Руки

А ведь всё-таки, что же с руками Арлекино? Чёрт знает, конечно, да и не хочет она рассказывать совершенно, но как же Фурине интересно! Водить подушечками пальцев по ладоням, ощущая рельеф выпирающих костяшек и кое-где небольших ранок, что были оставлены острыми ногтями в нервозе; смотреть, как рассветные лучи играются с тёмной кожей, и выглядывать синеватые сосуды… Вот уж точно, на что смотреть можно бесконечно! Как красиво угольные ладони контрастируют с молочными бёдрами: свет отражается от бледной кожи, оставляя рефлексы на тёмной, и Предвестница с архонткой словно бы сливаются воедино, точно растворённые в первородном океане, проникая подруга в подругу, пока с их губ слетают томные вздохи. Холод, мороз и дрожь: вот, что вызывают прикосновения этих рук. И неизвестно Фурине, то ли у Арлекино действительно большие ладони, то ли ладони самой Фурины меньше обычного. Но ведь какая разница, когда удовольствия они приносят в сто крат больше, чем её собственные? Такие нежные и деликатные, пальцы щекочут поверхность бедра, а сама Слуга ехидно ухмыляется, глядя на Фосалор из-подлобья, будто бы и не она вовсе расцарапала ей грудь да ягодицы, — не больно естественно, но красные полосы не сойдут еще долго. Что за ужас, Фурине так нравится быть испуганной, не зная, чего же ожидать дальше. Что же сделает Арлекино дальше? Где в следующую секунду окажется её рука? Шлёпнет ли она по ягодице, или будет нежно гладить кожу, успокаивая тянущую, но такую сладкую боль? Или её пальцы проникнут туда, куда даже самой Фурине и думать никогда не приходилось? Столько различных возможных исходов событий, каждый раз близость с Арлекино была непредсказуема, и архонтка наслаждалась этим приключением, предпочитая его любым скучнейшим судам. Ведь на судах Слуга не присутствовала. Ей это попросту неинтересно. Неинтересно Арлекино смотреть на очередного невинно обвинённого, которого юдекс справедливо признает непричатным, и неинтересно ей наблюдать за безымянными историями людей, которых она больше никогда в жизни не увидит. Ах как же хочется эту Предвестницу, и под суд! Осудить её, плутовку, признать виновной, и в темницу, где не видала бы она света дня, и лишь Гидро архонтка Фосалор была бы единственной её проводницей в остальной мир! Но какая жалость, за осуждённого одиннадцатого Снежная прислала в Фонтейн четвёртую. Что же в таком случае будет Фонтейну за осуждённую четвёртую? Остаётся Фурине лишь наслаждаться теми скоротечными встречами, что позволяет обсуждение политики между двумя странами. Их свидания длились часами, чёрные когтистые лапы, покрытые звёздами, сложены аккуратно на коленях хищницы, а её жертва напротив сидевшая запивала особенно сладкий десерт крепким чаем, избавляясь от неприятного послевкусия переслащенной клубники. День в компании волчицы, изящной словно лебедь, так незаметно для медузки, трусливой словно кролик, перетекал в поздний вечер, и становилось так неловко отпускать гостью в темноту дорог фонтейского двора, и приходится так совершенно случайно предлагать ей гостевую комнату, что в Дворце Мермония находилась так близко к комнате архонтки. А потом совершенно случайно выходило так, что леди Арлекино в чём-то невероятно сильно нуждалась, а слуги были давно распущены на отдых, и приходилось тревожить отдых мисс Фурины, стуком в дверь отвлекая её от увлекательной новеллы и чашки чая. И совершенно случайно они, по воле случая, так увлекались обсуждением случайных вещей, таких несущественных в общей картине. А потом Арлекино становилось интересно, что за книгу читала Фурина, а та ей отвечала, что сюжет оказался не таким интересным, как можно было подумать при чтении первых глав, и она забирала книгу к себе. Её язык скользил по пальцам, чтобы было проще перелистнуть слипшиеся страницы, а у Фурины при виде такого простого и совершенно ничего не значащего жеста сердце начинало колотиться сильно-сильно, и в её воображении сразу же начинают рисоваться самые непристойные картины которые только можно вообразить. А потом всё зависело от их настроения: иногда Арлекино всё же уходила обратно в свою гостевую комнату, и на этом их встреча действительно оканчивалась. А иногда, когда рука Предвестницы оказывалась на бедре архонтки, а её глаза, такие манящие и необычные, с красными крестами вместо зрачков, смотрели в глаза Фурине, которые и сами не были обычными, ведь у архонтки была гетерохромия... вот тогда Арлекино оставалась. Оставалась лишь Арлекино. А всё остальное в мире пропадало. Не было больше ничего вокруг них, их вселенная ограничивалась покоями Фосалор, и лишь одним им известно, что происходило дальше. Но просыпаться, чувствуя поглаживания на своём бедре, пока рассветные лучи светят на её кожу и отражаются, освещая чужую тёмную ладонь, Фурина любила однозначно. Неважно, что у Арлекино с руками. И что с её глазами Фурину тоже не волновало. Для Фурины руки Слуги означают лишь, что такая как она лишь одна. И нет больше человека, как Арлекино. А то, что Арлекино обнимает её сзади за талию, отогревая своим Пиро от ночной прохлады, Фурине тоже очень нравилось.