Хадзаэмон-доно, Чёрный Лис из Ёсино

Давным-давно в горах Ёсино, где весной всё становится розовым от цветов сакуры, жило, не зная печали, семейство чёрных лисиц. Мать, недавно родившая тройню лисят, искала себе пропитание в лесах неподалёку, а по возвращении кормила детей своим молоком. Отца они лишились рано. То ли он свалился с обрыва, то ли попал, по неосторожности, в лапы охотников. Кто знает, как оно было на самом деле. Да только вскоре и остальное лисье семейство постигла подобная участь. А всё из-за того, что местный князь страсть как любил охотиться в горах со своей свитой. Человек он был не злой, но ослепление охотой порой и у него отбирало здравый ум. Мать лиса хорошо знала, как опасно выходить из норы, когда собаки князя яростно лаяли меж деревьев криптомерии и в воздухе плыл дым от горящих факелов. Но однажды вечером они всё-таки застали её врасплох. Вот уже несколько часов люди князя маялись от неудач. Все животные в лесах словно вымерли и даже мелкие птицы куда-то попрятались. Уставшие люди собирались уже было махнуть рукой и отправиться восвояси, но князь углубился в чащу со своим любимым луком, не желая принимать поражения. Солнце клонилось к закату, когда он вышел из леса, держа за хвосты двух чёрных лисят. Он тяжело дышал и на лице его играла счастливая улыбка. Щёки у него были в глубоких царапинах, но он словно бы не замечал этого. Немного успокоив чувства, он рассказал, как обнаружил в чаще нору с тремя лисятами, пронзил двоих единым ударом стрелы и уже натянул тетиву для последнего удара, как на спину ему обрушилось нечто тёмное и страшное. Это была мать-лисица, пришедшая защитить своё дитя. Её зубы нещадно трепали одежду князя, грозя добраться до плоти, когти рвали кожу, а тоскливый вой наводил ужас, заставляя волосы становиться дыбом. Когда князю всё-таки удалось оторвать от себя лису и швырнуть оземь, она живо подскочила к своему детёнышу, схватила его за шкирку и пустилась наутёк. Недолго думая, князь пустил ей вслед стрелу. А мать-лисица обернулась молодой женщиной в тёмном кимоно и с лисёнком на руках стала пробираться дальше в лес. Стрела князя пронзила ей плечо, и жизненные силы понемногу покидали её. Дойдя до первого же святилища, она положила своё дитя на ступени и, вознеся молитву Богине Инари, испустила дух. А наутро монах-отшельник, прибираясь в святилище, обнаружил там мёртвую лису, а подле неё и маленького чёрного лисёнка, свернувшегося калачиком под остывшим боком матери. Решив, что появление чёрных лис это знак свыше, он с почтением захоронил мёртвую мать-лису близ святого камня, а её детёныша оставил при себе, выкормил и почитал как посланника Богини. Когда же срок, отмеренный монаху небом, подошёл к концу, и его жизнь прервалась, маленький чёрный лис вновь остался один на белом свете. Как ни спокойны храмы и святилища гор Ёсино, а всё же сердце, что терзает жажда отмщения, всегда найдёт к беспокойству путь. Прошедшие годы не притупили тяжёлой памяти о жестокой расправе над матерью, и сёстрами, так же как и не стёрли облик виновника сего злодеяния. Молодой Лис решил, во что бы то ни стало, отомстить князю. Но для этого ему нужно было спуститься в деревню. Поэтому он обернулся человеком, надел ритуальные одежды монаха, и, прихватив веер с начертанной на нём сутрой, отправился прочь из родных гор. Поначалу, попав в деревню и увидев множество людей, собравшихся в одном месте, Чёрный Лис даже растерялся. Однако, крестьяне в поле, едва завидев изящную фигуру в священных одеждах, радостно замахали мотыгами, приветствуя его. Издали они приняли оборотня за молодого господина и Лис живо смекнул, что под такой личиной прожить на этом свете ему будет куда проще. Лис под новой маской приосанился, незаметно прибавив своей фигуре роста, и осторожно повернулся на радостный гомон людских голосов. Давненько они не видывали в своей глуши этакой красоты! Какая удача, что судьба привела этого молодого господина в их деревню! Храм у них давно пустует – с тех пор, как умер староста, некому стало жечь молитвенные бумажки. Крестьяне приветствовали Лиса издали, сложив ладони и подзывая его ближе. Но осторожный зверь впервые видел такое большое скопление людей и ещё не умел распознавать человеческие повадки, поэтому, унимая невольную дрожь в членах, медленно подошёл к краю поля. И стар, и млад, сразу же окружили его и стали пристально разглядывать. По дороге в деревню, на случай разъяснения обстоятельств своего появления, Лис заготовил много убедительных выдумок, но в итоге, ни одна его ложь так и не понадобилась. Деревенские были так рады, что сами додумали всё за Лиса, а ему лишь оставалось кивать на их речи да со всем соглашаться. Так Чёрный Лис из Ёсино стал Хадзаэмоном-доно, священником, что прислал из столицы сам господин Император. Весь следующий год Лис под личиной Хадзаэмона только и делал, что оправдывал доверие местных жителей. Всё, что он умел – так это читать сутры, а к прочей работе приучен не был, и ремесла никакого не знал. Вот и оставалось ему лишь служение и упование на воздаяние за него. Крестьяне любили Хадзаэмона, не ведая, кто он на самом деле, и оказывали ему всяческое уважение, советовались с ним по своим мирским делам и приносили постную пищу. А «молодой господин», хоть внешне тому и виду не подавал, всё томился от тоски нетерпения. Время шло, но Чёрный Лис и представить не мог где и как отыскать ему князя, чтоб предать его справедливому отмщению. Княжеские земли оказались много шире, чем он думал, а их хозяина, едва ли видел хоть раз в жизни старейший из крестьян. К тому же Лису прямо таки не сиделось на месте. Частенько по ночам, сбросив одежды, он вновь оборачивался в зверя и бежал, не помня себя, в леса. Если он видел на небе луну, то та непременно напоминала ему о глазах матери. Если он слышал шелест листвы на ветру, то ему мерещился звук морских раковин, в которые дули монахи гор Ёсино, призывая на молитву. Долг принуждал его терпеть тоску по родным местам и ждать удобного случая. Не вынося бездействия, Лис внимательно наблюдал за жизнью крестьян и если видел в ком-то зерно злобы или замечал чей-то дурной поступок, проучивал человека тем или иным способом. Не раз он возвращал краденое, отваживал от вредительства своими лисьими трюками и даже пугал людей ночами, сбивая их с гибельного пути. Незаметно для себя он из мстителя стал благодетелем, и это сильно удручало его. Но вот однажды самым удивительным образом всё переменилось. Князь, Токудайдзи Тохэй, которого так жаждал отыскать Лис, нашёл его сам. Давно уже горы Ёсино не дрожали под копытами княжеских лошадей, страшась его охотничьих забав. А всё из-за того, что, с недавнего времени, снедала князя изнутри какая-то неведомая хворь. Его недомогание не мог объяснить ни один врач, и он втайне подозревал худшее. Охотиться он больше не мог, но верил, что и один вид гор Ёсино, сможет исцелить его опечаленное сердце. Взяв с собой семью и слуг, он перебрался в новое имение, точнёхонько рядом с деревней, где обитал ныне Чёрный Лис. Тяжко было думать, что вместо прежних увеселений ему осталось лишь праздное созерцание природы да предсмертные стихи. Лис хорошо помнил лицо князя и сразу же узнал его, когда тот, окружённый свитой, проехал по деревенской дороге. Но облик врага, искажённый скрытым недугом, глубоко поразил его душу. Хоть теперь кругом и говорят, что, дескать, лисы бесстыжие создания и не гнушаются самыми подлыми деяниями, так что быть с ними всегда следует на чеку, в старину их почитали как часть Богини Инари и помнили об их добродетели. Так что и нашего Чёрного Лиса по праву можно причислить к существам чести и это будет более чем справедливо. Обстоятельства сложились так, что оборотень под видом Хадзаэмона был представлен князю и, сам того не желая, завоевал его благосклонность. Как ни тяжело ему было это принять, но его месть откладывалась на неопределённый срок, а надобность поддерживать дружбу с князем становилась первоочерёдной задачей. Чёрный Лис надеялся, что подобное не продлится слишком долго, князь вскоре пойдёт на поправку, а он сам, наконец, улучит хорошее время для мести. Но дни шли, тянулись месяцы, а князю становилось только хуже. Домочадцы его сбились с ног, пытаясь найти достойного лекаря, но всё было тщетно. Кто бы ни брался излечить эту таинственную болезнь, неизменно терпел поражение и уходил с позором восвояси. Жизнь уходила от князя, как песок высыпается из часов – медленно, но верно. И горный Лис решился на отчаянный шаг. На исходе лета, в полнолуние, он явился на порог княжеского дома с тем, чтобы излечить своего заклятого врага. Новый дом князя был огромен, но не грешил пышностью убранства, подобно домам иных знатных людей, что гонятся лишь за внешним проявлением богатства. Его хозяин не отличался ни жадностью, ни спесью. А жена князя, госпожа Сузумэ, была слишком умна, чтобы увлекаться одними нарядами и роскошеством комнат. Её больше занимали старинные свитки и цветы, буйный сад из которых окружал усадьбу благоухающим кольцом. Дочери, О-Саки и младшая О-Кику, постигали науки во внутренних покоях, а в свободное время занимались стихосложением и музыкой, и на людях бывать не любили. Тохэй рассудил, что раз уж боги не дали ему сыновей, нужно вложить все усилия в воспитание дочерей и не скупился на их образование. О-Саки была спокойной и немногословной девушкой, замужество её не заботило и большей радости, чем молитвы и паломничества, она не знала. В её мечтах богам было отведено куда больше места, нежели людям. А вот младшая О-Кику отличалась бойкостью и весёлым нравом. Будучи ребёнком, она часто затевала всякие шалости, озадачивая слуг и заставляя хохотать даже отца. Женихи то и дело приходили просить её руки, обивая порог усадьбы, но Тохэй и слушать не желал ни о каких свадьбах с простолюдинами. О-Кику лишь посмеивалась, разглядывая своё отражение в колодце. Больше всего ей хотелось бы прикоснуться к чему-то таинственному и необычайному, как в тех историях о потустороннем из россказней о призраках и демонах аякаши. Но жизнь её текла привычным руслом и ничто не предвещало изменений в обыденном. Так продолжалось до тех пор, пока не заболел отец. Над матерью и дочерьми рода Токудайдзи нависла угроза сиротства и разорения. Когда Тохэй слёг, и надежда на его поправку стала угасать всё стремительней, после долгих слёз и сомнений, было решено выдать О-Саки замуж. Как ни тяжко было расставаться с нею родителям и сестре, но богатый жених из соседней провинции давно добивался её руки, и брак с ним мог бы спасти семью от нищеты. Госпожа Сузумэ уже смирилась с мыслью, что примет постриг в случае смерти мужа, и отказ от всего мирского ничуть не страшил её. Но позволить дочерям загубить свои судьбы она не могла. В усадьбе воцарилось тягостное затишье. Рассудительная О-Саки клятвенно заверила родителей, что дом Токудайдзи не падёт из-за её каприза, а сама, уединившись в собственных покоях, вместо того, чтоб готовиться к свадьбе, только и делала, что лила слёзы. О-Кику тоже была грустна и от беспокойства не находила себе места. Она любила сестру и доля, выпавшая той, казалась наказанием за несовершённые грехи. Этого соседа-богача кроме отца и не видывал никто. Что он за человек и доброе ли у него сердце?... Больше всего на свете О-Кику боялась злых людей. Мысль о том, что сестра может попасть в лапы подлецу – томила её душу бессонными ночами. Словно призрак бродила она по садику, залитому лунным светом, и весь мир казался ей чужим и холодным. В одну из таких ночей девушка и услышала странный шум, доносившийся из зарослей цветов глицинии. О-Кику подумала было, что это вор забрался через ограду, но из-под лиловых гроздей на неё вдруг выглянула чёрная мордочка лисы, окинула любопытным взглядом и скрылась обратно. «Как странно!» - подумала девушка и тоже решила залезть под лианы глицинии. Но сколько бы она не искала, лисицы уже и след простыл. Как сквозь землю провалилась. О-Кику и О-Саки обе очень любили животных и не раз вынимали птиц из силков, а О-Саки и вовсе не ела скоромного, за что матушка часто шутила над ней, прозывая монахиней. О-Кику и впрямь казалось, что вот ещё год-два, и старшая сестра примет постриг, навсегда отбросив бремя мирской суеты. Но теперь нечего было и думать об этом. Девушка опустилась на землю у колодца и горько заплакала. А утром в их двери постучался красивый молодой человек в храмовых одеждах. От неожиданности служанка на кухне выронила поднос и на шум из глубины дома выбежала О-Кику, узнать, что стряслось. Увидев на полу осколки, она лишь махнула рукой - разбитая посуда теперь была лишь малой бедой по сравнению с теми несчастьями, что ожидали их в будущем. Поэтому девушка сразу же поспешила к воротам, узнать у конюха, кто это к ним пожаловал. Во дворе стоял незнакомый молодой господин и что-то горячо тому выговаривал, но конюх лишь мотал головой и махал руками. Когда перед ними появилась О-Кику, и юноша поднял на неё свой взгляд, ей показалось, что они уже когда-то виделись. Лис же сразу узнал девушку, что видел накануне, и, решив, что она вполне может приходиться дочерью князю, поспешил представиться и добавил, что хотел бы скромно попытаться излечить Токудайдзи Тохэя. О-Кику, даже стоя от этого молодого господина не дальше вытянутой руки, не чувствовала в нём никакой угрозы, как если бы он был духом или… другой женщиной. Это показалось ей странным, но ничуть не смутило – ведь при таком обстоятельстве ей намного легче будет общаться с этим человеком. Не скрывая радости, она скорее повела юношу в гостевую залу, а потом со всех ног помчалась к матери, доложить о прибывшем лекаре. Сказать по правде никто уже и не надеялся, что отыщется ещё врач, не видевший болезни князя, столько их перебывало в усадьбе за последние месяцы. Госпожа Сузумэ даже оторопела от удивления. Но вид молодого человека был столь благороден и участлив, что надежда невольно затеплилась и в её скорбном сердце. Лиса, притворяющегося Хадзаэмоном, тут же проводили в покои Тохэя и оставили наедине, чтоб не мешать. Когда Ходзаэмон увидел своего врага, лежащим в немощи с потухшим взором, то с ужасом отпрянул. Смерть и вправду подошла к князю слишком близко, браться за его исцеление теперь было сущим безумием. Намного проще было бы задушить Тохэя в собственной постели и вернуться обратно в горы, забыв обо всём. Но Чёрный Лис знал, что не сможет так поступить. Иначе чем он тогда будет отличаться от людей, чьё вероломство подчас гневит и само небо?! Чуть не плача от досады, он принялся за лечение князя, который в бреду лихорадки даже не узнал в нём Хадзаэмона, с которым уже имел случай быть знакомым. Каждые три дня Лис приходил в усадьбу, чтоб навестить больного и принести новых снадобий, а после оставался отобедать в награду за благодеяние. Платы за свой труд он не принял, сославшись на то, что монахам и священникам не пристало брать что-то взамен за служение людям. Бескорыстность молодого человека подкупила доброе сердце госпожи Сузумэ, и она прикипела к нему всей душой, почитая за сына. Долгие разговоры и безмятежные прогулки по саду Токудайдзи вскоре стали обыкновением для Хадзаэмона. Князю день ото дня становилось лучше, и он уже не помышлял о скорой кончине. Даже О-Саки, которая поначалу держалась с молодым лекарем настороженно, понемногу стала доверять ему. Но больше всех радовалась, конечно, О-Кику. С того самого дня как господин Хадзаэмон появился на пороге их усадьбы она беспрестанно думала о нём и всё в нём виделось ей прекрасным. Когда его не было, она разговаривала о нём с цветами в саду, а когда он приходил – становилась весела и необычно молчалива. То, что отец шёл на поправку, делало её счастливой, но в то же время её страшило то, что, выздоровев окончательно, тот перестанет нуждаться в Хадзаэмоне и тот их покинет. Мысль о возможном расставании заставляла девушку грустить среди бела дня. Всё чаще она сидела в одиночестве у колодца и совсем как раньше смотрела на своё отражение в тёмной воде. И лишь часы, что Хадзаэмон проводил в усадьбе, облегчали бремя её сердца. А Чёрный Лис в храмовых одеждах, тем временем, терзался сомнениями пуще прежнего. Не будучи лишённым чувств, он тоже привязался к семейству Токудайдзи. До боли в груди три женщины напоминали ему его собственных сестёр и мать. Он видел их страдания, их силу духа и добродетели, всё это коснулось его, оставив след в душе, так что убийство Тохэя теперь представлялось ему предательством по отношению к ним. К тому же, выздоровление князя сулило освобождение его старшей дочери от скоропостижного брака, который был ей ненавистен. Но если Хадзаэмон убьёт отца семейства, надобность в браке встанет перед О-Саки снова и это сломит её, сделав несчастной ещё больше. Горный Лис давно приметил, что старшая дочь госпожи Сузумэ всегда печальна без видимой тому причины, но не мог понять от чего, пока О-Кику однажды сама, как бы невзначай, не проговорилась, что, мол, теперь-то, когда отец встанет на ноги, сестрица будет спасена от треклятого замужества. С тех пор Лис-Хадзаэмон стал отчаянно терзаться чувством вины перед О-Саки, и стыдиться незаслуженной им милости от госпожи Сузумэ. По всему выходило, что главный злодей теперь никто иной как он сам. И это мучило Лиса даже вдали от усадьбы Токудайдзи, среди благовоний чужих храмов и залитых водой рисовых полей деревни, где все жители, как один, верили ему безоглядно и считали за своего под обликом благородного Хадзаэмона. Сомнение в собственной правоте таяло в лисьем сердце день ото дня. Так продолжалось много недель и месяцев. А потом настала весна. С первыми весенними лучами на дом князя словно бы спустилось благословение небес. Немощь его оставила и уступила место житейским заботам. Состоятельный жених О-Саки, тем временем, стал всё чаще напоминать о себе, торопя со свадьбой. Он не знал, что девушка и думать о нём не желает, но понемногу догадки об истинном положении вещей закрадывались в его голову. Но отступаться от своего плана он не собирался. Не любовь, а корысть двигала им. По правде говоря, положения в обществе он не занимал, и никакого состояния у него и в помине не было. Зато у него были огромные долги, накопленные за беспутную юность. Теперь, когда он изрядно пообтрепался, его целью стал поиск лёгкой наживы и для этого он задумал обмануть семью Токудайдзи. Жениться на О-Саки, получив за неё приданое, а после увезти подальше от родительского дома и продать в весёлый квартал. Тохэй ничего об этом не знал и полагал, что благодетельствует, отдавая дочь за надёжного человека. Ведь второго такого случая в их глуши могло и не представиться, а судьба О-Саки давно волновала князя. Поэтому он упорно стоял на своём, невзирая на слёзы и негодование дочери и та не могла убедить отца изменить своё решение. Лис-Хадзаэмон хорошо знал, что старшая дочь князя не из тех девушек, что жаждут найти себе супруга. Он продолжал бывать в доме Токудайдзи в качестве гостя и видел печаль и О-Саки, и О-Кику, и матушки Сузумэ. Ему было больно обрекать этих добрых женщин на такое жестокое страдание, поэтому он решил побольше разузнать об этом человеке, что так настойчиво желал руки О-Саки. Своим лисьим чутьём он уже подозревал нечистое. Людям такое не доступно, но лисы всегда чувствуют, когда им кто-то лжёт. Прегадкий женишок, прикрывшийся благородным именем для того, чтобы подобраться к семейству Токудайдзи, на самом деле прозывался Одзава Ичиро. Когда умер его отец, выяснилось, что у того имелись кое-какие сбережения, накопленные честным трудом. Средства перешли Ичиро по наследству, но он и не подумал преумножить их работой, старший сын Одзава с детства отличался леностью и хитростью. Учился он кое-как, от работы по дому отлынивал. Всё, что его занимало – игры и праздное времяпрепровождение. Мать тревожилась за его судьбу, но разве поможешь тому, кто сам не хочет себе блага? Болезнь унесла её жизнь, когда Ичиро только исполнилось десять лет. С тех пор следить за его воспитанием стало некому, и он вконец распоясался. Отец много работал, ведя торговлю в городе, и часто отсутствовал дома, поэтому жизнь собственного сына ускользала от него подобно речной рыбке. Он и рад был бы исправить положение дел, но человеком он слыл мягкосердечным и с изворотливостью сына совладать не мог. Его доброта мешала ему видеть даже то, что Ичиро частенько воровал у него деньги из рукавов. А тот считал, что коли не бранят – значит ничего худого он не делает. До двадцати двух лет Одзава Ичиро так и дожил, гуляя и бездельничая, не задумываясь о будущем. Когда же его отца постигла кончина, на него внезапно свалилось счастливое наследство, разом решив его судьбу. Младшие братья Ичиро умерли ещё во младенчестве, а единственная сестра давно подалась в горный монастырь, и теперь дом Одзава принадлежал только ему, и он не постеснялся превратить его в место сборищ гуляк и пьяниц. Заслужив славу пропащего человека, Ичиро не падал духом, ведь у него были деньги на развлечения, а всё остальное не имело для него значения. Из-за него происходили ужасные вещи, он обманывал женщин, пуская их по миру обесчещенными, предавал друзей и проворачивал подлые авантюры, отнимая еду и деньги у крестьян. Вскоре в округе не было уже никого, кто заступился бы за Ичиро Одзава, пади на него справедливая кара или просто дикий зверь. Имя его внушало отвращение всем подряд и мало по малу, жители окрестных селений сговорились при случае подстроить гибель Ичиро. Но старший сын Одзава никогда не был дураком и, почуяв недоброе, сделал вид, что поспешил отправиться путешествовать в другие земли. А сам подговорил злых людей поджечь те деревни, люди в которых имели на него зуб. Так одним махом он расправился с недоброжелателями и пустился странствовать в поисках новых развлечений и прибыли. Деньги, оставленные отцом, заканчивались, а работать Ичиро не умел и не хотел. Его целью стала женитьба на состоятельной особе и Токудайдзи О-Саки очень подходила для этой затеи. Чёрный Лис был в ярости. Люди пугали и радовали его одновременно. Когда он жил в Ёсино, планируя свою месть, человечество представлялось ему злобной ордой чудищ. Но после того как он узнал семейство Токудайдзи, сомнения застали его сердце врасплох. Он больше не был хозяином самому себе. Корил себя за это и ничего не мог с этим поделать. Семья его заклятого врага стала для него опорой в призрачном мире. Поэтому, когда Чёрный Лис понял, что за человек Одзава Ичиро и чем грозит О-Саки брак с ним, кровь вскипела в его жилах от праведного гнева. Во что бы то ни стало, он поклялся себе спасти О-Саки. И для этого ему снова пришлось пустить в ход свои лисьи чары. Весна расцветала всё ярче, разгораясь в пламенное лето, шелестя ласковым ветром в листве и опаляя осмелевшим солнцем. На пороге дома Токудайдзи предстал, жаждущий лёгкой наживы жених, негодяй Одзава Ичиро… О-Саки, когда узнала, что её наречённый уже у порога, побледнела как полотно и осела на циновки без сил. Как долго она молилась, чтоб всё оказалось только сном, как долго не верила, что ненавистная свадьба состоится, и вот этот страшный день настал – человек, которого она так страшилась, пришёл за ней. Сердце её отчаянно забилось в груди и вдруг замерло, сжимаясь от тоски, причиняя боль и вызывая невольные слёзы. Каким унылым стал мир вокруг, каким серым сделалось небо над головой – О-Саки видела свой путь и боялась думать о нём. Обещание родителям выйти замуж, по-прежнему, связывало её ответственностью, но сама она так и не смогла смириться с такой участью. Не того желала она, не это было ей значимо. А любовь по принуждению в браке и вовсе внушала О-Саки глубокое отвращение. Старшая дочь Токудайдзи твёрдо решила, что бросится в колодец в саду, если надобность замужества станет для неё неизбежной. Она считала грехом свою слабость и мучилась виной перед родителями и сестрой, но пойти против себя – виделось ей ещё худшим прегрешением. Когда Одзава Ичиро был торжественно представлен в зале для гостей, прошёл пышный обед и был уже назначен день свадьбы, О-Саки стало ещё тоскливей, так что мысль о скорой смерти почти перестала её тяготить. Сославшись на усталость, она оставила гостей и вышла в сад. В прояснившемся небе сияла полная луна, мирным ликом вселяющая безмятежность. Сердце О-Саки снова наполнила щемящая грусть и жалость к себе. Она присела на край колодца, глядя на эту безмолвную луну, и погрузилась в обрывочные воспоминания о самых прекрасных моментах своей недолгой жизни. Как вдруг, из кустов глицинии послышался тихий шорох и на дорожку сада из её цветов вдруг выскользнул Хадзаэмон-доно. В руках у него были рисовые шарики, завёрнутые в лист бамбука, а на губах тлела милосердная улыбка, тронутая тревогой. Вот уж кого не ожидала увидеть бедная девушка! О-Саки давно мерещилось в Хадзаэмоне нечто выше человеческого, то, как он был не похож на обычных мужчин восхищало и подкупало доверие, но теперь его проницательность окончательно пленила её сердце. Отойдя с ней от колодца, он уговорил её немного поесть и пообещал, что наутро всё образуется, так что она может ни о чём не печалиться и отправляться почивать. Твёрдость его взгляда и уверенные слова успокоили О-Саки и она, загоревшись новой надеждой, ушла к себе. А Чёрный Лис, притворявшийся человеком, принял своё истинное обличье и тихой тенью стал обходить усадьбу кругом, прислушиваясь к шорохам и скрипам внутри. Одзава Ичиро не вселял в него ни капли доверия. Наутро дом Токудайдзи был разбужен шумом у собственных ворот. Причиной тому были крестьяне, которые пришли из каких-то далёких деревень ради справедливой мести. Они голосили, перекрикивая друг друга и потрясали в воздухе мотыгами, требуя выдать им Одзава Ичиро на расправу. Самый старший из них пояснил, что им доподлинно известно о том, что в этом доме скрывается вышеупомянутый злодей. Всему причиной странные сны, что с недавних пор тревожили уцелевших жителей сгоревших деревень. Многим из них являлся чёрный лис с человеческими глазами и говорил, что зло, сгубившее их поселенья, укрылось там-то и там-то и гуляет безнаказанным, живя припеваючи. Поначалу крестьяне не придавали подобным снам особого значения, но вскоре уверенность в том, что они говорят им об истинном положении вещей, окрепла в их головах и они решились пуститься на поиски своего врага. Когда они достигли нужного места и жители подтвердили, что Одзава Ичиро действительно остановился здесь, у крестьян уже не оставалось сомнений в вещем характере своих снов. Раз кто-то решил им помочь, указав на убежище злодея, почему бы им не принять сие благодеяние? Вышедший на крики Тохэй был немало возмущён дерзкими обвинениями крестьян. Как-никак, Одзава был его будущим зятем, и допустить, чтоб его имя прилюдно порочили, он не мог. Однако крестьяне поведали ему печальную историю своих сожжённых и разграбленных Одзава Ичиро деревень, и душу князя тронуло сомнение в этом человеке. В самом деле, получалось, что он ничего не знает о прошлой жизни жениха своей дочери. Разве что с его собственных слов… Желая поскорее рассудить этот спор о чести, Тохэй приказал позвать Одзава Ичиро в парадный зал и пригласил туда же крестьян для очной ставки. На этом настоял Хадзаэмон-доно, откуда ни возьмись, тоже появившийся у ворот. По его словам, даже крестьяне, облепленные комьями земли, заслуживали почёта после такого долгого пути. А Тохэй настолько привык следовать его советам за время болезни, что это показалось ему справедливым. Женщины и мужчины в залатанной одежде расселись на полу в зале с напряжёнными лицами и стали ждать прихода Одзава. Чёрный Лис, под личиной Хадзаэмона, скрестив руки на груди, застыл у задней стены, напротив входа. Когда в зал вошёл Ичиро, первый взгляд который он встретил – принадлежал именно ему. Крестьяне, узнав своего врага, тут же загомонили громче прежнего, а некоторые особо нетерпеливые уже ринулись с мотыгами наперевес ему навстречу. Однако дойти до него они не успели, путь им преградил сам князь, призывая к здравомыслию и последовательности. Перекошенное от страха лицо Одзава, без всяких слов подтверждало обвинения крестьян. Он, несомненно, тоже сразу узнал их, и теперь его била крупная дрожь, меняя его самодовольный вид на жалкий и гнусный. Где же тот статный Одзава Ичиро, что стучал ещё вчера в ворота усадьбы Токудайдзи с намерением жениться? Улетучился как обманчивый ветерок в знойный полдень! Теперь князь видел пред собой лишь вора и бездельника, что надеялся обмануть его и сделать несчастной его дочь. Гнев начал вскипать в нём как лава, грозя горе-жениху суровым возмездием. Раз так, решил он, пусть крестьяне берут Одзава и поступают с ним как заблагорассудится, а свою дочь за такого подлеца он ни за что не отдаст. Горящие желанием отомстить, крестьяне готовы были тут же разорвать молодого повесу на части, и кто бы осудил их за такое желание теперь, но тут в общую суматоху и гвалт вмешался Хадзаэмон, который до этого лишь молча буравил Одзава Ичиро суровым взглядом. Поджигатель и вор с самого начала чувствовал в этом взгляде такую непреклонную волю, что за всё то время, что его обвиняли в его же грехах, не проронил ни слова оправдания и даже не попытался защититься, когда понял, что его жизнь может прерваться здесь и сейчас самым жалким образом. Ему было не по себе, словно его опоили чем-то дурманящим и тяжёлым, слёзы подступали к горлу и казалось, что ему жалко уже не самого себя, а этих обездоленных им крестьян. Что-то жестоко щемило в его сердце, заставляя смириться с наказанием и забыть злой умысел. Хадзаэмон заслонил собой Одзава от толпы крестьян и взволнованным голосом заговорил с ними, призывая к милосердию. А те, словно бы внезапно успокоившись, устремили на него свои взгляды и стали жадно внимать каждому его слову. Он казался им странно знакомым, почти родным, будто они уже встречались раньше… Господин Хадзаэмон предложил им не убивать Одзава, а применить для себя с пользой. Ведь убийство никак не поможет им вернуть утраченное, а Ичиро ещё молод и у него много сил для работы. Следовательно, ничто не мешает ему отработать свой тяжкий долг перед крестьянами. Так пусть же он отправится с ними и поможет отстроить деревни заново, отдавая себя без остатка, трудясь честно и безвозмездно на благо тех, чьи судьбы он подверг испытаниям. А если он попытается сбежать, уклоняясь от работы, то его рано или поздно найдут и тогда уже пощады ему ни от кого не будет… Взгляд Лиса-Хадзаэмона упёрся в Одзава Ичиро подобно острию катаны, не позволяя даже вздохнуть, так что тот лишь смог скоро закивать головой в знак согласия со всем и сдаться на милость крестьян. Все ужасные мечты, что лелеял он в своём сердце до этого дня, рассыпались в прах под взглядом этого удивительного человека, от которого пахло смесью ладана и лесных трав. Все были согласны с тем, что злодей должен отработать свой долг, и Одзава Ичиро отбыл на рассвете следующего дня вместе с крестьянами в другие земли. О-Саки была спасена! Однако сердце её недолго было спокойно. Она понимала, что рано или поздно отец снова заведёт разговор о замужестве и тогда в дом снова станут стекаться разные женихи. Как и чем будет она отваживать их от себя тогда? За сестру О-Саки не волновалась, ей давно уже было видно, что та влюблена в господина Хадзаэмона, а он бы никогда не обидел женщину. Сама она тоже очень любила его, но эта любовь была совсем иной, нежели любовь О-Кику. Что и говорить, О-Саки мало принадлежала страстям этого мира. Однако, бежать из родного дома в монастырь, оставив близких, ей было невыносимо больно. Так, разрываясь и тревожась, О-Саки снова проводила бессонные ночи в саду. Однажды после заката она встретила там и сестру. О-Кику, как когда-то она сама, сидела на краю колодца и о чём-то думала, смешно насупив брови. Это сильно удивило О-Саки, ведь лёгкий нрав сестры никогда не позволял ей долго печалиться. Но теперь ею овладела некая тайная грусть и прежняя беззаботность сошла на нет. О-Саки тихо присела к ней на край колодца. Конечно же сестру мучила сердечная привязанность! О-Кику порывисто вздохнула и быстро затараторила о том, как страдает, не зная, что теперь и думать и как признаться во всём Хадзаэмону-доно, который, чистая душа, наверное, и не подозревает ни о чём таком… О-Саки засмеялась неожиданно для себя самой. После всего, что было, ей казалось, что господин Хадзаэмон знает обо всём на свете. И как им повезло, что он пришёл жить именно в их места! Верно, само небо позаботилось об их судьбе… Сёстры условились наутро поговорить с отцом каждая о своём деле. Отринув сомнения и страх, взять ответственность за свои жизни в собственные руки. Так или иначе, должен был быть какой-то путь и для них. Утро следующего дня семейство Токудайдзи провело за жаркими спорами. После того, как старик Тохэй оправился от своей хвори с помощью господина Хадзаэмона, его жизненный уклад и образ мыслей сильно изменились. О прежних забавах он и не вспоминал, а охота и вовсе стала вызывать в нём неприязненные чувства. Ему чудилось, что он начал понимать жизнь только теперь, когда побывал на пороге смерти. Хотелось делать людей счастливыми, помогать страждущим, говорить только добрые и ласковые слова, а судьба собственных дочерей занимала его теперь даже больше, чем прежде охота в горах. Поэтому, когда они навестили его сразу вдвоём после завтрака, позвав на галерею перед главным залом, он почувствовал облегчение. И желание О-Кику выйти за господина Хадзаэмона, и нежелание О-Саки выходить замуж вообще, неожиданно для всех были одобрены им. Споры вызвал лишь вопрос в том, как всё устроить при том, что они имели. Ведь Хадзаэмон-доно вполне мог не согласиться на помолвку, а что было делать О-Саки, в случае смерти отца, который опекал её и содержал – вообще оставалось не ясным с самого начала. Госпожа Сузумэ предлагала построить святилище, где О-Саки могла бы быть жрицей. Но без священника это было трудно, и снова вставал вопрос об участии во всём Хадзаэмона-доно. В разгар самого яростного спора вдруг явилась служанка и доложила, что прибыл господин Хадзаэмон и ожидает Токудайдзи-сама у ворот… Все переполошились пуще прежнего, а больше всех О-Кику, которая то бледнела, то краснела, не зная куда себя деть. Чёрный Лис понимал, что бездействовать теперь больше нет никакой возможности. Месть его стала бессмысленна, а сам он так глубоко ввязался в судьбы семейства Токудайдзи, что бросить их и уйти обратно в горы Ёсино уже не мог. О-Саки была ему совсем как родная сестра, госпожа Сузумэ напоминала мать, а весёлая О-Кику так запала в душу, что оборотень и представить себе не мог, что та достанется кому-то женой и они расстанутся навеки… Неужели же кто-то способен веселить девушку, чем-то занятней лисьих трюков? Тот, кто считает так, верно, не всё о лисах ведает… Поэтому в это утро Лис, вновь надев ритуальные одежды, отправился прямиком в усадьбу князя просить руки его младшей дочери. Сестрицу же О-Саки он хотел попросить быть жрицей при храме, где служил сам. Так он сможет заботиться о том, чтоб никто не посягал на чистоту сестрицы, а та в свою очередь сможет не разлучаться с родными. Все эти мысли казались Лису в нынешнем положении самыми верными, и лишь страх, что старик Тохэй заартачится и не одобрит их, омрачал его сердце по дороге в дом Токудайдзи. Возвращение в горы Ёсино в случае провала было бы теперь горестным и полным одиночества... Так как же радовались обе стороны, когда поняли, что их желания совпали! Князь даже прослезился и все кинулись утешать его, пока О-Кику, хлопая в ладоши, радостно прыгала вокруг, позабыв всякие приличия. Было решено устроить в саду под глициниями чаепитие и обговорить всё за угощением. Лица женщин светились от радости, а сам Лис-Хадзаэмон только и мог, что прятать в рукав смущённую улыбку. Тохэй мечтательно вздыхал, сидя на траве и припоминая собственную юность, рука госпожи Сузумэ мирно покоилась в его ладони. Счастье обрушилось на них всех как майский ливень после долгих дней холода… Таким образом, Токудайдзи О-Кику в начале лета стала почтенной супругой господина Хадзаэмона. Усадьба словно расцвела, казалось, сами стены пели в доме, где всякий, начиная от князя и кончая последней девочкой служанкой, были счастливы и довольны. У храма, где проводил моления Хадзаэмон-доно, местные крестьяне выстроили святилище Богини Инари, и госпожа О-Саки стала его уважаемой жрицей. Люди замечали, что в её присутствии им делается спокойно на душе, словно от неё исходила благодать, исцеляющая своим светом. Она любила животных и призывала всех воздерживаться от ненужного убийства невинных существ. Она помогала тем, кто заболевал, и укрывала в храме детей от непогоды. И вскоре люди крепко полюбили её, почитая за святую. Госпожа Сузумэ часто посещала её, и они подолгу беседовали вместе, глядя на пруд с моста, что разделял храм и святилище. Князь Токудайдзи-сама, осчастливленный и пришедший в мир со всем, что его окружает, издал запрет на охоту в горах Ёсино и всякий, кто его нарушал – отправлялся в изгнание из их мест. Больше всего теперь он любил, когда всё его семейство собиралось в саду усадьбы и устраивало чаепитие с чтением стихов или музицированием. Глядя на лица дорогих домочадцев, он не мог представить себе, что когда-то всё могло сложиться для них иначе. Он чувствовал себя здоровым и душой, и плотью даже больше, чем во времена юности. Дети, что впоследствии родились у О-Кику и Хадзаэмона были красивыми и смышлёными. С самого раннего возраста они отличались благоразумием и физической силой. Поговаривали потом, что они могли понимать язык зверей, а некоторые даже рассказывали, как якобы видели их превращающимися в лис, но возможно тому виной очарование лунных ночей и туман гор Ёсино… Никто и не догадывался, что это и впрямь были лисята - сироты, которых супружеская чета подбирала в горных лесах. Не желая обманывать девушку, Лис сознался во всём ей до свадьбы и повинился в прошлом желании погубить её отца. Чёрный Лис с горечью в душе даже смирился с тем, что после открытия правды, невеста не пожелает играть свадьбу. Ведь лисы не женятся на девицах. Но О-Кику только посмеялась на это, прикрывая рот ладошкой. «Ты не человеческий мужчина и не настоящий зверь! Выходит и людские правила на тебя не действуют!» – сказав так, она поклялась Чёрному Лису в верности. Так они и стали жить, ничем не выдавая себя для людей. Лис-Хадзаэмон временами совсем как прежде сбрасывал одежды и опрометью мчался в леса, резвясь там среди кочек и шумно лакая из ручьёв… Но в остальном жизнь его в людских глазах была праведной и ничем не отличалась от жизни обычных семей. Госпожа О-Кику скоро привыкла к лисьим странностям и относилась к ним с пониманием. А Лис отвечал ей за это своей искренней любовью, помогая во всём, и не было под солнцем никого, кто способен был бы смутить благоденствие их дома. Так Хадзаэмон-доно, Чёрный Лис с гор Ёсино, навсегда остался жить среди людей, обретя новую семью. Сентябрь - Декабрь 2017 года