bored — deftones
----
1991.
Прохладное осеннее утро, когда последние потускневшие листья падали с деревьев, из-за чего было ощущение тяжёлой, невыразимой грусти, окутывающей душу. Воздух пропитывался ароматом мокрой земли и гниющих листьев. На дорожках и тропинках, усыпанных опавшими листьями, звучали приглушённые шуршания под ногами, создавая монотонный ритм. Небо было покрыто тяжёлыми серыми облаками, скрывающими солнце, и лишь слабые лучи света проникали сквозь них, создавая мрачные блики на поверхности луж и каплях росы. Субин спокойно шёл в школу, иногда пиная листья в сторону от скуки. Он замечал, как потускневшие краски осени превращались в разноцветный ковёр из опавших листьев под его ногами. Тёплый шарф, пропитанный запахом тошнотворных благовоний, окутывал его шею, позволяя скрыть половину лица от холодного утреннего ветра. Шмыгая носом, Субин всё ближе подходил к ненавистной школе. Его не любили в школе, часто обсуждали за спиной, тыкая пальцами и мерзко усмехаясь, прикрывая свои поганые рты руками, из-за религиозных родителей. Они верили в Бога с глубокой страстью и с детства втирали Субину, что всё счастье и успех в жизни — заслуга Бога, поэтому он должен быть благодарен за всё. Каждый день, как обряд, Субин вынужден был стоять на коленях, изнывая от боли, пока твёрдый пол впивался в них. Но всё ради Бога. Родители настаивали, говорили, что Бога нужно не только бояться, но и любить, не совершая грехов и постыдных поступков, иначе Богу будет стыдно за своего верного слугу. Субин слушался не потому, что искренне верил в это, а потому, что не хотел получить очередную порцию ударов по животу от строгого отца, который считал наказание непослушного сына частью своего родительского долга. Субин не верил в Бога, ибо как можно верить в божественное существо, когда его жизнь до сих пор была полна только ужаса и страданий? Мама не была настолько помешана религией, как отец, но тоже внушала ему свои убеждения. Она была его опорой, обрабатывала побои и царапины после ударов отца, но всегда говорила, что Бог поможет и всё произойдёт по Божьей воле. Она готовила еду, но обязательно без мяса, так как уважение к живым существам было важным аспектом их семейных убеждений. Перед сном каждый день она повторяла свои наставления: — Сынок, не причиняй вред живым существам, не воруй, не ври, не богохульствуй, не употребляй алкоголь и наркотики и не спи с кем попало. Ты должен идти путём честности и благочестия. После своих наставлений мать всегда нежно целовала Субина в лоб и уходила из комнаты, оставляя его одного со своими мыслями и приближающейся истерикой. Но он научился подавлять эмоции так, что не видел в этом огромной проблемы. — Ты не должен быть слабым. — Твои слёзы не достойны этого. — Не плачь, прошу. — Всё нормально, ты привык. Слова, вечно повторяющиеся в его голове. Как будто они в самом деле могли его спасти. Было тошно, что ему всегда втирали о непричинение вреда другим людям, но почему тогда ему всё доставалось? В чём он виноват? «Не ври, не употребляй» — звучали как упрёк и угроза. Каждый раз, слыша эти слова, его сердце начинало биться быстрее, а дыхание становилось тяжёлым. Субин учился на отлично, но это было, конечно же, не по своей воле, а по настояниям родителей. Его мама всегда говорила: — Только так ты сможешь прожить счастливую жизнь, дай Бог. Почему это заслуги Бога? Ведь он учился днями и ночами, стараясь до крови из носа и головокружения. Верно — всё Бог. И правда. Помимо открытых насмешек одноклассников, в школе Субина старались также избегать. Верующий парень, вечно пахнущий благовониями, с крестом на шее и, как многие считали, с библией в сумке — всё это неприятно для них. Если бы у Субина был выбор: он бы тоже с собой не общался. Войдя в класс, Субин сел на своё место возле окна и начал тупо залипать. Его мысли нигде не блуждали — они вообще были пусты. Он просто смотрел на падающие листья, и его взгляд медленно проследил за очередным листком, что опал на одинокую скамейку во дворе школы. Взгляд зафиксировался лишь на нём, словно он полностью провалился в пустоту. Было тяжело выйти из этого состояния, если только кто-то не дёрнет его за плечо. Что сейчас и случилось. — Субин-а, ты чего завис? — холодно спросил Тэхён, убирая свою руку с плеча. — А-а-а… Задумался, не обращай внимания, — после чего перевёл взгляд обратно к окну. Субин и Тэхён были по-своему особенными друзьями. Они понимали друг друга на интуитивном уровне. Субин ненавидел высказывать свои проблемы, словно это было вымогательством, а Тэхён не хотел слушать чужие жалобы и как-то помогать. Именно поэтому он ему и нравился. Он был человеком, который не лез в чужие проблемы, даже если видел, что другу плохо. Конечно, бывали моменты, когда Субину настолько плохо, что ему хотелось поделиться с кем-то всеми накопившимися проблемами и страданиями в душе. Но он понимал, что никому это не нужно. Никому. И в такие моменты он просто смотрел в пустоту, стараясь найти выход из своих тёмных мыслей. Тэхён снова ударил Субина по плечу, когда урок начался, и ещё раз, когда урок закончился. Тэхёна удивляли частые выпадания друга из мира, но он старался не лезть в это дело. Ему уже хватило. — Чхве Субин, подойдите в учительскую после уроков, — строго произнёс сонсэнним. — Хорошо, — ответил Субин спокойно, но сердце рухнуло в пятки. Неужели его оценки ухудшились? Собственно, после этой просьбы он больше не мог думать ни о чём другом.***
Субин дрожащими ногами шёл в учительскую, предвкушая только ужас. «Пожалуйста, только бы не оценки», — повторял он у себя в голове, подойдя к учительскому столу своего классного руководителя и делая вежливый поклон. — Здравствуйте, сонсэнним, вы хотели меня видеть? — Субин нервно перевёл взгляд на уже пожилого учителя с щетиной, седыми волосами и заплывшими жирком глазами. — Да, Чхве Субин, — ответил мужчина, листая бумаги в руках. — В общем, дело такое. Добровольное, — он улыбнулся, но улыбка у него казалась хитрой. «Значит, вовсе не добровольное», — подумал Субин, уже как будто предвкушая свои страдания. — Знаешь Чхве Ёнджуна? Так вот… Подтянуть бы этого бездельника, совсем от рук отбился, — объявил сонсэнним, поднимая брови и обречённо вздыхая. — Извините, я не могу… — Не можешь? А вот резкий звоночек твоему отцу прийти может, — сонсэнним лукаво улыбнулся. — Хорошо… — Субин сразу же согласился, понимая, что сонсэнним имел в виду. Мужчина уже давно знал о сложных отношениях Субина с отцом, но его это не волновало. Воспитание было личным делом каждой семьи. — С чем мне ему помочь? — спросил он, теребя костяшки правой руки большим пальцем. — Математика, химия, физика, английский и биология, — вновь улыбнулся сонсэнним. «Собрали самое худшее», — Когда я могу начать? — Точно не сегодня, его нет. Но приступите, как только увидите друг друга. Я думаю, ты как староста класса, должен справиться. — Да, конечно, сонсэнним. — Можешь идти. До завтра, Чхве Субин. — Доброго вечера, сонсэнним, — он завершил свою речь в поклоне и сразу же направился на выход из учительской, чувствуя на себе взгляд. Для Субина это было настоящим испытанием. Ему и так нужно было уделять много времени и усилий, чтобы поддерживать высокие оценки и удовлетворить ожидания своих родителей. Теперь же он должен был подтягивать Чхве Ёнджуна, который казался ему абсолютно противоположной личностью. Они были как небо и земля. Ёнджун жил в хороших условиях, приезжал в школу на новой модели велосипеда и даже был участником школьной музыкальной группы. Слухи о нём ходили разные: алкоголь, наркотики, курение и постоянные похождения по девушкам. Ёнджун был типичным «плохим парнем» в глазах многих. Субин же был обычным отличником, зависящим от своих оценок, истинным «верующим» в глазах своих родителей. Он был замкнутым и постоянно где-то не в этом мире, борясь с собственными демонами и сомнениями. Субин не знал, как можно выйти с ним на контакт и захочет ли тот вообще. Их встречи в коридорах на перемене были неопределёнными и иногда даже неприятными. Ёнджун мог демонстративно проходить мимо него, словно его не существует, или смотреть пристально в глаза, будто пытаясь что-то сказать. В школе у них была та самая «троица», состоящая из Чхве Бомгю, Хюнин Кая и, конечно, Чхве Ёнджуна, который играл роль «лидера» в этой группе. Эти ребята были известны своими постоянными насмешками и буллингом в отношении других учеников. Не особо хотелось связываться с ними, но, видимо, этого не избежать. Субин шёл домой, стараясь сделать каждый шаг как можно медленнее. Он перебирал ногами каждый листок на тропинке — сырые листья, которые раньше казались ему незначительными, вдруг стали интересными. Из них получился бы невероятно красивый гербарий в его воображении. Тёмное небо над ним тоже стало особенно привлекательным. Он хотел смотреть на него вечность, с каждым моментом погружаясь всё глубже в темноту вечера. Возле небольшого домика Субин выдохнул, видя, как его дыхание образовало небольшое облако в холодном воздухе. Потерев руки друг об друга, чтобы согреть их, он всё-таки отпер калитку и зашёл во двор. Дом встретил Субина мёртвой тишиной, и он старался как можно беззвучнее снять обувь и дойти до своей комнаты, надеясь избежать внимания отца. Однако, как всегда, всё не могло так легко закончиться. За спиной послышался строгий отцовский голос, пронзивший тишину по швам: — Где ты был? Уже поздно. — Меня сонсэнним задержал, — тихо ответил Субин, стараясь звучать как можно более податливо. — Жду дневник на своём столе через две минуты. Время пошло, — мужчина фыркнул, развернулся и направился в свой кабинет. Субин поставил сумку на стол, вытащил злосчастный дневник и открыл его, зная, что внутри его ждала одна «Б». Он искренне и очень глупо надеялся, что сегодня отец простит ему оценку и не станет наказывать слишком строго. Через минуту он уже стоял в кабинете отца, протягивая ему дневник, который тот тут же выхватил и начал просматривать оценки с пропусками. Его брови нахмурились, а лицо стало серьёзным, стоило взгляду найти «Б» в дневнике. Чхве-старший медленно перевёл взгляд с дневника на своего сына, его глаза выражали строгость и полное разочарование. Субин стоял перед ним, чувствуя себя маленьким и беспомощным насекомым. Сердце билось быстрее, тело ожидало наказания, которое, он знал, неизбежно придёт. — Почему не «А»? — строго спросил мужчина, взгляд его не оставлял Субина. — Тема была сложной, но я почти справился. — Почти не считается, Субин, ты понимаешь? Сколько баллов получил? — продолжал отец, настойчиво ожидая ответа. — Восемьдесят восемь, — прошептал Субин, но тут же почувствовал, как тяжёлая рука мужчины легла на его затылок и впечатала голову в стол. — Бездарность! Двух баллов не хватило! — мужчина с силой бил его голову об стол, стягивая волосы в крепкой хватке. Субин ощущал боль, но старался не выражать её на лице. — Отец! Я исправлюсь, прекратите! — голос неконтролируемо сорвался на ноту выше, прося о пощаде. Мужчина сначала ничего не делал, раздумывая, а после немного ослабил хватку и отпустил его волосы. — Иди на молитву, два часа, — приказал отец, свершив свой акт наказания. — Хорошо, отец. Субин вышел из кабинета опустошённый. Хотелось плакать, но он не мог. Внутри ничего не было, только пустота. Чхве приземлился на колени перед тумбой, на которой стояли три иконы, свеча и крест. Свеча, освещая его молитвенное место, создавала игру теней на стенах. Субин заключил пальцы рук в замок и начал молиться. Он зачитывал молитву о мирах, как ему приказывали ещё в детстве, во избежание наказания. Хотя внутри него не было веры, он старался выполнять это обрядно, дабы уберечь себя от новых страданий. В стойке пленного раба он стирал коленки до мяса, и лишь под скрипы противных деревянных половиц слышалось его монотонное зачитывание слов. Он бы мог просто молчать, но стены тонкие, если отец услышит, что он не читает, то, казалось, этот крест на тумбе станет следующим наказанием. Два часа молитвы показались Субину девятым кругом ада. Иначе сказать язык не поворачивался. Его ноги уже предательски дрожали от боли, во рту пересохло, а голова начала жутко болеть. Казалось, что кровь медленно, но решительно хотела вытечь из его носа, но он старался не дать этому случиться, опуская голову книзу. Внезапно раздался крик его матери: — Дорогой, у него кровь! Субин чувствовал, как капли крови начали стекать из носа, отправляюсь к губам. — Это наказание Господа! — закричал отец в ответ, считая, что кровь является частью испытания веры. Казалось, что Субин сейчас точно свалится в обморок, но через пару минут вернулась мать и помогла подняться сыну на ноги. Она была встревожена и понимала, что Субин страдал, но была беспомощна перед волей мужа. — Сынок, в следующий раз обязательно получи наивысший балл. Ты же сможешь, да? — умоляюще посмотрела мама на Субина и чмокнула его в лоб, куда раньше попадали удары от стола. — Да, мам, конечно, — измученно улыбнулся Субин и направился в свою комнату. Он уселся на кровать, и слёзы подступили к его глазам. Сначала Субин не обращал внимания, втыкая в одну точку, но потом, заметив, что его взгляд становился всё более расплывчатым, начал смахивать их указательным пальцем. «Всё хорошо, всё хорошо, всё нормально, я в порядке, я в порядке», — произносил в мыслях Субин. Постепенно он успокоился, и слёзы перестали течь, оставляя лишь засохшие дорожки на щеках. Однако после этого он почувствовал слишком странное ощущение, словно ему больше не хотелось делать ничего. Абсолютно. Субин попытался сосредоточиться на учебе, но всё, что у него получалось — зависание. Его размышления были разорваны на части, и он не мог сосредоточиться. Слёзы сами подступили к его глазам, но он не мог плакать, даже если хотел. Не получалось. На протяжении часа он пытался выполнить домашнее задание: писал несколько слов, затем зависал на минут десять, пытаясь собрать свои мысли, писал, опять зависал и снова писал. Когда часы перевалили за полночь, Субин лёг на кровать, сложил руки на грудную клетку и уставился в потолок. Ему уже хотелось лечь спать и забыть обо всём на свете, но внезапно его сердце начало бешено биться, словно взрываясь внутри него. Затем появился ком в горле, который становился всё более давящим. Субин пытался дышать. Ему казалось, что его горло сжималось под чьим-то натиском, из-за чего воздух не доходил до лёгких. Он чувствовал, как паника захлестнула его нутро, где звучали крики отчаяния. Хотелось перерезать себе глотку и уже забыть этот кошмар. За что Бог с ним так?***
Субин обнаружил синяк на своём лбу, появившийся после ударов отца об стол. Синяк болел, особенно если он хмурился или просто прикасался к нему подушечками пальцев. Чёрная чёлка спасала его от внешних глаз, идеально прикрывая чёртов синий бугорок на лбу. Самое печальное, что встреча с Ёнджуном оказалась раньше, чем Субин предполагал. Чхве, как всегда, спокойно шёл в класс, погружённый опустошёнными мыслями, когда вдруг почувствовал прикосновение к своему плечу. Рука, ласково положенная сзади, заставила его замедлить шаги. Субин обернулся и увидел его: парня со светло-коричневыми волосами, аккуратно спадающими на лоб; проколами в ушах, что считала его семья большим грехом; алыми пухлыми губами, изогнутыми в какую-то садистскую ухмылку; и аккуратным ровным носом — всё это привлекало внимание Субина. Если бы родители увидели, с кем он собирался провести свои, как минимум, последние три месяца, то ремень играл бы уже по его заднице. — Чхве Субин? — елейный голос парня вывел его из раздумий. — Да? — Субин склонил голову, испуганно заглядывая в глаза. — Да ты реально фанатик. Я тебя уже раз пять позвал, а ты всё не отвечаешь, — с небольшим закатом глаз сказал Ёнджун и скрестил руки на груди. — Прости, — Субин неловко замялся на месте, покусывая нижнюю губу. — За что ты просишь прощения? Забей. А… Что сказать-то хотел… Короче, сегодня в библиотеке, окей? Я пошёл, — Ёнджун слабо хлопнул его по правому плечу и ушёл, не дожидаясь ответа Субина. Субин сначала смотрел ему в спину, а после лишь пожал плечами и направился в класс. Уроки текли быстро и незаметно, как вода в ручье. Субин, с трудом сдерживая эмоции, почти в слезах умолял сонсэннима по математике переписать тест. Тот всё говорил, что у него наивысшее количество баллов, но как ему было объяснить, что этих баллов недостаточно? Договорившись о том, что это последний раз, когда сонсэнним идёт ему на уступки по поводу исправлений, Субин почувствовал, как капля тяжёлого груза сошла с его плеч. Это было облегчение. Субин вышел из класса с чувством победы, даже несмотря на то, что был вынужден прибегнуть к тактике умоляющего. Встреча с Ёнджуном с каждой минутой становилась всё ближе и ближе. Субин старался не давать волнениям взять верх, даже если вокруг витали слухи и сплетни. Знал ли он, что люди шептались о нём? Возможно. Но Субин знал, что не всегда можно доверять тому, что слышишь. Субин открыл дверь библиотеки, где уже сидел Ёнджун, по-хозяйски закинув ноги на стол. Удивительно, что от дежурных ему ещё не влетело по шапке. — Привет, — тихо поздоровался Субин. Ёнджун мельком глянул на воображаемые часы на руке и сказал: — Ровно вовремя, молодец! — и скинул ноги со стола, ставя их на пол и пододвигая стул ближе к столу. Субин прошёл вперед, сел напротив него. — Ох… — было очень неловко. — С чего начнём? — С математики любимой конечно, — с улыбкой сказал Ёнджун, подперев ладонь к щеке. — По каким темам у тебя неуды? — Логарифмические функции. Субин проматерился внутри себя, но внешне остался спокойным. — Давай решим тот тест, который ты завалил последним, — предложил Субин. Ёнджун тут же спешно начал рыться в сумке, достал тетрадь и вытащил оттуда листочек, сложенный пополам. — Вот, — протянул он лист. Субин взглянул на него и удивился: как можно было получить всего двадцать четыре балла за такую тему? — Хорошо, давай начнём. Субин старался объяснить максимально просто. Ёнджун часто кивал, и Субин следил, чтобы он внимательно слушал и ничего не упускал. — Таким образом… — Подожди-подожди, — перебил его Ёнджун. — Может, сядешь поближе ко мне? Не нужно будет так тянуться через стол, — Субин сначала молча смотрел на него, но, взвесив все за и против, кивнул и подсел к Ёнджуну. В нос сразу же ударил запах мужского приторного одеколона, ядерной мятной жвачки да вишнёвых сигарет, заставляя поморщиться и зажать ручку меж пальцев покрепче. Субин продолжил объяснять тему, давая Ёнджуну решать всё самостоятельно, что тот делал вполне хорошо. — А ты не настолько глупый в учёбе, как я думал, — сказал Субин под конец их занятия. — Я таким кажусь? — Создаёшь впечатление. — А от тебя действительно пахнет благовоньями, — улыбнулся Ёнджун, щуря свои лисьи глаза. — Хорошо это или плохо? — Ну, не сказал бы, что плохо. Расслабляет слегка, но я бы не выдержал всё время чувствовать на себе этот запах, — Ёнджун поёжился, словно табун мурашек прошёлся по его телу. — Ясно… Давай тогда домой собираться. Уже поздно, — Субин встал со стула и начал складывать учебники с тетрадями в сумку. — Как скажете, сонсэнним. Ёнджун с Субином собрались и направились к выходу школы. Вечернее небо плавно окрасилось в тёмные оттенки, а холодный ветер окутывал с ног до головы обоих юношей. Субин перевёл на Ёнджуна взгляд и заметил, как ветер ласково развивал сожжённые пряди его волос, создавая игривые завитки на лице. Он невольно улыбнулся этому зрелищу. — Тебе в какую сторону? — спросил Ёнджун, останавливаясь на перекрёстке. — Мне прямо. — Мне тоже, значит, идём вместе. Шли в тишине. Ёнджун что-то напевал под нос, создавая лёгкий музыкальный фон в вечерней атмосфере. Субин, наблюдая за ним, не мог удержать улыбки, видя, как Ёнджун слегка пританцовывал под ритм своих собственных мыслей. Их шаги создавали мягкий стук по асфальту, в то время как ветер игриво трепал листья на деревьях. У следующего поворота, когда нужно было идти каждому своим путём, они разошлись. Ёнджун бросил весёлый взгляд и произнёс: — Спасибо за помощь, Субин. — Не за что. До завтра, — коротко ответил ему Субин. Когда Субин пришёл домой, отец снова его встретил недовольным взглядом. — Где был? — Меня поставили как лучшего, подтягивать ученика с плохой успеваемостью. Небольшая гордость в глазах отца проблеснула, но потом снова вернулся сердитый взгляд. — Что с той оценкой? — Завтра исправлю, я договорился. — Если бы ты написал всё с первого раза, то и не пришлось бы договариваться, — процедил отец, бросив на конец: — Молитва. Один час.***
Не то чтобы за последний месяц общения из-за учёбы они сильно сблизились, всего лишь смеялись вместе с глупых анекдотов Ёнджуна, что он постоянно вычитывал в каком-то комиксе; всего лишь Субин чаще начал замечать, как Ёнджун кокетливо заправлял прядь выбившейся чёлки за ухо; его сердце всего лишь сходило с ума каждый раз, стоило Ёнджуну приблизиться чуть ближе во время занятий и потянуть руку, прикасаясь своим плечом к субиновому. Наверное, это нормально. По крайней мере, так думал Субин. Сегодня же Ёнджун предложил позаниматься учёбой в гараже, где он проводил репетиции и время с музыкальной группой. Он сказал, что библиотека ему уже слишком надоела, и ему нужна была срочная смена обстановки, иначе формулы и бесполезные правила ну никак не запомнятся. — Проходи, — Ёнджун любезно пропустил Субина первым в гараж. Последнему сразу же открылся вид на уютное помещение. На одной из красных кирпичных стен был витраж с различными пластинками неизвестных ему групп. Внизу был кожаный диван, напротив стояло кресло, а в центре располагался стеклянный журнальный столик. В другом углу привлекала внимание ударная установка, состоящая из блестящих барабанов разных размеров с металлическими тарелками. По центру гаража на подставке стояла красная электрическая гитара с яркими струнами. На другом конце гаража возвышался инструмент с чёрными и белыми клавишами, расположенными вдоль длинного стола. Разноцветные кабели и провода протягивались по стенам и полу, создавая паутину электронных соединений, будто музыкальные нити, объединяющие этот уголок творчества. Субин открыл рот в удивлении, чуть не отправив нижнюю челюсть к полу. — Муха сейчас залетит, — произнёс Ёнджун, прыснув смехом, и закрыл ему рот своей рукой, схватив за подбородок. Субин на мгновение замер, чувствуя на своём лице тёплое прикосновение чужой кожи. — Просто тут так уютно, вот я и удивился, — очевидно, начал отводить взгляд. Ему стало неловко. — А что ты ожидал увидеть? — рассмеялся Ёнджун. — Кровь, трупы? — У меня всё не настолько плохо с фантазией. — Да-да, рассказывай. Ёнджун указал Субину на уютный кожаный диван, приглашая присесть, а сам подошёл к небольшому холодильнику, уголок которого дополнял атмосферу гаража. С лёгкостью он открыл дверцу и извлёк две баночки пива. — Я не пью, — твёрдо сказал Субин. — А… Точно. Верующий ты наш, — Ёнджун поставил одну банку обратно в холодильник. — Есть лимонад, кофе в банке и банановое молоко. Будешь что-то? — Давай молоко. — Сейчас позанимаемся, и давай тогда перекус небольшой сделаем, — предложил Ёнджун, на что Субин согласно кивнул. Они были увлечены изучением химии, погружаясь в сложные формулы, когда внезапно их учебную атмосферу потревожил звонок субинова телефона. — Ты где?! Забыл? Мы сегодня в монастырь едем до воскресенья! — голос отца звучал грубее обычного. Субин вздохнул, он совсем об этом забыл. — Я сейчас буду. — Чтобы через пять минут уже был дома! — послышались гудки. — Ёнджун, мне нужно домой. Прости. — Опять ты извиняешься… — он игриво бипнул его в нос, а после спросил: — Может, тебя подбросить? — Не стоит, — сразу же отказался Субин, понимая, что если отец увидит Ёнджуна, то ему точно запретят с ним видеться. А Субин этого не хотел, хоть и понимал, что с вероятностью в девяносто девять и девять процентов их общение прекратиться, как только занятия закончатся. — Я могу до твоего района подбросить, не отказывайся! Я не каждому второму предлагаю прокатить их на велосипеде. Субин закусил губу. Звучало заманчиво. Ему давно хотелось прокатиться на ёнджуновом красном велосипеде. — Ладно… — тихо согласился Субин и кивнул. Парни вышли из гаража, и Ёнджун сначала быстро расстегнул противоугонку, после сел на сиденье своего двухколёсого друга. — Запрыгивай на багажник и держись покрепче, — Ёнджун игриво приподнял брови и улыбнулся. Субин осторожно занял своё место на багажнике, чувствуя, как металлическая конструкция упиралась в копчик, а длинные ноги свисали в стороны. Несмотря на не совсем приятные ощущения, он старался найти комфортное положение. Чтобы избежать неловкости, он держал Ёнджуна за плечи, пытаясь удержаться, хотя, честно признаться, — это было слишком неудобно, и он чувствовал, как его руки невольно дрожали. Ёнджун начал крутить педали медленно из-за веса Субина, но постепенно набирая скорость. Субин почувствовал холодноватый осенний ветер, пробирающийся по волосам. Ёнджун же весело присвистнул, отпуская левую руку с руля и поднимая её вверх, тем самым придавая поездке дополнительную лёгкость. Ёнджун, старательно крутя педали, неожиданно заехал на бортик, вызвав подпрыгивание велосипеда. В этот момент Субин мгновенно заключил талию Ёнджуна в кольцо своих рук, стараясь удержаться и предотвратить потенциальное падение. — Ох, прости, — извинился Субин, сразу же убрав руки. Однако велосипед снова подпрыгнул, из-за чего тот опять обнял его за хрупкую талию. — Можешь держаться. Я не против, — сказал старший, и почему-то Субину казалось, что он улыбался во все тридцать два. Ветер бил в лицо, развивая пряди волос в разные стороны, и он наслаждался моментом: прижался к тёплой спине Ёнджуна, чувствовал ритм его сердца, наслаждаясь стремительными звуками, что казались такими близкими и знакомыми. Субин решил не думать, почему так быстро бьётся сердце, предпочтя просто наслаждаться моментом спокойствия и близости. Возможно, Ёнджуну было тяжело вести велосипед, но этот незабываемый и расслабляющий момент создавал ощущение покоя перед неизбежной встречей с отцом. — Останови здесь, — через время произнёс Субин недалеко от его дома. — Хорошего вечера, Субин! — помахал ему Ёнджун, улыбаясь, и начал медленно заворачивать обратно. Субин наблюдал, как с каждой секундой силуэт Ёнджуна отдалялся и вскоре полностью скрылся за поворотом. — Ты опоздал, — прозвучало суровое замечание отца, стоящего рядом с уже старой машиной. — Извините. — Твои вещи уже собраны, садись в машину. Время не ждёт, — добавил отец, подчёркивая свои слова строгим взглядом. Дорога была не совсем долгой, но Субин успел прилечь поспать на два часа. Сна с каждым днём не хватало всё больше. Обычно он ограничивался трёхчасовым сном, а сегодня и вовсе не спал, всю ночь тратя на подготовку к тесту по математике. Вскоре машина остановилась у небольшого монастыря. Город, в котором они жили, был невелик, и самый ближний монастырь находился в двух часах езды. К тому же он не являлся самым красивым, по мнению Субина, особенно учитывая впечатления от картинок, которые он видел в книжках. Вместо величественных архитектурных деталей и украшений этот монастырь казался скромным и простым — мрачный и холодный, — но внимательный взгляд мог заметить усилия, приложенные для изменения его вида. Видны были попытки добавить к элементам структуры что-то традиционное, воссоздавая атмосферу старинной благочестивости. Именно из-за того, что он создавал жуткий вид, Субин так сильно не любил его. Во-первых, там ужасные спальные места и отвратительная еда в виде сухого риса да безвкусного овощного рагу. Во-вторых, он что и делал, так это отдавливал себе коленки каждый день, читая молитву в церкви. В-третьих, он до жути боялся всех монахинь и служащих в монастыре и церкви. В детстве монахини не раз запирали его в какой-то маленькой комнате, когда Субин начинал орать от боли в коленях и больше не мог читать. Там, прижатый к четырём стенам, он проводил долгие часы в одиночестве, пока монахини открывали дверь только в случае, если его мама начинала беспокоиться о нём. Плюсы? Абсолютно никаких. Зайдя внутрь, Субин почувствовал сильный запах благовоний, который заставил его чувствовать подступающую к глотке тошноту. Тем не менее ему приходилось терпеть этот запах, несмотря на неприятные ощущения. Аромат благовоний создавал атмосферу священности, но для Субина он стал символом чего-то тяжёлого и неприятного, вызывая физический дискомфорт.***
Субин вернулся домой и сразу же побежал в гараж к Ёнджуну без приглашения. Церковь и монастырь вымотали его окончательно. Отец назначил ему пять часов ежедневных молитв без перерывов, взыскивая за опоздания и поздние возвращения домой. Субин забежал в гараж, сразу встречаясь с двумя внимательными глазами, отображающими удивление. — О-о-о, матерь Божья, Субин-и, ты где пропадал? Три дня до тебя не мог дозвониться, — первым начал разговор Ёнджун, откладывая коробку с рамёном на журнальный столик. — В монастырь ездили, там телефоны запрещены. — А-а, вот как, — покачал головой Ёнджун, как бы говоря, что это очень умно. — Голодный? — Как собака. После ужина Субин и Ёнджун сидели в своем уединённом уголке. Ёнджун нежно поигрывал струнами своей красной гитары, при этом его светло-коричневые волосы спадали на лоб, прилипая к нему из-за душного помещения и отсутствия какого-либо вентилятора. Его пухлые губы двигались, напевая нежную мелодию. Стук в дверь гаража прервал пение Ёнджуна, и он тут же вскочил с кожаного кресла, направляясь к двери. Субин же просто сидел на диване, пристально наблюдал за действиями Ёнджуна. Старший с кем-то недолго общался, после чего ему передали какой-то пакетик, а Ёнджун — деньги. — Что он передал тебе? — спросил Субин, слегка косясь на него с недопониманием. — Кое-что очень интересное, — подмигнул Ёнджун и уселся на кресло напротив Субина. — И что же? — Шишки. Пробовал когда-нибудь? — Нет. Уголки рта Ёнджуна потянулись вверх, и он прицокнул языком. — Не против, если закурю? — Кури. Ёнджун аккуратно разложил белую бумагу на ровной поверхности столика, внимательно расправляя её углы, чтобы она была идеально ровной, и достал из пачки одну сигарету, держа её между пальцев с небольшой улыбкой на лице. Затем он взял зип-пакетик и осторожно открыл его. Субин внимательно наблюдал за всем процессом. Ёнджун опустошил табак сигареты до половины, после чего закинул туда зелёную субстанцию, видом похожую на траву. Сверху тоже аккуратно присыпал табаком. Ёнджун встретился взглядом с Субином и засунул сигарету меж губ, чиркая зажигалкой и поджигая кончик. Первая затяжка сопровождалась неглубоким вдохом, и Ёнджун мгновенно ощутил аромат и вкус, наполняющие рот. Он глубоко вдохнул дым и медленно выпустил его в лицо Субина. Дым плотно облепил его, и младший почувствовал травяной, переплетающийся с чем-то противным запах, заполняющий ноздри. Ёнджун продолжал курить, делая ещё три затяжки подряд, ни на мгновение не отрывая свой взгляд от Субина, а после, словно в невзначай спросил: — Будешь? — Субин молчал. Долго. Ему было интересно и хотелось узнать что же в этом такого. — Я долго ждать не буду, Субин-и. — Давай, — выдохнул Субин. Лицо Ёнджуна вновь растянулось в довольной ухмылке и он присел к Субину на диван. — Ты до этого хоть курить пробовал? — спросил старший. — Нет, ни разу. — А, точно. Ты же верующий, — саркастично сказал Ёнджун, после чего сразу же засмеялся. Успокоившись, продолжил: — Короче, берёшь, подносишь к губам, — Субин наблюдал за каждым действием, как фильтр притрагивался к пухлым губам старшего и прижимался к ним. — Потом делаешь затяг. Ты можешь начать кашлять, особенно из-за этого, но так у всех. Вдыхаешь, держишь немного в лёгких и выдыхаешь. Попробуешь? — Ёнджун протянул сигарету, держа её меж костлявых пальцев, и вглядывался в чужой ряд зубов, что проходился по припухлой нижней губе. В конечном итоге Субин перехватил сигарету с ёнджуновых рук. На этот раз старший внимательно наблюдал за ним. Субин поднёс сигарету к губам, чувствуя гнусный запах. Вдохнул. Сразу же начал кашлять, слегка задыхаясь и начиная держаться рукой за горло. Ёнджун начал дико ржать и утешающе бить его по спине. Субин зло на него посмотрел, из-за чего тот ещё сильнее начал смеяться. — Прекрати, — смущённо произнёс Субин. — Прости, — всё так же смеясь, пролепетал Ёнджун. Он выдохнул. — Давай ещё раз. Я честно не буду смеяться. Богом клянусь. Субин на последние слова фыркнул с отвращением и отвёл взгляд, лишь бы не видеть чужие надутые щёки в попытках удержать смех со своих же нелепых слов. Чхве, подражая Ёнджуну, вдохнул дым и выдохнул его точно так же, как делал его друг. На этот раз дым попал несколько сильнее, и Субин почувствовал, как его горло неприятно сжалось. Появилось слабое покалывание и ощущение раздражения. Субин продолжал делать это несколько раз подряд, и каждый следующий вдох дыма усиливал ощущение в глотке. Внезапно он начал кашлять, не сдерживаясь, обильно выдыхая дым. Кашель был громким и непроизвольным, и он не мог остановиться. А потом стало смешно. Ржать хотелось невыносимо со всего подряд, что они, собственно, и делали. — Бля, Субин, — произнёс Ёнджун, после чего они вдвоём, как не в себя начали заливаться громким смехом. Их просто разорвало от двух слов. — Ёнджун-хён, я… — Не разговаривай, я сейчас взорвусь от смеха, — всё так же еле говоря, прошептал Ёнджун. Смеялись они ещё минут семь, пока горло Субина не начало стягивать в мучениях. Было ощущение, словно кто-то затянул петлю на его шее и со всей силы сдавливал. Спустя время он попал в абсолютную темноту. А после, казалось, он попал в кошмар. Чувство, что ему такое снилось раньше. Страшно. Сначала были звуки, потом появилось лицо Ёнджуна, а потом опять: темнота, звуки, Ёнджун, темнота и так по кругу. Картинки сменялись, как киноплёнка, но всё было абсолютно одно и то же. Темнота, звуки, Ёнджун. Не выдержав, Субин взялся за голову и начал безумно тараторить: — Нет, нет, нет, нет, — отрицательно мотая головой, — я не хочу! Нет! — Субин-а! — громко крикнул Ёнджун. — Эй, успокойся, — он нежно водил руками по его спине, пытаясь принести хоть какое-то утешение. — Я не могу… — Субин замолчал, а потом резко крикнул: — Что это?! Почему ты то замираешь, то всё нормально, а потом всё повторяется? Мне страшно. — Субин, всё хорошо, — старший поднялся с дивана, ухватился за субинову руку и повёл в центр гаража, усаживая его на пол напротив себя. — Слушай меня внимательно. Представь, что тебе холодно, — Субин остался сидеть невменяемым, лишь хлопал глазами. — Давай же, ну. Субин глубоко вдохнул, прикрыл глаза, ощущая дрожь собственных ресниц на нижних веках, и представил, что он в Антарктиде, представил пингвинов, лёд, зиму, кусающий мороз щёки и дрожь от переохлаждения на кончиках пальцев. И на удивление, это действительно помогло. Вместо повторяющейся картинки с пикселями он начал видеть лицо Ёнджуна слишком чётко, но было ужасно медленно. А потом начался девятый круг ада: картинка была быстрой, медленной, всё повторялось, быстрой, медленной до того момента, пока ему не стало ещё страшнее. Субину начало казаться, что Ёнджун осуждал его за каждое слово, он почувствовал, как неприятная липкость проходилась по голове, залезая в каждую извилину. Она делала его голову тяжёлой, и его мысли становились мутными. Субин попробовал сказать что-то, но слова застряли в горле, как будто кто-то невидимый снова стискивал его горло мучительно медленно, но неотступно. Он чувствовал себя пленником собственного молчания. Когда он сидел без движения — всё повторялось. Вот Ёнджун отвернул голову, а через мгновение повторилось, чёрт возьми, то же самое. После немалого времени Субин ощутил холодные руки на своей талии, чувствующиеся столь явно — они пробежались пальцами по белой рубашке, прощупывая рёбра, а после с немалой силой помогли подняться на ноги. Тогда всё стало намного лучше. Липкость начала отступать, его мысли стали яснее, и он снова мог свободно дышать. Субин направился к дивану и с измученным вздохом плюхнулся на него. Следом и Ёнджун. — Как тебе удаётся оставаться таким спокойным? — дрожащим голосом спросил Субин, всё ещё ощущая резкий зуд в горле. — Все переносят это по-разному. Особенно в первый раз. Сейчас же мне просто весело со всего подряд, — Ёнджун нахально скользнул рукой по субинову левому плечу, направляясь к противоположному, и щекой припал к руке Субина. Последний нелепо косился на него, слегка сбито дыша из-за действия наркотика. Губы разомкнулись с тихим чмоком, чтобы промолвить: — Ты… — Молчи, — старший моментально перебил его, приложил указательный палец на нижнюю губу, слегка задирая вниз, после нескольких мгновений перевёл на неё затуманенный взгляд и громко сглотнул. Он лукаво хмыкнул, ухватился за его плечи и улёгся сверху. — Полежим так немного. Ёнджун слышал, как тарабанило сердце младшего, как учащённо он дышал, выдыхал ему в волосы горячим воздухом, и было приятно слышать и чувствовать какие-либо звуки в этом кошмаре — будто осталось что-то живое. Спустя какое-то время Ёнджун облокотился на обе руки, что слегка упирались в рёбра Субина. Ёнджун взглянул на младшего исподлобья и заметил детали, игнорирующие им ранее. Расширенные чёрные зрачки полностью слились с его карими глазами, становясь удивительными, полностью чёрными, особенно в сравнении с его друзьями, у которых зрачки сужались под воздействием травы. Создавалось впечатление, будто Ёнджун заглядывал в самую глубину его души. Длинная чёлка Субина прилипла ко лбу от пота, а щёки были покрасневшими и слегка опухшими. Младший постоянно проходился языком по губам, создавая видимую напряжённость и… возбуждение вокруг него? Ёнджун пристально представлял себе, что сейчас видел младший: просто зависший кадр, как Ёнджун таращился на него. Ёнджун приблизился к его уху и тихо прошептал: — Субин-а… Холодно… — Субин тут же покрылся мурашками, изображение стало чётче, он начал вглядываться в чужое лицо, щуря глаза. Их глаза продолжали обмениваться интенсивными взглядами, словно они пытались понять друг друга на глубоком уровне, прежде чем что-то произойдёт. В конечном итоге Ёнджун решил сократить расстояние между ними коротким, но страстным поцелуем. Разъединив губы, Ёнджун уже чётко видел, как щёки Субина покрылись красным румянцем. Он чувствовал, как младший под весом его тела пульсировал от волнения. Ёнджун прильнул обратно, уже не в силах сдерживать себя, к горячим губам Субина, нагло скользнул языком в его рот, старательно изучая и сминая. Нервный выдох сорвался с уст Субина. Ёнджун ухмыльнулся сам себе и прикусил нижнюю губу, оттягивая её и слыша приятный низкий стон. Желание обладать Субином возникло как-то само собой, но в этот момент Ёнджуна не волновало, откуда оно возникло. Он был полностью поглощён страстью и жаждой. Ёнджун медленно приблизился к уху Субина, проводя кончиками пальцев по линии челюсти, его губы едва касались чувствительной кожи. — Больше… Дай мне услышать больше, — прошептал он в субиново ухо. Без спроса мокро лизнул верхний хрящ уха и начал слабо дуть, отчего не только ёнджуновы слова пронзили нутро Субина, но и приятное прохладное покалывание вызвало немало чувств и мыслей. Сомнения, непонимание того, что он делал, ощущения иллюзии веса чужого тела казались чем-то неправильным. Точнее, так беспрерывно цедил отцовский голос в голове. Он взглянул на Ёнджуна — такого разнеженного, возбуждённого, поглядывающего на его влажные уста. Сводило с ума. Быть может, весь этот месяц он только об этом и мечтал? Боялся лишний раз прикоснуться, словно мог обжечься, боялся сказать лишние слова и вдыхать чужой запах. Боялся задохнуться от нахлынувших чувств, ведь это неправильно. Нет, так считал отец. Его сейчас здесь нет, верно? Значит, можно позволить себе хоть чуть-чуть… Затуманенный собственными раздумьями, Субин разместил руку на щеке старшего и притянул в ещё один поцелуй, который приятно распространился по телу, отдавая незнакомым возбуждением внизу штанов. Их поцелуи были нежными и приятными, словно они погружались в мир, где существовали только они двое. Губы Субина ощущались такими мягкими и привлекательными, как Ёнджун и представлял в своих грязных фантазиях. Субин прижал Ёнджуна ещё ближе к себе, а рука осторожно скользнула в волосы Ёнджуна, лаская их. Его поцелуи становились всё более страстными, язык скользил по нёбу Ёнджуна, и время от времени он нежно посасывал нижнюю губу, вызывая у старшего дрожь от удовольствия. Ёнджун не стеснялся проявлять свои желания и начал извиваться, создавая мелкое трение между своими джинсами и телом Субина. Его движения были чувственными и исступлёнными, словно он жаждал большего. Ёнджун перевёл взгляд на выступающий бугорок чужих джинс, после на Субина. — Можно? — тихо спросил Ёнджун. В ответ Субин лишь быстро закивал. Старший улыбнулся, как довольный кот, и начал стягивать джинсы с нижним бельём, что уже слегка промокло. Ёнджун не мог отвести взгляд от вставшего члена Субина. Он был полностью заворожен этим видом, и каждое подрагивание чужого члена вызывали в нём желание. Старший чувствовал, как во рту скапливалось огромное количество слюны, и внезапно он захотел взять член Субина в рот. Субин же увидел, как в уголке ёнджунового рта проблескивала слюна, и невольно хмыкнул, дотрагиваясь до него большим пальцем и ощущая влажность, не спрашивая, ввёл свой палец, чтобы побаловать его и дополнительно возбудить. Палец скользил внутри тёплого рта, и Ёнджун с интенсивностью обсасывал его, наслаждаясь ощущением. Однако в какой-то момент он резко остановился, затаив дыхание, и взял в руку член Субина, пульсирующий от желания. Ёнджун медленно приблизился к головке, касаясь её губами, но не давая полного удовольствия. Субин простонал от мучений и новых ощущений — горячее дыхание Ёнджуна щекотало чувствительную кожу головки. Субин, не выдержав, взялся пятернёй за влажные волосы Ёнджуна и слегка опустил его голову, заставив взять член в рот. Старший, полностью подчинившись, начал работать губами и языком. Сначала движения были медленными и чувственными, но потом он начал наращивать темп, беря глубже и глубже, принося Субину всё больше удовольствия. — Ё-нджун-хён… А-ах… — протянул Субин стоном, сжимая волосы Ёнджуна в крепкой хватке. Чхве это казалось странным, слишком новым, грешным, но таким приятным. Слыша положительную реакцию Субина, Ёнджун стал играть языком по члену. Его движения были смелыми, и он уделял внимание каждой детали, чтобы приносить Субину наивысшее блаженство. После некоторого времени Ёнджун зажал язык на уретре, и Субин ответил безмолвным криком удовольствия и агонии одновременно. Его рука сжала влажные волосы Ёнджуна ещё крепче. Ёнджун осторожно отстранился, давая Субину немного времени на восстановление, но Субин тут же притянул его голову обратно. — Как приятно… — Субин приподнял бёдра, желая проникнуть ещё глубже. Нижняя губа Ёнджуна немного напряглась от продолжительной стимуляции, но он не останавливался. Его язык продолжал ласкать член Субина, и он слышал стоны и вздохи. — Я… Сейчас кончу… Хватит, — промолвил Субин, прикрыв глаза. — И правда… — Ёнджун выпустил член Субина изо рта. — Ты ещё трахнуть меня должен, — смело отчеканил Ёнджун, приблизившись к его лицу, отчего их дыхания начали смешиваться воедино. Субин тут же покрылся румянцем и отвёл взгляд в сторону. Чёрт, это было слишком стыдно. — Ну-ну, Субин-и, не стесняйся, — Ёнджун начал снимать одежду. Субин внимательно рассматривал Ёнджуна, когда тот сел на его бёдра. Перед ним открылся вид на рельефный пресс, который был напряжён от возбуждения; розовые соски на его груди были затвердевшими от желания, и они выглядели искусно возбуждающими; член Ёнджуна был твёрдым и пульсирующим. Субин не мог оторвать взгляда от этой сексуальной картины перед собой. Все его чувства и желания сосредоточились на Ёнджуне, и он жаждал прикоснуться к нему слишком сильно. — Ты такой… красивый — прошептал Субин, проводя своими большими ладонями по бёдрам, поднимаясь к талии и выше. Добравшись до соска, он зажал его между пальцев, получая в ответ тихое шипение. Ёнджун сильнее прижался бёдрами к чужим, прижимаясь всем телом и горячо дыша в ухо. Его горячий член начал тереться об член Субина. — Ёнджун… хватит, — прошипел Субин. — Что такое, Субин-и? — невинно спросил Ёнджун, закусывая губу. — Уши… чувствительные… — Да? — ухмылка ещё больше растянулась на его губах, и он прикусил мочку уха, сразу же зализывая больное место. Субин крепко схватил Ёнджуна за подбородок и, серьёзно заглянув в карие глаза, вызвал недоумение у Ёнджуна. Старший смотрел своими суженными зрачками и не мог понять, что произошло. — Я сделал что-то не так? — спросил Ёнджун, чувствуя некоторую неуверенность. Субин не ответил на его вопрос словами, вместо этого он приподнялся на локоть левой руки, приближаясь к Ёнджуну, притянул к своим губам. Их губы вновь столкнулись в поцелуе, перемешиваясь с запахом мяты и характерным вкусом травы. В последний раз, прежде чем рассоединить поцелуй, Субин захватил верхнюю губу Ёнджуна и с громким чмоком разомкнул их. Ёнджун спустился вниз к дивану и из-под него достал тюбик смазки. Открыв его, он налил себе на пальцы вязкой жидкости и поднёс их к колечку мышц. Субин завороженно смотрел, как Ёнджун ввёл первый палец, зажимая губу между зубами. Хоть в голове Субина и был полный бардак в виде иногда замирающих кадров или зависаний, из-за наркотиков он чувствовал всё в тысячу раз сильнее, особенно если пытался сосредоточиться на ощущениях. Субин выпал на некоторое время из реальности, но пришёл в себя, когда услышал протяжный и громкий стон Ёнджуна, который уже ввёл себе второй палец. — Субини, может… поможешь? — тяжело дыша, спросил Ёнджун. — У меня в первый ра… — Неважно… — перебил его Ёнджун, хватая руку Субина и поднося к сжимающемуся колечку. — Просто введи два пальца и начни растягивать меня. Субин всё сделал по инструкции. Медленно ввёл указательный палец, что с лёгкостью вошёл в тёплое нутро. — Теперь второй вводи… Он начал вводить средний палец — зашёл труднее. — У тебя руки большие… не рассчитал. — Ты всё так же плох в физике, — усмехнулся Субин. — Это математика, глупый… Речь Ёнджуна была прервана резким толчком пальца по комочку нервов. Невольно Ёнджун сам начал насаживаться на пальцы, закусывая губу. Спустя время длительной растяжки Ёнджун начал посмеиваться — то ли действие наркотика так влияло, то ли он нашёл что-то забавное. Ёнджун привстал, взяв в руки твёрдый член Субина, и медленно начал насаживать его на свою дырочку. Он наслаждался ощущением, когда член входил внутрь его собственного тела. Субин, обхватив бёдра Ёнджуна, сжимал их до появления красных отпечатков на белёсой коже. Субин резко толкнул Ёнджуна глубже, вызывая у него недовольное шипение. — Субин-и… Так нельзя делать… — протянул Ёнджун, упираясь руками в субинову грудь. — Возьму на будущее, сонсэнним… Ёнджун выгнулся и начал насаживаться на член Субина. Младший чувствовал, как дрожащие и горячие стенки обволакивали его член. Каждый раз, когда Ёнджун двигался вверх и вниз, раздавались хлюпающие звуки. Субин, возбуждённый до предела, взялся за ягодицы парня и резким толчком попал в комочек нервов, отчего Ёнджун сжал его член до боли. Субин наклонил голову и вздохнул. Тепло внутри Ёнджуна доводило до предела. Субин вдалбливался в чувствительную точку старшего, а тот навстречу подмахивал ему бёдрами. Субин чувствовал, как внутри него Ёнджун начинал крупно подрагивать. Он обхватил Ёнджуна крепче, прижимая его к себе, словно хотел объединиться с ним в этот момент. С громким стоном Ёнджун кончил, и белая жидкость хлынула. Субин почувствовал, как сперма Ёнджуна попала на его белую рубашку. Старший прижался к Субину всем телом, чувствуя, как внутри его заполняла горячая вязкая жидкость. Спустя время Ёнджун резко опомнился, много раз извинился за рубашку и предложил сменную футболку, лежащую в тумбе. Вдруг Субина осенило. — Ёнджун, сколько сейчас времени? Ёнджун глянул в телефон: — Полпервого ночи. У Субина сердце рухнуло в пятки. «Чёрт, чёрт, чёрт, мне конец от отца», — Мне срочно домой нужно. — Куда ты в таком состоянии собрался? — обеспокоенно спросил Ёнджун, придерживая Субина за плечи, чтобы тот не грохнулся на пол. — Меня отец убьёт, если я не приду, — ответил Субин, грубо оттолкнул Ёнджуна и в одно мгновение выскочил на улицу, где его встретил сильный дождь, что ударил в лицо. Субин мчался вперёд, не останавливаясь до тех пор, пока не достиг своего дома. Дождь нещадно промокал всю его одежду до нитки, и он чувствовал холод, проникающий сквозь мокрую одежду вплоть до костей. Дыхание стало тяжёлым из-за холода, которое, казалось, затягивало лёгкие и делало каждый вдох и выдох трудными. Субин забежал в дом, зная, что отец уже ждёт внутри. Весь промокший, он быстро принялся снимать мокрую обувь и одежду. Одежда назойливо прилипла к телу из-за влаги, и ему пришлось сильно потрудиться, дабы избавиться от неё. — Где был? — грубый голос отца обрушился на сознание Субина отрезвляющей пощёчиной, и он замер, не в силах даже двинуться с места. Субин старался избегать встречи взгляда с отцом, его глаза устремились в пол. Голос отца, казалось, становился всё дальше и дальше. И лучше бы так и было. — Смотри на меня! — крикнул отец и взял его за подбородок. Глаза встретились. — Ты под чем?! — сын смотрел на Чхве-старшего с расширенными зрачками, которые были абсолютно пусты. Мужчина ушёл из коридора, а вернулся с ненавистным Субину прутом. Он ударил сначала по рукам, вызывая у сына лишь болезненное шипение. — Что я говорил? — крикнул отец, нанося второй удар по рукам Субина. — Что?! — третий удар. Удары, несмотря на свою жестокость, не ощущались так болезненно, как если бы Субин был в обычном состоянии. Воздействие наркотиков, которые он принимал ранее, делали его менее чувствительным к боли. Удары перешли с рук на ноги, а затем на плечи Субина. Отец, разозлившись тем, что Субин не проявлял видимой реакции, бросил прут на пол и влепил ему звонкую пощёчину. Сильный удар заставил Субина приложить ладонь к пульсирующей от боли щеке. Из комнаты вышла поникшая мать. — Дорогой, он сейчас не в состоянии. Оставь его! — крикнула мама, пытаясь хоть как-то спасти ситуацию. — Не мешайся! Он грешник! Под наркотой! — крикнул отец и толкнул её, из-за чего она ударилась головой об стену. Субин, взбесившись, что он решил поднять руку на мать, решительно зарядил отцу кулаком по скуле. Отец отскочил назад от удара, глядя на Субина с недоумением и злостью в глазах. Это был первый раз, когда Субин ударил его. Мужчина ошарашенно смотрел на него и после со всей силой ударил по лицу. Субин не выдержал, потерял равновесие, упал на пол. — Неблагодарный! Мы всё делаем для твоего воспитания, а ты так позорно ведёшь себя перед Богом, — отец ударил его ногой в живот. Субин выдал из себя болезненный крик, после дрожащими руками начал защищать живот. Но мужчину это не волновало, он продолжал пинать сына по животу. Пинал, пинал и пинал. Субин лежал на полу, задыхаясь и ощущая, как острая боль разрывала живот после продолжительных ударов. Горячие слёзы потекли по щекам, но он ничего больше не чувствовал, не помнил. Субин видел повторяющиеся и зависающие кадры, как отец, что и делал, так это бил его ногой по животу. Субин перевёл взгляд на мать, которая задыхалась в слезах, безмолвно наблюдая за происходящим. — Прости, мам… — с этой фразой он потерял сознание.***
Ёнджун начал заметно переживать, когда Субин не выходил на связь третий день подряд. Были мысли, что он начал его избегать после той ночи с наркотиками. Ёнджун, не зная, что ему делать, решил обратиться к классному руководителю, надеясь получить хотя бы адрес дома Субина, чтобы узнать, что с ним происходит. Однако, когда он обратился к классному руководителю, тот отказал ему, объяснив, что сонсэнним не имеет права разглашать личную информацию учеников. Ёнджун решил попробовать последний вариант — обратиться к Кан Тэхёну, тому, с кем Субин, кажется, общался. Он направился в класс Субина, где нашёл спокойно залипающего в окно Тэхёна. Когда Ёнджун попытался начать разговор, он надеялся на помощь или информацию от Тэхёна. Однако Тэхён сразу же посмотрел на него враждебно, а затем без предупреждения подскочил со своего стула и начал толкать Ёнджуна в плечи. — Что ты сделал с Субином? — в порыве злости крикнул Тэхён. — Ничего я не сделал! Субин не выходит на связь уже три дня, вот я и пришёл, чтобы сходить к нему домой. — К нему нельзя домой! — Почему? Тэхён по-прежнему под влиянием сильных эмоций выкрикнул: — Потому что! — Мне всё равно. Дай мне его адрес, и я сам схожу, — настаивал Ёнджун. Тэхён сначала долго размышлял, молчал, но, наконец, сдался перед настойчивостью Ёнджуна и попробовал помочь. Он сел за парту и начал писать адрес на листке бумаги, при этом предостерёг Ёнджуна: — Я дам тебе адрес, но пеняй на себя, если что-то произойдёт. Держи, — Кан передал ему лист с адресом. — И скажи мне, если что-то узнаешь. — Без проблем, спасибо, — и вышел из класса. Ёнджун после окончания учебы направился к дому Субина. Этот дом находился совсем недалеко от школы, всего в восьми минутах ходьбы. Он подошёл к калитке, которая оказалась незапертой, и постучал в хлипкую дверь. Открыла женщина с синяками под глазами, заплаканным и опухшим лицом. Её щёки были впалыми, и казалось, что она не ела уже несколько дней. Взгляд женщины был полон горя и на лице она неравномерно вытирала слёзы пальцами. — Здравствуйте, — поклонился Ёнджун. — Скажите, Чхве Субин дома? Женщина не сразу ответила, её слёзы были непреодолимыми, но она всё равно попыталась собрать себя и слегка кивнула. Ёнджун сразу почувствовал тревожное бурление внутри себя. — Субин… Он… Мы похоронили его вчера. Слова женщины обрушились на Ёнджуна, как гром среди ясного дня. Он не мог поверить услышанному. Словно в ответ на эту новость у него в ушах начался звон, затмевающий все звуки вокруг. Ему было сложно собрать свои мысли:«Что?.. Он... умер? Неужели у него случилась передозировка из-за наркотиков? Но он же совсем немного выкурил…»
Женщина, видя его потрясение, спросила: — Ты был другом Субина? — Да… Он мне помогал с учёбой последний месяц, — кивнул Ёнджун. Женщина предложила: — Вот как… Зайдёшь? Я чай сделаю. Ошарашенный и потрясённый, Ёнджун просто прошёл вперёд. Как только он переступил порог дома, в нос ударил до боли знакомый запах благовоний. Он заметил, что по дому было развешано множество икон, а зеркала были завешаны белыми простынями, создавая атмосферу траура и скорби. — Можно я к Субину в комнату зайду? — Ах, да. Только там не прибрано. — Всё в порядке. Женщина сказала, где находилась комната, и Ёнджун направился на второй этаж дома. Когда он вошёл в комнату Субина, его глазам предстала печальная картина. Кровать не была застелена, а на ней разбросаны книги и тетради. На столе также лежали разбросанные книги, словно Субин в последние дни перед уходом пытался сосредоточиться на учёбе. На стуле валялись вещи, словно он собирался куда-то уйти, но не успел. Несколько икон стояли на прикроватной тумбочке. Подобные детали создавали образ человека, который страдал и пытался найти смысл, но, к сожалению, уже не мог этого сделать. Ёнджун сел на кровать, и слёзы начали подступать. По мере того, как эмоции овладели им, он улёгся на кровать и уткнулся лицом в подушку. Там, в этом месте, он сразу почувствовал тот самый запах, исходящий от Субина: благовония с каким-то сладким отголоском, как запах клубники. Этот запах был частью его воспоминаний о Субине. Было чрезвычайно трудно поверить, что его больше не существовало. Субин был таким живым, только недавно сидел напротив него, помогал с учёбой, и теперь он оставил после себя только пустоту и горечь. Ёнджун не мог удержать слёзы, и они текли как ручеёк, встречая его горькую печаль и бессилие перед ужасной реальностью. Полежав пару минут на кровати, ибо мысли разваливались на мелкие части, Ёнджун встал и подошёл к столу. Там он увидел кучу пробников по математике, открытые и исписанные тетради, свидетельствующие о том, насколько Субин старался в учёбе. Пока он перебирал тетради и рассматривал записи, его взгляд упал на листок, который выглядел как письмо. Письмо ему. Ёнджун взял его в руки и вернулся к кровати, чтобы углубиться в его содержание.«Привет, Ёнджун-а. Сегодня я проснулся с ужасной болью в голове, но и не только в голове. Отец избил меня. Живот ужасно болит, каждое движение ощущается, как будто всё внутри скручивается. Возможно, мне стоило послушать тебя и никуда не идти. Тогда бы я отделался долгой молитвой.
Ёнджун, больше я не смогу учить тебя. Может быть, тебе поставят другого ученика. Я надеюсь, что ты исправишь свои оценки, сдашь экзамены, поступишь в хороший университет, станешь тем, кем мечтаешь, заведёшь семью и состаришься с любимым человеком. Хотел бы им быть я. Кажется, за эти полтора месяца я полюбил тебя? Я не знаю, честно. Хоть я и верил многим слухам о тебе, ты оказался не совсем таким. Вредные привычки всё-таки у тебя есть, и я надеюсь, что ты бросишь курить. Очень.
У меня очень странные чувства, которые я не понимаю, но я думал о тебе все дни, что находился в монастыре, а потом сразу побежал к тебе и мне стало легче, когда я увидел твою улыбку и смешного тебя, поедающего рамён. Я не буду жаловаться, какая у меня ужасная жизнь, но я больше не выдерживаю этой боли. Я устал. И хоть чувствую себя полным эгоистом, оставляя дорогих мне людей, хочу почувствовать свободу, прямо как в те последние часы с тобой.
Передай Тэхёну, что я очень люблю его. И тебя. Я всё-таки люблю тебя. Прости и прощай.»
Слёзы текли по щекам Ёнджуна без устали, и боль в его сердце была невыносимой. Он понимал, что больше никогда не увидит Субина, что он ушёл слишком рано из этой жизни, и ничто уже не сможет вернуть его. Страшно было осознавать, что Субина больше не будет ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю, никогда. Он вспоминал те мгновения, когда Субин стеснялся, если Ёнджун говорил что-то милое, и когда он с таким терпением и настойчивостью объяснял каждую тему, не беспокоясь, если Ёнджун не понимал. Его Субина он больше никогда не увидит, и эта потеря была невосполнимой. Ёнджун зажмурил глаза, пытаясь найти в себе силы пережить эту утрату, но он не мог. Ноги Ёнджуна дрожали, его руки были облокочены о колени, а листок с письмом в руках тоже подрагивал из-за его нервозности и сильных эмоций. Его лицо стало мокрым от слёз, которые текли в неудержимом потоке. По влажным глазам и трепещущим губам Ёнджуна стекали крупные слёзы, и его сердце было наполнено тоской. Смешанные чувства горя и сожаления охватили его, и он начал шептать тихо, словно Субин мог его услышать: — Ты мне нравишься, Субин-а. Прости, что не успел сказать.