Даника Харлан — дочь своего отца во всех отношениях, включая даже то, которое в конечном счете его и убило.
Когда она совершает переворот в своем предательском Совете, Каррера — единственный в комнате, кто действительно видит и понимает, что происходит. Она с высокомерной, удовлетворенной ухмылкой наблюдает, как советники мечутся в панике, точно стадо испуганных овец. Хищник Каррера стоит в центре всего этого — он раздосадован и чертовски зол.
Она посадила этого волка на цепь.
От гнева Каррера так сильно сжимает челюсти, что ей хочется протянуть руку и снисходительно погладить его по щеке, выше напряженно пульсирующей на шее вены. За это он мог бы откусить ей руку.
Какие бы оскорбления ни вертелись у него на языке, Даника отчетливо видит, что он сдерживается и не называет ее так, как хотел бы: бессердечная сука, змея,
политик…
Все говорит о том, что он убийца: боевой доспех и даже мозоль на пальце от спускового крючка. Вероятно, ему кажутся смешными ее интриги и сама жизнь. Но у Даники руки тоже по локоть в крови.
Повстанцы Кемпа — развязанная ею фальшивая война, но с реальными последователями, которые гибнут в окопах.
Археологи, которых выследили ночью одного за другим, схватили и казнили.
Привязанные к ракете горящие техники. Праздничная музыка заглушала их крики
Наконец, ее отец — собственноручно выпущенная пуля пробила ему стек. Один из немногих случаев, когда она сама нажала на курок.
Она знает, что ДНК преторианцев в буквальном смысле скрещено с ДНК Canis Lupus, — разумеется, она хорошо изучила войска, которые будут маршировать вперед-назад по ее улицам, чьи ботинки будут оставлять грязные следы в ее нетронутых губернаторских коридорах.
Полковнику Каррере нравится думать о себе как о единственном волке в комнате. Но даже если так, то Даника Харлан просто носит овечью шкуру: она мило улыбается, выбирает позы, пожимает руки. Друзья отца всегда ее недооценивали, не видели в ней угрозы. Потому что она женщина, потому что она дочь своего отца, «маленькая Даника» — но она просто выжидала своего часа.
В конце концов, Каррера стал очень послушен.
Он чертовски хорошо обучен, так предан Протекторату с его правилами, что подчиняется
даже ее приказам. Хотя ей видно, что это причиняет ему боль.
— Вы будете моим телохранителем на этот вечер, Каррера, — объявляет Даника, и он стискивает зубы так сильно, что кажется, будто она слышит скрежет.
Она поручает ему обеспечить безопасность мероприятий, и он переносит это с едва сдерживаемой яростью. На приеме они стоят в углу, она болтает с каждым миллионером, спонсором и деятелем искусства, который пришел ради минуты ее времени и внимания. Каррера следует за ней по пятам и не пьет.
Однако через пару часов ей становится скучно, терпение подходит к концу, и Стоун уже берет дела в свои руки. Она наладила контакты, заложила основы; дальше будут переговоры один на один, последующие встречи, все прочее. Всю ночь на ее СОИ сыпались приглашения, и она наконец выключает его.
— Идемте, — говорит она и выходит из оживленного зала. После короткой паузы раздается звук шагов Карреры. Двери за ними закрываются, и она уводит его от шума банкета в боковую комнату со своим личным баром, блестящими стеклянными столами и всем необходимым. Он продолжает стоять и сердито смотреть на дверь.
— Вы точно не хотите выпить? — спрашивает Даника, откупорив бутылку и расставляя стаканы. — Немного вкусного байцзю из Нового Пекина? Дороже и намного лучше, чем то, что подают в столовой. Они же не выпускают вас повеселиться, верно?
— Веселье неуместно. Я на службе.
— Разумеется.
Она прислоняется спиной к стене и подносит стакан к ярко накрашенным красным губам, глядя на Карреру поверх стеклянного края. Благодаря своим обширным ресурсам ей удалось изучить историю полковника — точнее, явное ее отсутствие. Откуда бы он ни появился, Каррера — это оружие, которое нужно только для того, чтобы хранить его на полке, потом разморозить, когда понадобится Протекторату, а затем снова положить обратно.
Сдерживаемая сила — туго натянутая, как пружина спускового крючка. У него такие напряженные плечи под этой плотной броней. Даника никогда не видела, чтобы он носил что-то другое; с легкой скукой она раздумывает, есть ли у него вообще какая-нибудь другая одежда или повседневный наряд. Интересно, что они все носят под этой формой «Клина»?
Иногда она подумывает попросить Джарека вырастить очень особенного клона и надеть его на вечер. Мужчина на станции перемещения весьма подходил: темные волосы, борода… Джарек — к его стыду — так и не понял, на кого тот мужчина действительно был похож.
— Присаживайтесь, Каррера. — Когда он колеблется, и она добавляет: — Сейчас вы в моем распоряжении, помните?
Наконец он делает шаг вперед и садится на один из стульев, как будто готовится к допросу. Возможно, он не так уж далек от истины: у них были разногласия с тех пор, как он появился на ее планете. Оба боролись за власть и авторитет, пока она не разыграла карту с пунктом 532, не ввела военное положение и не загнала Карреру под каблук.
Ей очень нравится, что он там.
Даника допивает остатки напитка, деликатно отставляет стакан в сторону, а затем внезапно делает шаг вперед и садится Каррере на колени. У него на лице мелькает испуганное удивление — одна из первых эмоций, которые она увидела у преторианца помимо едва скрываемого раздражения. Но он остается упрямо неподвижным, руки прижаты к бокам, подбородок высоко поднят.
Чудесно.
Даника наклоняется ближе, чтобы смотреть ему прямо в глаза.
— Знаете, я задаюсь вопросом: эти боевые оболочки функциональны полностью? Или Протекторат устраняет некоторые опции, чтобы вы не отвлекались?
Проверяя свою теорию, она двигает бедрами и ерзает у него на коленях.
— Вы правда ничего не можете?
Она удовлетворенно рычит, когда Каррера сжимает ее бедра и наклоняется вперед, чтобы яростно поцеловать, будто доказывая ее неправоту. В ответ она до крови кусает его за губу.
Он встает, подхватив ее, и она ощущает трепет от силы, заключенной в эту боевую оболочку: если бы Каррера захотел, он мог бы уничтожить ее, разорвать на части, просто свернуть шею. Но Айвен Каррера — верный солдат, послушно следующий правилам Протектората, а убийство законного губернатора мира Харлана несколько противоречит его миссии.
Впрочем, трахнуть ее или быть оттраханным ею, скорее всего, не имеет значения.
***
Ни о какой нежности и речи не идет.
Даника выбрала его не за мягкость. Она выбрала его из-за искрящейся злой энергии, которая всегда гудит между ними; из-за этих окровавленных рук; из-за едва контролируемой жестокости. Ради удовлетворения от приручения этой жестокости.
Она толкает его спиной на кровать и залезает сверху.
***
Неделю спустя полковник сидит в одной из камер харланской тюрьмы.
Прежде чем войти, Даника молча наклоняет голову — Стоун с охраной отступают, предоставив ей идти в тюремную камеру одной.
Даника держится уверенно, даже когда ей приходится идти за помощью.
Не просить, но требовать. Вести переговоры. Шептать, точно змей-искуситель, все то, что — как она думает — он захочет услышать.
Пока она говорит, Каррера сжимает челюсти все сильнее и сильнее.
Даника все еще ему не нравится. На самом деле, он только больше разозлился, узнав о войне, которую она развязала.
Ей плевать.
Но просто отдавать приказы, как раньше, уже не получается, нужно дать что-то ещё. И у нее есть идея, что именно может сработать: гордость и эти, какими бы странными они ни были, отношения Карреры с клоном последнего посланника.
Даника наклоняется к полковнику, сидящему на тюремной скамье, ее рука собственнически лежит у него на плече, она говорит ему тихо почти в ухо. Даника чувствует, что он напрягается от ее прикосновения.
Она помнит, как его борода царапала ее бедра, помнит синяки, оставленные его грубыми руками. Она наконец разобралась, как снять эту его броню и добраться до теплой обнаженной кожи, скрывающей рельеф сильных мышц, — Протекторат может позволить себе выращивать лучшее.
Но сейчас, когда ее город и планета в кризисе, а Кэллкрист Фальконер и последний посланник на свободе, это все совершенно не имеет значения. Поэтому Даника легко отстраняет ненужные мысли, словно щелкает выключателем, будто между ними ничего никогда не было.
Она подозревает, что полковник с успехом делает то же самое: он пристально смотрит на нее, и в его серых глазах нет и намека на желание.
Ей он тоже больше не нужен ни для снятия стресса, ни для развлечения. Как кошке, которой надоело играть со своей едой.
Нет, сейчас ей просто нужно, чтобы он и его чертов сынок взяли эту херню под контроль.
— Я знаю, чего вы хотите… Ягер, — говорит Даника и видит блеск узнавания и легкое удивление в его глазах.
И она заключает с ним сделку.
В конце концов, она дочь своего отца.
