В штабе

       Поцелуи Валерки невероятно нежные. Он касается своими мягкими губами сначала щеки, потом осторожно целует в уголок губ и смотрит хитро-любя, так, что у Лёвы сердце замирает и не бьётся, как будто он вампир.        Валерка обнимает его, прижимается. Хлопов залезает руками под рубашку, и Лагунов вздрагивает, когда чувствует на спине холод его ладоней. И всё же продолжает ластиться: тычется носом в шею, целует мочку уха. У Хлопова в голове не укладывается: как чуть ли не самый опасный вампир, за которым охотятся практически все — и охотники, и древний стратилат —, может быть таким ласковым? Ну как?        Пальцы Лёвы проходятся по позвонкам, словно считая, и в один момент Валера выдыхает, когда они поднимаются вверх и проводят между лопаток, заставляя слегка прогнуться. Лагунов сжимает руками чужие плечи. Ноги его подкашиваются, но Хлопов рядом и упасть не даёт, при этом продолжая слегка пощипывать его спину и надавливать на всевозможные чувствительные точки.        — Л-Лё… — Валерка цепляется за него крепче, выгибается дугой, прижимается к нему и тяжело дышит.        Лёва снова проходится пальцами вниз по позвонкам, словно по клавишам рояля. Валера крепче обнимает его за шею. Руки вдруг исчезают со спины, ткань рубашки опускается, захватывая собой прохладный воздух. Хлопов отстраняется, улыбается печально.        Валерка качает головой, берёт его за руку и тянет к дивану. Внутри Лёвы всё сжимается, сердце замирает, однако он послушно перебирает ногами, идёт следом за вампиром. Кажется, его бдительность полностью утеряна. Что скажет Валентин Сергеевич?.. Не важно. Его всё равно здесь нет.        Валера валит несопротивляющегося Лёву на диван, нависает над ним и лучезарно улыбается, довольный своей маленькой победой. В его лазурных глазах Хлопов видит небо, такое безоблачное, по-летнему голубое, светлое и тёплое. Его рука сама собой поднимается, тянется вверх и ложится на Валеркину слегка покрасневшую щёку, поглаживает большим пальцем по бархатной бледной коже. Уголки губ охотника вздрагивают, приподнимаются вверх.        — Какой же ты красивый, — выдыхает он, и Валера на мгновение теряется, рдеет ещё сильнее и отстраняется, садясь ему на бёдра. Лёва давится воздухом. Лагунов в домашних, будто нарочно укороченных и облегающих шортах выглядит чересчур откровенно, и Хлопов считает, что грех не воспользоваться моментом, пока никого нет в штабе. Он приподнимается на локтях и затем принимает более-менее сидячее положение. Рука скользит по бедру от коленки до его верхней части, медленно проникает под обволакивающую тёмную ткань.        Валера наклоняется к нему, хватает за ворот футболки, слегка подтягивает к себе и целует. Целует с особой нежностью, прижимается своими мягкими влажными губами к обветренным и сухим губам Лёвы. Вторую его руку он кладёт себе на талию, и Хлопов, не в силах напрягать сейчас пресс, падает обратно на диван, закрывая глаза. Теперь для него остались лишь тактильные ощущения. Ладонь задирает шорты, дотягивается до резинки трусов, другая лезет под клетчатую глаженую рубашку.        Тепло, мягкость чужой кожи и изгибы тела ощущаются более отчётливо, чувство позволения касаться столь запретного плода будоражит рассудок, заставляет сердце биться чаще, и Лёва машинально водит руками, ощупывая каждый миллиметр, и просто наслаждается, чувствуя себя самым счастливым человеком на свете.        Валерка разрывает поцелуй, слегка отстраняется и смотрит бессознательно, сонно даже, тяжело дышит. Лёва открывает глаза. Видит перед собой чужое пылающее от смущения лицо, хотя на смущение обоим уже давно плевать. Валера ёрзает, пытаясь устроиться поудобнее, и вдруг замирает, улавливая тихий удивлённый вздох Хлопова, что прикрывает рот рукой, и хитро улыбается.        Валерка снова двигает бёдрами, потираясь о чужой пах, и эти движения опьяняют юношеские головы обоих похлеще любого алкоголя. Самогон Валентина Сергеевича небывалой крепкости и рядом не стоит — это Лёва знает наверняка. Валера продолжает его дразнить, нарочно не поддаваясь чужому напору, не желает снова наклоняться и целоваться, заставляя Хлопова изнывать от недостатка нежности и переизбытка чего-то сладко-неприятного. Лагунов смотрит как-то коварно, взглядом проникая в самую душу, и продолжает начатое, при этом сам еле подавляет тихие всхлипы и старается не застонать в голос.        Лёва вскоре не выдерживает. Он хватает Валерку в охапку, переворачивает, и теперь уже Лагунов лежит спиной на мягком матрасе, пока Хлопов нависает сверху. Во взгляде вампира читается удивление, даже некий испуг, пока охотник смотрит серьёзно, немного высокомерно. Как в «Буревестнике». От этого взгляда мурашки бегут по всему телу, а сердце бьётся в два раза быстрее. Лёва закидывает правую ногу Валеры себе на плечо, рукой снова лезет под задравшуюся штанину шорт. Наклоняется, облизывает бледную шею, а затем прикусывает, получая в ответ протяжный стон-выдох.        Как странно. Вроде это Валеркина задача, это ему положено всех кусать, только он немного не такой, и Лёва прекрасно знает это. В Валере больше от человека, нежели от вампира, а потому ему свойственно реагировать и вести себя именно так: поддаваться и подставлять шею. У Хлопова наоборот. В нём всё ещё остались давние инстинкты. И плевать, что Лагунов стратилат, а он — всего лишь бывший пиявец. Охотника тянет к его шее ещё сильнее, чем в «Буревестнике», а вампир покорно подставляется под его губы.        — Навёрстываешь упущенное? — Слабо улыбается Валерка.        — Постигаю новое, — усмехается Лёва, оставляя поцелуй на коленке, после чего опускает ногу Лагунова обратно на диван. Мелкий он о таком даже не мечтал. Не знал.        В детстве о многом не догадываешься, а потому сильная тяга к Валере, стремление, одно только желание быть рядом, дарить ему что-то, за руки держаться и в тайне ото всех оставлять на его губах лёгкие поцелуи казалось ему, тогда маленькому мальчику, самым сильным проявлением любви. Теперь же познания в этой области расширились, и Хлопов знает, что дарить любовь можно по-разному, более чувственно, более интересно.        Любовь — это доверие. Валерка рядом. Он не сопротивляется, готов на безумную авантюру, взглядом говорит, что позволяет: «Ну же! Прикоснись ко мне!» — читается в его глазах. И Лёва касается. Задирает рубашку, гладит живот, затем скользит рукой чуть выше. Другая ладонь ложится на Валеркину щёку, и тот прижимается к ней, с надеждой смотрит из-под длинных чёрных ресниц. Он слегка поворачивает голову, с особой нежностью касается губами чужого запястья и поднимает колено, упираясь им между ног охотника. Лёва морщится, с трудом давит вздох вожделения, а Валера довольно улыбается.        — Чего осторожничаешь?        — Не смотри на меня так, — хмурится Хлопов.        — «Так» это как?        — Не делай вид, что тебе не страшно.        Раскрытый Валера краснеет, а Лёва усмехается, наклоняется к его лицу, снова целует в столь желанные и манящие губы, обеими руками до лёгкой боли сжимает худые бока. Валерка отвечает. Не желая оставаться в стороне, он тоже лезет ладонями под майку охотника, обвивает его спину, притягивает к себе, и Хлопов чувствует, как напряжение в паху нарастает с каждой секундой.        Валера под ним ёрзает, устраивается поудобнее и слегка приподнимает бёдра. Через несколько слоёв одежды прикосновение получается не менее приятным и жарким. Оно пляшет звёздочками перед глазами, пробегается разрядами тока по двум разгоряченным телам, и парни стонут в поцелуй, в следующую секунду отстраняясь друг от друга.        Лёва больше не ждёт приглашений, просьб, не смотрит в голубые глаза. Он тут же припадает к чужой шее, и Валера лишь наклоняет голову набок, подставляясь под обжигающие поцелуи. От природы острые клыки вдруг вонзаются в белую кожу, кажется, прокусывая до крови, и Лагунов вздрагивает, довольно громко вскрикивая «Ай!». Хлопов тут же отстраняется. Валерка рот рукой зажимает и взгляд в сторону отводит.        — Ничего, — тихо говорит он. — Всё в порядке. Мне понравилось…        Лёва не выдерживает. Его манят глубокие и прикрытые от наслаждения голубые глаза, слегка блестящие от влаги, томный взгляд, красные щёки, растрёпанные чёрные волосы и вздымающаяся от тяжёлых вздохов грудь под руками. Он буквально разрывает на Валере рубашку, и пуговицы летят в разные стороны. Лагунов успевает только подумать, как объяснить Игорю отсутствие некоторых застёжек, как в следующую секунду с него снимают домашние шорты, а сам Лёва скидывает с себя майку, оголяя крепкое спортивное тело (ох уж этот футболист) с перебинтованным плечом и с кое-где едва заметными небольшими шрамами, оставшимися, судя по всему, после схваток с вампирами. Валерка, затаив дыхание, в наглую рассматривает его и тянется, осторожно касаясь кончиками пальцев чужого живота, поглаживает давно затянувшийся особо длинный след от когтей. Затем опускается ниже и, помогая второй рукой, ловко расстёгивает кожаный ремень, а следом за ним и ширинку брюк.        Хлопов одной левой ловко ловит его запястья и заводит их назад, а другую ладонь кладёт между ног, выбивая из Валерки всхлип. Губы Лёвы расплываются в улыбке, он надавливает пальцами через ткань трусов на промежность. Лагунов шумно втягивает носом воздух, разводит дрожащие ноги шире. Оба дышат тяжело, напряжённо.        Лёва наклоняется, снова нежно и со всей любовью целует Валеру в губы. Рука вампира ловко выскальзывает из крепкого захвата и притягивает охотника ближе. Валерка разрывает поцелуй и тычется носом в чужую шею, вдыхает как можно глубже и больше. Хлопов пахнет осенними листьями, еловыми иголками и пеплом, даже гарью, как будто несколько часов подряд непрерывно что-то жёг, находясь рядом с огнём. Впрочем, ему этот запах очень идёт, от него становится спокойнее.        Пальцы трут между раздвинутых ног, слегка надавливают, Валера тихо стонет, даже скулит, поддаваясь бёдрами навстречу, щекочет прерывистым дыханием шею, а затем откидывает голову на подушку, и Лёва видит на его глазах слёзы. Такие блестящие и прозрачные.        — Лёвушка-а!.. — Со всхлипом выдыхает Валерка, и Хлопов млеет, впервые слыша из его уст своё имя в уменьшительно-ласкательной форме.        Рука исчезает. Вместо этого охотник прижимает вампира к себе, трётся о его пах своим, затем снова отстраняется и снимает с него трусы, кидая на пол. Теперь донельзя красный Лагунов пытается свести ноги, но сидящий между них Хлопов не позволяет этого сделать.        У Лёвы зачем-то в кармане брюк лежит баночка вазелина. Именно про неё он и вспоминает в столь подходящий момент, ощущая её лёгкий вес, и чуть дрожащими руками вынимает на свет. Валера вздрагивает, когда чувствует, как в него входят чужие пальцы, обильно смазанные прохладным лубрикантом.        — Ч-Чтоб тебя!.. — Срывается недовольное восклицание с его губ. Валерка ёрзает, стараясь найти более комфортное положение, тяжело дышит и всхлипывает, сильно сжимая плечи Хлопова.        — Потерпи, — шепчет тот.        Валера не может спокойно лежать и терпеть. Он ощущает то дискомфорт, то нечто приятное, заводящее. Где-то на подкорке сознания вертится мысль о том, что всё это неправильно, но кто эту мысль будет слушать? Абсолютно всё уже давно неправильно. Организм требует разрядки, чего-то до одури ошибочного, грязного, о чём приличный комсомолец не имеет права думать. Только Валерка частично не состоит в ВЛКСМ и поэтому может позволить себе практически всё. К тому же, никто всё равно не видит.        Лагунов тяжело и шумно вдыхает, когда в него входит ещё один палец. Несмотря на прохладный и скользкий вазелин, ему всё равно от части неприятно. Лёва отвлекает его очередным поцелуем в губы, а затем опускается ниже и кусает бледную тонкую шею сильнее обычного. Валера от неожиданности и лёгкой боли срывается на крик, и Хлопов слегка отстраняется, слизывая выступившие алые капельки. Всё так, как он когда-то думал. Кровь у Валерки действительно очень вкусная, сладкая. Горчит, правда, потому что он всё-таки вампир, но Лёве плевать. Он больно кусает и пьёт ещё. В нём просыпается та давняя неутолимая жажда, и сейчас она снова обескураживает, кружит голову, как в первый раз.        — Разве так можно? — Не понимает Валерка, когда чувствует, как на его шее расцветает очередной красный след.        — Можно, — уверенно отвечает Лёва и облизывает губы, пьянея от сладко-горького вкуса.        — Тебе будет плохо…        — Не будет. От твоей крови мне ничего не будет, — Хлопов хитро улыбается, оголяя ряд ровных зубов. — Надо было тогда кому-нибудь из мальчишек приказать, чтоб они сорвали эту дурацкую простыню, — вдруг вспоминает он. — Наверняка раньше было лучше… — охотник мечтательно вздыхает, представляя вкус крови Валерки ещё до обращения.        — Тогда бы я стал твоей тушкой. Мы оба этого не хотели, — сквозь стон усмехается Валера и жмурится.        — Плевать, — качает головой Лёва и припадает к его губам. Лагунов отвечает, слегка приподнимает бёдра, двигаясь навстречу пальцам, мычит в поцелуй, выгибаясь в спине, когда те попадают по чувствительному комку нервов, и впивается короткими ногтями в чужие плечи, причиняя лёгкий дискомфорт.        Хлопов останавливается, с неким беспокойством смотрит на него и вытирает большим пальцем выступившую на глазах влагу. Валера улыбается и качает головой, взглядом говоря, что всё хорошо.        — Это было неожиданно, — признаётся он. Его щёки такие румяные, как два спелых яблока, и Лёва не сдерживается: целует по очереди каждую. — Сделай так ещё, — вдруг просит Валера, и теперь в глазах охотника читается лёгкое удивление. Но он всё равно снова двигает рукой, выбивая из Валерки новый стон, а затем ещё один и ещё, получая своеобразную мелодию из всхлипов и тихих вскриков — понял, в чём дело и теперь пользуется, гадёныш. Впрочем, длится это недолго.        Пальцы довольно неожиданно покидают тело вампира, оставляя после себя отвратительную изнывающую пустоту и сладкое напряжение — ещё бы немного, и стало бы легче, но Лёва, судя по всему, решил помучить своего стратилата. Не одному же Лагунову дразниться, в самом деле.        — Лёвушка... — снова вопрошающе тянет Валера, сжимая трясущимися руками подушку. Он мелко дрожит, закусывает нижнюю губу, чем заставляет Хлопова отстраниться и наконец приспустить штаны. Ждать уже невозможно.        Валерка снова ёрзает под ним, тянется рукой вниз, желая коснуться себя, но его запястье довольно грубо перехватывают и прижимают обратно к матрасу.        — Не так быстро, — усмехается Лёва.        Лагунов недовольно мычит, бьёт коленками Хлопова по бокам, как бы подгоняя, но тот как на зло медлит и нежно целует ямку между ключицами, слыша, как сильно колотится чужое сердце. Вампир быстро и прерывисто дышит, от нетерпения тихо постанывает и жмурится, но охотник остаётся непреклонным и обходится пока что лишь поцелуями и лёгкими укусами, которые, если честно, начинают выводить из себя. Хочется большего. До поджимающихся на ногах пальцев и жара во всём теле.        — Да вставь уже! — Срывается на отчаянный крик Валера, извиваясь под Лёвой, точно пойманная в сети змея.        В любой другой момент, в каком-нибудь ином месте и временном отрывке, он бы раскраснелся сразу же, подумав сотню раз, какую непристойность выдал, но сейчас уже не до слов. Терпеть столь долгие прелюдии невозможно. Кажется, они затянулись. Лёва сам это прекрасно понимает, но, видимо, всё ждёт, когда Лагунов разрешит перейти к чему-то большему. «Гад», — думает Валерка и про себя усмехается. Хлопов невыносим во всех смыслах и в то же время шикарен, бесподобен. Готовый отдаться целиком и полностью, вампир смотрит на охотника требовательно-умоляюще, и тот едва заметно кивает.        Влажная головка слегка надавливает на колечко мышц, и Валера стонет, выгибаясь в спине, только от этого прикосновения, и Лёва усмехается: если Лагунов уже сейчас так мелко дрожит и чуть ли не до оргазма доходит, то даже представить невозможно (и всё же интересно), что будет с ним немного позже. Борясь с сопротивлением мышц, Хлопов медленно входит. Затем останавливается, позволяя им обоим привыкнуть к подобному положению.        Он кусает мягкую мочку уха, до боли сжимает руками худую талию и делает первый толчок. Валера громко и протяжно стонет, растягивая чужое имя, а затем растворяется, как и Лёва, в этом безумном жарком танце, в тяжёлом дыхании, в быстром биении двух мёртвых сердец, в искренних признаниях и нерушимых клятвах, слетающих с влажных губ и прочно закрепляющих их связь.        — Валерка… — шепчет Хлопов через прерывистые вздохи чужое имя, и воздух от этих слов становится жарче.        Хочется брать вампира грубо, не позволяя вдохнуть, как следует, втрахивать в диван до потери сознания и не сдерживаться — Лёва удивляется этому животному желанию, даже пугается его. Он старается делать всё нежно, в какой-то степени осторожно, не сорваться, чтобы первый раз был самым запоминающимся и приятным. К тому же, Валера подставляется сам, позволяет контролировать и полностью отдаётся ему, всхлипывая и издавая особо громкие стоны, являющиеся той ещё усладой для ушей, когда Хлопов снова попадает по простате.        Они сцепляют руки в один замок, сжимают сильно, до белых костяшек и бордовых кончиков пальцев. У Валерки по щекам стекают слёзы наслаждения, Лёва наклоняется и сцеловывает их, ощущая на губах солоноватый вкус. Потом он снова опускается вниз по шее и уделяет особое внимание ключицам, тоже довольно больно кусая — следы останутся надолго.        — Поцелуй меня-а!.. — Хнычет Валера, касаясь ладонью чужой щеки, и Хлопов тут же припадает к его губам.        Валерка стонет в поцелуй и обвивает ногами спину Лёвы, приподнимая бёдра. Толчки теперь ощущаются гораздо чувственнее, движение внутри приводит в экстаз, и Лагунов мелко дрожит, стараясь двигаться навстречу. Кажется, сейчас что-то взорвётся, лопнет натянутая струна — уже немного больно, но всё так же приятно, а в паху словно крепчает и крепчает узел. Ещё немного. Чуть-чуть. Вот сейчас.        Валера отпускает Лёву, падая назад и выгибаясь в спине, практически опираясь на одни лопатки, и с его губ слетает очень громкое и протяжное «Ах!», больше похожее на крик. Он изливается себе на живот и тяжело дышит, однако Хлопов даже не думает останавливаться. Напротив. Он ускоряет темп, больно сжимая его бёдра. Лагунов хватается за подушку и до крови закусывает нижнюю губу, мыча и всхлипывая. Старый диван скрипит, слегка покачивается из стороны в сторону, однако всё ещё держится.        Когда по чувствительному комку нервов снова резко попадают, Валера не сдерживается и стонет во весь голос, ощущая, как внутри всё наполняется чем-то тёплым и вязким. Вместе с этим приходит небывалое чувство спокойствия и умиротворения, разливающееся по всему телу сладкой негой. Валерка закрывает глаза, заметно расслабляется и смыкает губы, блаженно улыбаясь.        Лёва дышит тяжело, и его дыхание обжигает кожу. Он покидает ослабшее тело и ложится рядом, обнимая вампира, и тот устраивается поудобнее у него под боком, перекидывая через чужое бедро ногу. Хлопов гладит Лагунова по взмокшим волосам, приводя в порядок, а затем нежно целует в макушку, как бы извиняясь. Но тот не сердится. Наоборот благодарен за этот волшебный момент, а в его глазах всё ещё пляшут маленькие искорки похоти.        — Ты мой, — выдыхает Валера, прижимаясь к груди охотника.        — Конечно же твой, — усмехается Лёва. — Куда ж я денусь.        — Я серьёзно, — бледный кулак легонько, совсем несильно бьёт его куда-то в живот. — Прекращай вертеться около Риты. Я ревную.        — Я и не верчусь.        — Нет, ты вертишься.        — Мы просто друзья.        — Да знаю я, — хмыкает Валерка, слегка приподнимаясь и целуя его в кончик носа. — Но для приличия надо повозмущаться.        — Для приличия надо бы в душ сходить, — замечает Лёва и будто случайно задевает пальцем мокрую, истекающую эякулятом дырочку, слегка надавливая. Валерка вздрагивает и едва заметно кивает, довольно забавно краснея.        — Успеть бы…        — Успеем, — уверенно заявляет Хлопов. — Вещи я уже собрал.