Зенит звезд//Zenith of stars

      Холодно.       Осознание приходит медленно и болезненно. Однако не тупая, пульсирующая боль в животе привлекает внимание Шики, когда она наконец просыпается. Скорее, это резкое ощущение чего-то отчетливо холодного под кожей, неестественного холода, который проникает глубоко и задерживается в ее костях.       Холодно.       Маленькая девочка открывает глаза.       На долгое время ее окружение превратилось в не более чем смутное пятно. Шики моргает несколько раз, и в конце концов ее зрение снова возвращается в линии. Она…       Она действительно не знает, чего ожидала. Но каким-то образом она обнаруживает, что не совсем удивлена, увидев слишком знакомый вид больничного серого потолка.       — Ты наконец-то проснулась.       Маленькая девочка поворачивает голову с больничной койки и замечает копну белоснежных волос.       — … Са…       На полпути она прерывается, слегка кашляя, одна рука автоматически тянется к горлу в смутном удивлении. Поразительно, насколько странно ощущается ее сухость в горле. Сатору-оничан подался вперед от того места, где он стоял, прислонившись к открытому окну, и подал ей стакан воды со стола у ее кровати.       — Успокойся, тебе пришлось нелегко, — он берет его и протягивает ей. — Как ты себя чувствуешь?       — «Как будто меня ударили ножом», — это ее рефлекторный ответ, но в последний момент ей удается проглотить эти слова. Это… вероятно, был бы не лучший ответ. Шики тихо отпивает из чашки, пытаясь придумать лучший ответ.       Стоп.       Маленькая девочка тут же захлебывается водой, поскольку все воспоминание внезапно возвращаются к ней.       Боль, кровь, блеск клинка…       — Эй, помедленнее, никто не будет ругать тебя из-за выпивки…       — Тебе было больно, — выпаливает она, потрясенная тем, что она помнит. — Этот пользователь проклятия, он… он ранил тебя ножом!       Нас, правда, но это не самое главное…       Шики с беспокойством смотрит на кузена, не обращая внимания на воду, пролитую на ее простыни.       — С тобой все в порядке? Как…?       Сатору-оничан примиряюще улыбается.       — Ой, моя очаровательная маленькая кузина волнуется? Впрочем, не стоит волноваться — видишь, со мной все в порядке. В любом случае, мне пришлось беспокоиться не об этом конкретном ударе…       Маленькая девочка в замешательстве наклоняет голову, когда голос старшего мальчика затихает.       — Но не волнуйся об этом, — наконец, говорит Сатору-оничан, наклоняясь, чтобы погладить ее по голове и ласково взъерошивая ее волосы. — Тебе следует больше заботиться о себе, серьезно.       Беспокоится за себя? Но именно его зарезали прямо у нее на глазах…       И Шики тогда тоже получила ножевое ранение. Она… почему-то на мгновение совершенно забыла об этом.       Не обращая внимания на явный дискомфорт в животе, девочка скептически смотрит на кузена. Несмотря на его заявления о том, что с ним все в порядке, его пронзили клинком. Конечно, судя по его сутулой позе и тому, как он стоял, не было похоже, что он ранен, но…       Но Шики не может не вспомнить последние несколько дней на Окинаве, когда Сатору-ониичан все это время лишь беззаботно улыбался, несмотря на бессонные ночи и бесчисленное количество пользователей проклятий, которые встретились им на пути.       Шики знает, что Сатору-оничан силен. Сильный, неукротимый, непобедимый — до тех пор, пока он не перестанет быть таковым. Эта мысль никогда раньше не приходила ей в голову, но теперь, когда она обдумывает это, по-настоящему думает об этом… это несправедливо, вообще взваливать такое бремя на его плечи. Никто не может быть по-настоящему непобедимым, поэтому явно несправедливо ожидать этого от кого-то.       Даже Годжо Сатору.        Что действительно важно, так это стать достаточно сильной, чтобы стоять на собственных ногах. Шики нет — она просто не хочет быть обузой, но именно такой она и была. Является.       Если бы Сатору-оничан и Гето-сан не были измотаны бременем защиты Шики поверх Аманай-сан… Рико-нээчан — смогли бы они вовремя отреагировать на засаду, устроенную пользователем проклятия? Если бы Сатору-оничан не держал Шики на руках, смог бы он в последний момент избежать клинка пользователя проклятия?       Если, если, если.       Если только…       Руки Шики медленно сжимаются в кулаки над белыми простынями.       — Мне очень жаль, — шепчет она.       Ее кузен моргает.        — Что? Нет, все это не имеет к тебе никакого отношения. Во всяком случае, это я должен извиниться перед тобой. Это я убедил Сугуру, что было бы лучше, если бы мы взяли тебя с собой на нашу миссию.       Шики качает головой.       — Это не…       — Послушай, — говорит подросток, — Ничто из того, что произошло во время этой миссии, не было твоей виной. Эта ответственность ложится на меня и Сугуру. Я не должен был…       Сатору-оничан замолкает с раздраженным звуком, смутно похожим на разочарования. Разочарован ли он собой из-за того, что произошло? Он расстроен Шики?       Мне жаль. В следующий раз я сделаю лучше.       Шики свободно держит пустую чашку в руках и в наступившей тишине тихо ставит ее на подставку у своей кровати.       — Как прошло слияние? — спрашивает она, потому что ей больше нечего сказать.       Ее двоюродный брат пожимает плечами.       — Слияния не было.       — Не было слияния? — маленькая девочка хмурится. Но разве весь смысл миссии по защите Аманаи Рико не заключался в возможном слиянии с Тенгеном? Чтобы «перезагрузить» проклятую технику бессмертия Тенгена, чтобы они могли продолжать поддерживать барьеры магического мира, или что-то в этом роде? — Но Рико…       — Аманай мертва, — когда он произносит эти слова, в его тоне нет особой интонации, так же легко, как можно было бы сказать о погоде. Сатору-оничан смотрит на нее совершенно невозмутимо и говорит мягким голосом. — Аманаи умерла до того, как слияние могло произойти. Поэтому, слияния не было.       — Ох, — Шики медленно моргает. — Это был пользователь проклятия?       — Да, вот об этом. Оказывается, он вообще не был пользователем проклятий, — отвечает ее кузен. — В нем не было ни капли проклятой энергии. Это был Зенин Тоджи, Волшебник-убийца.       Глаза Шики расширились от этого откровения. Нет проклятой энергии? Но та сила, которой обладал человек, эти движения…!       Трудно было представить, что кто-то может так сражаться, вообще не используя проклятую энергию.       — Он убил сестренку Рико? Какой монстр сможет пройти мимо двух волшебников особого уровня? Кто-то, кто даже сам не был колдуном?       Хотя его зовут… Зенин. Это была… одна из других «трех великих семей», не так ли?       — Он смог это сделать, — Сатору-оничан подвигается, прислоняясь к стене. — Убил Аманай, а затем сбежал с тобой. Поэтому я выследил его и убил.       Слова легкие, ветреные.       Шики кивает.        — Ясно.       Часть разума Шики шепчет, что нехорошо быть настолько безразличной к перспективе убийства. К смерти. Она помнит, как Кенто-оджичан говорил ей раньше, что очень важно уметь различать, «правильное» или «неправильное» убийство. Но… что произойдет, если она перестанет осознавать разницу?.. Понимала ли она когда-нибудь разницу?       Пользователя проклятия легче рационализировать. Хорошо. «Пользователя не-проклятий», — предполагает она. Шики не может сказать, что ей особенно грустно из-за смерти Зенина Тоджи, учитывая, что он чуть не убил ее и, действительно, убил Аманай Рико, помимо того, что причинил боль Сатору-оничану. Она думает, что, наверное, понятно, что она совершенно не сочувствует судьбе этого человека.       Что еще более беспокоит, так это то, что Шики так же не особенно расстроена смертью сестрички Рико.       Честно говоря, ей понравилась старшая девочка. Аманай Рико была яркой и откровенной, и за то короткое время, что они знали друг друга, казалось, что в ней было что-то, что Шики могло понять, несмотря на их различия. Шики была не против, чтобы энергичная девушка водила её по извилистым залам Окинавского аквариума Тюрауми, любуясь вместе с ней множеством разноцветных видов рыб. Это было классно.       Но теперь она мертва, и Шики с легким испугом обнаруживает, что на самом деле она не грустит по этому поводу.       Почему?       Это потому, что она с самого начала знала, что Аманай Рико обречена на смерть? Из-за слияния? Или… это потому, что Шики вообще не была привязана к старшей девочке? Что-то не так с Шики, которая не расстроилась из-за смерти Рико-нээчан?       Должно быть. Потому что кажется, что она должна расстроиться, но этого не происходит. И это холодная и суровая правда.        Кенто-оджичан однажды сказал Шики, что у нее «доброе сердце». Тогда она была рада услышать его доверие к ней, но теперь думает, что он, должно быть, ошибается.       — «Ясно»? Это все, что ты можешь сказать по этому поводу? — спрашивает ее двоюродный брат.       Шики уклончиво пожимает плечами. Сатору-оничан смеется.       — Я должен был догадаться, что твоя реакция будет такой, — говорит он, чтобы это ни значило. Маленькая девочка в замешательстве наклоняет голову, но старший мальчик не комментирует это. Вместо этого он улыбается ей, в равной степени нежно и печально.       — Отдохни, — говорит ей Сатору-оничан, похлопывая Шики по плечу. — Как только врачи выдадут тебе справку о твоем здоровье, Киёхира придет и отвезет тебя обратно в поместье. Учитывая панику на этот раз… клан может быть немного властным, просто чтобы ты знала. Но не надо об этом беспокоиться слишком сильно, твой Тору-нии позаботится о том, чтобы они не переусердствовали!       Если бы это была Шики до всего этого разгрома, до полного вихря последних нескольких дней — она бы просто поверила своему кузену на слово. Сатору-оничан самый сильный. С силой приходит власть, приходит влияние, и она доверила ему присматривать за ней. Она до сих пор так делает, но…       Но сейчас к этому ранее бездумному пониманию добавился нюанс. Шики размышляет об усталости, которую она увидела в Сатору-оничане от безостановочного применения его проклятой техники, и вспоминает смутное удивление, которое она увидела на его лице, когда убийца проклятия, наконец, сделал свой ход в самом конце.       Вспышка блестящего клинка, за которой последовали влажные брызги крови. Итак, Шики не просто пассивно кивает своему кузену, как она так привыкла делать за последние несколько месяцев. Она была довольна, приняв защиту своего кузена, но знает, что он мало что может сделать. И это нормально. Во-первых, нереально и неправильно во всем полагаться на кого-то. Даже если это кто-то, кто готов и хочет защитить тебя, особенно если это кто-то вроде него.       Ее визит в клан Камо убедил Шики в том, насколько важно уметь защитить себя. Это стало еще более очевидным после ее столкновения с пользовательницей проклятия, которая использовала технику куклы. Ее последующая встреча с убийцей проклятия только подтвердила это.       Шики еще недостаточно сильна, чтобы позаботиться о себе, пока. Но она будет. А тем временем она сделает все возможное для достижения этой цели, чтобы иметь возможность помочь окружающим, вместо того, чтобы причинять им вред и унижать их.       Маленькие шаги.       — Все в порядке, — маленькая девочка поднимает голову и смотрит на своего кузена, пристально глядя ему прямо в глаза. — Делай то, что хочешь, Тору-нии, и не волнуйся о том, что это может значить для меня. Я не позволю клану обойти меня.       Молодой человек на мгновение замолкает, на его лице мелькает рассеянное выражение, словно он слегка удивлен.       А потом он улыбается.

***

      По какой-то причине такое ощущение, будто прошла целая вечность и целый день с тех пор, как она в последний раз видела Киёхиру-сенсея. Хотя, Шики знает, что это не так, потому что прошло всего несколько дней…       — Ты пролежала в больнице без сознания почти три недели, — злится Киёхира-сенсей. Несмотря на все раздражение в его словах, руки крепкого мужчины удивительно нежны, когда он ловко ослабляет повязки, обернутые вокруг грудной клетки Шики. — Мы уже начали думать, что ты снова впадешь в кому.       Три недели? Действительно?       Крепкий мужчина цокает языком.       — Сатору-сама тебе не говорил?       Шики морщит лицо.       — Я не помню, чтобы он упоминал об этом.       Киёхира-сенсей раздраженно ворчит.       — Тц. Если бы он не провел столько времени, просто сидя в этой комнате и ожидая, пока ты проснешься, я бы подумал, что ему все равно.       В ответ на эти слова маленькая девочка странно посмотрела на мужчину.        — Конечно, Сатору-оничану не всё равно, Киёхира-сенсей.       Ее учитель и одновременно опекун долго молчит.       — Послушай, — наконец говорит он. — Я знаю, что Сатору-сама присматривает за тобой с тех пор, как ты вернулась в клан, и он, вероятно, один из немногих людей, с которыми ты близка.       Это не похоже на особенно многообещающее начало. Шики подавляет инстинктивный рефлекс защиты кузена. По крайней мере, она выслушает Киёхиру-сенсея.       — Как колдун Годжо Сатору совершенно гениален. Клан не мог просить, чтобы более талантливый ребенок был благословлен одновременно Безграничностью и Шестью Глазами, — прямо признает мужчина. — Тем не менее, когда дело доходит до его личности… Я не имею права говорить плохое о том, как Мунэёси-сама воспитал своего сына. Но он… Сатору-сама не…       Киёхира-сенсей хмурится, пытаясь подобрать слова, губы кривятся в резкой гримасе.       — У него искаженная точка зрения, — вот что в конце концов говорит Киёхира-сенсей. — Даже если это не всегда очевидно. Сатору-сама из тех людей, которые будут улыбаться, смеяться и шутить с тобой, не имея в виду ни единого слова из этого. Я очень сомневаюсь, что он вообще большую часть времени видит людей как людей, боже.       Мужчина поднимает руку, чтобы потереть лоб, и тяжело вздыхает, явно несчастный.       — Я уважаю его за его силу. Я подчиняюсь ему, потому что он наследник моего клана. Но я не думаю, что смогу когда-либо доверять Сатору-саме целиком и безоговорочно, — говорит он ей с выражением, похожим на гримасу. — Я видел, как вы двое общаетесь. Это правда, что он присматривает за тобой, и, кажется, он действительно любит тебя, но насколько это действительно искренне? Я буквально наблюдал как этот ребенок растет, и я все еще не мог тебе сказать.       — Что ты пытаешься сказать? — спрашивает Шики. — Ты хочешь сказать, что мне следует отдалиться от Сатору-оничана? Только потому что ты его опасаешься?       — Когда он, наконец, овладеет Безграничностью и Шестью Глазами, он станет чем-то вроде бога, ходящего среди смертных. На небесах и на земле только он один является достойным. — Киёхира-сенсей качает головой. — Нет, я не прошу тебя отдалиться от Сатору-самы. Видит Бог, этому ребенку нужно больше здорового человеческого общения.       — Тогда все и так хорошо.       Киёхира-сенсей снова вздыхает.        — Ты умный ребенок, Шики, поэтому я говорю тебе это: будь осторожна, когда ты с ним. Сатору-сама… опасен не только своими благословениями.       Шики наклоняет голову. Она действительно этого не понимает. Почему Киёхира-сенсей говорит это? Он знает, что Шики близка к Сатору-оничану уже давно — она думает, что это было очевидно с самого начала, учитывая, что именно вмешательство Сатору-оничана на ранних этапах их обучения привело к этому отношение Киёхиры-сенсея к Шики и все. Но он никогда раньше не пытался предупредить Шики о Сатору-оничане, не таким образом.       Тогда, почему? Что изменилось?       Единственное, о чем может думать Шики, — это недавние события, неудавшаяся миссия по защите Аманай Рико. Но Сатору-оничан все это время старался изо всех сил, защищая и свою подопечную, и Шики. Винил ли клан его в этой проваленной миссии? Но миссия не была такой простой, конечно, нужно было принять во внимание нечто большее, чем просто это…       С ее стороны требуется несколько острых вопросов, прежде чем она, наконец, смогла убедить Киёхиру-сенсея раскрыть еще одну новость о том, что произошло.       — Сатору-сама чуть не убил мирных жителей. Обычных гражданских лиц, не волшебников, — Киёхира-сенсей болезненно закрывает глаза. — Их в комнате было сотни. Если бы Гето не прибыл как раз вовремя, он мог бы… боги, я даже не хочу думать о том, что могло бы в конечном итоге случиться.       Мужчина протягивает большую руку, устало потирает лицо и стонет, запинаясь в словах. Однако Шики уловила общую суть, осознав, что Киёхира-сенсей искренне обеспокоен и настороженно относится к Сатору-оничану из-за его мышления…       Она этого просто не понимает.        Ну нет, возможно, это не совсем правильная формулировка.       Шики понимает, что для колдуна убийство считается «плохим поступком» почти во всех случаях, за исключением убийства проклятий. Убийство плохо — за исключением тех случаев, когда это не так.       Маленькая девочка думает, где проводит Киёхира-сэнсэй свою черту, касательно убийства. Она думает о том, где она проводит свою черту линии. По какой-то причине у нее появилось отчетливое ощущение, что ее линия черты возможно ближе к линии Сатору-оничана, чем к Киёхире-сенсею.       Кенто-оджичан, вероятно, расстроится, думает она, но затем осторожно отбрасывает эту мысль.       Шики бесхитростно моргает, глядя на своего учителя, когда тот подозрительно щурится на нее из-за ее длительного молчания после его слов. Темные глаза сузились, затем расширились в ужасе.       Действительно, Киёхира-сенсей хорошо ее знает. Эта мысль столь же теплая, сколь и пугающая.       — Бля. Что я вообще говорю? Ты… ты такая же, как он, не так ли? — нехарактерно дрожащие слова этого человека едва громче шепота.       — Не совсем, — сразу отрицает Шики. Затем делает паузу, еще немного обдумывая свой ответ, потому что он заслуживает от нее честного ответа. — По крайней мере, я так думаю?       Киёхира-сенсей, похоже, нисколько не убедился. Справедливо. Шики тоже не была бы особенно убеждена её собственным ответом, будь она на его месте. Особенно с тех пор, как…       — Я убила пользовательницу проклятия в тот день, когда покинула территорию, — говорит она. — Ты ведь знаешь, что это неправильно?       — Да. Но это была самооборона, это не…       — В некотором смысле так и было. Но это также было сознательным выбором, — поправляет Шики, хотя и не недоброжелательно. — Ближе к концу я могла бы оставить ее в живых. Но я хотела убить ее. И я это сделала.       Шики слегка отворачивается, чтобы ей не приходилось смотреть в глаза Киёхире-сенсею. Его суждение имеет для нее значение лишь настолько, насколько она ему позволяет.       — Моя проклятая техника позволяет легко убивать, и меня учат тому, как убивать эффективно, — она просто говорит факты. — Это было несложно. И… в будущем я, вероятно, буду убивать многих… И проклятий, и людей.       Шики никогда раньше не думала об этом подобным образом. Но глядя на вещи в перспективе, она абсолютно уверена, что именно такое будущее ждет ее на этом пути. Однако, каким-то образом это осознание не пугает, а успокаивает что-то внутри нее и укрепляет ее решимость.       — Я думаю, что и с Сатору-оничаном, вероятно, было то же самое. Шесть глаз и Безграничность, верно? Но в отличие от меня, он родился с этой силой, поэтому его обучали этому с самого рождения. — Шики неудачно разводит руки. Что ты можешь сделать? — Знать с самого начала, что тебя оттачивают как клинок, постоянно осознавать, что тебе предназначено убивать… разве это не нормально, что это становится частью твоей натуры? Разве это не было ожидаемым?       Или, может быть, это всегда было частью твоей натуры с самого начала. Кто знает?       Маленькая девочка достаточно мудра, чтобы не озвучивать последнюю мысль вслух.       Она оглядывается на своего учителя-опекуна. Киёхира-сенсей смотрит на нее так, словно видит ее впервые.       Рот мужчины безмолвно открывается и закрывается, и его напряженный голос, когда он снова говорит, становится отчетливо хриплым.       — Разве ценность жизни другого человека ничего для тебя не значит?       — Все жизни драгоценны, — быстро повторяет Шики, точно в том же ритме, который она помнит из своих уроков.       — Я не об этом спрашивал, — коротко говорит он.       Маленькая девочка медленно моргает, но не реагирует. Нет хорошего способа ответить на этот вопрос — особенно тогда, когда она сама не совсем уверена в своем ответе.       Очевидный ответ, конечно, «нет». Все жизни драгоценны. Жизнь каждого что-то значит, поэтому ужасно убивать без смысла. Никто не хочет умереть бессмысленной смертью. На самом деле, никто не хочет умирать, и точка, в большинстве случаев.       Но что это значит для Шики?       Шики хочет быть «хорошей». К сожалению, похоже, что быть хорошей ей будет намного труднее, чем Кенто-оджичану. Но в какой степени ее борьба связана с ее обстоятельствами и ее проклятой техникой? И насколько это просто проблема самой Шики?       — Забудь об этом, — Киёхира-сенсей резко откидывается назад и вздыхает, как человек, несущий тяжесть мира на своих усталых плечах. — Я не должен был спрашивать. Я вообще не должен был ничего говорить об этом. Просто… забудь об этом.       Шики смотрит на высокого седого мужчину. В этом есть определенная ирония, думает она. Годжо Киёхира — её учитель, ответственный за обучение Шики драться и убивать. Однако, из них двоих, именно, он активно обеспокоен тем, что Шики сражается и убивает. Она не понимает, почему это кажется такой проблемой — разве для мага не естественно убивать? И разве Шики специально не обучают тому, чтобы когда-нибудь стать полноценным магом?       Не говоря больше ни слова, Киёхира-сенсей разворачивается и снова идет вперед по улице. Маленькая девочка поспешно пробегает несколько шагов, чтобы догнать старшего мужчину, протягивая руку и дергая его за пальто, чтобы привлечь его внимание.       Киёхира-сенсей ворчит.       — Что такое?       — Ты на меня сердишься?       Мужчина бросает на нее хмурый взгляд.       — Думаешь, я расстроен? Я не расстроен, идиотка, я волнуюсь…       Шики в замешательстве моргает, когда Киёхира-сенсей прерывает речь на полуслове, издавая разочарованный звук.       — Послушай, я не расстроен по твоей вине, — говорит он очень расстроенным голосом. Маленькая девочка старается не выглядеть слишком скептически. — Я просто… пытаюсь придумать, что делать дальше. Последнее, что нужно клану — это еще один Годжо Сатору, но… ты…       Тяжелый стон.       — Ох, что мне с тобой делать, Шики?       Она не понимает.       — Научи меня.       Разве это не очевидно? Маленькая девочка наклоняет голову, не понимая, почему он так реагирует.       — Ты же… ты же мой учитель, не так ли?       Киёхира-сенсей внезапно делает паузу. Смотрит на нее сверху вниз, с неожиданным, мгновенным пониманием в его глазах, которое превращается во что-то решительное.       — Да, это я, — мягко отвечает он. — Это я.

***

      Возвращение Шики на территорию клана — по большей части тихое событие. По поводу ее катастрофического выступления было проведено несколько встреч, но реального консенсуса достигнуто не было, кроме обещания провести тщательное расследование. Большая часть споров и политиков проходит мимо ее понимания, но к концу резкий хмурый взгляд Дайсаку-самы вместо этого превратился во что-то неохотно-удовлетворенное, поэтому Шики осторожно воспринимает это как хороший знак. На данный момент.       Вскоре ее и Киёхиру-сенсея выпроваживают, и они вместе возвращаются в его жилище.       Шики нетрудно заметить, что Киёхира-сенсей более… осторожен с ней, учитывая последствия их странного разговора возле больницы. Тем не менее, во время тренировок мужчина остается таким же суровым и неумолимым, как и всегда. Шики просит помимо владения мечом научить её работать с ножом, и Киёхира-сенсей достаточно легко соглашается на ее просьбу.       Самым странным изменением в его поведении является то, что он также начинает поощрять ее больше играть с другими детьми клана. Это весьма сбивает с толку, особенно учитывая его предыдущее отношение к этому вопросу. В конце концов, сам Киёхира-сенсей поначалу крайне настороженно относился к проклятой технике Шики, поэтому странно что его мнение могло так резко измениться…       В конце концов, однажды Шики пытается спросить его об этом, но ее вытаскивают за шкирку ее летней юкаты и выбрасывают из энгавы со строгим приказом не возвращаться до вечера. Или продолжать в это время любые другие тренировочные упражнения, или еще что-нибудь.       Совершенно загадочно.       Шики бесцельно бродит по садовым дорожкам и до конца дня разбивает лагерь в кустах камелий под окном Юзуки-сан.       — Я не думаю, что Киёхира-сан имела в виду это, когда говорил, что тебе следует проводить больше времени на улице, Шики-сан, — устало говорит ей бледнолицый мальчик, прерываясь хриплым кашлем. Однако он не прогоняет ее и в конце концов раздраженно передает Шики потертый свиток под тяжестью ее молчаливого, выжидающего взгляда.       Среди детей, живших в комплексе, лишь немногие были примерно ее возраста. Еще была одна девушка, которая была точно того же возраста, что и Шики, но она редко видела ее поблизости. Шики подозревала, что это было сделано намеренно — в конце концов, слухи о девушке, о которой идет речь, были далеко не добрыми. Годжо Ая родилась вне браке в результате увлечения одного из колдунов клана и слуги. При этом одного из женатых колдунов клана.       В последний раз Шики видела другую девушку где-то тогда… тогда, когда она еще жила с Имой-сан? Это звучит верно. С тех пор, конечно, прошло довольно много времени.        Загляни ко мне как-нибудь, ладно? Голос Има-сан проносится у нее в голове.       Возможно когда-нибудь.       С другой стороны, Годжо Юзуки был болезненным мальчиком на три года старше Шики, с пепельными волосами и тёмными глазами цвета мелкого чернильного камня. У мальчика был тихий голос и мягкий темперамент, благодаря которому ему было довольно спокойно находиться рядом — вероятно, побочный эффект хронической болезни, из-за которой он большую часть дней был прикован к постели и не мог бегать по территории, как все остальные его сверстники.       Шики может в некоторой степени посочувствовать этому. Может быть, не часть «прикованности к постели», но определенно часть «нахождения взаперти».       Она встретила Годжо Юзуки на похоронах.       Похороны Исао-сана, если быть точным. Все было очень торжественно и очень прилично, но когда Юзуки представился одним из младших кузенов Исао-сана, Шики почти ожидала, что её ударят по лицу или что-то в этом роде. В конце концов, Исао-сан погиб, защищая ее.       — Ты убила пользовательницу проклятия, которая это сделала? — были первые слова, которые Юзуки-сан сказал ей, его глаза потемнели от какой-то безымянной эмоции.       — Да.       Старший мальчик твердо кивнул.        — Хорошо.       Помимо похорон Исао-сана, Шики также присутствовала на похоронах Сузуриги-сан. Сузуриги Хидео, невезучий шофер, который также стал жертвой нападения пользователя куклы и погиб за это. Ей пришлось узнать имя молодого человека от одного из других слуг.       Юзуки-сан был явно удивлен, узнав об этом, когда об этом заговорили, а затем тихо предложила сопровождать ее.       В отличие от холодной, удушающей тишины, которая наполнила воздух на похоронах Исао-сана, похороны Сузуриги-сан были гораздо более эмоциональными. Некоторые из присутствующих открыто плакали, а одну бледнолицую молодую девочку, в частности, пришлось вынести из похорон, когда она потеряла самообладание и потеряла сознание в середине процесса.       — Она невеста Хидео, — тихо объяснил пожилой мужчина. — Они были возлюбленными с самого детства, и она… она не очень хорошо восприняла эту новость. Пожалуйста, простите ее неприличное поведение.       Это похороны. Что тут прощать? Не говоря уже о том, что, именно, Шики была виновата в том, что этот человек вообще умер.        Шики не грустила, когда они умерли, Исао-сан и Сузуриги-сан. Она чувствует… в каком-то смысле ответственность? Но не грусть. Она не знает ни одного из них достаточно хорошо, чтобы сожалеть об их смерти. Шики даже не грустила по Аманай Рико, узнав о ее смерти, и она определенно знала и любила девушку лучше, чем их обоих.       Но стоя на похоронах Сузуриги-сан, видеть непрекращающиеся слезы, открытое горе… что-то в груди Шики необъяснимым образом сжалось в ответ на эту сцену. Мимолетное, и лишь на мгновение, такое короткое, что его как будто и не было вовсе. Но для Шики этого было более чем достаточно, чтобы решить, что ей это не нравится.        Она не хотела, чтобы кто-то умер ради нее. Вот и все.       — Мне очень жаль, — сказала она, но каким-то образом это только повергло семью Сузуриги в панику.       — Пожалуйста, не говорите так, одзё-сама…       — Вы оказываете нам честь, Сузуриги недостойны таких слов…       — То, что мы удостоены вашего присутствия, более чем достаточно! Пожалуйста, не…       Впервые Шики по-настоящему почувствовала удушающую тяжесть своего нового статуса Годжо Шики. Хорошо, что Юзуки-сан тогда был с ней, мальчик быстро вмешался, заметив ее ошеломленное молчание, и ловко принялся рассеивать незначительное расстройство, используя только обезоруживающую улыбку и нежные слова.       — Пожалуйста, будьте спокойны. Шики-одзёсама не имела в виду ничего своими извинениями, — тихо пробормотал он. — Клан Годжо благодарит Сузуриги-сана за его службу.       Шики вышла из похорон Сузуриги-сан тихой и подавленной. Задумчивой.       — Ты же не начнешь вести себя странно, если я поблагодарю тебя за то, что ты сейчас все разрядил, не так ли?       — Нет, — успокоил ее Юзуки-сан, слегка забавляясь. — Они ответили так только потому, что Сузуриги — один из вассалов клана низшего ранга, и в их родословной больше нет активных колдунов. Если бы они открыто приняли извинения от благословенного ребенка, это вызвало бы у них много неприятностей — как со стороны клана Годжо, так и других вассальных семей, стремящихся их вытеснить.       Шики медленно кивнула в знак понимания. В отличие от фехтования и проклятой энергии, кото, танцев и всего, что между ними, клановая политика не входила в ее список уроков.       — Спасибо за объяснение. И спасибо, что помог мне.       — Пожалуйста, Шики-сан. В любое время.       В любое время, сказал он.       В этот момент, когда она лежит под пестрой тенью куста камелии со свитком истории клана Годжо, который она даже больше не читает, внезапная мысль поражает Шики, как молния.       Седовласая девушка резко выпрямляется и поворачивается, чтобы постучать в открытый подоконник.       — Юзуки-сан. Мы друзья?       — Это предвестник чего-то? — такой подозрительный ответ она получает. Шики закатывает глаза.       — Это обычный вопрос, — многозначительно говорит она.       — Тогда да, — отвечает мальчик после паузы. — Тогда могу я задать тебе вопрос?       Тень падает на потертую бумагу свитка в ее руках. Шики смотрит туда, где Юзуки-сан наполовину высунулся из окна над ней. Годжо Юзуки большую часть времени тихий и довольно спокойный, но что-то в выражении его лица создаёт у Шики впечатление, что это серьёзный вопрос.       — Хочешь стать наследницей клана?       — Нет, — реакция необдуманная, немедленная. Шики продолжает это, скрещивая руки в виде буквы «Х» на груди для акцента. — Абсолютно нет. Сатору-оничан — наследник, не так ли?       — Если Сатору-сама не потребует главенства от Хисаясу-самы в ближайшее время, в течение следующих пяти лет, я буду невероятно удивлен, — сухо говорит Юзуки-сан, несмотря на свое слабое дыхание, и закатывает глаза. — Тогда, когда Сатору-сама станет главой клана. Ты будешь претендовать на наследство?       — Нет.       — Почему бы и нет? Это может быть трудно, но не невозможно для тебя, — Потому что Шики знает, что клан Годжо видит в ней только инструмент. Ее глаза — единственная причина, по которой они вмешались, чтобы позаботиться о ней. В некотором смысле Шики благодарна клану Годжо, но она не закрывает глаза на их недостатки. И… она не знает, сможет ли она когда-нибудь по-настоящему считать себя «Годжо». Зная, что он делает с кланом, Шики совершенно счастлива не вмешиваться в его внутренние дела больше, чем необходимо.       — Мне это не интересно, — очень твердо говорит она Юзуки-сану. — И я этого не хочу.       Это правда.       Мальчик пристально смотрит на нее, затем вздыхает.       — Хорошо, я понимаю, в чем дело. Передай мне свиток, ладно? — он протягивает руку, пальцы болезненно бледны под полуденным солнечным светом. — Если ты оставишь его так на земле, он испачкается, и тогда мне придется ответить на несколько очень неловких вопросов от моих родителей.       Шики немного вздрагивает, тут же берет свиток и смахивает его… правда, не похоже, что на нем остались какие-то растущие пятна?       — Извини, — несмотря ни на что, она извиняется и возвращает его первоначальному владельцу. Пальцы Юзуки-сана сомкнулись на истертой бумаге, и мальчик быстро убрал руку обратно в свою комнату.       — Все в порядке. Однако, не следует так легко и без причин извиняться. Другие вполне могут счесть это чем-то, на чем можно заработать, — говорит он ей, хотя в его тоне нет настоящего упрека. — Как долго Киёхира-сан велел тебе не приходить домой?       Шики на мгновение замолкает.       — Думаю, весь день. А что?       Еще один свиток вылетает из окна. Шики ловко подхватывает его из воздуха и с любопытством разворачивает.       — Больше истории клана?       — Даже если ты больше не хочешь вмешиваться в политику клана, общее понимание будет только в пользу. Я не думаю, что ты захочешь спровоцировать какие-либо непреднамеренные происшествия, — Юзуки-сан резко кашляет в конце предложения, на мгновение перехватывая дыхание. — Как говорит Сатору-сама: «Любые инциденты лучше всего вызывать полностью намеренно».       Шики смеется.       — Это похоже на Сатору-оничана.