Дурак и солнце

— Я хочу увидеть солнце, — всё твердил он, будучи больным. Мы родились с ним в горах, далеко от цивилизации, медицины и тепла, не говоря уже о дневном свете. Нам тогда было всего по шестнадцать. Мы снова путешествовали на оленях в поисках его мечты. Горный, холодный воздух стремительно наполнял и без того больные легкие. Но Армина это никогда не волновало. Он ехал вперед к своей цели, больше похожей на сказочный вымысел, какой обычно говорят детям. Он так хотел увидеть солнце… а я всё бесился, сопровождая его. Меня раздражало его стремление и путь к такой бессмысленной и бесполезной цели. А может, я ему просто завидовал. — Ты серьезно? Ты ничего не увидишь, даже если оно будет перед тобой! — не переставал возмущался я, надевая на него упавший капюшон. — Я знаю, — с горестью отвечал он мне. — но я так хочу ощутить его тепло. Откуда мы знаем, может, мне станет лучше? Он так и не почувствовал это тепло, ведь нам пришлось гнать скорее назад, пока в снежной пустыне не началась метель. Черт бы побрал взрослых, внушивших ему этот бред. — Гони, ну же! — кричал я своему оленю в спешке. Уверен, он чувствовал угрозу не меньше, чем я, но все равно бежал недостаточно быстро, чтобы довезти нас до дома без значимых последствий. Тем временем снегопад всё набирал обороты так, что я уже не видел ехавшего впереди Армина. Но я точно знаю — он там был. В тот день мои пальцы, несмотря на качественные рукавицы, посинели от холода. Только волновался я совсем не о себе. Армин и так был сильно простужен, и если мне, вдвое теплее одетому (так мне казалось), было холодно, то не представляю, каково было ему. Метель мы избежали, но мой гнев и раздражение — нет. И как только мы зашли в дом, я впервые позволил себе ударить его. — Я чуть не умер из-за тебя! — разбив кулак об деревянную дверь, крикнул я. — Нет. Ты чуть не умер из-за самого себя! Сдалось тебе это тепло! У нас есть огонь, дрова и чертов чай. Тебе этого мало?! Он слушал меня, затаив дыхание. Его красивые, нежные голубые глаза смотрели на меня с детским непониманием и обидой. Мне было стыдно. Я не люблю, когда он смотрит на меня так. Но то, как он по-ребячески относился ко мне, будто я объяснял ему, почему нужно мыть руки перед едой или чистить зубы, не унимало меня. И я продолжал нести яростную тираду. — Так зачем ты ходишь со мной? — поедая меня глазами, спокойно задал он мне логичный вопрос. — Я- — Я ни разу не просил тебя ехать туда со мной, ты сам молча собирался. — уверенно наступал Армин, всё еще смотря в упор. — Никогда не думал, что ты сам хочешь увидеть солнце, даже больше, чем я. Он замолчал, а мне было нечего на это ответить. Я глупо пялился на его разбитую губу от собственного удара. Так мы простояли долго, пока он не отвел взгляд на камин и кружки рядом. — Ты прав. Мы замерзли, пойдем выпьем чаю. — холодно произнес он. Слишком холодно. Как бы я не надеялся на обратное, Армин хорошо запомнил тот случай. Его поведение почти не изменилось, правда, про свою мечту говорить он перестал. Только иногда тихо упоминал о ней вечерами с Микасой и Жаном. Я чувствовал, как он медленно отдаляется от меня, всё больше и больше уходя из дома в одиночестве. Мне снова стыдно. Но боюсь, если начну разговаривать с ним, то сделаю только хуже.

***

Возможно, наши отношения начали рушиться ещё до той роковой ссоры. Так же, как трескается лёд. Медленно, черта за чертой, ещё шаг и он проваливается, охватывая волной холода и опасности. С того момента прошло уже шесть месяцев, четыре из которых мы не общаемся. Сначала он всячески избегал меня, а потом я его. И так по кругу. Я знал, что нужен ему точно так же, как и он мне. Но не мог быть рядом с ним. Даже когда он перестал выходить из дома. Даже когда его боли усилились. Даже когда он начал кашлять кровью, меня не было рядом. Я не знал, как к нему подойти. Или просто был недостаточно смел. Но это тогда. Сейчас я слышу робкие шаги у моего окна. Это он. Армин сам пришел ко мне. Как только я понял это, в дверь постучали. Я молча открыл дверь и впустил его внутрь. А он молча зашёл, отказавшись от моей помощи. Выглядел он ещё более болезненно, чем в последнюю нашу встречу. У него были потрескавшиеся, искусанные губы, бледная кожа, и много, очень много выпавших волос. Но глаза всё ещё были живые. Армин. Мой Армин всё ещё был жив. — Я скучал, Эрен. — робко признался он. — Я знаю. Мне было больно видеть его таким. И он это прекрасно знал. Но всё равно пришел ко мне. Всё равно открыто улыбался. Всё равно смотрел мне в глаза, не отводя взгляда. Он всё равно был со мной. В тот вечер мы говорили обо всем, будто ничего не случилось. Будто мы все ещё являлись старыми друзьями, хоть это было далеко не так. Были темы, которые априори нельзя поднимать. Эдакое табу, которое Армин смог нарушить одной необдуманной фразой: — Говорят, сейчас начнутся солнечные дни. И я наконец понял. Мой Армин совсем не изменился. Никакие ссоры, никакая болезнь не заставят его променять свое желание на одобрение людей. Потому что единственное, что у него было и есть, единственное, что уйдет с ним в пепел, это его глупая мечта. Он хватается за нее из последних сил, верит в нее, трясется над ней, когда слышит насмешки со стороны односельчан. Плачет ночами, не желая отпускать, ищет поддержки. А когда не находит рвет на себе волосы, считает себя сумасшедшим, из комнаты не выходит. Бедный. Бедный мой Армин. — Хочешь, я пойду с тобой? Нет. Нет. Нет. Что я творю? Зачем даю ему надежду? Это же безбожно. Но то, как в тот момент загорелись его голубые глаза, заставило меня улыбнуться. Мой Армин снова чувствовал себя дома, где над ним не смеются, и где его принимают. Но ведь это же не так. Наивный, глупый Арлерт. — Нет, Эрен. — лукаво улыбнулся он. — Я не хочу. Ты считаешь, что я болен. Ты считаешь, что я сошел с ума. Идиот. — Нет, я верю тебе. — сорвалось с губ, и я почувствовал как мои щеки предательски начали краснеть. Я врал и продолжал врать, зная, что обмануть Армина невозможно. Он совсем не глупый. Он изначально это знал. — Эрен, — почти нежно сказал Армин. — ты такой же как они. Ты не веришь мне, как не верил полгода назад. Но сейчас хуже. Сейчас ты относишься ко мне как к сумасшедшему и обманываешь. — Прости. — только и мог выдавить я. — Я не виню тебя. Но на твоём месте я бы так никогда не поступил. Никогда. Мне было стыдно. Я не знал, что ему ответить. Армин был прав. Он всегда прав. Он всегда понимал вещи лучше, чем понимал их я. Но он болен. — Ты прав. — вздохнул я. — Я считаю тебя сумасшедшим. Но это не отменяет того факта, что я хочу поехать с тобой. Армин, ты ведь не сможешь идти один. — Ты не веришь мне. — Да, не верю. Но ты всё ещё мой друг. Не глупи, Армин. Поехали искать это твоё солнце вместе. Армин молчал. Он смотрел на меня своими холодными, немыми глазами, видимо, пытаясь прочесть то, что ему было прочесть не под силу. — Поехали. — сказал Армин, неумело протянув мне руку, которую я тут же поймал. — Вечно холодный. — улыбнулся я, обнимая его. Я чувствовал, как бешено забилось его сердце, и обнял ещё сильнее. На это Армин лишь глубоко вздохнул. — Я так скучал, Эрен. *** Апрельским утром следующего дня мы выдвинулись в путь. Армин загадал место северней нашей деревни, где располагалась одна из известнейших долин нашего края. Когда началось Великое переселение, наши родители передвигались через эту долину. Армин рассказывал мне, что именно там он в последний раз видел солнце. Солнце… Там, в самый последний день Великого перенаселения, он в последний раз видел своих родителей перед снежной бурей. Отец рассказывал мне, что его мать с трудом дошла до их отряда с годовалым ребенком на руках. Спасти ее тогда не представлялось возможным. Да и, откровенно говоря, не было времени — тогда любая задержка даже по такой важной причине была смертельна для всего отряда. Они оставили ее на обрыве, в надежде, что Боги простят им этот грех. Мы никогда с ним не говорили на эту тему. Не избегали. Просто не говорили, или не хотели говорить. Армин совсем не помнил её, но помнил свое последнее восставшее солнце. И если он так верит, что сможет увидеть его, верит, что оно его вылечит, я верю ему. Как бы безумно это не звучало, как бы сложно это ни было, я пойду с ним. Ведь я уже нашел свое солнце. А Армину ещё предстоит это сделать. Мы взяли всё необходимое. Я не думаю, что наше путешествие будет долгим. По крайней мере ближе к ночи мы должны быть уже дома. Отпросившись у родителей, Армин и я взяли маршрут на Северную долину, и уже находились в конце своего пути. Мы были в прекрасном расположении духа. Мы снова шутили, смеялись, снова воодушевленно обсуждали всякую чушь. Мы снова были собой. Внезапно Армин спрыгнул с оленя, быстрым шагом направляясь в сторону обрыва. — Армин, стой! — я среагировал быстро и тут же направился за ним, на этот раз пешком. А тот сорвался на бег, не переставая смеяться. — АРМИН! — Я вижу его! — счастливо улыбаясь, повернулся он ко мне, не сбавляя темп. — Я вижу солнце! … Но солнца не было. … СОЛНЦА НЕ БЫЛО. Внезапно он резко остановился перед обрывом, восторженно гипнотизируя серое небо. Я стоял рядом. Его глаза наконец обрели живое сияние. Они отражали всё то, о чем он мечтал. То, чем он жил. Его губы изогнулись в последней, по-настоящему счастливой улыбке, полной радости и незримой печали. Я тоже попытался улыбнуться, но выходило просто ужасно. От слез улыбка выходила настолько кривой и настолько безобразной, что лучше бы я не пытался. Он умирал. МОЙ АРМИН УМИРАЛ. Он тихо, почти беззвучно упал на белый снег, не переставая смотреть на солнце. Мой Армин дрожал, но ему не было холодно. Мой Армин увидел солнце, будучи слепым.