они ещё увидятся.

— мы навряд увидимся вновь. терпкие и мозолистые от чрезмерных тренировок и катаны пальцы проскальзывали и ластились в смиренных и сверкающих, кубыть металл, волосах. от них исходил запах древесины — его любимый запах. — с чего такая мысль возникла в твоей голове? — Кокушибо намотал чёрную прядь на указательный палец, кой вмиг распустился и лениво сполз, подобно гладкой гадюке. он никогда не был кратким: по крайней мере не пред ней. слова текли из его глотки, словно топленное молоко, выливаясь из уст в бархатные да глубокие ноты фальцета. она любила этот голос. — понятия не имею… — из-под костлявых, но столь изысканных пальцев Накиме струны бивы вновь затрепетали в пляске, формируя ветреную мелодию. пространство переменилось, демонстрируя новые двери, бумажные фонари и бесцельные лестницы бесконечной крепости. — чувство такое, аж за душу берёт. первая высшая наклоняет голову в бок, дабы лицезреть тонкие черты лица музыкантши: кефирная кожа, вишнёвые губы, сливовый глаз, угловатые скулы. он с предельной осторожностью убирает лишнюю прядь за ушко миледи, кой лезла в лико и осложняла работу. Накиме занята, её нельзя сейчас донимать. — не говори бессмыслицу. — Кокушибо встаёт. строгий клинок в ножнах бряцает, когда его вновь берут. все шесть глаз демона уставлены на деву — она готова поклясться, что видит в очах его ту нежность и гуманность, которая никому никогда не была адресована: ни брату, ни супруге с детьми, ни господину. только ей, и ей это льстит. — даже чай мы умрём, мы увидимся. — в аду? — в аду. теперь в залах бесконечной крепости расхаживает апатичная тишина, оплакивая каждый угол в своём губительном давлении на сознание и перепонки ушные. самые нижние глаза самурая глядят на железный отблеск водянистой шевелюры. грубая ладонь своевольно тянется к сей божьей благодати, с нежностью перебирая каждый волос отзывчивой пряди. он подносит руку к острию носа, забирая нотки запаха древесины — его любимого запаха — в узкие ноздри. — коль бренны мы будем на погибель да муки вечные, — шершавый язык зашевелился в ротовой полости, образуя новые музыкальные речи, — Накиме, помни, мы будем вместе гореть в адском пламени. мы вместе сгниём, мы вместе утеряем рассудок… мы будем вместе, запомни это и не смей забывать. оловянные пальцы отпустили занавес гибких локон, взяв вместо них мертвенную ладонь четвертой луны. лоскутные, рыхлые губы начали деликатно и медленно целовать хрупкие костяшки пальцев музыкантши… торопиться было некуда, они всё равно встретятся. спустя минуту таких неизгладимых ласок Кокушибо неохотно отстранился, обвёл взглядом прелестницу снизу-вверх и, поклонившись, ушёл — почти что испарился, настолько шустрый он. Накиме просиживала привычное ей место в компании бивы и меланхоличного одиночества ещё минуту, глядя туда, где внове стоял самурай. лико девы сохраняло флегматичный вид, но душа трепетала в легкой дрожи от нежности партнёра. они ещё увидятся, ей волноваться не на что.