыслях, кажется легче, чем на самом деле. Когда они оказываются на улице, вдали от грохочущей музыки, пота и жары, у Энид щиплет глаза. Нервная волна, казалось, вернулась с новой силой, оставив после себя чувство унижения и пьянства. Она такая глупая, она не знает, о чем думала, когда затевала всю эту историю, ведясь на вполне милую девушку и тратя время и деньги только для того, чтобы почувствовать себя вот так. — Мне... мне очень жаль, — внезапно извиняется Энид и смотрит, как Харли поворачивается к ней лицом, когда они оказываются на расстоянии от распахнутых дверей, музыки и людей. — Мне очень жаль, я думала, что... — она прерывает себя, пытаясь унять дрожь в голосе и сделать глубокий вдох, прежде чем снова заговорить. — Прости, что отнимаю у тебя время, но это не то, чего я хочу. Ты очень хороший человек, и я думаю, что при других обстоятельствах это было бы неплохо, но... — Все в порядке, — отвечает Харли, — все нормально. Не стоит заставлять себя делать то, чего не хочется. Я рада, что ты что-то сказала. Энид испускает дрожащий вздох, и они стоят так несколько неловких мгновений, Энид изо всех сил старается не разрыдаться на глазах у едва знакомой девушки, которая и так долго терпела ее. В конце концов Харли прочищает горло и говорит что-то о том, что вызовет Убер и будет ждать внутри, а Энид может подождать внутри вместе с ней, предполагая, что та сделает то же самое. Энид говорит ей, что не хочет возвращаться внутрь. Там шумно и жарко, и она не сможет этого выдержать. Харли уходит, а Энид смотрит ей вслед. Ее зрение затуманивается, глаза щиплет. Моросит мелкий дождик, небо затянуто тучами, но на нем остается место для полной луны. Она еще минуту бродит по тротуару, все дальше удаляясь от клуба, пока до нее не доходит, что уже поздно, она пьяна и ей, наверное, не стоит вот так гулять одной, и тогда она достает телефон. Отправляет сообщение Бьянке и Йоко с текстом т ранш просшься и смотрит на него примерно четыре секунды, руки дрожат так сильно, что она едва может прочитать то, что написано на телефоне, прежде чем пролистывает контакты и нажимает вызов. Телефон гудит только один раз, прежде чем кто-то берет трубку. — Алло? Голос Уэнсдей знаком. Темный и монотонный, он обволакивает Энид, как тяжелое одеяло, надежное и теплое, которое она всегда узнает. — Энид? — Уэнсдей говорит чуть громче. Энид, должно быть, забыла ответить. — Уэнсдей, — пробормотала она. — Привет. Энид снова начинает идти. Вокруг нее - огни ночного города, группы друзей, гуляющих по центру, громкий смех нескольких из них - молодые люди, изучающие эту часть города, пытающиеся найти себя в самом его сердце. Она всегда любила город, но сейчас, в этот момент, когда небоскребы возвышаются над ней и заставляют чувствовать себя маленькой, всего этого она не чувствует. — Энид? — повторяет Уэнсдей, блондинка слышит, как изменился ее голос, слышит в нем легкое беспокойство. Это мизерное изменение, небольшая разница с тем, как она обычно говорит, и большинство людей, вероятно, не смогли бы его уловить, но Энид смогла. Теперь она может читать Уэнсдей, может слышать ее и знать, что та чувствует. Потребовались месяцы, чтобы построить дружбу, быть рядом друг с другом и сблизиться. — Ты в порядке? Энид резко вдыхает, но начинает плакать. Она пытается плакать беззвучно, останавливаясь, чтобы прижаться к сырому кирпичу под небольшой крышей, нависающей над головой, где может избежать проходящих мимо людей, но несколько тихих всхлипов вырываются из рта прежде, чем она успевает их остановить. Она такая дурочка, испортила свидание, а потом написала Бьянке и Йоко и беспокоит Уэнсдей Бог знает в какое время, Господи... На другом конце линии раздается шорох. — Энид, что происходит? Где ты? — Я... — Энид прервала себя, сделав глубокий вдох и пытаясь успокоиться, прежде чем еще больше опозориться и каким-то образом сделать эту ночь еще хуже. Ей хочется заползти в нору и никогда оттуда не вылезать. — Который час? Я тебя разбудила? — Уже одиннадцать. Я не спала. Что случилось? — Ой, — фыркнула Энид, уже догадываясь, чем занималась Уэнсдей, — извини, если я звонила тебе, пока ты пыталась писать... — Энид. Меня это сейчас не волнует. Пожалуйста, просто скажи мне, что случилось. — Я была на свидании, и... и все пошло не так, и... — Энид делает паузу, чтобы сглотнуть, но Уэнсдей снова начинает говорить, прежде чем она успевает продолжить. — Я убью их, — заявляет Уэнсдей, ее голос теперь тихий и опасный. — Кто бы это ни был... — Нет, нет, это была не она, она была хороша, это была я, я не могла... — Энид закрывает глаза. Ей нужно прекратить говорить прямо сейчас, пока она не сказала то, о чем потом пожалеет. Какое-то время никто из них не говорит. — Хорошо, — медленно отвечает Уэнсдей, — где ты сейчас? Ты вернулась в свое общежитие? Энид качает головой, хотя Уэнсдей ее не видит. — Нет, я вышла из клуба, в котором была, и теперь иду пешком. Я не знаю точно, где я. — Хорошо, — Уэнсдей звучит спокойно, и это помогает утихомирить бурю в сердце Энид. Она слышит движение через телефон. — Ты знаешь, как сообщить о своем местонахождении? Энид открывает глаза: — Да. — Ты можешь это сделать? — Да, — Энид отводит телефон от лица, чтобы нажать кнопку выхода из вызова и сообщить девушке свое местоположение, а затем снова прикладывает его к уху. На несколько мгновений воцаряется тишина, прежде чем Уэнсдей заговорит. — Спасибо. Не могла бы ты сделать для меня еще кое-что? Энид пытается удержаться от того, чтобы не сказать Уэнсдей, что она сделает для нее все, что угодно. — Да. — Ты можешь осмотреть здания, возле которых ты находишься? Есть ли там что-нибудь знакомое или открытое? — В квартале отсюда есть Макдональдс. — Подожди там, пока я дойду, хорошо? Энид снова принялась идти. Начинается дождь. Она слышит звук захлопывающейся двери по звонку. — Хорошо. — Я буду там через пятнадцать минут. Тебе нужно, чтобы я оставалась на связи? — Нет, — лицо Энид вдруг стало горячим, в груди заклокотало от знакомого прилива смущения и тревоги. Она не знает, почему сделала это. Она ведь не беспомощна, могла бы вызвать такси или сделать еще что-нибудь, кроме звонка девушке, о которой не должна была думать сегодня вечером. — Нет, тебе не нужно... тебе не нужно за мной приезжать, я могу вызвать машину или еще что-нибудь, я не знаю, почему я... — Пятнадцать минут. Никуда не уходи, — говорит ей Уэнсдей и вешает трубку. Энид идет пешком, пока не доходит до Макдоналдса. Внутри он небольшой, и кроме нескольких работников там есть только один человек. Она спотыкаясь, подходит к ближайшей к двери кабинке, не обращая внимания на странный взгляд одного из работников, и садится, чувствуя себя так, словно на груди лежит тяжелый шар. Воздух вокруг кажется душным, затрудняющим дыхание. Она чувствует тошноту, страх, тревогу и грусть. Уэнсдей сказала ей пятнадцать минут. Через четырнадцать минут дверь впервые с момента прихода Энид открывается, и на пороге появляется Уэнсдей Аддамс. С тех пор, как Энид познакомилась с ней, ее не встречает то самое стоическое, лишенное эмоций лицо, которое Уэнсдей обычно носит, чтобы не дать людям понять, о чем она думает. Напротив, ее брови слегка нахмурены, а губы вытянуты вниз. Она выглядит обеспокоенной. Когда ее глаза находят глаза Энид, которая все еще сгорбилась в кабинке, обхватив себя руками, они сразу же смягчаются. — Энид, — бормочет Уэнсдей, бросаясь к ней. Энид встает, слегка покачиваясь, но ей удается выпрямиться, прежде чем она успевает смутиться еще больше. — Ты в порядке? Энид обнимает себя крепче. — Я в порядке. — Ты можешь идти? Мне пришлось припарковаться парой домов ниже. Это недалеко. Энид кивает, и, не говоря больше ни слова, они выходят. На улице прохладнее, чем раньше, ночной воздух слегка бьет по лицу. Она не понимает, что все еще плачет, пока они не оказываются на улице, и чувствует следы слез на своих щеках, когда пытается вытереть лицо. Они не говорят друг другу ни слова за все время их короткой прогулки - Уэнсдей открывает перед ней дверцу старенького автомобиля, а затем обходит машину и садится на водительское сиденье. Она по-прежнему ничего не сказала, только завела машину и положила руки на руль, не двигаясь, молча глядя прямо перед собой. Боже мой, думает Энид, чувствуя, как сердце вновь начинает учащенно биться, по мере того как все начинает укладываться в голове. Эта ночь должна была быть посвящена тому, чтобы жить дальше, забыть Уэнсдей, но вот она здесь, потратила время совершенно замечательной девушки и заставила ее прервать все свои дела, чтобы приехать за ней. Она задыхается от унижения и ненависти к себе, не в силах поверить в происходящее. Уэнсдей так и не сказала ни слова с тех пор, как они вышли из Макдоналдса, и, Боже, она должна быть зла на нее, злится за то, что заставила ее приехать, как жалкий человек, которым она является, Господи. — Мне очень жаль, — извиняется Энид, наверное, уже в миллионный раз за сегодняшний день. Она такая дурочка. — Прости, что заставила тебя приехать за мной, прости, что позвонила, я просто... почему-то была на взводе и не знала, что делать, но я должна была просто вызвать Убер или что-то в этом роде, это было бы логичнее... — Энид, — прерывает Уэнсдей. Челюсть Энид сомкнулась. — Я на тебя не сержусь, — начинает Аддамс. Энид краем глаза замечает, как та поворачивается и смотрит на нее, но не может оторвать взгляд от стеклянного окна перед ней. Начинается настоящий дождь, вода собирается в большие сердитые капли на окне. — Я вовсе не сержусь на тебя. Я пытаюсь успокоить себя, потому что я... — ее голос дрожит. Голос Уэнсдей дрожит. Синклер никогда не видела, чтобы та проявляла столько эмоций одновременно. Уэнсдей делает глубокий вдох, а затем снова говорит: — Я пытаюсь успокоить себя, потому что волновалась, что с тобой что-то случилось. Энид наконец отворачивается от окна и смотрит на нее. Темно-карие глаза, такие темные, почти черные, искренние и настоящие. Они теплые. Они безопасны. — Хорошо, — пробормотала Энид. — Прости, что беспокою тебя. — Все нормально. Я просто рада, что с тобой все в порядке. Энид неспешно кивает. Затем, не задумываясь, начинает говорить снова, пальцы слегка подрагивают от того, что впиваются в ткань, облегающую ее ноги. — Я знаю... я знаю, что ты не любишь объятий, но, как ты думаешь, ничего страшного, если... Оставшиеся слова оборвались, когда она уткнулась лицом в плечо брюнетки. Энид замирает, моргая, пока не понимает, что руки девушки обхватывают ее, и та сама прижимается лицом к плечу Энид. Уэнсдей Аддамс обнимает ее. Уэнсдей Аддамс обнимает ее, и Энид не теряет времени после этого осознания, прежде чем обхватить маленькую фигурку и обнять ее в ответ, едва сдерживая слезы от всего происходящего. От нее приятно пахнет, чем-то, чему Энид не может дать точного названия, чем-то, что, должно быть, и есть Уэнсдей. — Я не люблю обниматься, — шепчет Уэнсдей. — Обычно они мне не нравятся, но иногда, с некоторыми людьми, они могут быть... терпимыми. — О. Хорошо. — Энид еще больше погружается в объятия девушки, глаза закрываются. Сердце снова заколотилось. — Я одна из этих людей? — Да, Энид, ты одна из этих людей. — О. Хорошо. Проходят секунды, может быть, минуты, может быть, даже часы. Энид, честно говоря, не может сказать. Но что она точно знает, так это то, что они сидят так очень долго, так долго, что Энид начинает чувствовать сонливость после крушения всего. Чувствует себя здесь тепло, безопасно и защищенно, от боли в сердце и печали в глубине костей, когда она думает обо всем, что произошло сегодня вечером, когда думает о ситуации с Уэнсдей. Это так странно, так чертовски странно - чувствовать, что Уэнсдей является причиной ее печали и счастья одновременно. Но здесь, в этот момент, в ее объятиях, под дождем, бьющим в окно, она чувствует себя нормально. — Уэнсдей? — В конце концов Энид заговорила. Ее голос не намного громче шепота. — Да? — отвечает та. Ее собственный голос приглушен плечом блондинки. — Мы можем ехать домой? — спрашивает Энид, даже не осознавая, что то, что называет домом, - это не ее общежитие и даже не дом детства - это квартира, принадлежащая двум ее самым близким друзьям и девушке, которая украла ее сердце. Уэнсдей переводит дух и отстраняется. Энид оплакивает потерю, но позволяет ей это сделать опускаясь на свое место, когда Уэнсдей смотрит на нее, на ее губах появляется маленькая ободряющая улыбка. — Да, — говорит она, — поехали домой. Когда они возвращаются домой, дождь все еще хлещет, но Уэнсдей паркует машину в небольшом гараже, который укрывает их от непогоды. Энид принимает душ, одалживает у Йоко одежду, чистит зубы, а затем уверяет подруг, что с ней все в порядке, все обошлось, и ничего страшного не произошло. Тем не менее, она получает от них обеих несколько объятий. Когда Энид заглядывает в знакомую комнату, уже далеко за полночь. Дверь распахнута настежь, но Энид все равно стучит из вежливости, а затем делает шаг внутрь. Уэнсдей лежит на спине под одеялом на своей кровати, вытянув руку, чтобы погладить Вещь, который лежит у бедра. Она все еще одета в ту одежду, в которой приехала за Энид, и смотрит на нее темными глазами. — Привет, — шепчет Энид, медленно проходя в комнату с переплетенными за спиной руками. — Ты в порядке? — Я в порядке? — Уэнсдей спрашивает, похоже, в недоумении. — Какой абсурдный вопрос. Это я должна спрашивать тебя. Энид подпрыгивает на носочках. — Я в порядке. — Она еще несколько мгновений смотрит на брюнетку, кусая губы. Обычно, когда Энид остается у них ночевать, она делит кровать с Бьянкой или Йоко, но... — Можно я сегодня буду спать здесь? Уэнсдей некоторое время смотрит на нее, словно удивляясь, но все же медленно кивает. После они меняются местами - Уэнсдей встает, чтобы переодеться и приготовиться ко сну, а Энид устраивается поудобнее в постели, пристроившись к стороне, которая ближе к стене. Простыни черные, как и почти все в этой комнате, они пахнут землей, лавандой и чем-то родным. Проходит всего несколько минут, прежде чем Уэнсдей возвращается. Ее волосы распущены и спадают по спине красивыми черными волнами, на ней мешковатая одежда, предназначенная для сна. Она закрывает дверь, выключает свет и забирается в постель к Энид. Когда она натягивает одеяло, чтобы укрыть их обеих, все затихает. Кровать небольшая, поэтому между ними очень мало пространства. Привыкнув к темноте, в которой они оказались, Энид видит, что Уэнсдей копирует ее позу: лежит на боку, лицом к ней, расслабившись, с широко открытыми глазами. Ее губы подрагивают, как будто она собирается что-то сказать, но ничего не выходит. Энид заговорила первой: — Что такое? Снаружи снова начинается дождь, бьющий в окно, словно стремящийся к теплу кровати. Уэнсдей несколько мгновений изучает лицо напротив, прежде чем наконец говорит. — Ты такая жизнерадостная, — начинает она вместо того, чтобы сказать то, что ожидала услышать Энид. — Ты всегда остаешься ... собой. Веселая, любящая, и это замечательно. Я смотрю на мир пессимистично и никогда не понимала, как можно смотреть на него иначе, но ты смотришь на него совсем по-другому. Ты оптимистична, полна надежд, и это было... прекрасным зрелищем в последние несколько месяцев. — Она делает паузу, после чего продолжает. — Мне всегда доставляло огромное удовольствие видеть, как другие расстраиваются, но когда я вижу, как расстраиваешься ты, я испытываю совершенно противоположные чувства. Для меня мучительно видеть тебя несчастной, и не в хорошем смысле. Глаза Энид расширились. — О. — Я пытаюсь донести, что ненависть к себе и чувство вины, которые, я уверена, ты испытывала раньше, остались в прошлом. Я рада, что ты позвонила мне, и нет никаких причин чувствовать себя виноватой. Ты всегда можешь позвонить мне, Энид. Мне все равно, который час, где ты и где я. Я всегда... Ты плачешь? — Нет, — пролепетала Энид, и тут же ее лицо сморщилось, глаза заслезились, она поднесла руки к лицу и начала плакать. — Я прошу прощения, — тут же говорит Уэнсдей, слегка повышая голос от нарастающей паники. — Я не хотела доводить тебя до слез, я пыталась успокоить тебя, что... Энид, я... — Я плачу не потому, что мне грустно, — перебивает Энид, немного икая, слова звучат бессвязно, — то есть, мне все еще грустно, но... я плачу, потому что чувствую себя такой... нужной, я думаю? Я не знаю, никто никогда не говорил мне таких слов, и я просто... прости, это была очень длинная ночь. — Она останавливается, чтобы сделать глубокий вдох. — Уэнсдей, спасибо тебе за твои слова, за то, что приехала за мной сегодня и просто... за все. Спасибо. Уэнсдей моргает. — Тебе не нужно меня благодарить. Одна из рук Энид протягивается и находит руку брюнетки, сжимая костяшки пальцев. Уэнсдей не отстраняется. — Я хочу. Снова тишина. Энид смотрит на их руки, сжатые друг с другом. Руки Аддамс ледяные. Энид хочет переплести их пальцы. — Ты хочешь рассказать мне, почему тебе грустно? Энид делает глубокий вдох, сердце замирает. Скажи ей, говорит голос. Она не будет тебя ненавидеть. Она поймет. Не надо, говорит другой голос. Это все испортит. — Я не могу, — шепчет она. Уэнсдей кивает. — Тогда могу ли я что-нибудь сделать, чтобы это прошло? Энид закрывает глаза, впиваясь ногтями в черные простыни, сжимая челюсть. На мгновение она задумывается, прежде чем ответить. — Можно я... подвинусь к тебе? Когда она снова открывает глаза, то слышит шорох простыней. Уэнсдей перекладывается на спину, ноги на короткий миг соприкасаются с ногами Энид, вероятно, пытаясь устроиться поудобнее. Через мгновение та перестает двигаться, а затем раскрывает руки и говорит: — Ладно, иди сюда. Тогда Энид осторожно придвигается ближе, прижимается к брюнетке, утыкаясь носом в ее ключицу. Их ноги касаются друг друга, и Энид вздрагивает: Уэнсдей вся холодная, что резко контрастирует с ее собственной температурой. Их тела, кажется, идеально сошлись: ее рука перекинулась через живот Уэнсдей, а подбородок последней лег на ее макушку. На мгновение никто из них не двигается, а затем Энид чувствует, как рука девушки поднимается и ложится ей на голову, прежде чем пальцы начинают перебирать волосы. Глаза закрываются, и она вздрагивает всем телом от этого ощущения. — Ты очень теплая, — замечает Уэнсдей. Не задумываясь об этом, Энид еще больше прижимается к ней. Прямо здесь, в этот момент, она чувствует, что все может быть хорошо. Кажется, что за пределами этой комнаты не существует ничего, кроме них. Есть только они и их мягкое биение сердца, тихое, ровное дыхание, которое они испускают, как сонные метрономы. Здесь нет реального мира с реальными проблемами, такими как учеба в колледже, семейные проблемы и ситуация с Уэнсдей. Сейчас, если она не будет думать об этом, все будет хорошо. — Ты можешь со мной поговорить? — пробормотала Энид. — Я не хочу, чтобы сейчас было тихо. — Конечно. — Голос Уэнсдей звучит шепотом. — О чем бы ты хотела, чтобы я говорила? — О чем угодно. Энид скорее чувствует, чем видит, как Уэнсдей кивает, а затем все затихает, пока та думает, прежде чем сказать: — Мое второе имя - Фрайдей. Энид не сразу понимает, о чем именно говорит Уэнсдей, а потом... — УЭНСДЕЙ - ФРАЙДЕЙ? Рука брюнетки замирает в волосах Энид. — Энид. — Извини, — хихикает Синклер, — просто... твои родители назвали тебя Уэнсдей Фрайдей Аддамс? — Так и было, — Уэнсдей снова провела пальцами по волосам Энид. — Меня назвали в честь любимого детского стишка моей мамы. Ребенок среды полон горя - вот цитата, которую она взяла из него, и я полагаю, что она нашла ее подходящей. Я тоже так считаю. Энид хмыкает, глаза закрываются. — А что насчет пятницы? — Хм? — Если у среды есть цитата, то какая у пятницы? Уэнсдей молчит. Энид поднимает голову, чтобы посмотреть на нее, и обнаруживает, что та молча смотрит в потолок, прежде чем пробормотать: — Ребенок пятницы - любящий и дающий. — О, — улыбается Энид. Чувствуя, как сонливость и усталость от сегодняшних событий начинают просачиваться в кости, она опускает голову на плечо девушки, прижимаясь лицом к ее шее, и бормочет: — Мне кажется, это подходит. — Ты бы так и сказала, — произносит Уэнсдей словно раздраженно, но ее голос такой мягкий и такой ласковый. Она продолжает говорить, а Энид продолжает слушать. VI. Энид просыпается неспешно, словно выныривая из-под воды после глубокого погружения. Одеяла вокруг нее теплые и мягкие, а в полумраке комнаты к ней прижимается теплое тело, окутывая кольцом безопасности. Она открывает глаза и несколько секунд пытается вспомнить, где находится, прежде чем понимает, что, должно быть, ночью повернулась на бок, потому что теперь она лежит лицом к стене. Несколько золотистых солнечных лучей пробиваются сквозь жалюзи и затемненные шторы, которые, видимо, не были полностью закрыты. Энид переворачивается в кровати и оказывается лицом к лицу с сонной Уэнсдей. Она все еще лежит на спине, волосы в беспорядке, глаза затуманены, как будто тоже только что проснулась. Энид несколько секунд просто смотрит на нее, завороженная тем, как солнечные лучи отражаются на веснушках, как открыто и беззастенчиво она выглядит в этот момент, когда они вдвоем. Это невероятно редкое зрелище. — Ты беспокойна даже во сне, — пробормотала Уэнсдей, поворачивая голову, чтобы взглянуть на блодинку. Энид извиняюще улыбается. — Я тебя разбудила? — Только один раз, — ответила ей Уэнсдей, — но я довольно быстро заснула. Вообще-то, если не считать этого случая, я проспала всю ночь. — О, — улыбнулась Энид, — это замечательно, Уэнсдей! Я так рада за тебя. Уэнсдей наблюдает за ней несколько мгновений мягким взглядом, после чего немного отодвигается, чтобы достать свой телефон (старый, едва работающий смартфон 10-летней давности, который до сих пор находится у нее). Энид видит время, когда Уэнсдей включает его: сейчас чуть больше девяти утра. Не успевает кто-то из них произнести ни слова, как в дверь спальни стучат. — Вы там живы? — раздается голос Бьянки, на заднем плане слышно, как Йоко говорит что-то еще. Энид улыбается и поворачивает голову, чтобы посмотреть на Уэнсдей и увидеть ее реакцию. Уэнсдей хмурится. — Что вам нужно, имбецилы? — Мы собираемся приготовить завтрак, если ты хочешь всплыть из глубин ада или куда там ты отправляешься, когда спишь, — отвечает Бьянка, а затем переводит разговор в другое русло, — и доброе утро, Энид! — Доброе утро, — говорит Энид, широко улыбаясь, глядя, как Уэнсдей насмехается. — Мы скоро выйдем. Бьянка, видимо, ушла, потому что после этого ответа не последовало. Некоторое время они просто лежат, Энид - на боку, лицом к Аддамс, Уэнсдей - на спине, уставившись в потолок. Между ними установилась уютная тишина, которую Энид впитывала каждую минуту. В ней ощущается покой, жизнь. Они действительно встают минут через десять, когда слышат крик на кухне - Уэнсдей говорит что-то о желании убедиться, что их кухня не будет снова разрушена, - и это желание оказывается тщетным, поскольку попытка позавтракать заканчивается катастрофой. Единственное, что, похоже, было приготовлено, - это несколько блинчиков, но тесто лежит на полу, а те, что успели дойти до сковороды, подгорели. Йоко, предположительно готовившая, в растерянности смотрит на свой провал. Бьянка закрывает рот тыльной стороной ладони, чтобы не разразиться хохотом. Дивина, которая, должно быть, пришла сюда недавно, забавно смотрит на свою девушку, а затем обращает внимание на Энид и Уэнсдей, улыбается и машет рукой в знак приветствия. Уэнсдей выглядит совершенно неудивленной. — Бабушки должны уметь хорошо готовить, — язвительно комментирует Бьянка. — Похоже, это конец правления старушки Йоко. Энид разражается хихиканьем. Уэнсдей настаивает на том, чтобы пойти купить что-нибудь на завтрак в магазине на углу, чтобы они впятером не получили ботулизм или какое-нибудь другое пищевое отравление. Йоко продолжает в ужасе смотреть на свою неудачу, на что Энид сочувственно похлопывает ее по плечу, ведь она тоже не может ничего приготовить без риска спалить квартиру. В итоге Энид отправляется вместе с Уэнсдей в магазин на углу. Они уходят, переодевшись, почистив зубы. Энид снова одалживает у Йоко футболку и хлопковые шорты, потому что большинство вещей Уэнсдей, вероятно, слишком малы для нее, но Уэнсдей одалживает ей свою безразмерную черную куртку, и Энид словно растворяется в ней. На короткой прогулке до магазина блондинка обнаруживает, что бежит впереди подруги, смеется над ней за то, что та маленькая и медленно идет позади, затем убегает, когда Уэнсдей догоняет ее. Уэнсдей старается выглядеть раздраженной, но Энид видит, как слегка кривится ее рот, и как ласково она смотрит на нее. В конце концов, они расходятся - Уэнсдей берет, по ее словам, настоящую, необходимую еду, такую как тако и батончики, а Энид - пару пакетиков с жевательными мишками и несколько пирожных. Она встречается с Уэнсдей, которая смотрит на ее выбор с легким отвращением, а затем заставляет Энид держать все, что та несла. Но в конце концов она покупает Энид сладкий напиток со вкусом скитлс, и Энид смиряется с тем, что ее используют не более чем в качестве тележки для покупок, продолжая следовать за девушкой по маленькому магазинчику. Она чувствует себя... счастливой, находясь здесь. Раньше у нее болело сердце, она грустила, находясь в присутствии Уэнсдей, и думала: она бы возненавидела тебя, если бы узнала, что ты чувствуешь к ней. У вас никогда ничего не получится. Но теперь, кажется, все в порядке. Возможно, Энид никогда не сможет быть с Уэнсдей так, как ей хотелось бы, но это нормально, потому что она просто рада, что вообще может быть частью ее жизни. Это то, что она считает само собой разумеющимся. — Наконец-то! — приветствует их Бьянка, когда они входят в дверь и выкладывают на стол все, что купили. — Настоящая еда! Йоко закатывает глаза, игриво пихает Бьянку, и они впятером собираются вокруг стола и рамещают стулья принесенные из разных комнат. Получается немного тесновато, но Энид это вполне устраивает. На кухне пахнет смесью подгоревших блинов, чистящих средств и тако на завтрак. Квартира наполняется разговорами и смехом. Энид наблюдает за тем, как Йоко украдкой кладет кусок бекона под стол для Вещи, а Уэнсдей читает им обоим нотации. Ей некуда деваться. Энид возится с горлышком своей гидрофляги, наполненной энергетическим напитком, к которому она даже не притронулась, когда понимает, что с ней разговаривает Юджин. Подняв глаза от бумаги, над которой они должны были сосредоточиться, она поняла, что его обычное веселое настроение сменилось чем-то похожим на озабоченность. — Обычно я жду, пока собеседник скажет, что его беспокоит, прежде чем говорить об этом самому, но если речь идет о вычислениях, то я могу заверить тебя, что ты отлично справишься с экзаменом. Ты усердно занималась весь год, и я не думаю, что тебе нужно напрягаться по этому поводу. — Юджин широко улыбается, а Энид отвечает ему небольшой улыбкой. — Спасибо, но меня волнует не это, — пробормотала она, постукивая карандашом по столу библиотеки, до отказа заполненной паникующими студентами. В данный момент они должны были изучать сборник упражнений, который она нашла в Интернете, чтобы подготовиться к выпускному экзамену по математике - первому, который будет сдавать на следующей неделе перед окончанием семестра, но она не может сосредоточиться. Однако когда у нее появляется время, чтобы посмотреть на задачи, которые они решают, выясняется, что она понимает все, что должна делать. — Но насчет финала ты прав, я думаю. Спасибо, что помог мне. — Без проблем! — Нет, правда, — отвечает Энид, со стоном опускаясь на стол. Она уже смирилась с тем, что пока ей не удастся позаниматься. — Я ненавижу математику, но мне кажется, что теперь я действительно все понимаю. Я искренне не волнуюсь перед экзаменом, и это просто безумие. Я не волнуюсь о математике? После того, что было в этом году? Ты мой герой, черт возьми. Юджин снова улыбается. Он кроток, склонен к ужасным каламбурам, связанным с пчелами, носит брекеты и довольно низкого роста. Он также склонен разделять оптимизм Энид, что, безусловно, пригодилось ей, когда она была на грани психического срыва только из-за этого предмета. В общем, Энид его любит. — На самом деле, ничего особенного, — говорит он. — Уэнсдей - практически мой единственный друг, поэтому, когда она впервые рассказала мне о тебе, я с радостью согласился помочь. Я рад, что в итоге все получилось. Энид выдохнула при упоминании имени брюнетки. Сегодня вечером они должны смотреть кино - Уэнсдей проиграла ей пари, так что теперь они будут смотреть сериал "Сумерки", как бы Уэнсдей ни возражала против этого, - и, как обычно, Энид все еще не может перестать думать о ней. У нее нет другого выхода, кроме как признаться в своих чувствах, но это может привести к тому, что Уэнсдей отвергнет ее или сделает все неловким, и она потеряет ее как друга. В общем, Энид не знает, стоит ли выкладывать все начистоту, рискуя всем тем, что есть. — Ну, любой друг Уэнсдей - мой друг, — в конце концов пробормотала Энид, снова уставившись на лежащую перед ней задачу по математике, в которой говорилось что-то об интегрировании и нахождении точек пересечения. — Правда? — Юджин звучит взволнованно, улыбка все еще на его лице. — Мы друзья? — Конечно, друзья, — говорит ему Энид. Юджин приподнимает очки выше, чтобы они не упали на нос. Его голос стал немного тише, когда он заговорил снова. — Ну... если мы друзья, могу я спросить тебя о чем-то личном? Можешь не отвечать, если не хочешь. Энид наконец отрывает глаза от бумаги и смотрит в глаза Юджину. Он выглядит немного нерешительным. — Давай, — отвечает она, несмотря на то, что ей кажется, что сейчас может пожалеть об этом. Юджин колеблется, а затем говорит. — Вы с Уэнсдей... вместе? Слова на мгновение повисают в воздухе. Энид чувствует в груди что-то тяжелое, как будто оно вцепилось в нее когтями и отчаянно пытается вырваться наружу. Она сглатывает это ощущение, надеясь, что все останется на своих местах. — Почему ты спрашиваешь? — тихо спрашивает она. Юджин, похоже, не понимает, насколько сильно повлиял на нее этот вопрос. — Да так, просто интересно, она вроде как часто о тебе говорит. Ну, наверное, не очень много, потому что она вообще мало говорит, но достаточно, чтобы это стало заметно. К тому же, несколько дней назад, когда мы втроем пили смузи в том месте на кампусе, она позволила тебе обнять себя. Это было что-то вроде вау. Она не знает, что ему ответить. Он, видимо, воспринимает ее молчание как ответ, так как продолжает говорить. — Наверное, я спрашиваю, потому что просто хотел сказать... постарайся не причинять ей боль? Она очень требовательна к людям, которых впускает в дом, и я не знаю, рассказывала ли она вам о последнем человеке, с которым сблизилась, но... — Тайлер? — спросила Энид, наконец-то находя слова, чтобы что-то ответить. Ее охватывает гнев, когда возникает мысль о нем и его поступках, желание защитить девушку от того вреда, который он и другие причинили ей, хотя она знает, что это уже в прошлом и не сможет этого сделать. Она рада, что, похоже, не одна такая, потому что Юджин хмурится при упоминании его имени. Он снова подтягивает очки. — Да, он. Но я не думаю, что ты на него похожа. Ты мне очень нравишься, и я вижу, что Уэнсдей ты тоже нравишься. Я рад, что у нее есть ты. Энид смотрит на него. Смотрит на мягкость его карих глаз, на неуверенный взгляд, словно он не знает, как отреагирует Энид. Уэнсдей уже говорила ей, что, хотя она никогда не признается в этом Юджину, он напоминает ей ее младшего брата Пагсли. Энид знает, что они хорошие друзья. Ведь Уэнсдей очень заботится о нем. От этого понимания его слова становятся еще больнее. — Мы не вместе, — наконец пробормотала Энид, наблюдая за тем, как расширяются глаза Юджина сквозь толстые стекла очков. — Я бы хотела, чтобы мы были вместе, но это не так. Рот Юджина несколько раз открывается и закрывается, прежде чем он наконец снова заговорил: — Тогда почему нет? — Я ей не нравлюсь в этом смысле, — с горечью ответила Энид. — Не нравишься... что? Ты уверена? Энид хмурится. — Ты нас видел? Мы буквально полные противоположности. — Какое это имеет отношение к тому, есть ли у нее к тебе чувства? — Я... — Энид останавливается, опускается в кресло, а затем пожимает плечами. Юджин просто выглядит озадаченным. — Так, подожди. Она тебе нравится, ты хотела бы, чтобы вы были вместе, но ты не думаешь, что ты ей нравишься в ответ? — Да. — Что ж, — усмехается Юджин, хотя Энид не понимает, что в этом есть что-то смешное. — Я думаю, ты можешь ошибаться насчет того, что ты ей не нравишься. Но если ты хочешь услышать мой совет, я думаю, что лучшим вариантом дальнейших действий будет просто поговорить с ней об этом. Уэнсдей ценит честность больше, чем что-либо другое. — Ты прав, — вяло согласилась Энид. За последние несколько месяцев общения с Уэнсдей она поняла, почему та стала журналисткой - ощущение, когда открываешь правду о вещах, которые пытаются скрыть, - это чувство, которое, по ее словам, не имеет себе равных. Ей придется быть честной. — Хорошо, — она делает глубокий вдох, а затем выпускает его. — Я поговорю с ней. Энид наслаждается теплом спящей девушки в своих объятиях, тем, как ритмично поднимается и опускается ее грудь, как мягкое дыхание ударяется о шею Энид. Синклер глубоко вдыхает ее запах и находит в нем нотки роз, когда те увядают, запаха леса после дождя. Она чувствует себя настолько погруженной в нее, настолько окруженной ею, что ей не хочется уходить. Две недели назад Уэнсдей впервые обняла ее. Они спали в одной постели, и Уэнсдей заставила ее почувствовать себя более любимой, чем когда-либо за всю свою жизнь. Она не уверена, что именно в ту ночь между ними что-то изменилось, но с тех пор все стало ясно. Они стали намного ласковее: Уэнсдей позволяет Энид обнимать себя, если она заранее попросит об этом, их плечи соприкасаются при ходьбе, руки иногда сталкиваются друг с другом. Когда Энид остается ночевать у друзей, она спит в кровати Уэнсдей, а не Йоко или Бьянки, хотя у Уэнсдей самая маленькая кровать из всех трех. Перед тем как начать просмотр "Сумерек", они обе жаловались друг другу на стресс из-за выпускных экзаменов, и тогда Уэнсдей задумалась о том, не помогут ли объятия, ведь они якобы помогают снять напряжение. Когда Энид спросила ее, хочет ли она сделать именно это, пытаясь удержать бурлящую надежду, поднимающуюся в ней, Уэнсдей непринужденно ответила, что, мол, конечно, для проверки теории. Она не знает, что все это значит, но поскольку через два дня начинаются экзамены, все же старается не зацикливаться на этом. На экране Вольтури жестоко убивают человека. Энид чувствует, как Уэнсдей слегка сдвигается с места, ложась на нее, она позволяет одной из своих рук опуститься на диван со своего прежнего места, где свободно обхватывала Уэнсдей в нежном объятии. — Наконец-то, — пробормотала Уэнсдей, а Энид только удивилась, потому что искренне считала, что Уэнсдей спит, — наконец-то что-то интересное. Если мне придется еще раз смотреть, как Белла патетически флиртует с Эдвардом и Джейкобом, я вырву себе глаза. — Эй, — протестует Энид, но не из-за мрачного комментария девушки, она привыкла к таким комментариям уже несколько месяцев назад, а из-за оскорбления в адрес фильма. — Я не понимаю, как кому-то может нравиться этот сериал, — бормочет Уэнсдей. — Пошловатая романтика и оборотни - вот за что я его люблю. Я люблю оборотней, — восторгается Энид. — Конечно, любишь, — говорит Уэнсдей. — Сколько еще частей у нас осталось? — Ну, посмотрим. Ну, "Затмение" идет после "Новолуния", которое мы сейчас смотрим, и которое также является вторым в серии, а потом есть "Ломая рассвет", часть первая, и "Ломая рассвет", часть вторая, которые имеют одинаковое название и разделены так, потому что последняя книга была очень длинной, и они не смогли вместить все, что произошло, в один фильм, но я не знаю, потому что я их не читала, а это значит, что... — Дыши, — мягко напомнила ей Уэнсдей. — Хорошо, — отвечает Энид, делая паузу и вдох, приводя в порядок свои беспорядочные мысли, прежде чем снова заговорить, чтобы быть более последовательной. — Спасибо. Мы на втором фильме, но всего их пять, так что у нас еще три. Уэнсдей вздыхает. — Тебе повезло, что я тебя терплю, потому что я бы не стала подвергать себя этой пытке, если бы это был кто-то другой. — Оу, — поддразнивает ее Энид, слегка наклоняя голову, чтобы видеть лицо брюнетки. — Ты хочешь сказать, что я тебе нравлюсь? — Я говорю, что терплю тебя. Есть четкая разница. Если ты еще раз на меня набросишься, то Вольтури будут не единственными, кто сегодня кого-то убьет. — Картошка, кар-то-шка. Уэнсдей ничего не отвечает, но Энид видит призрак улыбки на ее губах. В понедельник днем Энид оказывается в своей любимой пекарне. Потоки солнечного света льются через окна, заливая помещение ярким светом. Запах шоколадного печенья, розовых макарунов и черного кофе наполняет магазин, а нежные ноты фортепиано и болтовня посетителей создают приятную атмосферу. — Итак, заказ на три разносортных пончика, большой кекс "Красный бархат", два кусочка лимонного пирога и корзину печенья, — спрашивает кассир, глядя на заказ на экране перед собой. Когда Энид подтверждает заказ, он кивает и называет ее имя кому-то в глубине зала. — Это для группы? — вкрадчиво спрашивает он, пока она расплачивается. Энид одаривает его солнечной улыбкой. — Да! (Это не так. Она просто вознаграждает себя за то, что только что закончила экзамен по расчету, чувствует себя вполне уверенно, и с полчаса назад ей больше никогда не придется беспокоиться об этом дурацком предмете.) Пока она ждет, чтобы ее заказ закончили делать, она достает телефон и листает последние сообщения. 7 мая 16:18 Энид [4:18] привет Уэнсдей [4:20] Привет. Как прошла сдача экзамена по математике? Энид [4:20] Я СВОБОДНА!!!!!!!!!!!!! Уэнсдей [4:21] Я полагаю, все прошло хорошо? Энид [4:21] да!!!! Уэнсдей [4:21] Какой ужас. Энид [4:21] как прошли твои экзамены? у тебя ведь сегодня химия и теория? Уэнсдей [4:22] Я уверена, что получила отличную оценку по обоим предметам. Энид [4:22] отлично!!! :D Уэнсдей [4:22] Чем ты сейчас занимаешься? Энид [4:22] я в пекарне, выбираю угощения :D Энид встает, когда ее зовут, и практически слюной брызжет, когда чувствует запах пирожных, которые ей вручают в большом коричневом пакете. Когда она выходит из пекарни, то одной рукой держит пакет, а другой достает телефон, так как почувствовала, что он несколько раз звякнул в кармане. Уэнсдей [4:23] Сейчас я нахожусь в одном из тренировочных залов в музыкальном корпусе. Один из новых, на третьем этаже. Здесь ужасно солнечно, потому что есть большое окно. Тебе бы понравилось. Энид улыбается, потому что понимает, что таким образом Уэнсдей приглашает ее потусоваться с ней. Энид [4:25] я сейчас буду — Вау, — восклицает Энид, откусывая еще один кусочек пончика, это очень вкусно, — теперь она говорит приглушенно, подложив одну руку под подбородок, чтобы поймать крошки. — Я думаю, что мои мысли не столько о вкусе, сколько о том, что ты будешь еще более энергичной, чем обычно, — замечает Уэнсдей, разглядывая коробку, наполненную пирожными, которые Энид купила ранее. Синклер уверена, что в тренировочных залах, особенно в таких новых, как тот, в котором они сейчас находятся, есть запрещено, но сейчас ее это не волнует. — Наверное, — соглашается она и набивает рот очередным кусочком. Солнце высоко поднялось над городом, золотистые лучи света льются в комнату через окна от пола до потолка. Звуки виолончели наполняют комнату и сердце Энид чем-то, что она не может объяснить. Это похоже на сон, на дни, проведенные на пляже, на песок, покрывающий пальцы ног и дрейфующие волны на береговой линии. Она не может перестать смотреть на Уэнсдей. Она, конечно же, играет на виолончели - исполняет кавер-версию Paint it Black группы The Rolling Stones для своего канала на Youtube. Место, где она сидит, находится прямо в центре света из окна. Энид подозревает, что это скорее связано со съемкой, чем с желанием оказаться под солнечными лучами. Сама Энид сидит на небольшом диванчике, прижавшись к стене и оказавшись в стороне от кадра, когда Уэнсдей начнет запись, ближе к пианино. Она ест пирожные, глядя на великолепную девушку перед собой, и слушает, как та играет на самом восхитительном инструменте. Уэнсдей так прекрасна. Грудь Энид словно сжимается, когда вдруг вспоминает разговор с Юджином, состоявшийся несколько дней назад. Он был так убежден в том, что они вместе, говорил, что Уэнсдей рассказывает о ней, делал вид, будто это очевидно, что она нравится Уэнсдей. Энид, конечно, согласна с тем, что она, скорее всего, нравится ей - Уэнсдей не терпит рядом с собой людей, которые ей не нравятся, - но разве может она нравиться ей в ответ? Это не имеет никакого смысла. Уэнсдей - человек прямой. Как уже говорил Юджин, она больше всего на свете любит честность. Если бы Энид ей нравилась, разве она не сказала бы уже что-нибудь? От размышлений Энид отвлекло то, что диван рядом с ней просел. Уэнсдей рядом с ней, осанка прямая и идеальная, как всегда, лицо без каких-либо эмоций. Ее виолончель прислонена к незанятому креслу. — Привет? — пискнула Энид, немного смутившись. — У тебя перерыв? — Да, — удивляется Уэнсдей. — Обычно я делаю это прямо перед записью. Лучше дать себе несколько минут, чтобы собраться, прежде чем записывать, потому что я люблю записывать основную линию одним кадром. — О. Мило. — Затем Энид поднимает кекс, который только что достала из коробки, и кладет его в поле зрения девушки. — Понятно? Мило? — Да, Энид, я поняла шутку. Энид хихикает про себя, а затем откусывает от кекса. Похоже, она попала в рай. — Боже мой, — стонет она, чувствуя, как вкус тает на языке. Когда Уэнсдей поворачивается и смотрит на нее, приподняв бровь, Энид откусывает еще кусочек, а затем снова говорит. — Попробуй, это действительно чертовски вкусно, я так люблю эту пекарню, — говорит она с восторгом, протягивая кекс. Уэнсдей смотрит на угощение с полуотвращением-полулюбопытством, а затем наклоняется, чтобы откусить от того места, где Энид все еще держит кекс. Энид почти сразу понимает, что совершила ошибку, потому что теперь они гораздо ближе, чем раньше. Она наблюдает за тем, как Уэнсдей действительно откусывает кусочек, а затем откидывается назад, молча жуя, в значительной степени сосредоточившись. — Это просто шоколад и сахар, — произносит Уэнсдей, наконец, оглядываясь на нее, не впечатленная. Энид опускает кекс на колени, стараясь не думать слишком много о брюнетке и обо всем, что ей в ней нравится, потому что если слишком долго думать об этом, то обязательно выскажешься, а это, наверное, не очень хорошо. Энид тяжело сглатывает, прежде чем ответить. — Да. Но на вкус ведь неплохо, правда? — Наверное, ты права, — соглашается Уэнсдей. Она некоторое время смотрит на Энид, пристально вглядываясь в лицо, после чего встает с дивана, чтобы, несомненно, вернуться в свое кресло. Энид закрывает глаза. Ее грудь проваливается внутрь, чем больше и больше она думает о том, как все легко между ними сейчас, как глупые чувства Энид вот-вот все испортят. Она перебирает в уме все возможные варианты, которые могут возникнуть, если она расскажет девушке о своих чувствах, пытаясь убедить себя, что, несмотря ни на что, все будет гораздо лучше, если она просто признается. Чувство вины за все, что она натворила из-за своих чувств к Уэнсдей, и тревога от того, что может рассказать об этом, гложут ее, и прежде чем она успевает остановить себя, с нервной энергией Энид встает и говорит. — Уэнсдей, — бормочет она, стараясь, чтобы ее голос не сорвался, — мне нужно тебе кое-что сказать. Уэнсдей поднимает глаза. Кажется, она только что устроилась, виолончель на месте, смычок зажат в правой руке, солнечный свет идеально ложится на нее. Хотя она ничего не говорит, даже если лицо остается пустым и бесстрастным, глаза ее терпеливы. — Я... — Энид осекается, отводит взгляд, затем делает дрожащий вдох, пытаясь вернуть себе уверенность. На глаза наворачиваются слезы, она чувствует, что разваливается на части, а ведь еще почти ничего не сказала. — Что случилось? — спрашивает Уэнсдей, и этот мягкий, нежный голос, который Энид слышала только от Уэнсдей, вновь возвращается. Он льется на нее, как теплая расплавленная жидкость, и заставляет почувствовать себя в безопасности, как будто после этого разговора у них все будет хорошо. — Это трудно, — шепчет она и надеется, что Уэнсдей понимает, что она имеет в виду, несмотря на то, что не дала никаких объяснений, что именно хотела сказать. Уэнсдей отводит взгляд, чтобы положить виолончель в футляр, смычок лежит рядом, затем встает и делает еще несколько шагов к Энид. И тут к ней прижимается маленькое тело, руки обхватывают ее плечи, подбородок упирается в плечо. Энид легко обхватывает талию брюнетки и прижимается лицом к ее плечу. Она замечает, что от Уэнсдей пахнет типографской краской и чем-то знакомым, и со вздохом погружается в нахлынувшие воспоминания. Это просто Уэнсдей. Это просто она. Просто будь честной. Энид продолжает прижиматься лицом к плечу и наконец говорит: — Ты мне нравишься. Наступает тишина. Мертвая, пугающая, жуткая тишина, в которой несколько мгновений никто из них не говорит. Никто из них даже не шевелится. Затем Энид резко вдыхает и, едва удержавшись от дрожи в голосе, выплескивает все наружу. — Ты мне нравишься, очень нравишься. Я просто скажу, что люблю тебя. Я действительно люблю тебя, Уэнсдей. — Слова вырываются из ее уст, начав, уже невозможно остановиться. — Я правда не знаю, как это произошло, потому что мы такие разные, мы такие непохожие друг на друга, и мы не должны работать, но я думаю, что мы работаем? Ты мой лучший друг, с тобой так легко, и, видимо, я в какой-то момент влюбилась в тебя, не знаю точно, когда именно, но влюбилась, и я хотела тебе рассказать, потому что какое-то время держала это в себе и старалась понять, как забыть тебя, но когда бы я ни пыталась, все заканчивалось катастрофой, поэтому я решила, что следующим лучшим вариантом будет рассказать тебе, чтобы выплеснуть это на волю, и... Ее голос дрожит и местами срывается, а из глаз вот-вот покатятся слезы. Энид фыркает, когда Уэнсдей по-прежнему ничего не говорит, и думает, О Боже, о Боже. — Ты... ты не должна ничего говорить, и я пойму, если ты не захочешь больше дружить из-за этого, я ничего от тебя не жду, потому что знаю, что это слишком сложно, чтобы просто случайно сказать тебе, и я знаю, что ты не чувствуешь того же самого, и тебе не нравятся чувства и тому подобное, прости, что просто обронила это, и прости, что я влюбилась в тебя с самого начала, и... Энид прерывает себя, когда чувствует, что Уэнсдей пытается отстраниться от нее. Она зажмуривает глаза и крепче обнимает ее, не желая отпускать. — Энид, — шепчет Уэнсдей. — Посмотри на меня. Энид качает головой. — Пожалуйста, — пытается она. Энид открывает глаза, услышав отчаяние в голосе Уэнсдей, и, чувствуя, что ее решимость снова грозит рухнуть, она отпускает и медленно отстраняется от нее. Когда они наконец встречаются глазами, Энид понимает, что Уэнсдей уже ищет взглядом ее лицо, глаза, как будто в них можно найти нечто большее. Может быть, она ищет что-то, чего Энид не сказала, а может быть, она ищет что-то, что спасет их обеих от этого разговора. — Ты любишь меня? — тихо спрашивает Уэнсдей, словно пытаясь прояснить то, что Энид только что вывалила на нее. Энид кивает. — И ты... сожалеешь? Энид снова кивает. — Потому что ты думаешь, что я не чувствую того же самого? Энид закрывает глаза и кивает. — Энид. — В голосе Уэнсдей звучит растерянность, и именно это заставляет Энид снова открыть глаза. — У меня есть, наверное, пять человек, которых я действительно считаю своими друзьями, и даже с ними я могу общаться лишь в ограниченных количествах. Ты - я хочу быть рядом с тобой все время. Я хочу обнимать тебя, прижиматься к тебе, прикасаться, хотя я ненавижу прикасаться к другим людям. Я даю тебе читать части моего романа и играю для тебя музыку, которую пишу сама. Я пишу музыку специально для того, чтобы ты под нее танцевала. Я позволяю тебе распускать мои косы и заплетать их снова, несмотря на то, что с распущенными волосами я чувствую себя уязвимой, а нет ничего более ненавистного, чем чувствовать себя уязвимой перед другими. Я лучше сплю, когда с тобой. Я купила тебе цветы только потому, что они напоминают мне о тебе. Я слышу музыку, когда мы вместе, с тех пор как я познакомилась с тобой, я пишу так много музыки, потому что я просто слышу ее, когда я с тобой. Энид стоит, глаза расширены, губы приоткрыты. — Ты кипучая, громкая и болтливая, ты включаешь ужасную, бьющую по ушам поп-музыку в моей комнате, ты пинаешься и разговариваешь во сне, и ты слепо оптимистична. И вместо того, чтобы находить все это раздражающим, как я обычно делаю, я нахожу все это невероятно привлекательным. Энид просто наблюдает за ней, чувствуя, что находится в нескольких секундах от саморазрушения. — Я люблю тебя так, как никогда не любила никого другого, — говорит ей Уэнсдей. — Что? — слабо спрашивает Энид. — Я не могу поверить, что ты этого не знала. — Что? — Что? — Это же не было очевидно! — Ты что, не слышала, что я сказала? Это было совершенно очевидно. Бьянка и Йоко постоянно смеются надо мной за это и уже несколько месяцев донимают меня просьбами рассказать тебе. — Месяцев? Они... они... ты... месяцы? — Месяцы. — Что, — говорит Энид, — что, после чего думает, что ей нужно сесть. Ей нужно сесть прямо сейчас, черт возьми, и она садится на пол и кладет голову на руки. — Что за хрень? Уэнсдей присоединяется к ней на полу. Она садится напротив, скрестив ноги, и концы ее Doc Martens касаются кончиков розовых Converse Энид. Несколько секунд они сидят молча. Энид подпирает голову руками, широко раскрытыми глазами глядя на их обувь в месте соединения. В голове у нее крутятся мысли о том, что, черт возьми, неужели она действительно любит меня в ответ, неужели Уэнсдей любит меня по-настоящему, что за черт, что происходит, что за черт. — Я собиралась сказать тебе, — продолжает Уэнсдей, голос тихий и уязвимый. — Я даже написала целое письмо, в котором собиралась высказаться, потому что, хотя мне нравится считать себя превосходной во всех отношениях, я знаю, что не умею говорить словами, когда речь идет о чувствах. Когда ты пошла на свидание с той девушкой, я выбросила это письмо. Я решила, что ты не чувствуешь того же, а я умею скрывать свои чувства, поэтому после этого я изменила свое мнение. — О. Боже мой. Я пыталась забыть тебя, когда сделала это. Вся причина, по которой я пошла на то свидание, заключалась в том, чтобы попытаться забыть тебя, — слабо объясняет Энид. — Это не сработало. Вот почему я не могла перестать плакать в ту ночь. — О. — Да. Когда Уэнсдей замолчала, Энид осмелилась поднять голову и посмотреть сквозь пальцы, которые сомкнулись на ее лице. Уэнсдей по-прежнему сидит напротив нее, сцепив руки перед собой. С первого взгляда ее лицо выглядит совершенно безэмоциональным, но Энид видит легкую морщинку на брови, небольшую впадинку на левой стороне губы, которая говорит о том, что Уэнсдей, должно быть, покусывает внутреннюю сторону щеки. Сама Энид чувствует себя в странном положении: ей кажется, что она вот-вот расплачется, но она не знает, от чего это происходит - от шока, счастья, облегчения или от того, что пытается осмыслить все происходящее. — Это так неловко, — простонала Энид, заставляя себя убрать руки от лица. — Я все еще пытаюсь все осмыслить, но... Боже, это так неловко. Ты испытываешь ко мне чувства уже несколько месяцев? Все это время? И Йоко с Бьянкой знали? — Да. — Ну, Юджин тоже знал, — признается Энид, и эти слова заставляют Уэнсдей поднять бровь. — В субботу мы готовились к экзамену по математике, и он спросил меня, вместе ли мы. Он буквально подумал, что мы встречаемся, а потом сказал, что я была не права, когда говорила, что у тебя нет ко мне чувств. — Я никогда не говорила с ним о своих чувствах к тебе, — пробормотала Уэнсдей, — но, как я уже сказала, они были очевидны. Я не хотела, чтобы это было так, но в какой-то момент, видимо, это произошло, потому что я не сказала ни Йоко, ни Бьянке, они сами обо всем догадались. Я, честно говоря, думала, что ты знаешь, и что ты просто хорошо к этому относишься. — Ты думала, что я просто вежливая? — Ну, да. Ты не можешь меня винить. Ты слишком добра для этого мира, Энид. Мне хочется заключить тебя в свои объятия и защитить от всего, что может причинить тебе вред. Я не хочу, чтобы ты потеряла это в себе. Вот почему я так расстраиваюсь, когда ты расстроена. У Энид перехватывает дыхание при этих словах. Затем на ее запястье ложится рука. Уэнсдей осторожно отводит руку Энид от того места, где она крепко сжимала брюки, и переплетает их. Это странное сплетение: Руки Уэнсдей холодные, а Энид - теплая. Она не хотела бы, чтобы было иначе. — Ты даже не представляешь, что ты со мной делаешь, — говорит ей Уэнсдей. Энид поднимает голову, теперь уже глядя ей в глаза, а не на их все еще переплетенные руки. Она выглядит такой искренней, такой открытой, такой неподдельной. Теперь, когда Энид действительно смотрит на нее, она видит в ее глазах любовь. Уэнсдей любит ее. Уэнсдей любит ее. Вместо того чтобы сказать что-то еще, Энид осторожно берет Уэнсдей за руку, чтобы притянуть ближе. Уэнсдей позволяет подтянуть себя - Энид раздвигает ноги, давая возможность брюнетке устроиться у нее на коленях. Свободной рукой Энид обводит лицо Уэнсдей, а затем прижимает их лбы друг к другу. — Я очень, очень хочу тебя поцеловать, — признается Энид. — Что тебя останавливает? — спрашивает Уэнсдей. Тогда Энид отводит руку, все еще переплетенную с рукой Уэнсдей, чтобы обхватить ее лицо, а затем сокращает расстояние между их губами. Энид не сразу понимает, что они действительно целуются, хотя это нелепо, ведь инициатором была она. Когда это все-таки происходит, Энид закрывает глаза, пытаясь насладиться ощущением мягких губ, прижимающихся к ее собственным, ощущением, когда Уэнсдей целует ее в ответ, однако чувствует себя настолько переполненной в хорошем смысле этого слова, руки дрожат, а душа пылает любовью, что ей трудно запомнить все, что делает брюнетка. Она чувствует, как ее рука поднимается, чтобы накрыть одну из рук, которыми она держит лицо Уэнсдей, а затем что-то сжимает, Энид может подумать, что Аддамс просит ей, чтобы она притормозила, если бы не тот факт, что последняя еще больше углубляется в поцелуй, превращая его в нечто неземное. Они целуются. Они действительно целуются, и это головокружительно, безгранично и так сладко. Несмотря на то, что Энид очень, очень не хочется, ей приходится сделать вдох, чтобы отдышаться. Задыхаясь, она улыбается, когда Уэнсдей тут же старается последовать за ней, и хмурится, когда та отстраняется еще дальше. — Прости, — хихикает Энид, чувствуя, как в груди поднимается тепло и головокружение, — прости, мне просто... просто нужно было перевести дух. — И вот они снова целуются, прижимаясь друг к другу теплыми устами. Энид чуть наклоняет голову, продолжая мягко, сладко и непрерывно. Они целуются долго, и в какой-то момент время становится несколько странным, потому что к тому моменту, когда Энид осознает, что происходит, она лежит на спине, а Уэнсдей находится над ней, ее рука обхватывает затылок Энид, чтобы та не ударилась головой о деревянный пол. Энид издает в поцелуе крошечный звук счастья. Уэнсдей отстраняется, чтобы рассмеяться, теплое дыхание прижимается к губам, отчего сердце Энид тает. — Боже мой, — улыбается она так широко, что ей кажется, будто ее лицо сейчас разломится пополам, — Боже мой, ты только что смеялась? Мне кажется, я никогда раньше не слышала, чтобы ты смеялась, Боже мой, это так мило. Пожалуйста, скажи мне, что мне нужно сделать, чтобы ты снова засмеялась. — Энид, — выдыхает Уэнсдей, нависая над ней лицом, но теперь она тоже улыбается. — Я люблю тебя, и я люблю твой смех. Я так счастлива. Я теперь никогда не перестану это говорить. — Энид. — Нет, серьезно, я буду говорить это постоянно. Когда ты будешь просыпаться по утрам, я буду говорить тебе, что люблю тебя. Когда ты будешь ложиться спать, я буду говорить тебе, что люблю тебя. Когда ты играешь на своей виолончели, я люблю тебя. Когда ты ворчишь, потому что не выпила утром кофе, я люблю тебя. Когда ты сворачиваешься калачиком в одеяле, потому что ты такая маленькая и крохотная и так легко замерзаешь, я люблю тебя. Я тоже сдерживала это месяцами, понимаешь? Теперь я должна говорить тебе все время, чтобы наверстать упущенное. — Хорошо, — отвечает Уэнсдей с глазами, полными огромной любви, — потому что я тоже тебя люблю, — и они снова целуются. Это абсолютно чудесно. VII. Уэнсдей не записывает видео. Она утверждает, что все время будет слишком отвлечена и не сможет сосредоточиться, и что она может записать это в другой раз на этой неделе, поэтому они целуются еще раз. Позже они останавливаются у фургона, где было их первое (свидание? прогулка?), чтобы просто перекусить и поговорить, как они обычно делают, а затем идут домой. По дороге к квартире Энид, держа виолончель Уэнсдей на спине, а руку - в своей руке, спрашивает: — Это было наше первое свидание? — Что? — спросила Уэнсдей, смутившись. — В кафе, куда мы ходили в октябре. Или когда мы пошли только что. Было ли это свиданием? Уэнсдей на мгновение умолкает, как будто долго думает. Затем говорит: — Нет. — О. — У нас не было первого свидания, — уверенно продолжает Уэнсдей. — Наше первое свидание будет лучше, чем это. У меня уже есть планы. — О, — улыбается Энид. Она думает о словах брюнетки сейчас и о ее словах раньше, и произносит: — Ух ты, кто бы мог подумать, что ты такая романтичная? Уэнсдей хмурится. — С твоей стороны абсурдно думать, что я буду прилагать минимум усилий. Я всегда выкладываюсь по полной в любой ситуации, и это касается и отношений. — Все, о чем я слышу, это то, что ты втайне очень романтична. — Это не то, что я сказала. — По сути, это то, что ты сказала. — Очевидно, твой разум деградирует, ты теряешь слух, или твоя способность уделять внимание в течение определенного периода времени уменьшилась по сравнению с тем, что было раньше. — Ты просто суперромантик. — Отлично. Только никому об этом не говори. — А если скажу? — Они тебе никогда не поверят. — Да, — смеется Энид, — наверное, ты права. После прибытия в квартиру, поужинав, поговорив и посмеявшись с Йоко и Бьянкой, которые, кажется, даже не заметили перемены между ними (что, честно говоря, заставляет Энид усомниться в своей первоначальной мысли о том, что их чувства друг к другу не были очевидны), приняв душ и приготовившись ко сну, и немного пообнимавшись в постели, Энид долго не может заснуть. Ей есть о чем подумать. Утром она просыпается от того, что на нее что-то навалилось, и на мгновение теряет сознание, моргая в бледном утреннем свете и недоумевая, почему на ее груди лежит какая-то тяжесть. Звук взъерошенных простыней сопровождает ее, прежде чем тяжесть немного покидает тело. — Энид, — произносит голос, похожий на голос Уэнсдей, Энид снова открывает глаза. Над ней нависает Аддамс, волосы выбились из косы и красивыми волнами падают вокруг лица. — Проснись. И тут она вспоминает. Как Уэнсдей играет на виолончели. Признание Уэнсдей в своих чувствах. Как Уэнсдей говорит, что отвечает на эти чувства. Поцелуй с Уэнсдей. Возвращение в квартиру с Уэнсдей. Упасть в постель с Уэнсдей. — Не то чтобы я жаловалась, — сонно пробормотала Энид, когда Уэнсдей прижалась к ней практически вплотную, засыпая, — но что ты делаешь? — Проверяю, поможет ли это тебе перестать так много двигаться во сне, — ответила она, устраиваясь удобней, положив голову на грудь и просунув ногу между ногами блондинки. Энид полагает, что это, должно быть, сработало, потому что она все еще находится практически в том же положении, в котором была, когда засыпала. Энид бормочет, обхватывая девушку руками и побуждая ее снова прижаться к ней. — Засыпай. Слишком рано. — Менее чем через два часа у тебя экзамен по английскому языку, — напоминает Уэнсдей, позволяя Энид уложить себя обратно. Однако на этот раз она прижимается губами к плечу блондинки, медленно целует вверх, пока не доходит до челюсти. Энид издала дрожащий вздох, когда Уэнсдей заговорила между поцелуями. — Тебе пора вставать. — Нет, — хнычет она. — Я хочу спать. Уэнсдей не сдается. Она целует ее в челюсть, лицо, щеки, лоб, нос, пока не добирается до улыбающихся губ. Энид нежно целует в ответ, склоняясь к руке, которая обхватывает ее лицо и нежно гладит скулу. — Ну... как ты себя чувствуешь? — спрашивает она, когда Уэнсдей отстраняется, явно более бодрая после поцелуя. — О вещах. О том, что произошло вчера. Ведь ничего не изменилось, правда? — Конечно, нет, — говорит ей Уэнсдей, устраиваясь рядом. — Я все еще чувствую то же самое. Энид поворачивается на бок, чтобы оказаться лицом к лицу с брюнеткой. — Хорошо. Я тоже. — Хорошо, — пробормотала Уэнсдей и снова поцеловала. На этот раз он короткий и целомудренный, крадущийся миг. Энид улыбается, она, конечно, может привыкнуть к этому. — Итак, мы как пара? Или ты не хочешь навешивать ярлык? Если ты вообще хотела завязать отношения... прости, я не хочу предполагать. — Энид останавливает себя, прежде чем начать бесполезную болтовню, пока у нее либо не закончится дыхание, либо ее не прервет Уэнсдей. — Энид, — начала Уэнсдей, — след, который ты оставила в моей душе, неизгладим. Ты полностью захватила меня, ты держишь мое сердце в своих руках. Если ты этого хочешь, я бы с удовольствием вступила с тобой в отношения. — Хорошо, — улыбается Энид, с некоторым удивлением глядя на искреннее и неподдельное лицо Уэнсдей, потому что действительно, кто бы мог подумать, что та может быть такой романтичной? Боже, кажется, что с каждым мгновением, проведенным в присутствии друг друга, любовь Энид к ней только возрастает. — Хорошо, да, мне бы это понравилось. Итак, мы пара? Уэнсдей кивает. Ее голос тверд и ровен, когда она говорит: — Мы пара. (— Я вижу, — говорит Йоко, спустя несколько часов после того, как все они разобрались с тем, что у них было. Они сейчас в парке, потому что кто-то предложил, а Энид посмотрела на Уэнсдей, когда та вначале отказалась, надулась и сказала: пожалуйста, пойдем с нами. После этого Аддамс уже не смогла отказать. Уэнсдей наблюдает за тем, как ее девушка и друзья бегают по парку: они с Йоко сидят на скамейке, а Дивина и Энид бросают фрисби, Бьянка стоит, сложив руки на бедрах, и наблюдает за ними. Энид широко улыбается, смеется на ходу, чуть не спотыкается о собственные ноги, когда ей приходится ловить фрисби. Для танцовщицы - и притом хорошей - она удивительно неуклюжа, когда не танцует. Они еще не рассказали друзьям о том, что недавно произошло в их отношениях. Йоко просто подошла и села рядом, подождала немного, а потом спросила: — Ну что, вы наконец-то разобрались между собой? — а Уэнсдей не спросила, откуда та узнала, просто кивнула головой. — Как я на нее смотрю? — спрашивает Уэнсдей, возвращаясь к текущему разговору. Йоко на мгновение замолчала. — Как будто она - солнце, которое наконец-то появилось после ста лет ночи. Уэнсдей ничего не отвечает, хотя знает, что слова Йоко, скорее всего, правда. На заднем плане раздается смех Энид, и грудь Уэнсдей наполняется теплом. Ощущением полета). Энид подбегает к своей девушке, когда они с Дивиной перестают бросать фрисби, и останавливается прямо на том месте, где та сидит, немного запыхавшись, но испытывая огромное счастье. Она просто стоит, широко улыбаясь, подпрыгивая на носочках, и даже не знает, чего ждет, просто у нее много энергии и ей нравится быть рядом с брюнеткой. — Привет, — весело приветствует ее Уэнсдей. — Уже устала? — Нет, — усмехается Энид и, не заботясь о том, что они находятся в прямой видимости от своих друзей, наклоняется, чтобы поцеловать ее. Он короткий и сладкий, длится едва ли больше секунды, а когда Энид отстраняется, Уэнсдей произносит. — Mi sol, — шепчет она ей, Энид замирает, услышав, как Уэнсдей говорит ей по-испански: — Я люблю тебя. — Я люблю тебя, — повторяет Энид, ощущая такое тепло, такую огромную любовь. Уэнсдей широко улыбается, а на щеках появляются ямочки. Энид думает о том, как вначале она следила за тем, как часто ей удается заставить Уэнсдей улыбаться. Теперь у нее есть все время для того, чтобы эта прекрасная улыбка никогда не покидала ее лицо.