Госпожа

━━━━❰･❉･❱━━━━

— Людовик хочет, чтобы мы работали вместе, — при этих словах его губы скривились так, будто он проглотил что-то горькое. — И вы что, ничего не можете с этим поделать? Рене до сих пор не верилось, что все это происходило на самом деле. Столько усилий, чтобы избавиться от его влияния — и ради чего? — Он король. — Не первый король, которого водят за нос собственные подданные. Нам необязательно исполнять каждую его прихоть, — решительно заявила она, скрестив руки на груди и гордо вскинув подбородок. — Еще и смежные комнаты… Да это просто смешно! — Речь о похищении дофина: было бы неразумным оповещать о случившемся весь двор, — устало проговорил Александр — таким тоном, словно беседовал с капризным ребенком. — А если вам вдруг вздумается искать меня посреди ночи, это может привлечь лишнее внимание. — Вы о себе слишком высокого мнения. И разве мой внезапный переезд не привлечет то самое «лишнее внимание»? — Чье? Вы еще не всех своих любовников распугали? Рене открыла было рот, чтобы поставить его на место, но в последний момент промолчала. Вокруг раздражающе мигали свечи, чадил непросушенными дровами камин, и где-то в висках стремительно нарастала пульсирующая головная боль. В сердцах пнув ни в чем не повинный стул, она развернулась на каблуках и стремглав выскочила прочь из его покоев. Оглушительный удар двери, казалось, было слышно во всем Версале.

━━━━❰･❉･❱━━━━

Рене понимала, что Людовика волновало исключительно благополучие сына, а слаженная работа двух придворных шпионов действительно повысила бы шансы на благополучный исход. Однако уже на второй день стало ясно, что надежды короля на их с Александром способность к сотрудничеству — в высшей степени наивны: они были словно две змеи, запертые в одной корзине и готовые в любую секунду задушить друг друга. — Ничего не случится, если вы хоть иногда будете поступать так, как я говорю, — в очередной раз возмутилась она. Они возвращались из соседнего городка, где проходили петушиные бои и где ей удалось впервые с момента похищения добыть хоть сколько-нибудь полезную информацию. — Вы провоцировали этих людей. Вся эта история с попранной честью, с поисками виновника… — его тон был обманчиво спокойным, но в нем чувствовалась затаенная угроза. — Из-за вас мне чуть было не пришлось ввязаться в драку. — Не драматизируйте. Мы выяснили, что хотели, разве нет? Мушкетеры вряд ли иначе признались бы, что провели тот вечер за игрой в кости. — Мы могли выяснить куда больше, если бы просто слушали. Или поговорили с нужными людьми. — Вот и поговорите с Жюлем, вместо того чтобы брюзжать! Узнайте, почему он покинул пост, оставив свой отряд без присмотра. Александр остановился так внезапно, что Рене чуть было не наскочила на него. Каблук зацепился за траву, и, чтобы удержать равновесие, ей пришлось с силой ухватиться за живую изгородь. Захрустели, ломаясь, ветки. — В чем дело? — тревожно озираясь, спросила она. — Вы что-то увидели? Он развернулся к ней и размашисто шагнул вперед, оказываясь близко… Опасно близко. Рене явственно ощущала исходивший от него едва уловимый аромат специй. Корица и ваниль. Сладкий и терпкий. — Прекратите мне указывать, мадемуазель, — стальные нотки в его голосе заставили ее вздрогнуть. В воздухе повисла тишина — такая, что можно было услышать, как ветер шевелит листву. Грудь Александра тяжело и часто вздымалась. Опустившиеся на землю сумерки удивительно шли ему. Глубокие тени резко очерчивали лицо, подчеркивая скулы и чувственный изгиб рта, а последние отблески закатного солнца, отражаясь в серых глазах, придавали им облик абсолютно потусторонний. Силясь стряхнуть с себя этот странный морок, Рене выпалила первое, что пришло ей в голову: — Вы приходите в ярость от одной только мысли, что вам придется выполнять мои приказы. Невольно задумаешься: может, тем самым вы пытаетесь скрыть неприятную правду? Он рассмеялся — низко и мрачно. — И что же, по-вашему, правда? Если до этого Рене была готова прикусить язык и смолчать, то своим вопросом он бросил ей вызов. Она не могла отказать себе в удовольствии уколоть Александра побольнее: задеть его обостренное самолюбие подобно тому, как он постоянно задевал ее. — Вы ведь всего лишь камердинер: потребность служить заложена в вашей природе. Не удивлюсь, если вам на самом деле нравится, когда я вами командую. Мгновение — и его руки сомкнулись на ее талии. — Пытаетесь оскорбить меня, мадемуазель? — угрожающий шепот обжег шею. — Такая смелая, такая гордая… — рывком он притянул ее к себе. — А что вы будете делать, если окажетесь правы? — П-права? — ее голос предательски дрогнул. Александр вдруг отпустил ее и отшатнулся, словно от удара. Рене была готова поспорить, что выглядел он виновато. Не произнося ни слова, мужчина протиснулся мимо нее и скрылся в садовом лабиринте.

━━━━❰･❉･❱━━━━

Следующий вечер застал Рене в покоях Александра с потрепанным конвертом в руке. Граф де Гиш, чье письмо ей удалось заполучить, едва ли подходил на роль заговорщика, и, если бы не дофин, она бы никому не сообщила о своей находке. Но в сложившейся ситуации имела значение любая зацепка. — Пока мои шпионы прочесывают Париж, вы заняты тем, что воруете корреспонденцию? — хозяин комнаты только скептически посмотрел на нее, прежде чем вернуться к бумагам на своем столе. — Арман продолжает переписываться с Генриеттой. Вы не находите это подозрительным? — Вы перехватили его прошлое письмо. Едва ли граф настолько глуп, чтобы после этого писать о чем-то важном. Это при условии, что он вообще замешан. Что вы надеетесь там прочесть? «Хорошо бы что-то, компрометирующее вас», — зло подумала она, но вслух сказала: — Вы специально преуменьшаете мои заслуги, чтобы не признавать, что от вас тем более нет никакого толка. Взгляд Рене невольно скользнул к смежной двери, за которой скрывалось спасительное спокойствие ее спальни: давно следовало просто оставить его разбираться со всем одному и отправиться спать. — Заслуги? Больше похоже на банальное везение. Его пренебрежительный тон стал последней каплей. Мысли о сне были забыты, и Рене, быстро преодолев разделявшее их расстояние, буквально подлетела к нему яростным вихрем из юбок, кружева и выбившихся из прически прядей. — «Банальное везение»? В таком случае учтите, что у вас и этого нет! — прошипела она и в обвиняющем жесте рассерженно ткнула пальцем ему в грудь. — Даже ваш хваленый информатор вернулся ни с чем! — Вы подкупили моего информатора! — сердито парировал он. Было видно, что ее внезапная вспышка застала Александра врасплох: он едва заметно дернулся, а темные брови от удивления подскочили вверх. И все же мужчина не сдвинулся с места. Они оба так и застыли в молчаливом оцепенении, часто дыша и сверля друг друга гневными взглядами. Несмотря на стоявшую днем жару, к вечеру в его комнате снова горел камин. Это должно было объяснять, почему ей вдруг стало нестерпимо жарко, а кровь бросилась к щекам. Но совершенно не объясняло щемящую тяжесть внизу живота, которая становилось тем сильнее, чем ближе Рене стояла к нему и чем дольше смотрела ему в глаза. — Просто расшифруйте письмо, — устало прошептала она. — Нет. Он сдался первым, отводя взгляд и направляясь к столику, где хранились его чайные принадлежности. Наблюдать за ним было даже приятно: так уверенно он отмерял нужное количество чая и пряностей, так легко и ловко двигались его длинные пальцы… «Если бы он только не был таким ужасным человеком и подлым манипулятором!» — Рене обреченно выдохнула. Прошло трое суток, а они абсолютно не продвинулись в поисках людей, которые похитили дофина. Это было просто нелепо: несмотря на свою неприязнь к Александру, она не могла не признавать наличие у него острого ума и редкой проницательности. В сочетании с ее изобретательностью и дьявольским обаянием — им не было бы равных, не трать они все свои силы на мелочную месть. Сумей они направить взаимную ненависть в иное русло. Следующие слова сорвались с ее губ до того, как она успела себя остановить: — Мы должны сделать это. — Прошу прощения? — резко обернувшись, Александр буквально впился в нее цепким, пронизывающим взглядом. Рене немедленно пожалела о своем предложении: ему ничего не стоило поднять ее на смех, добавив к своей коллекции еще один роскошный повод для острот. Однако пойти на попятную, постыдно стушеваться — было бы еще хуже. Поэтому она решительно встретила его взгляд. — Вы ведь сами ощущаете это напряжение между нами. Всю эту агрессию. Она не дает нам мыслить здраво. Это влечет за собой ошибки, а ошибаться для нас непростительно. Не сейчас, когда на карту поставлено столь многое. — Что вы хотите этим сказать? — насмешки не последовало: наоборот, то, как он немного растерянно выгнул бровь, говорило об искренней заинтересованности. — Нам противостоят хитрые и опасные люди, а такими темпами мы скорее перегрызем друг другу глотки, нежели раскроем заговор. — И вы предлагаете… снять это напряжение? — Снять напряжение, выпустить пар, — с невозмутимым видом кивнула она. — Другими словами, нам следует провести вместе ночь. Александр отвернулся. Задумчиво повертев головой, он сделал несколько шагов по комнате, пока наконец не остановился у камина. Теперь он стоял к ней вполоборота, и свет от огня подсвечивал его лицо снизу, делая глаза темнее, чем они были на самом деле. — Я не знаю, сможет ли это… Не могу представить, как это поможет мне, — произнес он, косясь на Рене из-под полуопущенных век. — Обыкновенная плотская близость не решит нашу проблему. — Что же, по-вашему, решит нашу проблему? Прошу, просветите меня, потому что я уже просто не вижу иного выхода. Он тяжело и шумно вздохнул, прежде чем ответить: — Вы ведь ждете, что я буду вам подчиняться? У меня тоже есть строго определенные… желания. Мы могли бы помочь друг другу. — К чему вы клоните? Александр лишь неопределенно повел плечом и продолжил выжидательно смотреть на нее. В памяти Рене возник их вчерашний разговор. — О-о-о, так вот, что вы имели в виду под моей предполагаемой правотой? — вслед за этой догадкой ее охватило злорадное ликование. — У вас в самом деле какие-то навязчивые фантазии на мой счет? Она ожидала, что он смутится. Что ее слова заставят его испытать хотя бы долю той мучительной неловкости, которую он вызывал в ней своими подколами и манипуляциями. Но если и так — Александр умело скрыл все это за маской насмешливой непринужденности. — Если вы чувствуете, что для вас это слишком… — снисходительно протянул он. В ответ Рене только пренебрежительно фыркнула: — Поверьте, я куда более искушенная в таких делах дама, чем вы думаете. — Я так полагаю, не без участия свиты принца Орлеанского? — Вы очень напрасно каждый раз низводите свиту Филиппа до кучки развратников и негодяев. Это люди крайне порядочные и разносторонне развитые. Отворачиваясь от огня, Александр прислонился спиной к каминной полке и скрестил руки на груди. — М-м, жаль только, что все едва не закончилось дуэлью, правда? — с ухмылкой сказал он. Очередной грязный прием: напомнить, как в свое дебютное лето она в силу неопытности и горячности внесла раскол в прежде слаженную компанию принца, а заодно едва не похоронила собственную репутацию. — И вот вы снова это делаете! — возмущенно воскликнула Рене. — Делаю что? — Срываете на мне свое раздражение. Я уже на что угодно готова, если это хоть немного усмирит ваш ядовитый язык. Его ухмылка стала только шире. Оттолкнувшись от каминной полки, он шагнул в ее сторону. Воздух пришел в движение, заставляя пламя свечей трепетать. Рене почувствовала, как от его взгляда волоски на ее руках встали дыбом, и едва заставила себя остаться на месте. — Полагаю, в вашем предложении действительно есть смысл, — его голос, без того низкий и глубокий, внезапно приобрел какие-то особенные бархатные ноты, и Рене бы с готовностью признала это невероятно соблазнительным, если бы не гадкие слова, которыми он ее награждал. — Ваш склочный характер это едва ли исправит, но, возможно, немного чувственных удовольствий сделают вас более сговорчивой. — «Чувственных удовольствий»! Вы только послушайте себя… — она едва не закатила глаза. — Вам не нужно меня уговаривать, я ведь сама предложила. Лучше объясните, что я должна делать. — Устанавливать правила. Приказывать. Позволить мне подчиняться вам. Эти слова неожиданно отозвались в Рене страстным волнением: мысль одержать над ним верх, подчинить его себе — безмерно возбуждала. Отныне на кону было не избавление от накопившейся злости, а нечто более глубинное, сложное. Ее личный катарсис. Шанс раз и навсегда освободиться от тени, которую Александр бросал на ее жизнь. — Какие именно правила? — уточнила Рене, стараясь ни голосом, ни взглядом не выдать своего растущего желания. — В этой «игре» моей единственной целью будет удовлетворять вас. Вы можете задавать любые ограничения, — он говорил об этом так спокойно, словно перечислял меню званого ужина. — Приказывайте мне. Направляйте меня. Наказывайте, если вам что-то придется не по душе. Внизу живота вновь начал стягиваться тугой горячий узел, вынуждая Рене неосознанно сводить вместе колени. — Тогда… Не трогайте мое лицо. Никаких поцелуев в губы, — на мгновение она задумалась, прежде чем продолжить. — И грудь… Грудь тоже не трогайте. Делайте все что угодно, но только ниже пояса. С непривычной покорностью Александр кивнул. Он выглядел все так же невозмутимо, если не считать предательский румянец, постепенно окрасивший шею и скулы. — Я в вас не ошибся. Вы быстро улавливаете суть. — И держите свой орган при себе. Используйте только руки и рот, — добавила она. — Ну, что вы… Без вашего разрешения я бы и не посмел, — сладко проговорил он, подходя к ней почти вплотную. — Приступим? — Сейчас? — У вас есть другие предложения? Впрочем, если хотите, можете все-таки поразить меня своими навыками дешифровки, — Александр небрежно мотнул головой в сторону лежавшего на столе письма. Он прекрасно знал, что никаких навыков дешифровки у нее не было — иначе она не пришла бы к нему. — Черт бы вас побрал! — рассердившись на очередную колкость, Рене даже притопнула ногой от негодования. — Сейчас так сейчас! Переходите уже к делу! Ее голос прозвучал неожиданно громко и властно. Александр с шумом втянул в себя воздух. Не сводя с нее глаз, он поклонился и с придыханием произнес: — Слушаюсь, моя госпожа. Рене мгновенно ощутила эту странную перемену: в двух словах, сказанных с почти священным трепетом, будто заключалась особая магия, которая немедленно преобразила их обоих и пространство вокруг. И теперь она, затаив дыхание, наблюдала за тем, как Александр плавно опускается перед ней сначала на одно колено, потом на другое, и каждой частичкой своего тела ощущала совершенно восхитительную дрожь. Казалось, вся комната запульсировала в такт биению ее сердца. Глядя на нее исподлобья, он чуть приподнял край ее платья и замер. — Вы позволите? Рене отчаянно пытаясь побороть это тревожное смущение, от которого вдруг взмокли ладони, а колени предательски подогнулись. Будто почувствовав ее состояние, Александр поспешил заверить: — Я не причиню вам вреда. Вы же знаете: при всех моих недостатках, я — человек слова. — Вы лжец, каких поискать. — Не в подобных делах. — И что это должно означать? — Это означает, что если я заключил с вами договор, я буду его исполнять. — Договор? — Мы играем назначенные роли. Каждый получает, что хочет, а в качестве приятного дополнения мы с вами, возможно, сможем чуть легче выносить навязанное нам общество друг друга. Как ему по-прежнему удавалось сохранять внешнее хладнокровие, лежало вне ее понимания. Но говорил он убедительно. Очень убедительно. — Хорошо, — прошептала она. Стоило ей произнести это, как юбка вместе с нижней сорочкой медленно поползли вверх, обнажая сначала худые лодыжки, а затем и перетянутые чулками пышные бедра. Александр закинул подол ей на талию, и она поспешила подхватить его, зажимая хрустящую ткань в кулак. Один чулок оказался приспущен, и он принялся с особой бережностью подтягивать его, скользя ладонями по гладкому шелку. Разглаживая атласные ленты в верхней части и поправляя растрепавшиеся банты, его пальцы — неожиданно теплые — все время будто невзначай задевали открытую кожу. Эти мимолетные прикосновения ощущались то на внутренней стороне бедер, то под ягодицами, заставляя Рене все сильнее покрываться мурашками. Закончив с чулками, Александр поднял голову, и ее нижние губы в обрамлении темных волос оказались прямо перед его лицом. Вопреки ожиданиям, он продолжил гладить ее бедра, словно намеренно обходя самые чувствительные места, и вскоре ее тело уже само выгибалось так, чтобы случайно поймать его руку. От смеси смущения и желания сердце колотилось все быстрее, и когда он наконец раздвинул ее нежные складки, она уже была постыдно влажной. Судя по тому, как часто Александр задышал и как напряглись его плечи, его это заводило ничуть не меньше. — Только посмотрите на себя: вы просто сияете, — мягко прошелестел его голос, и ей пришлось крепко сжать челюсть, чтобы сдержать вздох удовольствия. С дразнящей нежностью он скользил по ее клитору, время от времени усиливая давление и вынуждая ее сладостно вздрагивать. Когда первый палец легко вошел внутрь, она не выдержала и застонала, запрокидывая голову назад и хватаясь за его плечо в поисках опоры. — Моя госпожа, я могу продолжать? — Да… Не вздумайте останавливаться. К одному пальцу добавился второй, затем третий: Рене казалось, что теперь ее соки текли ему прямо в ладонь. Он то ритмично двигался в ней, поглаживая большим пальцем клитор, то внезапно замирал, оставляя ее в нетерпении и растерянности. И она не могла вспомнить, когда последний раз ощущала себя настолько голодной и жадной до наслаждения, как в эти моменты. Во время очередной паузы, когда она беззастенчиво вжималась в его руку, требуя большего, Александр обратился к ней: — Госпожа? Рене опустила глаза, встречаясь с ним взглядом. Александр смотрел на нее с таким откровенным вожделением, что внизу живота заныло с новой силой. Без привычной маски равнодушия, он казался невероятно уязвимым и болезненно открытым перед ней: раскрасневшийся, со сбившимся дыханием и капельками испарины на лбу. — Могу я попробовать вас на вкус, моя госпожа? — почти шепотом спросил он, и едва она успела кивнуть в знак согласия — решительно прильнул губами к ее лону. От одного только вида Александра, стоящего перед ней на коленях и языком ласкающего самую интимную часть ее тела, у Рене закружилась голова, и она чуть было не потеряла равновесие, отчаянно цепляясь ногтями за его сюртук. Чтобы не дать ей упасть, он осторожно подхватил ее ногу под колено и перекинул себе через плечо. Теперь, обвивая ногой его спину, она была гораздо устойчивее, но и гораздо доступнее для него. — Наконец-то достойное применение для вашего грязного рта, — между протяжными вздохами пробормотала она. — Вам нравится то, что вы делаете? Ему пришлось оторваться от нее, чтобы ответить, но он почти сразу возобновил свои ласки свободной рукой. — Я и представить не мог, какое вы изысканное лакомство, — неожиданная хрипотца в голосе мужчины напомнила Рене о его собственном возбуждении. В воображении возник яркий образ: как он ублажает себя, нетерпеливо и грубо, продолжая при этом ласкать ее. — Расстегните брюки, — приказала она. — Я разрешаю вам прикасаться к себе. — Великодушная госпожа… Я думал, вы никогда не попросите. Стоило Александру потянуться к поясу брюк, как Рене опустила ладонь ему на затылок, зарываясь пальцами в мягкие темные пряди и притягивая его лицо еще ближе. Он глухо застонал, и его язык проник в ее лоно, погружаясь внутрь снова и снова, в то время как она лишь сильнее раздвигала бедра, бесстыдно прижимаясь к его губам. Удовольствие нарастало, а вместе с ним и внезапное смятение. Александр ошеломил ее — своим предложением и всем, что теперь делал с ней, и Рене не могла понять: действительно ли он так вжился в роль или эта часть личности всегда скрывалась за напускной холодностью? — Быстрее, — зашептала она, боясь утратить это зыбкое ощущение растущего наслаждения. — Глубже. Александр вдруг приподнялся с колен, подхватил ее под ягодицы и, не дав опомниться, легко переместил на край кровати. Снова оказавшись у нее в ногах, он продолжил ласкать ее набухшие лепестки. Рене раскрывалась ему навстречу, пока не забыла, как дышать, пока не почувствовала, как горячая кровь толчками продвигается по венам. Живот скрутило в сладостной истоме, и, судорожно сжавшись вокруг его пальцев, она с тихим всхлипом достигла своего пика. Придя в себя несколькими мгновениями позже, она первым делом заметила, что продолжает комкать покрывало под собой. По телу еще гуляла легкая дрожь и отголоски пережитых ощущений, но подол платья снова аккуратно ниспадал вниз, пряча ее наготу. Отпустив измученную ткань, Рене медленно приподнялась на локтях и огляделась вокруг. Камин почти потух, погружая комнату в зыбкий полумрак. Красные отсветы догорающих свечей блуждали по стенам подобно бликам закатного солнца. Полностью сев в постели, она наконец увидела Александра. Он стоял чуть поодаль и спешно приводил себя в порядок. Расстегнутая ширинка и платок в руке явно указывали на то, что он тоже достиг кульминации. — Я вижу, вам понравилось, — с легкой насмешкой в голосе произнесла Рене. Он вздрогнул от неожиданности и, поймав ее взгляд, поспешил отвернуться. — Разумеется, — голос его звучал подчеркнуто ровно. — Хотя, должен признать, госпожа из вас довольно… мягкая. — Что значит «мягкая»? Вы снова меня критикуете? — в ее тоне явственно звучало разочарование, и когда он ничего не ответил, она добавила с вызовом. — Напомните мне, пожалуйста: разве я разрешала вам кончить? Александр резко обернулся и удивленно посмотрел на нее. — Разве я оставил вас без внимания? Его искренне растерянный вид неожиданно придал ей уверенности. С небрежным изяществом закидывая ногу на ногу, она приторно улыбнулась ему и буквально пропела — развязно и сладко: — Но вы не попросили разрешения у своей госпожи. Несколько мгновений он смотрел на нее не отрываясь. — Что ж, в таком случае моей госпоже ничего не остается, кроме как придумать для меня подходящее наказание, — наконец произнес он. — Я придумаю. Даже не сомневайтесь. Александр еще некоторое время удерживал ее взгляд, прежде чем по его лицу медленно расплылась довольная ухмылка. Отвернувшись, он прошел к письменному столу, с шумом выдвинул стул и потянулся к стоявшим на дальнем краю чернилам. — Что вы собираетесь делать? — с интересом спросила Рене. — Займусь дешифровкой вашего письма. Вы разве не за этим приходили? Она с изумлением уставилась на него, а потом звонко рассмеялась, откидываясь обратно на кровать и прикрывая глаза.

━━━━❰･❉･❱━━━━

То, что было так легко позволить себе среди ночных теней, в свете дня казалось абсолютно скандальным и безрассудным. Связанную с этим неловкость Рене еще пережила бы, будь от Александра так же просто отделаться, как от любого другого любовника. «Но куда ты денешься от интенданта Версаля в Версале?» — обреченно подумала она, приходя к неутешительному выводу, что ничего хуже и придумать было нельзя. Разве что — согрешить с самим Людовиком, а потом жалеть об этом. Однако стоило ей тем же утром увидеть Александра в зале совета, как она оказалась не в силах отвести взгляд от губ, что так и норовили растянуться в очередной усмешке. Губ, которые еще недавно ласкали ее дрожащую плоть. Которые этим восхитительным бархатным голосом бесконечно шептали ей «моя госпожа». И вот уже чувственное желание в ней неуклонно росло: так, словно одно лишь знание о запретном удовольствии, которое стало ей доступно, заставляло жаждать большего. К вечеру наваждение достигло высшей точки, и когда им довелось наконец остаться наедине, она уже не понимала, от чего дрожит: от капель росы, то и дело стекающих за ворот платья, или от того, как близко они вынуждены были находиться. — Разве нам не следует кого-то оповестить? — прошептала она. — Скоро сюда прибудут пятеро швейцарских гвардейцев, — сдержанно пояснил он, — если только мы не вернемся раньше. Скрытые от посторонних глаз густым кустарником, они наблюдали за заброшенной мельницей, куда, по слухам, одна из местных доярок каждую ночь за щедрую плату доставляла молоко. Вскоре со стороны деревни действительно показалась одиноко бредущая женщина. Освещая свой путь единственной свечой, она направилась прямиком к ветхому строению. — Вы дрожите, — голос Александра раздался у самого ее уха, обжигая шею горячим дыханием. Тем временем доярка опустила кувшин в траву и, беспокойно оглядываясь, той же дорогой поспешила прочь. — Я не ожидала, что будет так холодно, — пробормотала Рене, надеясь, что он сочтет это объяснение достаточно правдоподобным. Александр негромко хмыкнул, будто соглашаясь, а потом вдруг принялся расстегивать свой сюртук. Когда широкая ладонь опустилась ей на предплечье, притягивая ближе, она на мгновение невольно расслабилась, погружаясь в пленительный жар его тела. В его позе, напротив, возникло ощутимое напряжение. Он держался подчеркнуто прямо, нарочито отворачиваясь от нее бедрами, и от неожиданной догадки ее щеки вспыхнули румянцем. Все попытки подавить эту навязчивую мысль имели ровно противоположный эффект. В конечном счете, набравшись смелости и сделав вид, что тянется отряхнуть подол платья от росы, она как бы невзначай задела его ниже пояса. Он был твердым как камень, и Рене отдернула руку, словно обжегшись. — Не говорите, что сами не думаете об этом, — произнес он, давая понять, что ее маневр не остался незамеченным. — О чем? — она шумно сглотнула, пытаясь смочить пересохшее горло. — О прошлой ночи. От этих слов сердце тревожно забилось, а внизу живота жадно запульсировало. Вопрос, мучивший ее добрую часть дня, сам собой слетел с языка: — В чем смысл того, что мы делали? Для чего вам это? К ее удивлению, он ответил: — Отпустить контроль. Подчиниться кому-то и просто исполнять приказы. — Вам недостаточно короля с его приказами? — Мы все слуги короля. Но я так или иначе управляю жизнью всего Версаля. Это… нелегко. Порой мне хочется еще больше контроля, еще больше власти. Я устаю от этого, но не знаю, как остановиться. Озадаченная его внезапной откровенностью, она задумалась. — И наша «игра» должна помочь вам совладать с этим? Александр кивнул. Некоторое время он молча разглядывал ее, и в свете луны его лицо выглядело странно умиротворенным. Вдруг дверь мельницы со скрипом приоткрылась. На улицу выскользнула высокая темная фигура и, подняв с земли кувшин с молоком, так же стремительно скрылась из виду. Они замерли, ожидая, что будет дальше, но ничего не происходило. — Почему согласились вы? — спустя минуту неожиданно спросил Александр. — Разве я не сказала сразу? Справиться со злостью, выпустить пар... — Не уходите от ответа. Я имею в виду роль госпожи. Вы почти не колебались. И для простой случайности вам слишком явно нравилось происходящее. Каких своих демонов вы пытаетесь изгнать? — Я не ухожу от ответа, — процедила сквозь зубы Рене. — Я действительно зла на вас. Взять хотя бы то, что вы привезли меня в Версаль против моей воли. — Вас, племянницу предателя, представили ко двору. Разве это не то, о чем вы могли только мечтать? — Но ведь не таким образом, — она едва не выкрикнула эти слова, спохватившись лишь в самый последний момент. — Не могу поверить, что вы называли меня своей вещью. — Потому что вы-то, конечно, никогда и никого не использовали, не обманывали и не предавали… — Это не отменяет моей обиды. — Получается, для вас это способ отыграться? — не унимался он. — Почувствовать свою важность? — Вам обязательно все знать? — Вы первая спросили. Их разговор оказался прерван, когда со стороны мельницы явственно послышался детский плач. Рене не раздумывая нырнула вниз, к земле, и чуть ли не ползком бросилась вперед, спотыкаясь и проскальзывая туфлями по вязкой грязи. Был это приступ самоотверженного геройства или позорный побег, но мгновение спустя она уже смотрела на дофина сквозь отверстие в гнилых досках. Еще минута — и заливистый лай собак возвестил о прибытии гвардейцев, а похитители вместе с ребенком пустились наутек.

━━━━❰･❉･❱━━━━

Отодвинув край шторы, она наблюдала за происходящим на улице. Там, за окном, дрожащие огоньки от фонарей и факелов уже плыли по направлению ко дворцу — так тихо и так медленно, что сомнений не было: поиски дофина вновь закончились неудачей. Тяжело вздохнув, она задернула занавеску, поворачиваясь лицом к пугающе привычному виду спальни Александра. Она стала проводить здесь слишком много времени еще до того, как все произошло между ними. А после их полночной вылазки ее не раздражал даже горящий камин: наоборот, благодаря ему ее платье наконец начало просыхать от росы. После долгой прогулки ноги горели, и Рене устало опустилась на его постель, позволив себе откинуться на подушки и вальяжно вытянуться. Пролежав так несколько минут, она перевернулась на бок, поджала колени к груди и прикрыла глаза. Это место не должно было так успокаивать, но когда дверь тихо отворилась, она уже почти дремала. Некоторое время Рене просто прислушивалась к звуку шагов. Вскоре кровать рядом с ней слегка прогнулась. С неохотой открывая глаза, она приподнялась на локтях: Александр сидел совсем близко и смотрел на нее со смесью удивления и легкого недовольства. На нем уже не было ни неизменного сюртука, ни жабо — только рубашка и веста, — и это придавало и без того необычной ситуации волнующие ноты интимности. — Вы легли в мою постель в обуви, — укоризненно произнес он. Слишком уставшая, чтобы спорить, она молча села и спустила ноги на пол. Теперь они сидели буквально плечом к плечу. — Я уже не ожидал увидеть вас сегодня. — Напрасно, — в попытке скрыть растущее волнение она старалась звучать как можно более беспечно. — Если хотите знать, я придумала для вас наказание. Новое правило. — Не слишком ли поздний час для этого? Ей показалось, что, несмотря на серьезный тон, его губы тронула едва заметная улыбка. И все же Рене предпочла демонстративно фыркнуть и перевести тему: — Гвардейцы что-нибудь нашли? — К сожалению, ничего. — Вам не показалось странным, что они наделали так много шума? Александр посмотрел на нее с удивлением. — Я подумал о том же самом. Я, конечно, не требовал от них соблюдать скрытность, но очень уж не вовремя все произошло. — Получается, среди ближайшего окружения короля может быть предатель? — Я пока не возьмусь делать предположения… Но возможно. Остается надеяться, что это не один из нас двоих, не так ли? — в ответ на ее ошеломленный вид он иронично усмехнулся. Воцарилась тишина — не столько неловкая, сколько томительная: такая, которая возникает, когда два собеседника отчаянно хотят что-то сказать, но никак не решаются. Его взгляд скользнул вдоль ее лица и ниже — на лиф пестрого платья, и Рене внезапно смутилась, осознавая, что после того рывка к заброшенной мельнице ее одежда вся покрыта пятнами травы и грязи. Она была уверена, что Александр не упустит возможности напомнить ей об этом, но тот лишь продолжил молча рассматривать ее. И от этого взгляда — ищущего, острого — ей стало не по себе. — Какое наказание вы придумали? — неожиданно спросил он, поднимая глаза. — Кажется, вы говорили, что время уже позднее. — И все-таки я спрашиваю вас об этом, разве нет? Ну же, утолите мое любопытство. Когда Рене отвернулась, он шумно вздохнул. — Мне что, умолять вас? Или это ваш способ окончательно убедить меня, что вы слишком мягкая для своей роли? Провокация сработала: она воинственно вскинула на него голову. — Опять вы за свое! Мне под силу проявить строгость. Смотрите потом не пожалейте об этом. — Поверьте, моя госпожа, строгость — высшее благо для слуги. У нее перехватило дыхание. Скорость, с которой он перешел от своего привычного тона к этому смиренному «моя госпожа», поражала. Странным образом именно это наполнило ее необходимой уверенностью. — Что ж, хорошо… Я решила, что раз вы не умеете сдерживать себя, придется вас научить, — произнесла она, глядя ему прямо в глаза. — Поэтому отныне, когда мы наедине, вам запрещено прятать свое достоинство под одеждой. — Вы хотите, чтобы я разделся? — он удивленно вскинул брови. — Ширинки будет достаточно, — когда он не сдвинулся с места, она воскликнула. — Ну же, расстегивайте! — Пытаетесь унизить меня, как какое-то животное… — он сказал это с долей возмущения в голосе, однако, к ее немалому изумлению, послушно встал с кровати и принялся за пуговицы на брюках. Рене шумно выдохнула. Происходящее отозвалось в ней восторженной дрожью. — Чем вы лучше животного, если не можете себя контролировать? Теперь ваше удовольствие будет полностью в моей власти. Это преподаст вам урок. — А что насчет расследования? Я должен обсуждать с вами поиски похитителей прямо так? — Воспринимайте это как часть наказания. В такие моменты можете вести себя как обычно. Придется нелегко, но разве вы не находите это обстоятельство… возбуждающим? — Ваш дьявольский ум, мадемуазель… Посмотрите сами. Александр одним взглядом указал вниз — туда, где его член торчал из расстегнутых брюк, контрастным пятном выступая на фоне темно-серой ткани. Казалось, он даже подрагивал от напряжения. И если накануне Рене не удалось толком ничего разглядеть, то теперь она с уверенностью могла сказать, что выглядел он… внушительно. — Не вздумайте прикасаться к себе без моего разрешения. — Разумеется. Позволите дать вам небольшое напутствие? Прежде чем мы приступим. С трудом оторвав взгляд от его паха, она взглянула Александру в глаза и в очередной раз поразилась его умению сохранять внешнюю невозмутимость. — Говорите. — Ваша обида на меня… Я даже не предполагал, что все дело в этом. В моем представлении вы всегда были лишь мелочной, жадной до власти женщиной. Рене сердито подернула плечом и с вызовом произнесла: — К чему сейчас этот разговор? — Используйте эту обиду. Черпайте в ней вдохновение. Дайте мне сполна все то, что я заслуживаю. — Беспокоитесь, что без ваших советов сносной госпожи из меня не выйдет? — Боюсь, я поторопился с выводами… Из вас выйдет просто превосходная госпожа. Она настороженно прищурилась. — Мы еще не начали, а вы уже меня хвалите. — О, но мы начали. Вы были правы, мадемуазель: я не могу вести себя с вами иначе. Не когда сгораю от стыда и желания. Не с мыслью, что это вы заставляете меня, — продолжая говорить, он подходил все ближе и ближе — до тех пор, пока его торчащий член не оказался на уровне ее лица. — Как слуга, я должен превозносить мою госпожу. Ваше наказание идеально. Эта власть, которую он сам же с готовностью вложил ей в руки, кружила Рене голову. Ее дыхание становилось тяжелым и рваным, а остатки смущения уступали место беспощадной решимости. — Взгляните на себя: выставленный напоказ, зависимый, жалкий, — шептала она, наслаждаясь тем, как его тело мгновенно отзывается на ее оскорбления постыдной дрожью удовольствия. Александр все еще возвышался над ней, но в его взгляде не было превосходства — только повиновение и ненасытная похоть. И по тому, как судорожно он сжимал и разжимал кулаки, Рене поняла, что ему все сложнее сохранять самообладание. — Держите себя в руках, — строго сказала она. — Стоит ли мне напоминать, где ваше место? — Мое место — между ваших восхитительных ножек, моя госпожа, — с этими словами он опустился перед ней, приподнимая подол платья и мягко раздвигая ее колени. — Так-то лучше. Я разрешу вам кончить, но лишь когда вы хорошенько отработаете это право, — продолжала Рене, подставляя себя его ласкам. — Помните: все, на что вы годитесь — удовлетворять свою госпожу. И я приучу вас делать это незамедлительно, в любое время, буквально по щелчку моих пальцев. — Об ином я и не прошу, — выдохнул он. «Дайте мне сполна все то, что я заслуживаю», — эти слова прочно засели в ее мыслях, и, лишенное страха, пламя внутри нее разгоралось все ярче. Вскоре жар уже разливался по венам, превращая кровь в жидкий огонь. Положив руку ему на затылок, она резко потянула Александра к себе. Его лицо уткнулось ей между ног, а из горла вырвался глухой стон. — Вскоре это будет все, о чем вы сможете думать, увидев меня. Забудьте, что когда-то нашептывали этим ртом советы королю: вас будет волновать только то, как бы побыстрее засунуть свой язык мне в промежность. Удовлетворенно промычав, он ритмично задвигался между набухших от возбуждения складок. Его губы один за другим обхватывали нежные лепестки, втягивали внутрь и отпускали. Втягивали — и снова отпускали. И скоро, откидываясь назад и опираясь на локти, она уже вовсю подавалась бедрами ему навстречу. На этот раз все происходило быстрее — удивительно быстро. Маленькие вспышки удовольствия шли одна за другой, приближая разрядку. — Вы мой, Александр. Вы принадлежите мне, — ее прерывистый шепот разносился по спальне, смешиваясь с треском дров в камине и шелестом ткани. Хватка на ее бедрах усилилась. Александр поднял на нее полный желания и мольбы взгляд. Его лицо — влажное от ее соков — было сосредоточенно нахмурено, а глаза лихорадочно блестели, словно он был порядочно пьян. — Прошу, госпожа, — его голос дрогнул. — Можно мне… Когда он смотрел на нее вот так, все чувства становились острее. — Нет, пока рано. Тогда он медленно погрузил в нее сразу два пальца, и Рене непроизвольно дернулась навстречу углубляя проникновение. — Остановитесь, — наконец приказала она, и он покорно отстранился. Приятное чувство наполненности покинуло ее, оставляя после себя сводящую с ума сосущую пустоту. Александр, все еще на коленях, смотрел на нее полубезумным взглядом. Его бедра покачивались, а переполненный возбуждением член выглядел набухшим и болезненным. — Я хочу увидеть, как вы удовлетворяете себя. Без единого промедления он жадно обхватил пульсирующий орган кулаком. Его губы приоткрылись в беззвучном вздохе, веки задрожали, но он с видимым усилием заставил себя держать глаза открытыми. Постепенно, сквозь волны сладостной дрожи, он начал двигать рукой. Вверх... Вниз... Вверх… Вниз… Рене с нескрываемым удовольствием наблюдала, как он мучительно напрягается от головы до кончиков пальцев; как сила его возбуждения, готовая вот-вот обрушиться, становится почти осязаемой. Ей стало казаться, что все эти ощущения передаются и ей, с каждой секундой усиливая напряжение внизу ее живота. — Моя госпожа, я больше не могу… — хрипло прошептал он, стискивая челюсть. — Можете. Это все ваша похотливая натура: вы бы не оказались в этом положении, если бы не были таким несдержанным. Но я научу вас смирению, я научу вас терпеть. Вы уже отлично справляетесь. Он подчинился, будто в самом деле принадлежал ей, и продолжил чуть более медленно, с осторожностью, не позволяя себе перешагнуть запретную черту. Его пронизывающий взгляд оставался прикованным к ней, и Рене не сразу заметила, как ее собственные пальцы заскользили у нее между ног, словно отзеркаливая его движения. Интенсивность этого момента застала ее врасплох, и она, казалось, перестала дышать, когда вдруг услышала его голос, доносившийся как сквозь толщу воды: — Позвольте мне помочь вам, моя госпожа… Похоже, она все же сумела выразить согласие коротким кивком, потому что через мгновение уже ощущала у себя в паху горячее дыхание и совершенно распутно терлась клитором о его податливые губы. И когда он в очередной раз обхватил ее ртом и провел языком по самой чувствительной точке, пружина ощущений, сжатая внутри до предела, поддалась и выстрелила. Вскрикнув, Рене выгнулась ему навстречу, и пока ее тело содрогалось от удовольствия, он нежно удерживал и поглаживал ее дрожащие бедра. Когда ее разум вновь обрел ясность, и она села в кровати, поправляя юбки и убирая с лица растрепавшиеся влажные пряди, Александр все еще покорно ждал ее приказа, кусая губы от напряжения. — Теперь можно, — мягко приказала она. — Я разрешаю. Все еще купаясь в отголосках собственного блаженства, Рене наблюдала, как Александр весь напрягся, как закрылись его глаза и затрепетали ресницы. Наконец, он вновь взглянул на нее, вздрогнул всем телом и с последними отчаянными рывками излился в свою ладонь.

━━━━❰･❉･❱━━━━

С тех пор их встречи происходили чаще и продолжались дольше. Всего за неделю «игра», казалось, заполнила собой все их существование, а смежные комнаты быстро превратились из проклятья в настоящее благо. Что бы они не начинали — все неизбежно приходило к одному и тому же. Грань между деловым и личным, и без того зыбкая, вскоре окончательно стерлась, сдавшись перед телесными желаниями, а дни смешались в одно бесконечное марево удовольствия. Пока его язык скользил по ее надрывно ноющей плоти, она, раскинувшись в кресле, рассказывала ему о побеге Гортензии или об интригах маркизы де Монтеспан. Пока она в качестве очередного наказания связывала ему руки корсетным шнурком, он успевал поделиться с ней итогами закрытого совета, где ей не довелось побывать. Рене не сомневалась, что Людовик бросил бы в тюрьму их обоих, если бы только знал причину, по которой они так быстро сработались. Причину, по которой, возможно, они до сих пор так и не приблизились к раскрытию заговора. Воскресным вечером она нашла Александра в одном из банкетных залов. Он стоял чуть в стороне, с невозмутимым видом наблюдая за приготовлениями к визиту андалусской посланницы. Рене поравнялась с ним и спросила, пряча лукавую улыбку: — Уделите мне минуту своего времени, месье? — Разумеется, мадемуазель де Ноай, — с выражением исключительного внимания он слегка склонил к ней голову. Длинные волосы коснулись обнаженного плеча, посылая по ее телу волну мурашек. — Оказывается, по ночам Арман посещает Луизу де Лавальер. И едва ли это касается похищения, — бегло зашептала она. — Думаю, можно смело исключать его из числа подозреваемых. — Вот как, — ответил он вполголоса. — Узнали что-то еще? — Франсуаза-Атенаис продолжает водить за нос Лу. Генерал-полковник швейцарской гвардии на коротком поводке у такой женщины? Это подозрительно. Я ей не доверяю. — Следуя вашей логике, можно сказать, что я на коротком поводке у вас. Это еще ничего не значит. — Вы? На коротком поводке? Никогда не поверю. Бросив на Александра беглый взгляд, Рене успела заметить, как уголок его губ дрогнул в полуулыбке. — Еще что-нибудь? — Когда вы собирались рассказать мне про тайный бал-маскарад? — с легким упреком спросила она. — А должен был? — он иронично выгнул бровь. Рене фыркнула. Оглядевшись и убедившись, что за ними не наблюдают, она незаметно провела рукой вдоль его спины: под плотной тканью сюртука безошибочно угадывалась тугая шнуровка. От этих прикосновений Александр едва заметно вздрогнул, но не сдвинулся с места. — О, вы в самом деле не стали его снимать, — довольно прошептала она. — Как ощущения? — Непередаваемые, — его теплое дыхание щекотало ей шею. — Вы настоящая дьяволица, мадемуазель. — Полагаю, это невероятно унизительно и страшно, — не унималась Рене. — Только вообразите, что случится, если кто-то узнает… Александр слегка напрягся, неловко переступая с ноги на ногу. Ей показалось, что его дыхание участилось. — Опять вы меня мучаете, — сказал он с притворной укоризной. — В следующий раз хорошенько подумаете, прежде чем дерзить мне при короле. — Я не стану соглашаться с вами там, где вы очевидно неправы. Если так пойдет и дальше — устанете придумывать мне наказания. — Будет вам. Вы позволяете мне это, потому что сами хотите. Потому что вам нравится, — она внимательно посмотрела на него. — Готова поспорить, вы уже на пределе. — Вам все это нравится ничуть не меньше моего. — Вздор, — нарочито надменно рассмеялась она. — Обожаю, когда вы лжете мне вот так, — протянул он, скользя взглядом по залу. — Если мы сейчас уединимся вон в том алькове за гобеленом и заглянем вам под юбку… — Никуда я с вами не пойду, — перебила его Рене, раздраженно закатывая глаза, а его самодовольная ухмылка стала только шире. Когда-то его подколы пробуждали в ней исключительно злость. Теперь же она не могла сказать наверняка, чего в ней в этот момент было больше: возмущения или возбуждения. Ей уже не терпелось оказаться с ним один на один, а внизу живота начиналось нестерпимое томление. — Так я и думал, — он многозначительно хмыкнул. — Но согласитесь: то, что мы делаем, сводит с ума нас обоих. Похоже, мы просто заменили одну проблему другой. Как бы ей ни хотелось продолжить отпираться, Рене была вынуждена признать его правоту: они по-прежнему с трудом выносили общество друг друга, но уже по другой причине. — Похоже на то, — пробормотала она, отводя взгляд. Хуже всего было то, что ее собственные мотивы больше не получалось до конца объяснить ни стремлением к запретному удовольствию, ни жаждой мести.

━━━━❰･❉･❱━━━━

Почти две недели тщетных поисков — и похитители наконец заявили о себе, прислав требования о выкупе. Поэтому пока большая часть двора наслаждалась торжественным ужином в честь прибытия посланницы, Рене наблюдала ярость короля и обсуждала варианты его ответного хода. Зал совета она покинула уже затемно, а когда Александр, воспользовавшись смежной дверью, наконец присоединился к ней, наступила полночь. — Ваша горничная? — первым делом спросил он, бегло оглядывая ее полутемную спальню. — Не знаю, где она опять пропадает, но можете не опасаться: ей запрещено тревожить меня в столь поздний час. Удовлетворенный этим ответом, Александр принялся не спеша расстегивать ширинку. Показавшийся наружу член был уже наполовину твердым. — Разве я не наградила вас за выдержку, отменив это наказание? — брови Рене удивленно поползли вверх. — Я всегда находил его особенно… стимулирующим. Быть может, госпожа не откажет мне в удовольствии? — его глаза хитро прищурились, и она, сама того не желая, рассмеялась. — В таком случае — прошу. Сколько угодно. Госпоже приятно видеть такое… рвение. — Я мог бы помочь раздеться и вам, — неожиданно предложил он и поспешил пояснить. — Раз уж ваша прислуга не справляется со своими обязанностями. Его слова породили в ней странное тепло, не имеющее ничего общего с возбуждением. Поворачиваясь к нему спиной, она тихо ответила: — Хорошо. Это безусловно лучше, чем самой пытаться справиться со шнуровкой. Предусмотрительно сохраняя между ними дистанцию, Александр остановился позади нее и принялся осторожно распускать атласные ленты. Рене почти не ощущала его прикосновений — настолько легкими и мимолетными они были, и когда платье шелковой волной соскользнуло к ее ногам, она даже вздрогнула от неожиданности. — Боюсь, я должен вам новый корсет, — вдруг произнес он. — Что случилось с моим? — Пришлось второпях снимать его перед аудиенцией с королем… Я посчитал, что это было бы слишком непристойно даже для нас с вами, — в его голосе ей почудился едва сдерживаемый смех. — А вы не боитесь получить очередное наказание? — От вас, моя госпожа? С радостью. Александр как раз стянул с нее корсет, и Рене стремительно развернулась, оказываясь с ним практически лицом к лицу. Высвободившаяся из жесткого плена грудь тут же призывно заколыхалась, а в его взгляде мелькнуло нечто смутно напоминавшее испуг: непривычная робость, которую она никогда прежде там не замечала. Мгновение — и видение пропало, уступив место спокойной уверенности. Рене неловко опустила глаза, но только еще больше смутилась, увидев, что его мужской орган уже вздымается перед ней, подрагивая от нетерпения. Внезапно возникшая потребность прикоснуться к нему окончательно вывела ее из равновесия и, поспешно отворачиваясь, она быстро зашагала к большому, обитому бархатом креслу. — Людовик остался верным своему решению? — бросила она через плечо с деланным равнодушием. — Утром будет объявлена награда в обмен на любую информацию о дофине. Под этим предлогом мои люди перевернут вверх дном каждый дом в окрестностях Версаля. Рене опустилась в кресло и, широко разведя ноги, по очереди перекинула их через подлокотники. — Я все еще считаю, что королю следует просто заплатить похитителям. Что такое деньги по сравнению с жизнью его сына? — У него нет этих денег, моя госпожа, — хмуро ответил он, устраиваясь перед ней на коленях и принимаясь аккуратно закатывать подол сорочки вверх, к животу, — а ставка на такой заем была бы просто грабительской. На комоде у Рене за спиной горели свечи, и, глядя на Александра сверху вниз, она невольно залюбовалась отблесками пламени в его зрачках. Ее возбужденные соски натянули шелк сорочки, а внутри зашевелилось неясное беспокойство. — И все же я не могу перестать думать о том, почему они так долго ждали, прежде чем выдвинуть свои требования. Это так глупо… — Рене закусила губу, когда он вдруг скользнул ладонями по ее икрам — прямиком к нежной коже на внутренней стороне бедер. — Выглядит так, словно все это время заговорщики пытались замести следы. Что если они действительно рядом? Ближе, чем мы думаем? — Мы с вами уже предполагали наличие предателя. За обозначенными местами передачи выкупа все равно будут следить. Я уверен, что теперь мы их не упустим. — Я тоже надеюсь на это, — очередное прикосновение — и она шумно выдохнула, раздвигая ноги еще шире. — А теперь достаточно разговоров. Приступайте к делу. То ли взбудораженный событиями прошедшего вечера, то ли по каким-то иным, ему одному известным причинам, но на этот раз Александр действовал с особым старанием. Каждое движение языка, каждое касание губ заставляло Рене поскуливать от удовольствия, и это, казалось, распаляло его еще больше. Однако стоило ей приблизиться к разрядке — желанное ощущение ускользало. Зыбкое, неуловимое, оно будто бы дразнило ее, оставляя неудовлетворенной и разбитой. Так продолжалось снова и снова — и три или четыре попытки спустя она разочарованно простонала: — Я не могу, — ноты отчаяния в ее голосе непозволительно явные. — Моя госпожа? — Александр поднял на нее полные искреннего недоумения глаза. От одного только взгляда на него у нее в груди вдруг стало невыносимо тесно. — Я не могу, — сдавленно повторила она, едва не плача: внутри нее что-то сломалось. Что-то было исключительно не в порядке, и она не понимала, как себе помочь. От неразрешенного напряжения тело нещадно ныло и горело. Дрожащими пальцами она потянулась к вороту сорочки, дернула за завязки и решительно оттянула тонкую ткань вниз, обнажая одну за другой тяжелые, налитые от возбуждения груди. По очереди сдавливая их руками, Рене буквально зашипела от остроты нахлынувших ощущений. «Одно правило. Ничего не случится, если нарушить всего лишь одно правило», — успокаивала она себя. — Я… Я разрешаю… Нет, я приказываю вам. Сделайте уже хоть что-нибудь! Ей не пришлось уточнять, что она имела в виду: привстав на одно колено, Александр склонился над ней и жадно припал ртом к ее груди. Легкая щетина кольнула нежную кожу, а губы сомкнулись на набухшем соске, втягивая его внутрь и перекатывая языком под ее протяжные вздохи. Другой рукой он наглаживал вторую грудь — то бережно массируя, то сжимая с нарастающей грубостью. Когда за этим последовал осторожный укус, Рене выгнулась и громко застонала. — Такая мягкая, такая податливая, — шептал он в промежутках между ласками, и его дыхание щекотало ее влажную кожу, а звуки голоса отдавались волнующей тяжестью между ног. — Такая прекрасная госпожа. Это было не «всего лишь одно правило»: это была ее погибель. Но в те мгновения Рене уже ничего не могла с собой сделать: извиваясь под настойчивыми прикосновениями, она уже готова была умолять — только бы он не останавливался. — Посмотрите на меня, — с трудом произнесла она, захлебываясь страстными вздохами. Он оторвался от ее груди и поднял голову: потемневшие от вожделения глаза смотрели на нее с сытым восторгом. Разрываясь между злостью и щемящей нежностью, Рене запустила пальцы ему в волосы, сжала их в кулаке и слегка потянула. Александр едва слышно зашипел — то ли от боли, то ли от удовольствия — и его губы внезапно дрогнули в мимолетной улыбке, при виде которой у нее внутри поднялась очередная непрошенная волна тепла. И тогда она наконец подчинилась необъяснимому движению своей души: не в силах отвести взгляд и продолжая тянуть его за волосы, скользнула кончиками пальцев по его щеке — робко, трепетно и неожиданно нежно. Смущенный и растерянный, он вдруг с шумом втянул носом воздух и, прикрыв глаза, порывисто прильнул к ее руке. Давление внизу живота стало нестерпимым. В отчаянном жесте она обхватила его за плечи и привлекла к себе. Александр неловко навалился сверху, едва успев опереться о кресло рукой, а его член, горячий и пульсирующий, оказался прижат прямо к ее бедру. Эта новая близость пугала и возбуждала одновременно, и вскоре яркие потоки удовольствия уже разливались по всему ее телу: оно дрожало и гудело, словно натянутая струна. И когда, подобно финальному аккорду, его пальцы ворвались ей между ног и ритмично задвигались, долгожданное наслаждение наконец обрушилось на нее, сметая остатки контроля. Зажмурившись, она продолжала изо всех сил цепляться за него и не отпустила, даже когда Александр вдруг резко дернулся и попытался освободиться. В следующее мгновение, громко и часто дыша, он весь задрожал, а там, где его пах вжимался в нее, стало влажно и горячо. Осознание произошедшего было подобно раскату грома. Александр тотчас отпрянул от нее и вскочил на ноги, отталкиваясь от кресла руками. — Простите, госпожа, я… — он замолчал, когда Рене, не открывая глаз, судорожно замотала головой из стороны в сторону. В комнате стало пронзительно тихо: все звуки исчезли, оставляя лишь гул крови в ушах и глухие удары сердца. Но даже тогда — даже с закрытыми глазами — Рене ощущала его присутствие. Ощущала на себе его внимательный взгляд. Вскоре она почувствовала мягкие прикосновения влажной ткани к своим бедрам и животу. Как он бережно берет ее ноги, спуская с подлокотников. Как поправляет на ней сорочку, а подол мягко скользит вниз, скрывая разгоряченное тело от ночной прохлады. — Рене… Услышав свое имя, она всхлипнула и закрыла лицо руками. — Прошу, уходите. Пожалуйста. Она не слышала его шагов и поэтому долгое время боялась пошевелиться. И только когда до нее донесся скрип закрывающейся двери, Рене наконец обессиленно повалилась на бок, подтягивая колени к себе.

━━━━❰･❉･❱━━━━

Все следующее утро Рене старалась держаться как можно дальше от своей спальни. Она бежала от воспоминаний, которые отныне там поселились, от назойливых мыслей и от любой — даже самой незначительной — вероятности снова оказаться с Александром с глазу на глаз. По странной иронии, он настиг ее там, где она меньше всего ожидала его увидеть. «Триумф Вакха» уже успел изрядно ей наскучить, когда слева вдруг раздалось негромкое: — Мадемуазель, это место свободно? Она специально расположилась с краю, подальше от толпы — в надежде, что ее не потревожат. — С каких пор вы посещаете представления в качестве зрителя? — мельком посмотрев на него, Рене поспешила перевести взгляд обратно на сцену. — Разве камердинеру не полагается в это время обслуживать нужды короля? — Полагаю, у интенданта Версаля иные обыкновения, — невозмутимо парировал Александр и, не дожидаясь ответа, устроился рядом. Все остальные места были уже заняты, и едва ли она могла всерьез просить его убраться. — Что ж, не хочу вас расстраивать, но для своего первого выхода в свет вы выбрали не лучшую пьесу. Самое увлекательное здесь — это вино для гостей. Александр насмешливо хмыкнул, а она мысленно поблагодарила всех известных ей богов за то, что сама ограничилась одним бокалом. Он сидел не ближе, чем обычно располагаются друг к другу зрители, но Рене казалось, что она ощущает исходящее от него тепло. Их плечи даже не соприкасались — и все же вся ее кожа горела. Она желала его так сильно, как не желала никого другого. Его самого, а не только идею власти над ним. Он мог сколько угодно называть ее своей госпожой, но ее тело принадлежало ему. Ее тело слушалось его. И Рене не сомневалась, что Александр тоже знает это. Знает со всей очевидностью. — Гинея за ваши мысли, — вкрадчивый шепот, раздавшийся у самого уха, заставил ее вздрогнуть. — Поверьте, они того не стоят. — Готов поспорить, что они стоят гораздо больше. Она вновь искоса посмотрела на Александра, надеясь отыскать в его лице намек на страсть, на уже привычное вожделение — только не на то, что он просто был рад находиться здесь, рядом с ней. Что в этот момент он искал ее общества не как нетерпеливый любовник или вынужденный союзник — а как человек ищет человека. Ей стало трудно дышать. — Мне нужно отойти, — пробормотала она, пряча глаза. — Одной. — Что-то случилось, мадемуазель? — Все в порядке, — Рене вскочила с места, обращая на себя несколько удивленных взглядов. — Я скоро вернусь. Она поспешила в направлении садового лабиринта, точно понимания, что не вернется. Что, будь это возможно, она мчалась бы, не оглядываясь, до самого Парижа. Эти мысли — о которых он посмел так беспечно спрашивать — пугали ее едва ли не больше, чем ночной сумрак, стремительно опускавшийся на изгибы лабиринта и наполнявший его зловещими тенями. Ее внимание привлек внезапный шорох: из-за живой изгороди показался мужчина в потрепанном кафтане и высоких охотничьих сапогах. Он озирался по сторонам, словно опасаясь, что его увидят, и Рене запоздало поняла, где находится. Проверив один из тайников для передачи денег и убедившись, что тот пуст, незнакомец, чертыхаясь, двинулся прочь. Рене, не раздумывая, последовала за ним. Тем вечером она возвращалась во дворец, прижимая к себе измученного наследника Франции.

━━━━❰･❉･❱━━━━

Следом за возвращением дофина, двор погряз в страшной суматохе: все только и говорили, что о болезни королевы Анны да о надвигающейся войне с Испанией. Людовика отныне занимали другие вопросы, и едва ли он заметил, что два его главных шпиона вновь избегают друг друга. Хотя это скорее Рене избегала Александра, нежели наоборот, он ее поведению явно потворствовал: не искал с ней встреч и не задерживался поблизости дольше, чем было абсолютно необходимо. Первое время это казалось благословением, но накануне бала-маскарада она была уже готова принять свое поражение и признать, что скучает. Скучает по остроумным диалогам и взаимным колкостям. По ярким ощущениям, которые дарила ей их «игра». По комнате с горящим камином, где все время задернуты шторы. Даже по отвратительно крепкому чаю, в котором горечь корицы ощущается чуть ли не сильнее, чем сам напиток: ни с кем другим она не осмелилась бы так явно этому возмущаться. Никто другой не стал бы потом заваривать ей этот чай посреди ночи, снисходительно разбавляя сливками. И все это можно было списать на силу привычки, если бы не ее исключительная реакция на его близость. Стоило им все-таки оказаться в одном помещении, как каждый его взгляд, пронзительный и жадный, украдкой брошенный в ее сторону, заставлял Рене смертельно краснеть и трепетать от возбуждения. Чем дольше они пребывали порознь, тем острее Рене осознавала, что вовсе не «игра», какой бы смелой и страстной она ни была, породила в ней эту болезненную зависимость. «Игра» возникла лишь благодаря им двоим, и ни с кем другим она не могла повториться. Их обоюдное навязчивое влечение было всегда: оно уходило корнями в их природу, в их подлинную суть. Лжец и воровка, шпион и придворная интриганка — как две стороны одной и той же монеты. Как слуга и его госпожа. Между наполненными бессмысленными хлопотами днями и бессонными ночами, когда она, грезя об Александре, исступленно наглаживала себя между ног, Рене так и не сумела решить, что ей делать с организаторами похищения. Формально заговор так и не был раскрыт, и она собиралась это исправить. Бал стал бы идеальным моментом для конфронтации. Но пока Франсуаза-Атенаис вилась вокруг короля, а Лу де Роган заливал свои беды вином, Рене стояла посреди нарядно украшенного зала, чувствуя себя потерянной и совершенно бесполезной. Она могла просто разоблачить их перед Людовиком, либо шантажом заставить работать на себя. В крайнем случае, они могли просто бесследно исчезнуть. Этот выбор не должен был вызывать столько метаний. Прежде она бы просто сделала то, что наилучшим образом укрепит ее позиции при дворе. Может, даже свалила бы вину на кого-то третьего. Но теперь… «В конце концов, мы вели это расследование вместе. Будет только справедливо, если я спрошу его мнение», — решение наконец поговорить с Александром она объяснила себе именно этим. Рене без особых усилий нашла его среди гостей и едва не пожалела об этом: по одному только взгляду ей стало очевидно, что Александр понял ее без слов. Он был решительно прекрасен в своем самодовольстве — гордом и уверенном, но неожиданно лишенном злорадства. И она впервые подумала, что, возможно, это не она проиграла. Возможно, по невероятному стечению обстоятельств, от их нелепого соглашения выиграли они оба. Рене тихо проследовала за ним из бального зала и дальше по коридору — до скрытого гобеленом алькова. Оказавшись внутри, она первым делом придирчиво оглядела своего спутника, и, несмотря на скверное освещение, ей сразу бросилось в глаза то, как вызывающе были натянуты в паху его брюки. — Теперь понятно, почему вы прятались за троном, в тени, — наигранное ехидство в ее голосе меркло на фоне того, с каким откровенным вожделением это было сказано. Он ничего ей не ответил, но в окружавшей их тишине его неровное дыхание говорило само за себя. И когда ее пальцы, подгоняемые лихорадочным биением пульса, проворно скользнули вниз, расстегивая ширинку, Александр лишь тяжело выдохнул и слегка оперся о стену рукой. — Вот, так гораздо лучше, — промурлыкала она, помогая вытащить наружу потемневший от прилива крови и опутанный тугими канатами вен орган. Он уже буквально сочился от возбуждения. Ноздри защекотал его запах — терпкий, мускусный — и тянущее чувство внизу живота только усилилось. Поддавшись искушению, Рене сделала шаг вперед и с непривычным трепетом провела ладонью вдоль всей длины. Она впервые дотрагивалась до него вот так, и Александр тихо зашипел, вздрагивая от ее прикосновений. То, что он не остановил ее, придало ей смелости. Удерживая его взгляд, Рене мягко коснулась пальцем самого кончика, подхватила выступившую на поверхности прозрачную каплю и отправила в рот. Глаза Александра удивленно расширились при виде того, как сладко она при этом облизала губы. Тело разбила волна дрожи, а скулы окрасились уже привычным румянцем. Его взгляд метнулся вниз — туда, где, скрытое под пышными юбками, ее лоно изнывало от желания. Рене чувствовала, как оно истекает соками, как ткань нижнего платья липнет к влажным бедрам. — Могу я?.. — спросил Александр, приподнимая руку в вопрошающем жесте, и внезапно улыбнулся ей — улыбнулся как-то по-особенному, одними уголками губ. Во рту пересохло. Несколько глухих ударов сердца — и она была около него, одной рукой спешно задирая юбки, а другой — зарываясь ему в волосы и притягивая к себе в иссушающем поцелуе. Его пальцы почти сразу оказались внутри нее, и Рене с благодарным вздохом всем весом вжалась в его ладонь. Он одобрительно застонал, чувствуя, как ее тело выгибается ему навстречу, и от одного этого звука у нее едва не подкосились колени. Она прижалась к нему еще сильнее, буквально насаживая себя на его руку. Страсть, с которой Александр набросился на ее губы, то хищно прикусывая, то лаская их языком, не оставила ей никаких сомнений: она не была одинока в своей одержимости. Распиравшее ее чувство, чем бы оно ни было, оказалось обоюдным. — Я едва не кончил, пока наблюдал за вами этим вечером, — прошептал он, когда они наконец прервали поцелуй. — Думал, вы никогда оттуда не уйдете. При этих словах его горячая плоть, зажатая между их телами, непроизвольно дернулась. — Все исключительно ради дела, — она вновь потянулась к его паху, возобновляя ласки. — Я даже не танцевала ни с кем. — Естественно, нет. Я бы этого не допустил, — в его голосе появился едва уловимый холодок. Рене знала этот тон — тот самый, которым он когда-то говорил: «Вы моя, Рене. Вы принадлежите мне». Только теперь это имело бы абсолютно иной смысл. — К чему эта строгость? Не забывайте, кто вернул королю сына, — его пальцы продолжали двигаться в ней, и каждое слово вырывалось из ее горла с легким придыханием. — Я имела бы полное право расслабиться и получать удовольствие. — А вот с этим я как раз готов вам помочь… Когда он вдруг скользнул языком по ее шее, Рене вздрогнула от неожиданности и непроизвольно сжала его напряженный орган рукой. Рывок бедрами. Прикушенная мочка. Судорожный выдох. — Знаете, в самом начале у меня были мысли повесить вину за похищение на вас… — неожиданно для самой себя призналась Рене, роняя голову ему на грудь. — На меня? — Не делайте вид, будто удивлены. Но потом я поняла, что не хочу терять такого… преданного слугу. Она скорее почувствовала его смех, чем услышала его. — По правде говоря, я тоже когда-то строил планы по вашему низвержению: отправить вас обратно — гнить в том болоте, из которого я вас когда-то вытащил… — В самом деле? — она немного отстранилась, вглядываясь в его лицо. Но в словах Александра не было настоящей злобы, только шутливая ирония, и Рене с удивлением обнаружила, что губы ее неудержимо расплываются в улыбке. — …но потом я понял, что не могу так поступить с моей прекрасной госпожой. — Очаровательно. И все-таки вы говорите о своей госпоже или обо мне, о Рене де Ноай? — Вы знаете ответ. — Я хочу быть уверена, что Вы тоже его знаете. — О, я знаю. Словно в подтверждение своих слов Александр подхватил ее под бедра и, развернувшись вместе с ней, прижал своим телом к стене. Рене сама направила его рукой, и он одним долгим, медленным движением вошел в нее, заполняя ноющую пустоту. Заключив лицо Александра в ладони и сомкнув за его спиной ноги, Рене изо всех сил подалась вперед. Когда они почти одновременно вздрогнули и сдавленно простонали друг другу в губы, накопившееся желание наконец вырвалось наружу, воплощаясь в стремительных движениях и яростных поцелуях. Пока она при каждом толчке слегка подскакивала вверх, а затем опускалась вниз, ее мышцы беспомощно растягивались, вбирая в себя все больше и больше его плоти. Налившаяся от возбуждения грудь вжималась в твердый торс, заставляя Рене тихонько всхлипывать от нетерпения. Сладостные ощущения нарастали до тех пор, пока под неистовый стук крови в висках ее тело наконец не сжалось и не затряслось в желанной разрядке. В этот миг Рене ощущала себя водой. Волной, набегающей на берег и разбивающейся о скалы: гибкой, рвущейся вперед, бурлящей. И сквозь этот странный морок она почувствовала, как он, найдя свое собственное освобождение, уже пульсирует внутри. Как между бедер становится особенно жарко и влажно. Еще несколько мгновений Александр прижимал ее к себе, а потом бережно опустил вниз и, не говоря ни слова, прижался лбом к ее волосам. Некоторое время они так и стояли, тяжело дыша, держась за руки и перебирая пальцы друг друга. — Вы так и не представили королю виновников заговора… — наконец вполголоса проговорил Александр. — Я слишком долго не могла определиться с их дальнейшей судьбой. — Назовите свою цель, коварная женщина, — он крепко сжал ее ладонь в своей. — Мы расправимся с ними вместе.