Прошел всего лишь месяц с того самого момента, как новенькая впервые попала в тот самый зал. Конечно, азиатка встретила её только тогда, когда она пришла на свою вторую тренировку. И девушке сразу стало ясно, что та впервые занимается в настолько огромном зале. Этот волейбольный зал, скорее всего, был в разы больше тех, где ей доводилось тренироваться. Ведь залы для физкультуры не могли идти в какое-либо сравнение с профессиональным. Как глупо.
Впервые увидев, как она играет, девушка испытала лишь презрение. Андрей Александрович сделал ей действительно огромное одолжение, позволив тренироваться в «Иксэлси» с её невероятно низким уровнем. Это ведь один из самых популярных спортивных комплексов во всем Екатеринбурге. И многие спортсмены оттуда уже в подростковом возрасте претендуют на перевод в московский павильон.
Сегодня её что-то не было видно. Но азиатка хорошо помнила, что она ни разу не опаздывала. И тренировок не пропускала ни под каким предлогом. Но даже если она в кои то веке и не придет, то все равно ничего не изменится.
И вот, наконец, она показалась. Отворив дверь раздевалки, девушка молча прошла к своему шкафчику, стараясь быть более незаметной и не привлекать ненужного внимания. Но только она открыла дверцу, повернувшись спиной к раздевалке, тут же послышался шепот спортсменок. Они даже уже не стеснялись откровенно поливать грязью новенькую на ухо своим подругам. Да еще и шептали специально не тихо, чтобы было слышно подружкам, которые сидели рядом и грели уши, наклоняясь как можно ближе, чтобы расслышать все комментарии и едкие замечания.
Она села на лавку под шкафчиками и, стараясь игнорировать их, принялась развязывать шнурки на ботинках, снимая один за другим. Девушка аккуратно поставила их рядом, стащила кофту и начала развязывать затягивающую веревку на спортивных штанах. Чтобы как можно меньше давать повода для издевательств, она специально под штаны поддевала шорты, а под кофту — футболку. Но, возможно, и для того, чтобы быстрее переодеваться. Так делали многие.
Она сняла спортивные штаны, обнажив ноги. На её коленках красовались фиолетово-красные синяки. А на икрах ссадины. И как только подняла штаны для того, чтобы сложить, мгновенно вздрогнула. Видимо, знакомый голос с нотками издевки вывел её из размышлений.
— Ой, Аликá, — мгновенно раздался очень наигранно-добрый голос Паулины, будто она все это время наблюдала и только и ждала, чтобы отпустить хоть какое-нибудь оскорбление под видом шутки, — А почему у нас синяки на коленках-то, м? Неужто тренеру после тренировок отсасываешь, чтобы он тебя отсюда не выпер?
Воцарилась практически звенящая тишина, которую в одну секунду разрезал оглушающий хохот. Аликá лишь слегка сжала губы и свела брови к переносице, проигнорировав это. Она совсем и не подумала, что синяки могут тоже спровоцировать издевки. Хотя это же была Паулина. Она была способна зацепиться за что угодно и отпустить ядовитый комментарий.
Тем временем девушка азиатской внешности, переодевающаяся в другом конце раздевалки, только лишь бросила устало-недовольный взгляд в сторону Алики. Она полностью понимала поведение Паулины, но буллинг все равно считала неприемлемым. И в защиту новенькой вставать тоже не считала нужным. Ведь Алика раздражала и её саму. Но, тем не менее, в эту ситуацию никак не лезла, предпочитая занимать нейтральную позицию.
В один из дней, когда большинство людей не смогли прийти и собрались только Паулина, Мила и Лена, пришла Алика. Лена, обрадованная тем, что они смогут поиграть два на два, побежала рассказывать Паулине, что пришел еще один человек. Блондинка радостная прибежала в разделку с криком: «ура, нас четыре!», но тут же, заметив Алику, окинула её презрительным взглядом, зло выдохнула и бросила: «а нет, нас три». И вышла прочь из раздевалки.
И именно эта вещь еще больше и сплотила команду (хотя, казалось, сплоченнее некуда). Ненависть к новой спортсменке, свалившейся буквально с неба, чьи навыки ограничивались физкультурой с пятого класса. Отвратительно.
Она только-только натянула майку, думая о том, что все же плющить новенькую — это перебор. Достаточно будет просто не замечать её присутствия, как к ней подскочила Лена.
Лена, кстати, тоже была новенькой. Но она пришла на неделю раньше, чем Алика, и умела гораздо больше. Так что бурятка мгновенно приняла её в свой узкий круг общения. Ведь и человеком Ленка была хорошим. В отличии от Алики. Лена была открытой и доброй девушкой, а Алика была замкнутой и держалась очень обособленно.
Новенькая постоянно замыкала вытянутые руки в замке, заводя их то за спину, то держа перед собой. И взгляд у нее всегда был пустой, безразличный. А на все замечания тренера она отвечала односложно, что ограничивалось «хорошо» или «поняла». Будто она слов других не знала. Длинные волосы были заплетены, а челка заколота. Возможно, Паулина на нее регулярно набрасывается из-за того, что у них более-менее одинаковые челки. Только Алика её постоянно закалывает, а блондинка — нет.
Она много раз закашливалась и теряла координацию. А иногда и вовсе после приема, когда вставала, то у нее на ровном месте заплетались ноги. На нее временами даже смотреть противно было. А чтобы общаться.?
Но Лена Силкович могла найти общий язык абсолютно со всеми. В этом девушка убедилась быстро, когда Силкович заговорила с новенькой, и та даже начала ей отвечать. Ведь, как и было сказано раньше, Алика была очень отстраненной и еще ни с кем здесь не общалась. Даже подойти и слова сказать не считала нужным. Но Ленка быстро более-менее разговорила её и даже номер выпросила.
Но бурятке такие вещи были не интересны. Ей совершенно не нужно было поддерживать с командой хорошие отношения. Если ты умеешь играть, то уважение здесь заработать достаточно просто. Все, чего она хотела — это построить достойную спортивную карьеру. И шла она к этому довольно долго, ведь приняла такое решение около трех лет назад. И сейчас играла почти лучше всех, подавая так, что у остальных отвисала челюсть и отбивались предплечья. Она даже и не сомневалась, что проход в московский молодежный «Иксэлси» был ей обеспечен, если она продолжит совершенствовать свою технику.
У нее не было времени, чтобы кого-то жалеть. Ведь на первом месте были не отношения с командой, а совершенствование техники. До этой новенькой ей дела не было. Она и не присоединялась к обидчикам, и защищать Алику тоже не собиралась. Так даже лучше. Пусть та осознает, что спорт — это всегда боль. Что если ты сунулся в большой спорт, то будь добр, соответствуй установленным тут правилам. А если не можешь, то скатертью дорога.
Лена рядом тоже переодевалась и что-то весело щебетала про то, как у нее прошел день, как она написала олимпиады и про другие будничные новости. Как ни странно, азиатку это не раздражало. Это скорее за месяц стало чем-то будничным, как играющее на фоне радио. Ведь Силкович вопросы перестала задавать, когда девушка достаточно доходчиво дала понять, что отвечать на них не намерена. Это был еще один существенный плюс в её характере. Ведь азиатка сразу проникалась уважением к тем людям, которым по два раза говорить не нужно. И терпеть не могла тех, которые пока в рожу не получат, не понимают.
— Эй, Милка, — из размышлений бурятку вывела Паулина, которая явно хотела у нее что-то узнать, — Как поиски парня?
— Какой парень, Паулина? — устало, но по-прежнему равнодушно протянула Мила, закатывая глаза и натягивая синие шорты с красными вставками, — Я не хочу ни с кем встречаться. Мне никто не нужен. У меня на первом месте всегда волейбол. Если такой человек и появится, то я точно умру.
Хотя и шутить совсем Мила не любила, но прозвучало это как шутка, поэтому многие рассмеялись.
— Да ладно тебе, Милка, — отмахнулась Паулина, — Я знаю одного человека. Вас срочно нужно свести. Он такой хороший! И, кстати, тоже бурят. И красивый такой! Прям не хуже самых красивых парней из дорам. Вы должны сходить на свидание! Какие у тебя любимые цветы?
— Никакие, — отрезала спортсменка, завязывая шнурки. Она очень часто использовала в своей речи отрицательно-неопределенные местоимения, чтобы этим показать то, что тот или иной разговор ей не интересен. Но этот случай был другим. Она была какой-то неправильной девушкой. Ей цветы и правда не нравились. Тут она не соврала. У нее не было любимых цветов. Она даже с уверенностью могла сказать, что и вовсе не любит их.
— Ох, какая ты бука, Мила. Значит, если не хочешь говорить, значит, подарит какие подарит!
— Паулина. Мне не нужны никакие парни. Ни буряты, ни русские. Уяснила? — вкрадчиво ответила Мила, злобно затянув последний бантик на шнурках.
— Да, точно, — посмеиваясь, добавила Наташа, — Мила у нас, эта, волейболосексуал!
И эту уже штуку девочки тоже оценили, сопровождая смех еще какими-то комментариями. Бурятка лишь хмыкнула, чуть сведя брови к переносице.
До этого все было более-менее спокойно. Точнее до сентября этого года, пока на пороге спортивного зала не появилась Алика. Женская подростковая «Икселси» была командой дружной и сплоченной. А в этом году, с приходом двух новеньких — а новеньких сразу в старшую группу не приходило вот уже четыре года! — Паулина будто с цепи сорвалась. Появление Лены не считается, она очень быстро влилась в коллектив. Но вот Алика… была буквально белой вороной. И даже в этом есть что-то смешное, ведь абсолютно вся команда носила черные наколенники. А она белые.
Чтобы Паулина кого-то плющила, Мила до этого момента и представить не могла. Хотя и знала, что характер у блондинки не сахар. Пока их команда была уже устоявшейся, максимум, что могла Паулина, так это кого-то пнуть или обозвать. Но чтобы гнобить… нет. Азиатка её совсем не узнавала. Хоть это и было неожиданно, но все же Миле было безразлично. Главное, чтобы не мешали тренироваться ей. Несмотря на высокий статус женской подростковой «Икселси» оттуда в спорт собиралось пока всего три человека. Остальные играли для себя. Поэтому к этой команде она не считала нужным привязываться. А пасы, которые давала Паулина, мог дать кто угодно.
Хоть с начала этого года все и пошло не совсем удачно и даже странно, но все же существенных изменений или проблем не было. Все шло, как шло, вот уже второй месяц. Близились соревнования с «Верой». Одной из самых сильных команд в префектуре, которой постоянно проигрывала как и женская «Икселси» так и мужская. Команда, в которой играла Мила, еще ни разу за десять лет не получала первенство в Екатеринбурге. И то, что её команда слишком слаба, чтобы быть первыми в городе, слишком злило Милу. Слишком раздражал проигрыш за проигрышем. Раздражала неудача за неудачей.
И, несмотря на свое обычное спокойствие, бурятка была на взводе. Ведь если ошибется не она, так обязательно кто-то другой. И они опять не возьмут первенство, и их обойдет «Вера». Но все шло как шло. Это уже каждый год становилось чем-то обыденным, совершенно привычным.
До одного момента.
— Ну вот, сколько раз вам повторять! — устало, но злобно проговорил Андрей Александрович. Тренировка уже закончилась, и он просто хотел сказать напоследок несколько слов, как он обычно это и делает, — Не «Икселси», а «Десять Лиг Чемпионов»! Это вот те придурки на станции метро даже написали. Десять, а не икс, суки! Ясно вам? Ну хоть вы-то не позорьте нашу команду, а то сами-то между собой шушукаетесь, думаете, я не слышу? А вот, оказывается слышу. Еще раз замечу — заставлю кругов десять бежать, поняли?
После этой тренировки Мила последняя вышла из спортивного зала. Хотя всегда наоборот, после сборки мячей очень быстро переодевалась и выходила первая. Это подмечала еще и Лена, когда привязалась к Алике, пока они шли до метро.
Силкович много болтала, а новенькая только слушала и качала головой. И даже прямые вопросы обходила стороной или отвечала на них довольно уклончиво. Именно это Миле и рассказала Лена. Что новенькая точно не мастер в словесном искусстве. Она даже шутки не шутит.
А Алика, видимо, запомнила, что Мила всегда уходит первой. И если она не увидела, как спортсменка уходит, что вполне вероятно, что она уже давно вышла. Вот она и думала, что как только все выйдут, она останется одна. Но сегодня случилось совсем не так.
Сегодня Андрей Александрович сразу после тренировки оставил её заполнить какие-то документы, чтобы подать их в «Венеру». Чему Мила — несмотря на свою обычную черствость — не могла не радоваться. Ведь если документы примут, то она точно устоится на том тепленьком местечке, о котором всегда мечтала. Поэтому охотно осталась на подольше, чтобы заполнить бланки и анкеты в наилучшем виде. Потому что «Венера» — извините, пожалуйста, — специальная волейбольная команда исключительно для девушек-спортсменок. И один из главных филиалов располагался где? Правильно, в Москве. Он еще и сообщался с мужским волейбольным клубом «Марс». Так что Миле переживать не следовало. Точно в девках не останется. Потому что эти две команды были в довольно тесных отношениях.
Она вышла из тренерской в наилучшем своем расположении духа. Ей казалось, что её уже приняли и она скоро станет частью чего-то значимого. Она, учась в одиннадцатом классе, даже не задумывалась об экзаменах. Потому что ей это все было не нужно. С такими-то способностями её точно куда-нибудь да возьмут. Если не в «Венеру» (а, хотелось бы в «Венеру»), то в «Петарду». Если не в «Петарду», то куда-нибудь точно возьмут.
И вот, вся сияя, (увидел бы кто Милу в таком виде — не поверил) она выходила из зала в пустую разделку и хотела быстро переодеться, чтобы идти до метро и думать, думать, думать. Только о своей будущей карьере, о том, как она будет популярна, и о том, какие у нее будут толпы поклонников.
Но перед этим она хотела быстро забежать в туалет. Улыбаясь, она одним рывком отворила дверь туалета и замерла: перед унитазом на коленях сидела Алика. Она только закончила выплевывать остатки еды вперемешку с кровью и ядовито-желтыми цветами. А потом новенькая вздрогнула и перевела взгляд на дверной проём: там стояла Мила с распахнутыми глазами и отвисшей челюстью.
— Ты… ты… — бегло оглядывая Алику взглядом, полным отвращения, пыталась что-то из себя выдавить Мила, — Ты что тут творишь?
Новенькая уже хотела ответить, как очередная партия желтых цветов вместе с кровью снова вырвалась наружу. Увидев весь процесс от начала и до конца, бурятку саму затошнило, и она зажала рот ладонью.
— Ничего. Тебе в туалет нужно? — Как ни в чем ни бывало, спросила Алика, стирая струйку крови изо рта запястьем, не отрывая внимательного взгляда от воды в унитазе.
— Нет, — соврала спортсменка, сглотнув подступивший к горлу ком, и тут же со всей силы грохнула дверью, захлопывая её, про себя проклиная чертовы туалеты комплекса, которые закрывались только на ключ.
Это что же получается? Выходит, что она больная? Тогда зачем в спорт сунулась, безмозглая? Ей с такой болезнью, где она задыхается, блюёт, кашляет и теряет ориентир в пространстве, просто необходимо круглые сутки лежать дома, а не по спортивным залам прыгать.
Самоубийца…
Нет, нет, нет!!!
Она хотела всю дорогу до дома думать о том, какой она будет знаменитой, а не о том, как блюет кровью новенькая. Вот испортила же настроение своими цветами дурацкими. И теперь Мила должна была уныло разглядывать поручни метро, вместо того, чтобы счастливой ехать домой, рассматривая черные тоннели. Жила от филиалов «Иксэлси» она далеко. И чтобы доехать от одноименной станции, ей приходилось делать аж три пересадки. Вот тебе и метро… не то, что московское. Вот там метрополитен так метрополитен! А у них? У них всего-то девять действующих станций. И разве на них можно добраться от одной точки города до другой с тремя пересадками всего лишь за час? Ведь в этот день тренировки заканчивались в девять, а ей домой еще ехать часа два или полтора. И еще уроки делать. Отвратительно.
Вот именно с этого момента все наперекосяк и пошло. Мила с тех пор нормально мимо цветочных магазинов проходить не могла. Как только она на витрине видела любые желтые цветы, то обед, съеденный еще часа два-три назад, тут же просился наружу.
И вот уже переодеваясь после тренировки, Мила спешила, как обычно, домой, но из другого конца раздевалки послышался кашель новенькой. И давно это у нее? Она ведь всегда казалась такой здоровой… спортсменка даже и подумать не могла. Иногда она закашливалась на тренировках, но все думали, что это горло. И выходила часто. А оказалось, у нее в кармане шорт всегда был целлофановый пакет, куда она всю тренировку отплевывала цветы, а потом просто выкидывала его. Бурятка и поверить не могла, что этого до сих пор, никто кроме нее не обнаружил. Но тут она услышала высокий голос Паулины с привычной издевательской интонацией.
Что называется, «накаркала».
— От слишком глубокого минета горло дерет? В следующий раз не бери так глубоко, — сказав это, блондинка, дурачась, погрозила пальцем. И снова все захохотали. Кроме Милы и Лены. Первое время шутки были правда забавными, но со временем это стало тупым издевательством, и «шутки» превратились в оскорбления.
Алика это снова проигнорировала. Но тут она зашлась очередным приступом кашля, что вызвало еще большую волну хохота. Но через несколько секунд лицо новенькой покраснело, и она, не в силах больше сдерживаться, выплюнула цветы с кровью себе на ладони. Всеобщий смех в один миг прекратился. И все стали в недоумении рассматривать руки Алики. И как только она сразу попыталась сбежать, её за плечо поймала Паулина и тут же отпустила, будто коснулась чего-то мерзкого.
— Ой, это что у тебя? И в какого же неудачника ты влюбилась, скажи мне? Хотя нет, что же я говорю, этот парень, должно быть, очень крутой, раз ты его недостойна, — и захихикала. А потом вынула из кармана Алики целлофановый пакет, набитый цветами с кровью, брезгливо держа его двумя пальцами, и тут же кинула на пол, — И как же эта хуйня у тебя в торговых центрах не пищит? Произведение искусства выносишь.
И девушки тут же поддержали Паулину громкими хлопками и смехом. Алика покраснела и, схватив пакет с пола, убежала в туалет.
— Только, пожалуйста, не залей слезами нам ободок унитаза! — крикнула ей в след Паулина, подставив раскрытую ладонь с растопыренными пальцами ко рту.
Мила и Лена переглянулись.
— Бедная, — тихо выдала Силкович, бросая беглый взгляд на дверь туалета.
— А чего не вступишься тогда, раз бедная? — ехидно спросила Мила, хмыкнув.
— Да как же я могу? Я против Паулины не пойду. А то и ей не помогу, и сама стану такой… ну, как она. Понимаешь? — грустно прошептала Лена, вздыхая.
— Нет, не понимаю. Ничего она не бедная. Пора понять, что мир не наполнен радужными красками. И что ты либо прогибаешься, либо становишься изгоем. Это закон жизни. Пора ей понять, что она не главная героиня, которая может идти наперекор людям, и ей ничего за это не будет, — серьезно, но тоже полушепотом сказала бурятка, стягивая игровую футболку.
— А ты? — спросила Лена, поднимая на девушку грустный взгляд.
— Что «я»? — не поняла Мила, скривившись и изогнув бровь.
— Ты прогнулась?
— Про что ты вообще, блять, говоришь? Иногда я тебя совершенно не понимаю, Ленка, — пробурчала доигровщик, натягивая свитер.
— Ну, если бы ты была на её месте, — попыталась объяснить Силкович, — Просто поставь себя на её место. Чтобы сделала ты?
— Я сейчас не на её месте, — отрезала Мила и стала убирать спортивную одежду в рюкзак, — И никогда себя на него не поставлю.
Лена ничего не сказала. Только лишь вздохнула. Но так печально, будто и правда хотела помочь, но не могла.
— Мила, можно я с тобой пойду сегодня до метро?
— Если за три минуты переоденешься — валяй, — ответила ей спортсменка, пожимая плечами.
Если первые два месяца новенькая выглядела и правда здоровой, то спустя еще два месяца её внешний вид все ухудшался и ухудшался. Хотя она продолжала следить за ним. У нее всегда были чистые волосы, от нее не пахло, одежда была без пятен, кроссовки чистые. Но вот с образом тела были существенные внешние проблемы. Его пропорции были искажены до неузнаваемости. Раньше её кожа была чуть смугловатой, но сейчас Алика была бледна. Болезненно бледна. Щеки впали и ребра были видны даже через футболку. Пальцы стали очень тонкими, что перебинтовывать их тейпами стало необходимо. А её запястье, казалось, можно обхватить большим и мизинцем. У нее потускнели волосы, и губы стали бледнее. Она сейчас как две капли воды походила на живого мертвеца.
Алика, безусловно, старалась играть, но все время терялась, будто не понимая, где она сейчас находится. За что тренер был особенно зол на нее, что не могло не радовать Паулину. У нее на тренировке очень часто изо рта могла стечь струйка крови, которую та снова и снова стирала.
И её теперешний внешний вид, конечно же, продолжал вызывать насмешки и поводы для издевательств.
— Алика, если питаться одной только спермой, то, конечно, ты похудеешь.
— А ты чего худая такая? Все деньги в твоей семье ушли тебе на новые кроссовки, да?
— Да, ты выглядишь как труп невесты, не удивительно, что твой возлюбленный на тебя внимания не обращает.
— Ой, да твой хахаль такие цветы любит! Не удивительно, что он тебе не отвечает взаимностью. Он же точно пидор! Наверно, пока ты по нему сохнешь, он со своим другом в жопу трахается!
Но то, что Алика стала играть еще хуже, чтобы ошибочным суждением. Она, оказывается, не только не стала хуже играть, а стала делать успехи. Её удары хоть и можно было принять, но все же они уже не выглядели такими нелепыми. И принимала она уже достойно. Конечно, в основную команду еще пока было рано, но она стала догонять остальных. Мила поначалу обрадовалась, что Алика больше не будет ей глаза мозолить своей неуклюжестью. Но не тут-то было.
— Пас! — крикнула Алина, отправляя мяч Миле. Бурятка подпрыгнула, замахнулась и ударила. Но она столкнулась с неожиданным препятствием в виде рук Алики, которые поставили ей блок. Она увидела её растопыренные пальцы, о которые ударился мяч, и тут же, отскочив от них, приземлился на другом краю площадки Милы.
Алика. Эта неумеха проставила ей блок.
И даже не ойкнула от силы удара азиатки.
Это не на шутку вывело Милу из себя.
Блять, да как она смеет…
Внешне никакого недовольства Мила не показала. Но изнутри её раздирало чувство злости и неистового гнева. И говорить нечего, что похлопала ей одна только Лена, которая под грозным взглядом Паулины тут же прекратила. Но зато её похвалил Андрей Александрович, чему недовольны были уже все.
После этого случая к ней сегодня больше никто не цеплялся. Но Мила, которую распирало непомерное чувство стыда, попросилась остаться еще на пять минут, чтобы потренировать подачи. Тогда, как она и ожидала, в раздевалке осталась одна лишь Алика.
Мила зашла в раздевалку и тут же, увидев Алику, которая собирала свои вещи, стремительно подлетела к ней и схватила её за лацканы олимпийки, со всей силы вжав в стену. Мила сейчас походила на разъяренного дикого зверя, которого лучше было не злить.
— Как ты посмела, чахоточная! — чуть ли не рыча, сказала она. От бурятки чувствовалась такая угроза, что Алика нехотя сжалась, — У тебя совсем мозгов нет, я вижу, да? Блять, да куда же ты лезешь, Алúка! Думаешь, один раз меня заблокировала и все, самая лучшая? А вот хер тебе! Я просто расслабилась и ударила не сильно, потому что совсем не ожидала, что ты, блять, оказывается, блокировать умеешь!
После этого она отпустила её и замахнулась для удара, но Алика неожиданно перехватила её руку, схватив Милу за запястье. Та вздрогнула, выдернув свою руку, и еще более рассержено глянула на новенькую. Мила отвернулась и, сделав два-три шага к своему шкафчику, неожиданно остановилась и сказала:
— Лучше уйди, пока не поздно. Тебе в «Икселси» не место. Ты, блять, так выглядишь, будто сейчас замертво упадешь. Поэтому мой тебе совет — проваливай и не мешайся. Тебе есть, что сказать? — под конец она лишь чуть-чуть повернула голову.
Но Алика в ответ на это лишь резко блеванула кровью с ядовито-желтым соцветием на пол, будто её кто-то только что ударил в живот.
— Понятно.
Прошло еще полмесяца. Состояние новенькой было вообще отвратительным. Если раньше на нее смотреть было противно из-за того, что у той на лице не отображалось ни единой эмоции, то сейчас невозможно, потому что она выглядела как живой скелет.
— Пасуй! — закричала Мила.
Но Алина сделала скидку, которую неожиданно подобрала Алика, и Паулина с Викой провели атаку, которую приняли, и в этот раз уже сделали пас Миле, специально направившей его в Алику, чтобы хорошенько отбить ей руки.
— Принимай, блять! — завизжала Паулина.
Но у Алики перед глазами неожиданно закружились черные пятна, снова ветка с соцветиями стала поперек горла, и она почувствовала, что всё вокруг куда-то плывет. И, потеряв ориентир, она грохнулась в обморок. Изо рта девушки потекла кровь, алыми струйками стекая по губам и скатываясь по подбородку.
К ней моментально подорвался Андрей Александрович. И чтобы проверить, дышит ли она, он измерил пальцем пульс. Его не было. Он принялся делать ей непрямой массаж сердца, не сильно нажимая, и с совершенно несвойственным ему испугом приговаривал: «живи, блять, пожалуйста!». Только эта фраза и вертелась на его языке, в то время как остальные в диком ужасе оглядывали эту картину.
— Что стоите?! Епт! Скорую вызывайте, немедленно! Пороси бесстыжие! — прокричал в таком состоянии тренер, будто умирал он сам.
Только лишь Лена в панике подбежала к своему телефону для того, чтобы руками, охваченными тремором, набрать скорую. Ответили ей не сразу, но через две минуты начали спрашивать, что случилось. Так как на месте отвечающего был робот, Лене пришлось повторить по три раза, чтобы робот понял, что она хотела сказать, так как голос у нее дрожал. К ней подбежал тренер и, моментально выхватив у нее телефон, проорал в трубку.
— С ЧЕЛОВЕКОМ МЕНЯ, БЛЯТЬ, СОЕДИНИТЕ! ТУТ ДЕВОЧКА СЕЙЧАС УМРЕТ, ЕСЛИ ЕЩЕ НЕ УМЕРЛА! ОНА НЕ ДЫШИТ, БЛЯТЬ!
И его поняли сразу же. Он хотел уже выйти на улицу, чтобы обговорить всю ситуацию с охранниками, но тут сказал так же дергано, как и до этого:
— Нечего глазеть! По домам! Живо!
А девчонки энергично закивали и бросились в раздевалку. Они подняли там такой гам, что, пытаясь высказать все свои мысли по поводу случившегося, они перекрикивали друг друга. От этого шума голову Милы тут же пронзила боль. Она приложила ладонь к груди и ощутила, как же сильно билось её сердце. Чего это она так переживает? За Алику? Даже если она и умрет, ей до нее нет никакого дела. Они были абсолютно чужими друг другу людьми. Но с другой стороны это было довольно волнительно, когда на твоих глазах — пусть и совершенно чужой — умирает человек.
Алике снова удалось занять все мысли Милы, пока та ехала в метро. Как же она это делает? Творит невообразимую хуйню, чтобы на нее обратили внимание? Этот припадок, конечно, напугал её тогда, но волноваться точно было лишним. И это пустяковый случай. Всякое же бывает? Чего Мила за это так уцепилась? Не помрет же она, в конце концов?
На следующий день, собрав всех после тренировки, Андрей Александрович объявил:
— Вчера умерла Алика, — это ни на кого не произвело впечатления. Все стояли с такими же каменными лицами. Только у Паулины уголки губ чуть-чуть поползли вверх, а Лена едва заметно расстроилась, — И меня увольняют.
А вот эта новость уже стала шокирующей. Все набросились на тренера, и они начали его обнимать, проклинать новенькую и предлагали скинуться на адвоката. Ведь Алика умерла оттого, что сама довела себя до такого состояния, а тренер не виноват был. Мила тоже прощалась с тренером и даже расстроилась, что он увольняется.
Но в отличие от Паулины, Милу эти две новости по-настоящему расстроили. И видеть тогда бездыханное тело Алики было так необъяснимо тяжело, что почему-то на глаза наворачивались никому не нужные в такой момент слезы. Причиной её безразличного лица, когда она услышала ту новость — было то, что она не поверила. Но потом оказалось, что Андрей Александрович на самом деле не шутил. И от этого стало так тоскливо на душе, будто бы у нее умерла лучшая подруга (если бы она у нее была).
Уже спустя полчаса, сидя в раздевалке, Паулина неожиданно сказала:
— А знаете, девочки, я даже рада, что Алика умерла. Потому что она здесь была явно лишней. И уходить не хотела. Я почему-то так и думала, что она умрет. Ведь вы видели вообще, на кого она похожа была? Будто реально трупец живой!
Все согласно закивали, а кто-то согласился вслух. Они еще что-то говорили про умершую новенькую. Говорили все, кроме Милы и Лены. Первая переодевалась, как ни в чем не бывало, а вторая, пока переодевала шорты, места себе не находила. Она то ерзала, то у нее тряслись руки.
— О, тут же со вчера осталась её сумка, — вспомнила Вика, — Может, нам глянуть, кого она все-таки любила? Скорее всего, у нее должен он стоять на обоях или быть какая-то фотография. Если бы она просто так любила, без всяких знаков, то не заболела бы ханахаки.
— Вика — гений! Надо скорее посмотреть, пока её не забрали, — подхватила Паулина, направляясь к шкафчику новенькой.
Она только-только подхватила ручку пальцами, чтобы открыть дверь, как Мила, которая до этого сняла футболку и даже не надев ничего, так как была, в одном спортивном топе, подбежала к Паулине и одним рывком захлопнула шкафчик, не отрывая от стальной поверхности своей ладони.
— Эй, ты чего? Ты что, посмеяться, что ли, не хочешь? — не поняла Паулина, слегка наклоняя голову.
— Перестань. Её сумка — это не твое дело. Ковыряйся в своей. А её вещи не трогай, — девушка наклонила голову и произнесла это настолько угрожающие, исподлобья глядя на связующую, что Паулина нехотя уступила и отошла от стальной двери.
— С чего это вдруг ты её защищаешь? — Паулина выглядела так, будто она была оскорблена до глубины души.
— С того. Тебе этого знать не обязательно. Проваливай домой, тебе здесь ничего не нужно больше, я тебя уверяю, — сказала Мила, продолжая держать ладонь приклеенной к дверце, и в её глазах блеснул гнев, — и подхалимок своих забирай, чтобы эти дуры мне глаза не мозолили. Поняла меня?
У Паулины от страха так распахнулись глаза, что хорошо были видны карие радужки. После этого она злобно хмыкнула, будто делая вид, что совсем не испугалась явных милиных угроз, и, развернувшись, ушла. А за ней и остальные.
Осталась сидеть только одна Лена, хотя тоже сейчас была одета в пальто.
— А ты чего не ушла? — и с этими словами, Мила наконец-то надела майку.
— Почему ты её защитила? — спокойно спросила Лена, сверля взглядом кафель.
— Я не знаю. Я просто поставила себя на её место, — ответила Мила, тоже не смотря на собеседницу.
Лена чуть заметно улыбнулась и взглянула на нахмурившуюся девушку.
— Неужели тебе неинтересно узнать, в кого она была влюблена? — тяжесть в груди осталась, но то, что Мила все-таки вступилась за новенькую, даже после её смерти, чуть-чуть одолевало тоску.
— Нет, — бросила Мила, но сразу после небольшой паузы продолжила, — так бы я ответила раньше. Но сейчас мне и правда любопытно. Но смеяться над чужими проблемами нельзя. И ты думаешь, что мы что-то там найдем? Вздор.
— Давай посмотрим. Я думаю, что Вика права. Что-то же должно быть? Фотография, обои на телефоне или еще что-нибудь, — начала перечислять Силкович и щенячьими глазами посмотрела на Милу, — Ей-то все равно уже. Мы не скажем никому. И смеяться не будем.
— Хорошо, — поколебавшись минуту, Мила согласилась.
Лена открыла дверцу шкафчика, вынула оттуда голубую спортивную сумку и положила на скамейку. Мила таким внимательным взглядом её сверлила, что Лена усмехнулась и, схватившись за бегунок, расстегнула молнию; на первый взгляд ничего примечательного там не было. Одежда без брелков или значков, телефон, на котором стояли белые обои, косметичка, в которой ничего, кроме салфеток и средств личной гигиены не было. И ключи тоже без брелков оказались.
— Ничего нет, — пожала плечами Мила и уже хотела схватить сумку, чтобы положить её обратно, но Лена рукой её остановила.
— Погоди! Тут есть записка! — проговорила она и достала из бокового кармашка клочок бумаги, вырванный из клетчатой тетрадки и сложенный пополам. Она протянула её Миле, — держи, ты же её защитница. Ты и должна её читать.
Мила сглотнула ком в горле и развернула листок.
Дорогая Мила!
Если ты читаешь эти строки, значит, у меня все же хватило смелости положить тебе эту записку в шкафчик.
Я не могу сказать тебе этого лично, так как у меня совершенно не хватило бы духу признаться в подобном, глядя тебе в лицо. Я знаю, что после того, как ты это прочитаешь, тебе захочется побить меня. Нет, я даже этого и требую. Ударь меня, пожалуйста! Выбей из меня эту дурь, от которой я страдаю уже третий месяц. Как ты уже заметила, я мучаюсь от совсем нежеланной любви. Именно она и убивает меня изнутри, Мила! Эта любовь мешает мне дышать, и из-за нее я уже второй месяц не могу нормально есть. И я чувствую, что схожу с ума.
Тебе нравятся очень красивые цветы, Мила.
Я хочу сказать тебе спасибо, ведь я так прониклась к тебе за все это время. Сказать спасибо за то, что ты никогда не встаешь на сторону Паулины. Ведь я не прошу любить меня. Игнорировать было бы достаточно. Спасибо, что ты появилась в моей жизни. Ты сказала тогда, что мне здесь не место. Я и сама это знаю. Но я не могу уйти. Уйти — это значит потерять тебя и не видеть больше никогда. Пока я могу только смотреть на тебя — мне этого достаточно. Я просто хочу признаться, не для того, чтобы вылечить этот треклятый ханахаки, а потому что я решила, что тебе нужно об этом знать.
Знаешь, это стало даже уже и приятно. Чувствовать, что твои любимые лепестки щекочут горло. Ведь этот желтый нарцисс действительно красив. И мне не жалко своей жизни. Мне наоборот нравится это.
Где-то глубоко в душе я осознаю, что если признаюсь, тоже потеряю тебя. Но я готова пойти на это.
В других обстоятельствах я должна возненавидеть это соцветие. Но ты права. Это действительно и есть самый красивый цветок. И за эти четыре с половиной месяца я так полюбила его, как полюбила тебя.
Твоя Алúка.
Под последним абзацем и над подписью, где было зачеркнуто первое слово, скотчем был приклеен засохший цветок желтого нарцисса.
Лена перевела взгляд на сокомандницу. Её лицо исказилось от шока, а всегда полуприкрытые глаза распахнулись необычайно широко. У нее задрожали губы, и Мила только и могла, что в недоумении открывать и закрывать рот. За трясущимися губами ожидаемо последовал тремор рук, которые держали эту самую бумажку.
На глаза навернулись слезы. Мила, опасаясь, как бы Лена не увидела то, как она плачет, кинула ей записку и закрыла лицо руками. Но Лена на записку даже не посмотрела. Она подошла с другой стороны и села, обняв сотрясающуюся в рыданиях Милу. Она молча гладила её по плечу. А что говорить? Что все будет хорошо? Ничего уже не будет хорошо.
Лена знала, что было в этой записке. Ведь она еще за неделю до смерти Алики залезла к ней в сумку. Она знала, что Алика влюблена в Милу еще тогда, когда та была жива. И за это ей стало стыдно. Стыдно, что она молчала. Ведь лучше быть плохим другом для живого друга, чем хорошим для мертвого. Но уже ничего нельзя было изменить.
— Блять, — тихо прошептала она, захлебываясь в рыданиях, — Какая же дура!
— Кто? — также шепотом спросила Лена, не переставая гладить Милу.
— Я дура! Я все это время не замечала! Я, блять, даже не знала, какие у меня любимые цветы! А оказалось вон что! — Лена было попыталась нормально обнять Милу, но та её оттолкнула, — Я сегодня не поеду с тобой на метро. Я поеду одна. Нам все равно идти в разные стороны, оставь меня в покое.
И, схватив записку и накинув пальто, она вылетела из раздевалки. Лена вздохнула.
Сегодня Мила почувствовала как никогда,
когда именно её
мир рухнул.
***
— Милка, ты чего там плетешься! — позвала её подруга.
— Я не плетусь, — недовольно заметила Мила, — Это ты несешься непонятно куда!
Они гуляли по небольшому бульвару, где стояли маленькие магазинчики с едой, безделушками и даже цветами. Пока они пробегали мимо одного из таких, где продавали букеты, Мила на мгновение задержалась у витрины. Её взгляд приковал огромный яркий букет из желтых нарциссов.
— Что, понравился? — спросила её подруга, усмехнувшись.
— Нет, — соврала Мила, — Цветы как цветы, пошли дальше.
Почему-то именно это воспоминание со времен средней школы пришло на ум. Ведь нигде больше она и не видела эти злополучные желтые нарциссы. И подруга тогдашняя — подругой стала уже давно бывшей.
***
Прошло несколько дней. Андрея Александровича оставили на должности, так как действительно смогли доказать то, что девочка была нездорова.
Он как раз перед самым началом тренировки говорил с человеком из спортивной ассоциации. Но тут к нему подбежала Паулина и дернула его за рукав огромной толстовки с большой надписью на спине «XLC».
— Паулинка, чего тебе? Ты не видишь, я с человеком разговариваю!
— Андрей Саныч, там Милка желтыми цветами блюет!
