И ты всего лишь раб мой

      Холодно. Он горел от ужаса, и глаза его больше не сияли красным глубоким свечением. Вдоль спины у него плясали, словно черти, мурашки. — Где же твой пыл? Где твоя смелость? — Спросила Миса с искрами в сияющих глазах цвета топаза, но Лайт посмотрев в её сторону не смог вымолвить ни слова. — Где же та твоя непобедимая воля и непреклонная властность? Или же это все был блеф, и ты никогда не был таким, каким ты себя представлял, не так ли?       Он так и не смог ответить. Миса осторожно подошла к нему и в ушко шепнула: — Может ли Бог не быть страшен? Может ли Бог поддаться сомнению и колебаниям? Лайт с трудом дышал. Никогда прежде Кира не видел в своей когда то сообщнице ту глупую, наивную и раздражающую своим поведением идиотку, готовую ради своего Бога на всё. И теперь эта девушка поднимала руку, чтобы прикоснуться к его плечу… Её рука бледна и холодна, а взгляд впивается иглами туда, где никто не заметит, в самое сердце. Она гладит, но парень ощущает лишь боль. — Ты когда-нибудь думал, что бы было, если бы Тетрадь Смерти попала в неправильные руки? Что бы было, если бы в руки к человеку, который был бы готов на что угодно, чтобы получить то, что ему нужно?       Его глаза впиваются в чернеющие кружева на бретельках её платья. Едва слышимо, Ягами прошептал: — Я не такой, Миса, и ты тоже… Мы делаем это ради благой цели, никто кроме нас!..       Внезапно на её лице мелькнуло что-то. Обман? Мстительность? Сердце пропустило удар, и на мгновение Кира увидел в её словах всё то, что он когда-то считал правдой, все те идеалы, которые он сам разрисовал от скуки. Он видел то, чего никогда не видел даже тогда, когда у неё были глаза Бога Смерти, отливая красным цветом яблок, которые так любил Рюк. — Ты и не догадывался... Я не из этого мира, Лайт. Я не из твоего мира, — произнесла одними губами Амане, облизнув нижнюю и смазав красную помаду. — Там не бывает людей, которые хотят сделать его лучше. Там нет тех, кто бы хотел власти, и в нём нет таких, как ты.       Дождь шумел за окном, пока на магнитофоне играло пианино какую-то романтическую песню. Но Лайт не слышал ничего, кроме писка в ушах от гнетущего молчания. Он был в ужасе. Раньше ещё никогда Кира не слышал таких слов от девушки, не видел и следа в её глазах того, что теперь таилось в них после озвученного. Она изменилась, сильно изменилась. А менялась ли? Может, она всегда была такой, а он и не подозревал, увлеченный битвой с «L» и не способный заметить, что его враг был всегда рядом, прямо под носом.       Он тускло вздохнул, но не смог ни словом высказать что-то против: он привык к тому, что Миса даёт волю его собственным мыслям и помыслам, но ни разу не мог подумать, что она способна на то, чтобы думать самой — и не в смысле мыслить — совсем иначе, а то есть: выражать собственные чувства и мысли, которые не были бы лишь отражением… Лайта?       Но всё-таки Лайт мог не сомневаться в самом важном: и тогда, и сейчас, и в любые другие моменты жизни, Миса — это всего лишь его тень. Кира был не в состоянии представить её как независимого, отдельного человека, ведь она всегда была для него лишь отражением его собственных поступков. А сейчас и того не было — были лишь её шёпотки в ушко, с которыми Лайт не мог даже спорить, хотя хотел, знал нужные рычаги давления.       Так что же ему мешало?       Блеск в её глазах… Он был нечеловеческим и улыбка её была отнюдь не кокетливой или невинной. Абсолютный холод — вот что он чувствовал. И потянулся бы за ручкой, чтоб вписать в обрывке имя её, да только Боги смерти, присматривающие за ней, дали слишком много поблажек этой суке за её жизнь, чем лишь удвоили, а не отняли, как обговаривалось. — Миса… Кто же ты?       Девушка опустилась и обняла его. Лайт, привыкший к тому, как она всегда цеплялась к нему, как бы взбираясь на него, чтобы прикоснуться к его щекам и оцарапать их гофрированными ногтями, был приятно удивлён. Теперь он был в её объятиях, погруженный в пыльное и теплое одеяло, которое, по-видимому, было ей в тягость. Такой контраст удивлял. Она не сразу ответила на вопрос. — Ты думаешь, у меня нет своих мыслей и желаний? — Спросила она, отогнав каштановые волосы с его лба. — Ты думаешь, это ты обманул, а не наоборот? Ты думаешь, что я могу жить только для того, чтобы убивать за тебя?.. Парень молчал. Сильно бы хотел вздохнуть и не слышать всё это, но это была правда.       Молодой человек втягивал каждый вдох так, как будто находился в воде глубокого бассейна. Кира хотел уходить, но Лайт хотел остаться здесь, с этим человеком, который был для него чем-то на самом деле. Амане Миса, вторая Кира — его тень, его друг, его единомышленник, его возлюбленная, а теперь и враг? Что за ирония?       Вся его жизнь в его же глазах выглядела словно не более, чем иллюзией, которой он радовался, не замечая, как из его собственных слов и поступков сгущаются густые тучи, предвещая сильный ливень. Он думал, что знает свою оппонентку, что всё, что было в его жизни, было проекцией его желаний, но сейчас мир Киры всколыхнуло жало непредсказуемости. Женские нежные ладони, пахнущие клубничным кремом, коснулись его щек. — Знаешь, Лайт, — обратились к нему мягким шёпотом, погладив его по шелковистым волосам, — ты мне нравился.       Он обомлел. — Это очевидно?.. — Да ты, конечно, был мне нужен. Я тебя использовала, но ведь это не значит, что мне не нравились моменты, проведённые вместе. — И сейчас тоже нравится? — Спросил Лайт, тяжело дыша и смотря на девушку. — Вопрос сложный, — Перебила его бывшая актриса. — Признаюсь тебе прямо, что когда-то мне было просто весело с тобой, но со временем всё изменилось. Не хочу, если честно, про это говорить, потому что на самом деле это сложно и многое из того, что происходило между нами, я теперь не помню. И это меня больше всего злит.       На душе скребут кошки. Лицо её было обрамлено дотошным готическим макияжем, по белой коже не бегали крапинки румянца, но текли чёрные слезы. Возможно, это было воображением. — Только я… понимал, что нужно этому миру. Только я один, Миса… Мы… никогда… — Ты бы хотел, чтобы я убила тебя? — Слова сорвались, как с лезвия ножа. Остро, глубоко раня. Кареглазый вскинул бровь, не спуская ладоней бывшей девушки, наоборот, еще более отгрызая от себя кусок, ещё больше заставляя Мису протыкать свою кожу сквозь белую рубашку окрашенными в фиолетовый, аккуратными ноготками. — Ну, ты же хотел меня убить? Вспомни, что ты узнал про меня… Про Рэм. И как ты гадко этим воспользовался. — Она сияла темнотой горечи, но в то же время улыбалась, словно это был забавный и в то же время нелепый факт. Нимб над её головой воцарялся всё отчетливее. Да, Ягами все ещё не мог привыкнуть к тому, что у него был враг, который был к нему так близок. — Я… ты… ты что? — Сама мысль о том, что Амане Миса изначально всё проработала от и до, так, как он сам всегда обходил своего оппонента, ошарашила его. — Да, Лайт, ты не единственный, у кого в жизни есть планы. — Она улыбнулась с лихвой, точно зная, что он её ненавидел.       Не сводя взглядов друг с друга, они сидели в гробовом молчании ещё несколько минут, под нескончаемую мелодию «Ylang-ylang», пока Миса не протянула свою руку к шее Лайта, но он отскочил, не в силах сконцентрироваться.       Что она из всех этих слов хотела сказать?       Что она вообще хотела сказать, когда шла с ним под руку, если у неё были свои планы? Он не мог об этом даже подумать, но чувство, что его всё это время обманывали, было слишком неприятным. Упоминала ли она только что «Бога»? Неужели, она считала себя таковым? И почему именно сейчас её личность так радикально изменилась? А как же всё то, что было раньше: лояльность, преданный настрой, готовность пойти ради него на любые жертвы? Почему она теперь выглядела так, будто все это было изначально лишь иллюзией?       Миса поднялась с диванчика, расправляя крылья и обогнув Лайта, хлопнула ими по воздуху. Чёрные перья упали на пол, а улыбка стала жалостливой. Отражение капель, стекающих по панорамному окну, отражались на её коже. — Два Бога Смерти отдали жизни за меня, потому что «любили».       Её взор был предельно сосредоточен, а её губы, целующие шею Лайта, вызывали жгучую боль. Он был словно в тумане, не понимая, что же именно происходит. Так, Лайт замер, и только его дыхание оставалось ровным. — А ты? — Не осознавая, что это было ошибкой, Кира произнес слово, которое должно было остаться непроизнесённым. — Это не твоя забота, Лайт. — Её слова прорезали его жалкое тельце, словно вонзив тупой клин под самые ребра. — Я уже уяснила, что ты меня использовал.       Так девушка говорила, что у него нет права её судить, и на фоне её слов он не мог ничем прикрыться. Не имел права протестовать. Он был слишком слаб, чтобы вырваться. Она начала потирать крест на шее, как будто хотела избавиться от чего-то, что уже не было ей нужно. — А… а как это вообще возможно, чтоб ты была… и кто ты вообще сейчас? Миса…       Но Миса не ответила. Лайту не хотелось верить в то, что происходило. Не хотелось верить, что он был неправ, что эта маленькая, наивная и в чём то привлекательная девушка, с которой он когда-то был так близок, смогла поменяться в мгновение ока, превратившись в то, что даже в самом дурном сне он не мог себе представить. Дышать стало труднее, ткань рубашки липла к коже. Настенные часы пробили 5 часов. И стук его ударов отсчитывался тиканьем секундных красных стрелок, вырисовывая светлый луч. — Прощай, Ягами Лайт.       Глаза зачахли, а руки задрожали в треморе, пыль и обломки крестиков, которые она носила на себе, рассыпались по полу. Отчётливо слышались удары крыльев, отдаляющихся в небеса. Звон колоколов оповещал о смерти того, кто величал себя «Богом нового мира». И слёз по нему она не проронит больше... Никогда ни по кому не проронит, выкашивая жизни косой смерти в мире Шинигами, куда судьбой ей предначертано было попасть. Никто не помнил Амане Мису, и знали теперь все её лишь под именем Идзанами .