Лишь одного тебя

Комната окутана блеском золота, указывая на роскошь здесь находящихся. Диван, увенчанный дорогой кожей чёрного оттенка, притягивал к себе взор, словно магнит. Бордовые шторы, скрывающие от любопытных глаз внутренний мир, что наполнил комнату и людей сидящих внутри. Черный деревянный стол демонстрировал гармоничное сочетание с остальным интерьером и завершал замысловатую картину, наполняющую просторы богатых апартаментов. Инупи держал стакан со льдом и виски, взбалтывая содержимое, стукая ледяную глыбу об стеклянную поверхность. Глаза вцепились в содержимое, жадно буравя, будто пытались что-то найти в этом дорогом алкоголе. Ощущение нереальности всё чаще наваливалось на него огромным грузом, заставляя чувствовать себя потерянным в этой неясности, полной странных и запутанных сюжетов. Казалось, что он находится в каком-то дешевом романе или мелодраме. В мыслях слишком много всего. Рядом на диване сидел изрядно подвыпивший Коко, наблюдая за этой сценой. Ему безумно хотелось залезть в голову своего приятеля, узнать, о чём тот думает. Взгляд цепляется за внешность. До боли знакомую. И каждый раз эта боль сшивала свои лоскуты, оставляя за собой беспробудную тоску. Они пытаются быть опорой друг для друга. Нарисовать идеальную картинку, для своего идеального мира. По крайней мере, Сейшу старался. Правда старался. Он это видел. Только вот Хаджиме не может переступить свое прошлое и взглянуть в будущее. Или же не хочет? Мужчина не понимает, почему так отчаянно цепляется за свою первую любовь… Несмотря на коротко стриженую прическу, Инупи всё равно сохранял похожие черты лица со своей сестрой. Его внешний облик до боли напоминал о погибшей первой любви. Несмотря на шрамы, его кукольное лицо было совершенно. — Ты так сверлишь взглядом этот стакан, Инупи~ — закончил свой монолог и в обычной своей манере высунул язык. Его собеседник не обращает на это внимание, продолжая разглядывать лёд без интереса. Его чёрные ресницы подрагивали от каждого постукивания. — Я уже ничего не понимаю, — не выдержал Инупи, его глухой голос отчетливо выдавал всю горечь. — Чего именно? — приподнял брови Хаджме. — В чем смысл всего, что мы творим? — глаза за этот вечер наконец-то сталкиваются с чужими. — А он есть? — горько усмехается Коконой, отбирает стакан из рук Инуи, чуть-чуть отпивает из него. Откладывает алкоголь на стол и рывком притягивает за голову Сейшу. Губы соединились в яростном поцелуе со вкусом горечи. Было это от алкоголя или же их чувства выражались в отчаянии, никто из них не мог ответить. — Коко… — розоватые щеки предательски выдавали смущение. Выглядело очень мило. — Мы уже давным-давно погрязли в преступном мире, так чего нам стыдиться? — руки падают на тонкие плечи, крепко стискивают. Скорей всего там останутся следы. — Как я уже говорил, я за тобой пойду, хоть куда. — В мире, где нас используют, — лицо в опасной близости оказывается напротив Хаджиме. — А мы используем их, — губы утягивают в очередной жаркий поцелуй. Диван скрипит, а мягкая поверхность слегка прогнулась под спиной Сейшу. Одежда разбрасывается по всему полу, перемешиваясь между собой. Поглаживания бёдер, обжигающий взгляд. Инуи смыкает зубы, слушая, как Коконой в очередной раз, что-то шепчет на ухо. Пред тем, как поднять кисть выше, окидывает Сейшу взглядом. Краешки невольно растягиваются в хищной ухмылке, когда перед глазами предстаёт прекрасная картина: впалая вздымающая грудь, от тяжелого дыхания, полуоткрытый рот, расширенные ноздри и блестящие глаза. То чего он и добивался, обратить на себя его взор. Животная страсть поглощает мужчин без остатка. Она не собиралась их оставлять ни на миг. Жаркие вдохи и выдохи заполоняют бездушную комнату, даря ей новое сладостное воспоминание, о котором точно один из них будет прокручивать в голове долгое время. У них не было совести. Нормы морали навсегда стёрлись из их грязной и никчёмной жизни. Положительные черты, присущие законопослушным людям — не существовали. Они давно находились в аду. Влажные пальцы коснулись сжатого ануса. Коконой осторожно принялся растягивать, медленно проталкивая один палец. Инуи, протестующе, простонал, дернувшись под ним, на что его прижали рукой, не давая вырваться. Раскрасневшийся под ним блондин, выглядел очаровательно и по-девичьи хрупким. Как же отчётливо Коконой видел в нём отражение прежней любви, которая давным-давно ушла в объятия вечности. Такие же локоны, обрамляющие её лицо, шелковые и сверкающие в мягком свете. Это навевало в его сердце тепло и невероятную тоску. Она оживала в нём. Она жила в нём. И от этих мыслей становилось по-настоящему дурно. Сейшу прикусил и так уже припухшую нижнюю губу, стараясь восстановить сбившееся дыхание. Пошире раздвинул уже согнутые в коленях ноги, давая больше действий. И Коко с облегчением улыбнулся, погладив рукой по щеке. Второй палец вошел намного легче, а вскоре прибавляется и третий, а через некоторое время Инуи уже сам начал двигаться бедрами, показывая, что готов. Ханджиме уже сносило крышу, все жаром растекалось по венам. Все оттенки меркли и тускнели вокруг, оставляя этих двоих наедине в их маленьком мирке. Они так близко, что оставался лишь миг вечности, чтобы слиться воедино. Их страсть сильна, обжигала бурным огнём посреди этой ледяной ночи. Наверное, это был знак свыше, чтобы этой ночью они придались страсти, согрели друг друга жгучими эмоциями, бурлившими в них. Поцелуи всё более интенсивнее и беспорядочнее, пальцы сильнее сплелись в тела друг друга почти до боли. На следующий день на телах расцветут синяки и кровоподтёки, напоминая обоим об их душевной боли. Физической для них не существовало. Первый толчок внутри Сейшу, десятый, сотый… нескончаемый поток движений, который не в силах больше посчитать. Их мир разлетается стеклянным градом осколков. Рушится в этой иллюзии, которую оба строили долгие годы. Инуи давно понял, и он согласен на это. Согласен принадлежать ему до последнего вздоха, даже если это болезненно. Согласен сгинуть с этим человеком во тьму и утонуть в море невинной крови. Почти одновременный прилив пика наслаждения испытывают вместе, становясь одним целым организмом. В замысловатом танце страсти и сладости, они находили друг друга в этом буйстве ощущений. — «Ах, Коко, я готов отдать за тебя жизнь. Прямо здесь и сейчас. Но почему же ты продолжаешь видеть во мне мою погибшую сестру?! Что в нас одинакового с ней?» — спрашивал отчаянно сам себя Сейшу. Боль, как родная, встретила сердце Инуи в свои объятия и в очередной раз напомнила о жестокой реальности. — Коко… — Да? — лениво спрашивает Ханджиме. — Что ты сейчас видишь? — спрашивает тот самый вопрос, что тревожил всю его жизнь со дня смерти Акане. Мужчина приподнимается с мокрого от пота тела. Вглядывается в серые, как холодное небо, глаза, в которых сокрыто множество противоречий — сила и решимость, одновременно с грустью и тоской. — Тебя. Лишь одного тебя, Инупи.