Бродячие псы Лондона

      Десерт угрожал занять больше времени, чем основное блюдо. Дазай ел медленно и без интереса, возможно, он даже задался бы вопросом, зачем вообще попросил заказать себе добавку, но в голове водились более занятные дилеммы. Взгляд продолжительное время блуждал, не находя себе достаточно привлекательной точки, чтоб задержаться на ней надолго. В конце концов Дазай просто принялся расфокусированно смотреть прямо пред собой. Не сидеть же с закрытыми, в конце концов.       Только вот место напротив него не пустовало, и, возможно, это следовало учесть раньше.       — Что такое? — не выдержал Чуя, устав от того, что коллега уже минут пять будто бы искал у него на лбу третий глаз.       — Всё ещё думаю о твоих словах и ситуации с Куникидой, — Осаму вяло доломал пирожное ложкой.       Сразу. Честно. Устало. Слишком много сложных разговоров на один ужин. Они оба это знали, но так как в подходящей кондиции был лишь один, то ему и приходилось возвращать тон и настроение в более знакомое русло.       — Великий и ужасный Осаму Дазай испугался того, что сам следует советам, которым учит стажёров? — поинтересовался Чуя с ехидной, но не злобной интонацией.              Может быть Дазай никогда этого не озвучивал, или же не озвучивал напрямую, но ему было дорого странное взаимопонимание между ними. Порой могло казаться, что ничем подобным их дуэт не грешит, но стоило появиться в теории трудной и неловкой ситуации, как выход находился без слов, сам собой. Ещё Осаму никогда не произносил вслух то, как ему нравился именно такой голос Чуи. Дразнящие ноты, за которыми не крылось агрессии ощущались как прикосновения вдоль позвоночника: вроде и невесомо, а мурашки по коже идут. Ещё и какие-то приятные.       Дазай для протокола состроил недовольное лицо настолько карикатурно, насколько смог, чтобы подыграть. Чуя же чуть усмехнулся, а после завёл руку ему за голову и принялся трепать затылок. То, что волосы останутся в полном хаосе, можно было предсказать и без «Превосходно» по прорицанию. Пальцы скользили с достаточной силой, чтоб напарник вынужденно наклонил голову, но не с такой, чтоб от давления стало неприятно. Пользуясь ситуацией, Дазай без малейшего зазрения совести заглядывался на человека, с которым минут пятнадцать убил на обсуждение того, насколько сам был плох как партнёр.       В свою защиту Дазай мог бы сказать только то, что он в абсолютном большинстве случаев был скорее просто мало заинтересован в том, чтоб его отношения становились функциональными и долгими.       С третьего по шестой курс наличие девушки было скорее ступенькой в школьной иерархии, дополнением к послужному списку. ≪Отличник, звезда дуэльного клуба, (бывший) староста факультета, игрок команды Рейвенкло по квиддичу, свободен, так как не знает, чего хочет в личной жизни≫ — звучит нереалистично, странно и как-то неправильно, правда? ≪Отличник, звезда дуэльного клуба, (бывший) староста факультета, игрок команды Рейвенкло по квиддичу, его видели с первой красоткой Хаффлпаффа≫ — совсем другое дело!       Потом случился переломный выпускной год. Пока все готовились к экзаменам, Дазай понял, что свой личный, на наличие вкуса, он завалил и подвели его свои же гормоны. Ну, или напротив, планка у него нереалистично завышена, ведь приглянулся Осаму отличник, вторая по величине звезда дуэльного клуба, староста факультета и сокровище слизеринской команды по квиддичу — Накахара Чуя. Однако кто будет признаваться в чём-то подобном, когда вы через месяц-другой разбежитесь? Только идиот. Дазай идиотом не был, он был везунчиком. Потому что вместо того, чтоб заняться чем угодно ещё и пропасть из его жизни навсегда, прихватив странные и противоречивые подростковые чувства, Чуя поступил туда же, куда и он. А они ведь даже не говорили друг другу о планах на карьеру.       В период курсантства и первых трёх лет работы аврором смена пассий шла сама собой, словно на автопилоте. Тело хотело тепла, мозг знал, что взрослые люди встречаются для этого, а ещё, что они обычно обещают друг другу вечную любовь в процессе. И Дазай вроде всё делал, как надо. Сначала красивые слова, лесть, цветы, некрепкий алкоголь и ночи в месте с красивым видом из окна. Потом грустные глаза, длинные речи, более привычный виски и исчезновение из чужой жизни. Для кого-то весь цикл занимал неделю. С кем-то было удобно. Такие наводили уют и вкусно готовили, хотели окружать заботой, чтоб почувствовать собственную значимость. У подобных можно было задержаться, пока ласка не обернётся желанием контроля. Любимый тип партнёров походил на самого Осаму — честно признавались, что просто удовлетворяют свои потребности. Их пути расходились без ссор и криков, когда становилось понятно, что одной из сторон найден более подходящий вариант.       Несмотря на условную классификацию, все были очевидно разные без общего типажа внешности или характера. Объединяло лишь одно — никто из них не был Чуей.       Не то, чтоб попыток поступиться к действительно желаемому не было. Все они просто оставались полупрозрачными намёками, чтобы всегда имелся путь к отступлению. Чуя важен. Чуя дорог. Поэтому Чую нельзя отталкивать от себя внезапными чувствами. Да и у Дазая в кармане не валялись лишние тринадцать лет, чтоб пройти с кем-то аналогичный путь. Хотя, даже если были бы, то что? Ему уже не одиннадцать, вряд ли взрослый может подпустить кого-то также близко, как подросток, вне зависимости от затраченного времени. Отсюда повторяемые с некоторой периодичностью попытки зайти дальше уже привычного неизменно оставались аккуратными и выверенными.       Кажется, сейчас идеальный момент для подобного. Они снова рядом, но ученики и коллеги несколько разводили напарников. Ровно настолько, чтоб оба имели личное пространство и Дазай не душил близкого человека, сам того не замечая, но столпы мироздания при этом оставались на месте. Признаться, ему и самому некоторый баланс нравился.       Менторство было чем-то новым. Он с одной стороны тешил эго об менее опытного Ацуши, а с другой иногда искренне радовался за паренька. Это был его проект, косвенно его успехи, наследие, если уходить в поэтику и пафос. Иногда даже возникала мысль, что когда-нибудь аврор начнёт воспринимать Ацуши также, как Накахара Гин. Пока же в груди просто поселилось что-то тёплое и аморфное на пару с желанием довести курсанта до полноценной должности во что бы то ни стало.       С доктором Йосано было весело пить, если не задаваться целью её перещеголять. Она хорошо говорила и шутила, а ещё удивительно много знала о людях и понимала их куда лучше Дазая в паре аспектов. Порой их совместные рассуждения приносили ему удовольствие.       Рампо оставался единственным, кто пока соглашался играть с ним в магические шахматы. Ну и ещё он был в некотором роде антиподом Акико: Осаму ему было понять проще, чем обычных смертных. Это выручало, когда нужно было поговорить о проблемах странных и специфических. Но много чаще они просто стимулировали друг друга, заключая мелкие пари.       За долгое пренебрежение к Куникиде Дазай корил себя ещё с французских гастролей первого напарника. Этот брюзжащий и противный идеальный очкарик был чем-то большим, чем показался, когда они делили должность старост факультета.       Однако один человек в кабинете всё же оставался для него особенным среди просто уникальных.       Когда их с Чуей глаза оказались на одном уровне, то Дазай перестал сопротивляться и пытаться выровняться. Всё такие же. Нежно-голубые, почти детского оттенка. Не изменились со вчерашнего вечера, прошлой недели или же сентября, с которым их разделяло уже больше декады, хотя Дазай почему-то был уверен, что радужка тогдашнего первокурсника ещё потемнеет. Думал, что у взрослых таких ярких глаз не бывает. Наивный был.       Наивный ещё и потому, что считал, что Накахара не вытерпит и не сможет отпустить длину, как того хотел. Рыжие волосы вытрепали много нервов хозяину прежде чем отрасти настолько, чтоб естественная волнистость начала смотреться, как укладка, а не как буйство, которое нужно усмирять. Столько страданий, чтоб сейчас всё прилично лежало само по себе.       Веснушек у слизеринца с возрастом стало меньше, как и обещала Коё. Осаму они нравились и крупной россыпью, сконцентрированной на переносице, но с редкими вкраплениями на бледной коже Накахара выглядел как-то солиднее. Почти аристократично, пропорции лица ведь в целом правильные. Только брови тоньше, чем в учебниках классического рисунка, но от этого они даже как-то драматичнее смотрелись. Более живо подчёркивали мимику.       Мимика. Чуя умел красиво себя подать, пусть и не специально, по большей части. Ему повезло родиться с богатой палитрой эмоций, которую нрав не позволил испортить выдрессированостью и излишней вежливостью. Да, даже выученные улыбки иногда подкашивали девичьи ноги, как в случае с той официанткой, но когда он усмехался по собственному желанию, ещё и вблизи, как сейчас… Ох. Пока напротив удачно долго не открывали глаз, Дазай слегка подался вперёд, словно под весом руки на затылке. Расстояние между лицами осталось красноречиво малым. Он хотел наконец понять, разглядеть, увидеть, будет ли в чужом взгляде что-то подобное тому, что он чувствует сейчас. Чуя смотрит на него почти каждый день, но одна деталь от Осаму неизменно ускользала: а бывало ли это в том же ключе, что и у него сейчас?       Те пару раз, когда казалось, что ответ найден, на трезвую голову выглядели неподходящими для выводов. Коротко, при странных обстоятельствах, недостоверно. Так статистический анализ никто не делает. Осаму хотелось однозначного ответа.       Ладно, ему хотелось однозначного положительного ответа. Свои чувства Дазай принял, пусть не без боя, и теперь приходилось делать на них поправку. Кому как не Рейвенкло понимать, в какие глупости люди верят из-за личной вовлечённости? Поэтому приходилось ждать ясности.       Время субъективно замедлилось, хотя хотелось, чтобы оно вовсе замерло. Хоть в груди что-то настойчиво щемило, всё от тела до разума говорило Дазаю, что сейчас ему комфортно и спокойно. Даже привычный поток мыслей подутих, сведясь ровно к одному — повторению про себя недавнего короткого откровения Чуи. Подсознание уж очень хотело сделать из него диалог, отличный от того, что состоялся.       «Мы правда эффективная команда…» — «Это очевидно уже всем, я думал, ты даже не станешь подобное проговаривать.»        «… И когда мы вместе пьём, то ты запеваешь «Sex pistols» первым, хоть и говоришь, что ненавидишь их.» — «Знал бы ты сколько групп мне испортил сильной ассоциацией с тобой. Я не против «Sex pistols», но из-за тебя не могу их нормально слушать.»       «Ещё ты откровенно сосёшь в гоночных симуляторах.» — «В части случаев я поддаюсь, чтоб уговорить тебя попробовать новый файтинг, Чуя.»       «Но что самое важное, мне ты действительно доверяешь… кажется, это максимум для такого социопата как ты.» — «Я мечтаю однажды понять, как сделать больше»       Парадоксально, но когда тебе всё вокруг кажется примитивным, то самыми сложными становятся простые вещи. Без манипуляций, запасных планов, сложных схем. В дали от подтекстов и полунамёков негде прятаться, как в центре пустого тренировочного зала. Однако там совсем не так страшно. Искренность многим даётся сложно, потому что вынуждает быть уязвимым, выворачивать на изнанку то, что привык прятать, и надеяться, что подобным не воспользуются или всё просто не пойдёт прахом без чьего-то злого умысла. Такое было для Дазая неестественным: противоречило натуре и всему, чему он научился на одной из самых опасных магических работ. Именно поэтому каждый раз настолько сложно решиться на элементарное действие. А потом момент ускользал. И так всегда.       — Как вам удобнее платить?       На голос Чуя развернулся раньше, чем открыл глаза. Дальше следовала абсолютно скучная рядовая болтовня под деланный акцент. Примечательным было лишь то, что Накахара, судя по всему, явно не гордился играми в обольщение, из-за чего оставил хорошие чаевые. Хоть у одного в их дуэте совесть ещё функционировала, но это объективно проблема самого Чуи.       А кто-то тем временем вновь уйдёт без ответа. Пусть и неприятно, сказать, что Дазай остался глубоко опечален, было бы неверно. Признаться, с возрастом какая-то часть его смирилась с тем, что вопрос о возможности ещё чего-то между ними, навсегда повис в воздухе. Да, неизвестность это противно, жутко и будоражит фантазию в худших её проявлениях, но это всё-таки монстр за закрытой дверью. Или же его отсутствие. А одиночество — это что-то, что рядом. Даже ближе, чем рядом. Оно лезет под кожу и отравляет кровь, пропитывает всё и мучает пока к нему не привыкнешь. И вроде бы ты учишься жить уже на новых условиях и даже не всегда чувствуешь себя паршиво, но стоит лишь однажды вырваться и обычные раньше вещи повиснут над головой дамокловым мечом. Приспособиться к существованию в одиночку можно, научиться безболезненно оставаться одному нельзя. После своего побега на год Дазай остро это почувствовал и не позволял себе рисковать.       Благодаря решению прекратить ломать комедию за минуту проглотили больше, чем за прошедшие десять, а после запили всё остывшим чаем. Долгий глоток залпом позволил на время не о чём не думать, пока к Осаму вдруг не обратились.       — Дазай. Можно встречный вопрос?       Чую его внутренняя меланхолия не заразила, оно и к лучшему. Всё снова так, как и было. Как должно было быть.       — Да, — коротко кивнул Осаму.       — Как ты в итоге меня зовёшь у себя в голове. Типа. «Соперник» или «напарник»? Или ещё что..?       В повисшем коротком ожидании напряжения не было, лишь какое-то удивление. Будто почти абсурдно сейчас размышлять о чём-то столь условном. Признаться, такого Дазай так не ожидал, что ответил на рефлексах:       — Собака. Как и много лет назад.       — Брешешь.       — Угу, — отнекиваться было бессмысленно и не хотелось.       Чуя ловил его на лжи даже когда Дазай действительно старался, чего уж говорить о текущем диалоге. К тому же он про себя правда не применял к нему перечисленные категории. Разве что ситуативно, но не глобально.       Кажется, напарник уже не ждал от него ответа. Он никогда и не был жизненно необходимым, будем честны. Оттого Накахара без сожалений просто встал и снял со спинки стула плащ почти готовый уйти.       — «Чуя», — сначала разгадка кажется окликом, но позже до него дошло. — Просто «Чуя» уже значит достаточно.