черно-белый

«Ты больше никогда не увидишь мир. Ни черно-белым, ни цветным. Мне жаль, милый». Эти слова стояли в ушах Субина уже много лет. Всю его жизнь. Они кружились в голове весь день, душили перед сном и атаковали ранним утром. Субин чувствовал себя уничтоженным. У всех были возможности — он же был обречен прожить всю жизнь во тьме, даже не имея рядом любимого человека. А его обделили, и все из-за какой-то болезни, и теперь он не живет, а существует, пока все вокруг в восторге рассказывают, каково это — смотреть на яркие цвета, пока он мир даже в черно-белых не видит. Услышав легкие шаги, Субин мгновенно узнал их: за годы жизни без зрения пришлось научиться узнавать людей чуть ли не по дыханию. — Опять грустишь, зайчик? — он почувствовал, как Енджун присел перед ним, сидящим в кресле, на корточки и обхватил его подбородок пальцами. Теплые. Они были теплыми, и это единственное, что Субин знал о них. Нет, еще они были длинными, достаточно тонкими и всегда теплыми. Исследовать окружающую среду с помощью ощущений было странно, но Субин радовался хотя бы возможности прикоснуться. — Да, — хрипловато отозвался он, позволяя Енджуну гладить его по щеке, — грущу. Про Енджуна он, казалось, знал все: тот был его лучшим другом уже несколько лет, и за время дружбы Субин изучил каждый сантиметр его тела. Он знал, что Енджуна небольшой аккуратный нос, жестковатые волосы, которые он постоянно красит и чего Субин, к сожалению, не может увидеть. И что губы у него красивой формы: наверное, о таких все мечтают. Субин же мечтал лишь взглянуть на него. Или на себя. Друзья говорили ему, что он симпатичный, но себя он лишь ощущал. Откуда ему было знать, как все части его тела смотрятся вместе? Почему-то он думал, что, если он сам не очень красивый, то Енджун безумно красив. Хотелось бы увидеть его. Субину было бы приятно дружить с таким красивым человеком. А еще ему нравилось, что Енджун всегда называл его зайчиком: он говорил, что Субин похож на зайца. Субин же имел смутное представление о том, как выглядят эти животные, но, судя по тому, что его Енджун называл милым, зайцы тоже были милыми. — Почему ты грустишь? — зачем-то спросил Енджун, хотя прекрасно знал ответ; он и сам порой отчаивался, но понимал, что высказывать Субину этого не стоит. У него хотя бы есть шанс. У Субина шанса нет и не будет. Все свое детство он провел в больницах, где на нем ставили эксперименты как на подопытном кролике. Субин до сих пор помнил, какой надеждой пылало его сердце каждый раз, когда врач входил в палату, и как горько он плакал, услышав результаты. Раз за разом, по кругу. Настоящий ад. Он обращался во все клиники страны, занимающиеся зрением, но всегда получал одно: «Мы ничего не можем поделать». И это было больно, каждый раз больно. Сейчас у него не было никого ближе Енджуна. Да, остальные друзья не бросали его и всегда были готовы помочь, как и семья, от которой Субин решил съехать, едва ему исполнилось восемнадцать, но только Енджуну, казалось, он мог доверить самые сокровенные переживания, буквально распахнуть свою душу, вывернуть ее наизнанку и позволить копаться в ней, выискивая все, начиная от несущественных мелочей и заканчивая животрепещущими секретами. — Суби, жизнь не заключается в том, чтобы найти себе любовь. Ты можешь быть счастлив и без этого, — прошептал Енджун и доверительно уложил голову ему на колени. Субин протянул руку и наугад коснулся его уха, повел по виску, а потом запустил пальцы в слегка спутанные волосы, которые, как он знал, сейчас были рыжими, и принялся гладить его по голове. Впрочем, он не знал, какие цвета бывают, как и все остальные, кто еще не нашел свою любовь. Существовали лишь понятия: рыжий, розовый, фиолетовый. Какими же были эти цвета на самом деле, он понятия не имел: небо голубое, трава зеленая, но как они выглядят? Для всех были лишь черный и белый: два понятных цвета, как добро и зло. Иногда они смешивались, и получался серый: цвет равновесия. Жаль, что Субин даже этого не мог увидеть. — Ты говоришь это лишь для того, чтобы утешить меня, — дрожаще выдохнул он и прикрыл глаза: все равно не было смысла таращиться в темноту. — В этом мире все завязано на зрении. Я никогда не смогу нормально жить, получить хорошую работу, я просто ничего не смогу, Джун-и, — едва слышно произнося эти слова, он ощущал горечь на кончике языка. — Понимаешь? — Но я буду рядом! — встрепенулся тот, поднимая голову; Субин буквально ощутил его жгучий взгляд. — Ты найдешь себе любовь, начнешь видеть мир в красках! Вы поженитесь, заведете кучу детей и будете жить долго и счастливо. Зачем тебе я?! — взорвался Субин и тут же почувствовал, как напрягся Енджун, разом теряя свой образ расслабленного кота. — Нужен ты мне. Пригодишься еще. Понятно? — с тихой злостью бросил он и, судя по звуку, встал на ноги. — Сиди тут и ничего с собой не делай, я быстро. Тяжело вздохнув, Субин подтянул к себе колени, еще хранящие тепло Енджуна, и обнял их руками. Сам Енджун, кажется, тоже начал унывать: уже много месяцев как Субин не слышал никаких рассказов о его увлекательных похождениях с разными девушками, а порой даже парнями в поисках той самой истинной любви, после нахождения который мир становится таким ярким, таким живым. А возможно, он уже нашел ее и теперь видит все в цвете, просто держит в секрете от Субина, чтобы тот лишний раз не расстраивался… Нет, Енджун точно не мог так поступить с ним. В доме Субина все всегда стояло на своих местах и не двигалось уже годами: так ему было проще жить и ходить, поскольку он идеально выложил расположение мебели и не натыкался на стулья, как было в детстве, но даже на элементарные операции по хозяйству теперь приходилось тратить уйму времени и сил. Это раздражало. По улице же приходилось передвигаться с помощью трости, и Субин ненавидел гулять: выбираться куда-то он мог лишь с Енджуном, который всячески помогал ему и направлял. Потянувшись в сторону маленького столика, стоящего напротив кресла, Субин пальцами нащупал наушники. Читать он не мог, смотреть фильмы без пояснений и комментариев Енджуна было скучно, поэтому у него был вечный и единственный спутник в жизни: музыка. Закрыв глаза, он мог фантазировать обо всем, и порой в его голове привычные остальным объекты обретали совершенно другие формы. Он лишился зрения уже после того, как освоил банальные фигуры и то, как, например, выглядят некоторые животные и мебель, но с возрастом многие детали стирались, и, даже если он тщательно ощупывал объект, он не всегда мог представить его таким, каким он был на самом деле, либо же думал лишь о частях предмета, не в силах вспомнить его образ целиком. Так и с людьми: пальцами Субин уже столько раз проходился по лицу Енджуна, считывая малейшие изгибы, но вот только никак не мог понять, как все же выглядит друг. Наверное, он и правда очень, очень красив. Если бы Субин когда-нибудь смог увидеть его, у него бы наверняка захватило дух от красоты. Он отдал бы все, чтобы взглянуть в глаза самому близкому и родному человеку на свете. Слушая музыку, он невольно вспоминал все ужасное, что, к счастью, осталось в прошлом: он ведь и правда пару лет назад, в период юношеского максимализма, пытался покончить с собой, и не раз. Было тяжело осознать, что, когда все влюблялись, встречались и буквально открывали перед собой и партнером новый мир, он сидел дома, пытаясь не утонуть в собственных слезах. Тогда под руку и подвернулось лезвие. Боль затопила все сознание, а потом резко стало тепло, и, наверное, Субин так и умер бы в той ванне, наполненной водой, если бы Енджун не начал переживать из-за того, что он долго не отвечает на звонки и сообщения. А в другой раз оказалось, что набить рот таблетками — достаточно сложная задача, как и выблевать их все потом под чутким присмотром Енджуна. Тот всегда оказывался рядом в нужный момент, и Субин жил сейчас лишь благодаря ему. Субину было так стыдно, когда он осознавал, как тяжело было Енджуну видеть лучшего друга на грани смерти, что он взял себя в руки. Прошли долгие годы, а на руках все еще остались глубокие кривые шрамы, которые Субин ощущал, когда проводил по коже кончиком пальца. Они ему не нравились, хоть он и не мог увидеть их на своем теле, но Енджун всегда говорил, что они красивы. «Эти шрамы — твоя история. В них нет ничего плохого, страшного и постыдного, не нужно их прятать. Ты прошел через это и должен гордиться собой», — говорил ему Енджун, пока держал пальцы Субина в своих ладонях, слегка массируя их и снимая напряжение. Субин знал: Енджун винил себя за то, что с ним происходило, но сам никогда не чувствовал, что друг причастен к чему-то, кроме улыбок и счастливых моментов вместе. Казалось, что Енджун уже стал неотменной частью его жизни: он каждый день был с ним, будто бы у него не было своей жизни, и порой понимание того, как сильно о нем заботятся, разбивало Субина на мелкие кусочки, заставляя в очередной раз почувствовать себя обузой и всю ночь тайно плакать, кутаясь в одеяло. Из-за наушников он даже не услышал, как провернулся ключ в дверном замке, и не увидел, как Енджун прошел в гостиную, таща с собой два больших бумажных пакета. Почувствовав ласковое прикосновение к щеке, он даже не вздрогнул: это был их сигнал, который Енджун подавал, чтобы друг понял, что это именно он, а не кто-то другой. Губы сами по себе изогнулись в улыбке, когда он снял наушники. — Я сегодня у тебя ночую, а то ты какой-то совсем хмурый! — донесся вдохновленных голос Енджуна с кухни, сопровождаемый звяканьем посуды. — Там как раз новая серия той дорамы вышла… Прижавшись щекой к подлокотнику кресла и практически свернувшись в нем в клубочек, Субин слушал его голос, наслаждаясь тем теплом, которое так остро ощущал рядом с Енджуном. Тот не просто пришел на ночь, но еще и принес с собой любимый рамен Субина и сладости, поэтому вечер обещал быть хорошим. Самое главное, что он проведет его не в одиночестве; остальное уже неважно. Когда они, сытые и довольные, лежали на диване, просматривая очередную серию какой-то новой дорамы, Енджун тихо объяснял Субину некоторые моменты, а тот слушал больше его голос, чем происходящее на экране. Голос у Енджуна был красивый: нежный, мелодичный, возможно, слегка высокий для парня, но все равно приятный на слух, — поэтому Субин любил, когда он читал ему вслух. Ему нравилась эта домашняя семейная атмосфера, которой ему так не хватало: хоть родители и любили его, они были в разводе, а поэтому не могли создать подобные условия и окружить сына теплом. — Ложись ко мне на колени, зайчик, — предложил Енджун, и Субин услышал, как он похлопал себя по коленкам, подманивая его словно котенка. К этой затее Субин отнесся с опаской: судя по тому, что он чувствовал, когда касался Енджун, тот был более скромной комплекции, нежели сам Субин. Пониже, плечи поуже, как и бедра. Конечно, нельзя было назвать его хилым, поскольку Субин знал, что он много тренируется, но все равно присутствовал некий иррациональный страх навредить ему. Енджун — это драгоценность, а разве с драгоценными камнями обращаются грубо? — Да не раздавишь ты меня своей головой! — возмутился Енджун, прочитав его мысли, и потянул его к себе за плечо. — Я не настолько маленький, а ты не настолько большой! Коротко рассмеявшись, Субин все же откинулся на спину, тут же чувствуя, как пальцы Енджуна путаются в его волосах, поглаживая их. Это было так приятно, что Субин невольно улыбнулся и прижался к нему сильнее, ощущая тепло, идущее от его тела. — Мне так сильно нравятся твои волосы, — глухо пробормотал Енджун, забыв о происходящем на экране; впрочем, и сам Субин уже не следил за героями, погрузившись в полудрему. — Такие мягкие. И сам ты тоже. Красивый. В голову Субина пришло, что это не он красивый, а Енджун, но он решил промолчать, наслаждаясь моментом. Тихие звуки происходящего на экране, шепот Енджуна и шум дождя за окном — все это слилось в одну успокаивающую колыбельную.

—

На следующее утро он проснулся от крика Енджуна. Сперва испугавшись, Субин подскочил на диване, на котором они, видимо, и заснули, и принялся инстинктивно оглядываться, пытаясь услышать, что происходит. — Енджун, Енджун-а? — беспомощно позвал он, чувствуя себя маленьким ребенком, потерявшимся в супермаркете. Комкая плед в пальцах, он напряженно прислушивался к шорохам в доме, чувствуя напряжение и легкий страх. — Иди сюда, Суби! У меня отличные новости! — на него налетел вихрь, обнял и чуть ли не закружил в танце. — Ты будешь очень рад! — голос Енджун звенел от счастья, когда он обнимал Субина, судорожно целуя его куда-то в макушку. Все его тело чуть ли не дрожало от перевозбуждения. Прижимая его к себе и даже не зная о причине такой бурной радости, Субин чувствовал, как на душе становится легко и тепло. Рядом с Енджуном так было всегда: он был кем-то вроде его маленького целителя, который одним словом мог развеять все мрачные мысли. Субин так сильно хотел увидеть его улыбку. — В общем, ты же знаешь, что я постоянно читаю новости, связанные со зрением? — слегка успокоившись, Енджун обхватил лицо Субина руками, поднимая его голову и пустой взгляд к себе. — Так вот, я сегодня утром захожу на сайт, а там сенсация: оказывается, произошло такое, что слепой начал видеть, и не просто черно-белый мир, а цветной! Субин вздохнул. — Врачи же много говорили мне, что нет шанса восстановить… — Нет, это вовсе не связано с какими-то медицинскими процедурами! — перебил его Енджун, начиная спотыкаться и путать слова из-за спешки и волнения. — Там сказано, что если слепой человек влюбится в того, кто его любит, признает эти чувства и поцелует его, то и он, и его партнер будут видеть мир в красках, — чуть ли не задыхаясь выдал он, поглаживая Субина по щекам дрожащими пальцами. — Возможно, это был единственный случай, — расстроенно хмыкнул Субин: он не мог поверить в это. Сколько раз он уже верил, надеялся, а потом разочаровывался, разбивался об твердые камни слов «нам жаль»? Больше не было сил мечтать и хотеть чего-то: слишком больно было потом понимать, что все бессмысленно. Зрение уже не вернуть, как и нормальную жизнь. — А возможно, у тебя все получится! — Енджун притянул его к себе ближе, и Субин ощутил его теплое дыхание в районе виска. — Ну же, подумай! — Боже, Джун-и, кому я могу нравиться? — уныло протянул он и скривился. — Правильно, никому, потому что я слеп как крот и целыми днями сижу дома. — Но у тебя множество друзей и знакомых, зайчик, — напомнил Енджун, легонько щелкнув его по кончику носа. — И ты вполне симпатичный. Не выдержав, Субин мягко улыбнулся: он был безоружен против Енджуна. — Ну, — он вздохнул, запрокидывая голову и напрягая мозговые извилины, — Бомгю? Ханни? Сонмин? — Бомгю уже нашел Тэхена, — оборвал его Енджун, и Субин почувствовал, как он, наконец выпустив его из объятий, с тихим шорохом растянулся рядом на диване, укладывая ноги ему на колени. Субин продолжил перечислять знакомых, но веры в то, что кто-то из них влюблен в него, не было: если бы он им нравился, они бы чаще звонили к нему или заходили домой, но все были так заняты учебой и личной жизнью… Наверное, даже если такое и правда возможно, и слепой может вернуть зрение, Субину это не грозит. Такой случай — один на миллион, и вряд ли он попадет в число счастливчиков, которых полюбят даже без глаз. И он не видел, как обиженно поползли вниз уголки губ Енджуна и как он нахмурился, нервно кусая ногти. Дни тянулись как патока, превращаясь в недели, а Субин все больше впадал в отчаяние. Надежда — слово глупое и неприятное даже на вкус, особенно когда оно касается кого-то вроде Субина, то есть человека без шансов. Надежда не дает силы жить, она лишь убивает. Целыми днями он только и делал, что сидел в наушниках, периодически занимаясь стандартной работой по дому, с которой, к счастью, ему охотно помогал Енджун, и буквально составлял в голове список тех, с кем общался. Ему нужно было не просто найти того, кому он нравится, но и влюбиться в него в ответ, но ни один человек среди друзей не вызывал тех чувств, что так воспевали в романах и фильмах. Любовь — странное слово. Шесть букв, а так много смысла, которого Субин не понимал. Если надежда на вкус была горькой и заставляла поморщиться, то любовь отдавала сладостью на кончике языка. Лю-бо-вь. Субин повторял это слово раз за разом, и рот наполнялся дивным ароматом, таким непривычным и слишком приятным, чтобы быть реальным. Наверное, любовь была лишь иллюзией. Она должна была наполнять живот бабочками, а вызывала лишь страх в районе солнечного сплетения. Страх, что Субин так никогда и не узнает, что это такое. Возможно, он и мыслил слишком негативно, но вся эта хрень в стиле «думай позитивно, и все получится» никогда не работала. Субин в детстве думал позитивно, и чем это закончилось? Убогим существованием без зрения и в полном одиночестве. Если бы не Енджун, все бы точно забыли о том, что он вообще есть на свете. Теперь Енджун еще сильнее старался подбодрить его: приносил вкусную еду, проводил с ним много времени, читая вслух захватывающие книги, и оставался на ночь чуть ли не каждый день, буквально заделавшись ему в няньки. Если сперва Субин смущался такого количества внимания, то потом смирился: Енджун напоминал надоедливого щенка, который прилипнет и больше никогда от тебя не отстанет, следуя за тобой по пятам. Впрочем, его забота была очаровательна и по-настоящему нужна Субину, поэтому он не жаловался. — До сих пор не знаешь, в кого влюблен? — однажды вечером спросил Енджун, лежа на диване и позволяя Субину пальцами водить по своему лицу, вновь и вновь исследуя знакомые черты. — Тебе и правда никто не нравится? Улыбнувшись, Субин нашел его нос и слегка надавил на кончик со словами «бип». — В этом мире все завязано на зрении, как я уже говорил, в том числе и любовь, — шепнул он, кусая губы и проводя пальцем по щеке Енджуна: кожа была гладкая, нежная и теплая. Приятно. — Все влюбляются сперва во внешность, а потом уже в душу. Он почувствовал, как Енджун приподнялся, приближая свое лицо к его. — Уверен? — негромко спросил он. Субин ни в чем не был уверен в своей жизни, такой шаткой, хлипкой и нестабильной. — Наверное, — откликнулся он, и Енджун вновь расслабился, тихо выдыхая. — Ладно, — лишь ответил он и замолчал. Тишина была какой-то не такой, как обычно: напряженной и даже печальной. Субин не мог увидеть выражение лица Енджуна и сейчас жалел об этом гораздо сильнее, чем обычно. В остальном вечер прошел как обычно, но ближе к ночи Енджун внезапно заявил, что ночевать отправится к себе, что неприятно удивило Субина. За эти недели он уже привык к постоянному обществу Енджуна и даже к тому, что по ночам тот тырил бóльшую часть одеяла и спихивал Субина чуть ли не на край кровати, заставляя его спать на маленьком кусочке постели и без одеяла. Это можно было стерпеть ради пробуждения от веселого: «Вставай, зайчик!» Однако сейчас Енджун изъявил явное желание пойти домой, и Субину стало холодно от одной мысли о том, что он останется один в пустом темном доме, но он не имел права останавливать его. Кто он вообще такой? Когда дверь за Енджуном закрылась, Субин обессиленно привалился к стене рядом, сползая по ней на пол. Сейчас отсутствие теплого тела рядом и знакомого голоса ощущалось особенно остро и болезненно; Субину было страшно одному. Он знал, что всегда может позвонить Енджуну, если случится паническая атака, или даже прибежать к нему домой, поскольку друг жил в доме напротив, но он не хотел будить его и вновь навешивать свои проблемы. Енджун и так сделал для него слишком много, а Субин даже не может отплатить за это. Он был чертовой обузой. Он был чертовой обузой. Усилием воли он заставил себя подняться на ноги и поплелся в спальню, где упал на матрас и подтянул к себе одеяло, утыкаясь в него носом. Оно все еще хранило запах Енджуна: какой-то сладкий, прямо-таки сахарный, будто бы он был не человеком вовсе, а конфетой. Обнимая одеяло, Субин вновь чувствовал себя невероятно одиноким. Он никак не мог понять, что такого случилось, что Енджун ушел, бросив его в тоскливом одиночестве. В голову лезли самые неприятные и уничижительные мысли из всех, что когда-либо существовали на свете, и Субин сжался в комочек, отчаянно пытаясь прогнать их и сосредоточиться на чем-то другом, и, казалось, что так прошли часы. У него и правда был шанс на выздоровление, но вот как он мог полюбить человека, толком не зная, как он выглядит? Да и кому вообще был нужен слепец? Если бы не Енджун, Субин жил бы отшельником где-нибудь в лесу, шугаясь случайных прохожих. Если бы не Енджун… Субин вздрогнул и резко распахнул глаза, будто бы намереваясь увидеть хоть что-то, кроме беспросветной тьмы. Провел ладонью по одеялу, на подсознательном уровне ощущая тепло, идущее от ткани. Пытаясь подавить мысль, вспыхнувшую в голове, он зарылся лицом постель, но лишь сделал хуже: знакомый запах никуда не делся, лишь сильнее окутывая его. Он знал, он всегда знал это и инстинктивно чувствовал, но будто не принимал, отторгая и отбрасывая в сторону. Это было глупо, нелепо и иррационально для остальных, но это было правильно и логично для Субина вплоть до этого момента. До момента, когда жизнь словно разделилась на «до» и «после», как после того, как Субин услышал, что никогда не сможет видеть мир. Уже второй раз его жизнь трещала по швам, и он задыхался, теряя контроль. Резко выбежав из спальни, он, от скорости спотыкаясь и запинаясь даже в привычных местах, кинулся к двери прямо в носках, забыв накинуть хотя бы куртку. Улица обожгла холодом, но это было ничто по сравнению с тем, какой лед сейчас расползался по его сердцу, сковывая его и мешая биться. Мокрый после дождя асфальт мгновенно испачкал его носки; вода пропитала ткань, но Субин, судорожно ища нужное направление, даже не замечал этого. Капли дождя падали на лицо, сползая вниз, делали волосы и одежду мокрыми, холодили кожу; откуда-то со стороны доносились шум машин и лай собак. Растерянно покрутившись на месте, Субин все же нашелся и бегом кинулся к дому, поскальзываясь на траве. Он едва не врезался в дверь, но вовремя притормозил и, нащупав замерзшими пальцами кнопку звонка, нажал на нее, чувствуя, как внутри все переворачивается. Дверь скрипнула. — Субин? — сонно донеслось из-за нее, и на Субина пахнуло теплом из глубины дома. — Что ты здесь делаешь в такое время? Что-то слу… Субин не дал ему закончить предложение: втолкнув его внутрь, он на ощупь нашел его руки и стиснул в своих, ледяных и мокрых. — Я знаю, — севшим голосом прошептал он, чувствуя, как вздрогнул Енджун от неожиданного прикосновения. — Я тебя люблю. Казалось, в тот момент исчезли все звуки, все ощущания, кроме дрожащих пальцев Енджуна. Все тело сковал ужас, пол уплывал из-под ног: а что, если он ошибся, ошибся во всем? Не тратя времени на лишние размышления, Субин скользнул руками вверх, обхватывая ладонями до боли знакомое лицо, и, вжав безвольного Енджуна в стену, мягко, но требовательно поцеловал, закрывая глаза. Он сразу нашел его губы, идеально зная их расположение, и наконец почувствовал их тепло и мягкость не просто кончиками пальцев. Сейчас мир и правда остановился. Внезапно Енджун коротко пискнул, нарушая повисшую тишину, и, вцепившись пальцами в его плечи, ответил на поцелуй с таким рвением и желанием, что ошарашенный Субин едва не прикусил себе язык. Казалось, что Енджун, отчаянно жмущийся к нему и целующий так, словно всегда мечтал лишь об этом, нереален, и от этого Субина начала бить мелкая дрожь. От нежных прикосновений губ по телу разбегались волны мурашек, а сладкий запах чувствовался еще сильнее, чем обычно, и Субин вдыхал пьянящий, одуряющий аромат, пока его голова не начала кружиться из-за слишком частых вдохов и выдохов. Субин ни разу не целовался в своей жизни, и сейчас неумело, торопливо пробовал его губы на вкус, пытаясь выразить все, что чувствовал в данный момент. Тонкие руки Енджуна обняли его за шею, и сам он хрипло вздохнул, притягивая его к себе так близко, чтобы между их телами не было ни единого просвета. Он издавал тихие стоны удовольствия, между которыми проскальзывало имя Субина. — Енджун, Енджун, — пробормотал тот между мокрыми поцелуями: Енджун даже не собирался останавливаться, становясь все смелее и наглее. — Это точно ты? Уткнувшись носом в его плечо, он тихо дрожал, ожидая ответа. Тело Енджуна почему-то резко напряглось, пальцы на плечах Субина сжались сильнее, и он охнул, пошатнувшись. Субин сам тут же дернулся от непонятной боли, словно собираясь сбежать в страхе, что все произошедшее — ошибка, но Енджун удержал его с хриплым стоном, проводя кончиком носа по его щеке, заставляя судорожно сглотнуть. — Это я, да… Суби, Суби, посмотри, это я, — звенящим голосом прошептал он и затряс Субина за плечи, чуть ли не хныкая, обнял его крепче, до боли в ребрах. Субин помотал головой и прерывисто, с отчетливо ощутимым сожалением выдохнул: — Если я открою глаза, я все равно ничего не увижу, а ты пропадешь, — он закусил нижнюю губу. — Черт, это же просто сон. — Нет, я здесь, — руки Енджуна обвили его шею, пальцы зарылись в волосы, и аромат его духов, такой яркий и соблазнительный, вновь ударил в нос, вынуждая Субина качнуться вперед, чуть ли не касаясь губами чужой шеи. — Я прямо перед тобой. Посмотри на меня, Суби. Немедленно! — его требовательная интонация невольно заставила Субина издать что-то вроде жалобного, беспомощного всхлипа. И он открыл глаза. Медленно, жмурясь от слишком яркого света и с трудом фокусируя взгляд. На него смотрели глаза: большие, расширенные то ли в восторге, то ли в панике, наполненные слезами, которые, не удержавшись, заскользили вниз по щекам, затекая в рот. Эти темные, пропитанные всеми чувствами на свете глаза обрамляли длинные, дрожащие ресницы, промокшие и слипшиеся от влаги. Красивые, розовые губы изящной формы были именно такими, какими Субин их чувствовал, когда проходился по ними кончиками пальцев. Метнув взгляд выше, он заметил, что волосы, встрепанные и спутанные после сна, гораздо ярче, чем все остальное. Наверное, это и был рыжий цвет. Красивый. Очень. Сам не замечая, что начинает рыдать, буквально сотрясаясь всем телом, Субин жадно рассматривал лицо напротив: аккуратный нос, острый подбородок, милые щеки и глаза, эти глаза, заглядывающие ему в душу. Этот человек был таким красивым. Великолепным, словно выточенным из мрамора, но гораздо более теплым и живым. Впитав этот образ в себя полностью, запомнив его раз и навсегда, Субин, наконец с усилием воли оглянувшись, увидел темную улицу, освещенную лишь фонарями; блестящий после дождя асфальт; огни в окнах соседних домов. Он завертел головой, зажимая рот ладонью, чтобы не закричать: он видел каждую деталь, абсолютно все, что его окружало, и оно было таким цветным, что виски́ пронзало острой болью. Но Субин лишь осматривался, хватая ртом воздух и чувствуя, как легкие сжимаются, а сердце колотится как птичка в клетке, пока все новые и новые объекты возникали в поле его зрения: он знал, что это была дверь, а это пол, такого странного темного цвета, не черного, а более теплого; стены были светлые, но не белые, а какие-то странные, и Субин, стирая слезы с щек, пытался осознать, что видит, и видит не просто предметы, а цветные предметы, во всех их красках. Теперь он не должен жить лишь ощущениями, у него есть зрение, чтобы разглядывать все великолепие жизни вокруг. Его всего трясло, пока он смотрел на освещенный коридор, вновь оборачивался, рассматривая отливающую зеленым траву и мерцающие на черном — этот цвет был понятен и знаком Субину — небе звезды, вроде бы белые, а вроде не совсем, а потом вновь и вновь возвращался растерянным взглядом к человеку, сползшему на пол и смотрящему на него снизу вверх с беспомощным выражением лица. Упав на колени рядом с ним и даже не ощутив боли, Субин обнял его дрожащее хрупкое тело, прижал к себе и жадно, голодно водил глазами по его лицу, с трудом сдерживаясь, чтобы не начать зацеловывать каждый сантиметр его кожи. Всхлипывая и шмыгая носом, тот пачкал слезами его плечо, а затем вновь вскидывал голову и начинал вертеться, пока с его губ срывались непонятные сдавленные звуки. — Так вот, какой ты… — на грани слышимости просипел Субин, ладонями лихорадочно поглаживая его по лицу и не веря, что по-настоящему видит каждый изгиб, все впадинки, выступы и неровности. — Енджун, ты красивый… Ты слишком красивый, правда… Ты такой… Я сейчас вновь ослепну от твоей красоты, Джун-и, я… — в горле встал ком, и он заплакал, не в силах продолжить говорить, но Енджун лишь закивал, будто бы читая все его мысли, и обнял его так крепко, словно никогда не желал отпускать. — Суби, Суби, ты правда видишь меня? И все остальное? Правда, да? Скажи, что да, умоляю, пожалуйста, прошу! — в то же время захлебывался потоком слов Енджун, давя рыдания и заставляя Субина вновь и вновь открывать мокрые, покрасневшие глаза и любоваться лицом напротив. — Да, я вижу, я вижу тебя, — прерывисто выдохнул он, и брови Енджуна облегченно опустились, а губы опять задрожали, словно он был готов вот-вот разрыдаться еще сильнее. — А ты? Ты же видишь цвета, Джун-и, да? Енджун закивал, и они оба, путаясь в словах и запинаясь, просто шептали друг другу что-то непонятное и очень нежное, пытаясь понять открывшийся им мир, одновременно знакомый и в то же время абсолютно новый, наполненный цветами, названия которых они даже не помнили. — Почему, почему ты так долго думал, дурак? — расплакался пуще прежнего Енджун, сжимая в пальцах его толстовку. — Я уж думал, ты никогда не сообразишь! Придурок, точно придурок! Нервно рассмеявшись, Субин взял его ладони в свои руки, прижал к губам костяшки пальцев, глядя на него из-под челки. Оказывается, у него самого были черные волосы. Красивый цвет. Но у Енджуна красивее. Было так волнительно воспринимать все это не только через ощущения, и Субину до сих пор слабо верилось, что такое вообще возможно. — Я все знаю, все знаю, Джун-и, — невнятно пробормотал он, на секунду закрывая глаза и вздрагивая от темноты, тут же окружившей его. По щеке скатилась очередная слеза, и тут Енджун дернул его к себе, впечатывая его губы в свои. Это был необыкновенный поцелуй: в нем были сплетены все чувства на свете: любовь, которую Субин считал выдумкой, боль, одиночество и страх, что сопровождали его на протяжении всей жизни, и надежда, та самая надежда. На вкус поцелуй был соленым от слез, скользким, но таким теплым и сладким. Продолжая целовать его, Енджун плакал и улыбался одновременно: искренне, открыто и ясно, и Субин чувствовал, что все внутри дрожит от того, что он видит эту улыбку, пропитанную любовью. Любовь ласково окутывала их обоих мерцанием неприкрытого, настоящего счастья, и Субин прижимал к себе Енджуна, размазывая теплые слезы по и так мокрому лицу. На душе еще никогда не было так хорошо и спокойно. — Ты вновь спас меня, — слабо улыбнулся он, укладывая подбородок на ему на макушку: волосы защекотали кожу, и Субин хихикнул, не сдержавшись. На самом деле Енджун и правда был ниже, хоть и всегда отчаянно доказывал обратное. Что ж, теперь Субин мог не просто ощутить эту разницу, но и увидеть. — Нет, Суби, — тихо откликнулся тот, приподнял голову, сбрасывая его подбородок, и поцеловал в уголок губ. — Это ты спас меня. Ты — все для меня, ты — моя любовь и мое сердце, и ты должен быть моим... — прошептал он, продолжая покрывать ласковыми поцелуями-бабочками все его лицо. — Мой слепыш. — Эй, я уже не слепыш! — шутливо возмутился Субин, подставляя лицо под поцелуи и сам начиная ловить губы Енджуна своими. — Но ты мой? — глаза против изучающе сузились. — Твой, твой, — звонко рассмеялся он, позабавленный этой тревогой. — Глупый ты, Джун-и. — И всегда будешь рядом? — с какой-то детской наивностью спросил тот, замирая в районе виска Субина и выдыхая ему это прямо на ухо. — Буду, как и ты со мной. Дурак. Они так и сидели, обнявшись, в прихожей с распахнутой дверью, из-за которой тянуло холодом. Но им было тепло: вместе они медленно, неторопливо изучали друг и друга и совершенно новый, яркий, полный возможностей мир, открывшийся перед ними. И теперь Субин знал: мечты сбываются, а чудеса случаются на каждом шагу. Нужно лишь поверить.