Jackson Wang - In my bed
В его задницу со всей дури засаживают член, и Чонин довольно орет на всю спальню. По его лбу стекает пот, а на глазах слезы. Кожа на ягодицах горит от того, что ее снова и снова шлепают, двигаются внутри быстро и так правильно глубоко, что у Яна перехватывает дыхание. Его, словно кусок мяса, насаживают на шампур. И он стонет куда-то в сторону во всю глотку. Член внутри давит на простату, и у Яна искры из глаз сыплются. Сынмин снова делает из него бездыханную куклу. — Боже, ты так жалко выглядишь. Такой нуждающийся, — хохочет Ким, сильнее прежнего наваливаясь сверху. — Такая шлюшка, — он вроде как рычит еще что-то, что ускользает от внимания Чонина. Сынмин — настоящее проклятие. Он подобен змею-искусителю. Он словно имел способность забираться в сознание Яна, изучать все темные, потайные закоулки, выведывать самые постыдные и грязные кинки Чонина, и осуществлять наяву. Он трахает его как в последний раз: долбит как отбойный молоток, что вся смазка из задницы Яна стекает прозрачными каплями тому по ляжкам, холодя кожу. Сынмин проезжается по омежьей простате вновь и вновь, и Ян воет, содрогаясь в руках альфы. Он вот-вот спустит, еще несколько движений!.. — Маленькая сучка уже на грани? Собираешься обкончать тут всё без моего разрешения? — основание его члена крепко сжимают. И Чонин хныкает, почти плачет. И умоляет. — Пожа-аах!.. Пожалуйста! Я так близко! — он сам насаживается на ахеренно твёрдый член, закатывая глаза. Всё его тело трепещет в предвкушении конца. Но вместо этого омегу ссаживают с члена, переворачивают на спину, а губы накрывают неожиданным поцелуем. Не то чтобы они часто целовались, но Ян с желанием отвечает, мыча и шумно втягивая носом воздух. — Давай, потаскушка, покажи мне свое лицо, когда кончаешь без рук, — Ким гаденько усмехается, отпускает чонинов хуй, вставляя свой заново в мокрую скользкую дырку. И Чонин догоняет свой оргазм за пару точных движений своими бедрами. Он зажмуривается и спускает едва ли не фонтаном. Для полной картины не хватает высунутого языка, закатанных глаз и крика как в японском хентае. Сынмин не упускает возможности накончать омеге на живот, он тихо рычит и оставляет отметины своих клыков на чужой шее. — Какого хуя?! — Чонин хватается за место укуса тут же. — Ох, я думал, тебе такое в кайф, — хмыкает Сынмин самодовольно. — Сучке понравилось? — Сдохни! — Ян достаточно быстро отмирает для того, кто пару минут назад сотрясался в оргазме. Он поднимается на ноги и скрывается за дверью своей комнаты. Ким следует за ним, не собираясь отпускать. Чонин суетится и вытирает сперму с живота, фукая в процессе. — Мне казалось, ты фанат такого, — не унимается альфа. — Блять, Сынмин, ты же знаешь, что я не… — происходит заминка, при которой Ян пытается не выдать "что я не сплю ни с кем больше, кроме тебя", ведь тогда эго Кима раздуется и заполнит всю жилплощадь, — не такой. — Не ебливая шлюха? — забавляется сосед. Чонин мысленно желает Киму, чтобы его сбил грузовик. — Прикинь, — Ян решает, что потным и грязным идти спать — не вариант. И, взяв полотенце, направляется в ванную. — Рад слышать, что в тебе бывает только мой член, — тупо ржёт альфа, едва успевая увернуться от летящего в него стакана из-под щеток. Более альфа ему не досаждает, даже не ломится еще раз перепихнуться в душе (не то чтобы Ян ждал! Нет!). И омега решает, что на сегодня странных мувов от Сынмина ожидать не стоит. Он не скажет точно, когда их соседство вылилось в то, что не поощрялось арендодателем. Это вышло спонтанно, развивалось стремительно, и ими не оговаривалось до сих пор. Вроде как это была шутка, брошенная Кимом на приветственной вечеринке год назад. Мол, если мы оба без пары, придется позаботиться друг о друге. И теперь они сношаются в гон Кима, в течку Чонина, трахаются на вечеринках под градусом, после вечеринок, перед ними или вместо них. Ким раскладывает его на обеденном столе, просто потому что Чонин его «спровоцировал», заставляет отсасывать при подготовке к экзаменам, сам вылизывает омежий зад, когда Чонин нервничает перед объявлением итоговых баллов. При этом они не встречаются, а просто соседствуют. К слову, с ними еще должен жить Чанбин, бета-выпускник. Ну, то есть жил, да. Но он, похоже, с концами основался у своего альфы Феликса. И теперь Кима не стесняет вообще никто и ничто. Чонин, конечно, не скажет, что секс с Кимом фу и вообще, что это за отношения. Ведь в 99% случаев его всё устраивает. Только голова от этого вечно как в тумане. Он эпизодически выныривает из этого жаждущего состояния, делает свои рутинные дела. А затем мозг снова окутывает пелена похоти. Словно его организму мало того, что он получает. Ян замечает, как становится нервным, часто думающим о том, как было бы хорошо, зажми его Сынмин сейчас у стены. Как бы альфа спустил с него белье, нагнул над диваном и выебал потекшую задницу. А затем Чонин обнаруживает, что его домашние шорты насквозь промокли. А он вообще-то экономику пытался делать. С Кимом он становится похотливым извращенцем. И это его начинает пугать. Он не думал, что станет, ну, таким омегой. Папочка его воспитывал в скромности и почти пуританстве.***
В понедельник он бухается за стол, где уже обедают его друзья. — О, ты жив, — вяло реагирует Хёнджин. Он как всегда не в духе. Джисон хмыкает и улыбается краешком губ. — А были сомнения? — Чонин смотрит приятелю прямо в глаза. — Мы думали, что Сынмин уже сожрал тебя в вашей квартире. Ты не отвечал с вечера субботы, — Хван нарочно шумно отпивает из кружки остатки кофе. — Ты просто бесишься, что один не пристроен, — откликается лениво Минхо, укладывая голову на плечо Джисона. — Мы не встречаемся, — упорно повторяет Чонин своим друзьям. Все привычно недоверчиво мычат на это. У каждого из них есть глаза. И они видят то, что упорно игнорирует Ян. А именно, как Ким явственно пасет своего омегу: следит за его стаканом на вечеринках, за парнями, что вокруг него. Даже за его питанием в сессию. Да что уж, он платит за аренду, когда Чонин забывает. — Можно тогда я начну с ним встречаться? — вспыхивает Хван. — Что вообще не так с тобой, мелкий? Чонин непонимающе хлопает глазами. — У тебя под носом небедный альфа, не урод, десятый по успеваемости, готовить умеет. А ты всё хвостом размахиваешь недовольно. Уведут, имей в виду, — Хëнджин тарабанит по столу ногтями, а затем подрывается с места и выбегает из кафетерия. Минхо вздыхает: — Феликс ему отказал снова. Сказал, что Чанбин его единственный. Хоть и бета. — Надо же, как бывает, — Ян не совсем понимает, чего так Хван загнался по младшему Ли. Ведь обычно проблем в выборе альф Хван не испытывал. А теперь, глядите-ка, любовь. Они отправляются на пары, где Чонин, по большей части, пребывает в прострации. Кто-нибудь уведет Сынмина? Уведет? В смысле... А что делать-то? — Хэй, — Ян пихает в бок Хана, пишущего что-то на полях тетради. — Ммм? — Думаешь, Хëнджин прав? И я типа с жиру бешусь? — ерзает на месте Чонин. Друг жалостливо выгибает брови. — Ты же сказал, вы не обсуждали отношения. Тогда их, по факту, нет. И вы, ну, наверное, друзья с привилегиями? — Друзья? — морщится Ян. Он вообще не думал никогда так о Киме. — Свободные отношения? — предлагает дальше друг. — Сложно. Трахаемся мы только друг с другом, — машет головой младший. — Я знаю, что у вас, — вклинивается Минхо, — он ждет, пока ты залетишь, чтобы сразу взять тебя замуж, — веселится Ли. — Слушай, почему вам всё надо так усложнять? Вы не успеваете поговорить, пока он вдалбливает тебя в диванные подушки? Спроси у него напрямую. Мол, каковы ваши намерения, господин будущий искусствовед? — Это неромантично, — фукает Джисон. — Зато практично. А то зажимаются, как дети по углам, и думают, что их не видят, — Ли подмигивает обоим омегам и возвращается на своё место. И Чонин погружается в раздумья обо всем этом так глубоко и надолго, что не слышит ни звонка с пары, ни то, о чем переговариваются его друзья. На подработке с Джисоном они особо не разговаривают: Хан, видимо, ловит вдохновение за хвост и пишет новые стихи, пока посетителей в «7-eleven» немного. А Ян задумчиво кусает трубочку от сока. Нормально ли вообще жить с альфой, с которым у вас всё не как у других? В смысле, почему это не пугает Чонина? Или почему они не обсуждают это и не двигаются никуда? А надо ли вообще двигаться? И что между ними происходит? Ян вспоминает свой первый день с новыми соседями: он заносил последние вещи в спальню, когда они с Кимом столкнулись впервые. Это было год назад. И тогда первокурсник Ян Чонин очень засмущался, когда его подхватили под руки и не дали упасть. — Нужна помощь с тяжестями? — уточнил приятный голос. Чонин сипло крякнул, пытаясь прочистить горло. И это заставило его щеки заалеть пуще прежнего. — Всё норм! Не стоит! — пискнул Ян. И тут их глаза встретились. Точнее, парень постарше взял в руки две верхние коробки, улыбнулся и подмигнул омеге. Глаза, кстати, у альфы были очень красивыми. Карие, раскосые, искрящиеся энергией. — Хэй, Бинни! С нами поселили милашку! — кричит альфа, видимо, своему приятелю. Тот реагирует победным кличем. Или так характеризует этот звук Чонин для себя. — Милашка, да? — хмыкает Ян. — Это же комплимент? — С утра еще был, — Джисон кивает. — Что там у тебя? Экзистенциальный кризис? — Пытаюсь отследить, как за год из «милашки» я стал «ненасытной течной дыркой», — рассуждает вслух Чонин. Его друг давится водой. — Если честно, больше звучит как лексикон пары в медовый месяц? — Хан, наконец, откусывает от своего сэндвича. Он что-то пишет в какао-толк, быстро щелкая по клавиатуре. Джисон вечно забывает отключать звук. Наверное, опять сплетничает с Ли. Возможно, с обоими. — Иногда я сам себя раздражаю. Вот у вас с Минхо-хëном красивая история встречи. И отношения у вас нормальные. А мы типа... Что? Снимаем друг об друга стресс? Куда это в итоге приведет? Хан чмокает приятеля в висок и рекомендует не загоняться. Потому что им всем всего ничего лет. И мелкому не обязательно знать, что с Минхо они были знакомы задолго до поступления. И Ли был раздражающей занозой в заднице, пока Джисон просто не сдался под натиском тотального террора.***
Чонин едва волочит ноги до дома, заползая в их съемную квартиру в 11. Еще нужно в душ, поесть и приготовиться к семинару по истории. Но вместо этого он двадцать минут лежит на диване бездыханным телом. Лицо Кима появляется над ним бесшумно и внезапно. И пугает до усрачки. Чонин вздрагивает. — Могу понести тебя, — шепчет Ким. — Господи! Напугал! Я чуть сердце не выплюнул! — хватается за грудь младший. Альфа мягко усмехается и садится сбоку, разглядывает парня и невольно принюхивается. — Минхо? — узнает он запах другого альфы. — Ммм? — слабо реагирует Чонин. — Наверное. Он прибежал встречать нас с работы. — Наверное, мне стоило поступить так же, — хмурится Ким. — Вечереть начинает раньше. Ян косится на него, не совсем понимая, к чему была эта реплика. Они не договаривались ни о чем таком. Бывало, конечно, Сынмин заходил за младшим на работу. Когда им было по пути. — От тебя вкусно пахнет, — выдыхает Ян. — Я был в душе, — тихо смеется альфа. — Могу и тебя вымыть. Или вылизать, — он лениво мажет кончиком языка по чужой щеке. И Чонин визжит на это, высоко и оглушающе. И не должна чужая слюна выключать рубильник в голове у Яна. Но тем не менее он оказывается сидящим на сынминовых коленях и целующимся с ним через пару долбаных минут. Ему так нравится, как руки альфы крепко прижимают его к себе, держа за поясницу, как длинные пальцы Кима забираются под форму омеги, как кожу приятно покалывает в местах, где его касаются. И как Сынмин буквально вылизывает его рот — присваивая, завоевывая. Чонина топит в моментальном чувстве безопасности, которое ему дарит близость Сынмина. — Предложение о моем языке в твоей славной заднице еще в силе, кстати, — похабно усмехается старший, ведя языком вверх по шее Чонина. Он оставляет несколько легких поцелуев у того за ухом, и омега тихо скулит в легком возбуждении. — Или я мог бы накормить тебя. На кухне осталась тушёная говядина. — Ты никогда не называл так свой член, — хохочет Чонин в голос. — Но я голоден, это правда. Они заканчивают тем, что отвратительно неопрятно целуются, сидя на кухонном столе: Чонин с широко разведенными перед Сынмином ногами, в одной рубашке с запрокинутой назад головой выстанывает имя альфы, пока тот слизывает смазку с внутренней стороны его бедер. С довольной блядской ухмылкой. Он тут же переходит к набухшей головке омежьего члена, обхватывая ее губами так плотно, как только может. Он сосет ее, облизывает и покрывает своей слюной, будто от этого зависит чья-то жизнь. А когда в дело вступают руки, Ян снова издает те прелестные эротичные звуки, что сносят крышу Кима напрочь. Сынмин тянет омегу за бедра к себе, заставляя полностью лечь на спину, и шире разводит его ноги. Ким проводит по смуглой коже ногтями, ведет языком по животу вниз и кусает Яна где-то ниже коленки. Он знает, что омега ненавидит засосы и отметки на своей славной упругой омежьей коже. Но у Сынмина нет шансов устоять перед тем, как заманчиво та пахнет апельсином. Чонин рвано выдыхает через рот, когда в нём оказываются два пальца, сразу же быстро двигающихся внутри его текущей дырки. Из-за обилия выделяющейся смазки хлюпающий звук разносится по всей кухне. И Чонин бы умер со стыда, наверное, будь в квартире еще кто-то помимо них. Но сейчас всё, что он делает, — стонет от грубоватой стимуляции. Рот Кима всё так же скользит на его члене, держа в жарком кольце. И этот чертов язык альфы! Яну так хорошо, слишком хорошо. В его голове полный вакуум, и соображает он через раз. Ему как будто бы нечем соображать, да и не надо. Всё, о чем он может думать, это… — Есть что-нибудь потолще? — озвучивает Чонин свои мысли. — Нарываешься? — Ким, кажется, рычит. — Возможно? Не-е-ет, абсолютно точно нет, — он давится своею же шуткой, когда Сынмин засаживает в него свой член без предупреждения. Чонин вскрикивает и выгибается, получая желаемое слишком быстро. Сынмин будто бьет по нервам, вколачиваясь в омегу с особым остервенением. Ким впервые так реагирует на кого-то: как озабоченный. Будто нет ничего важнее, кроме как метить Чонина, быть рядом и раз за разом проникать в его аппетитную задницу. Они так хорошо синхронизируются в получении удовольствия и почти никогда не стесняются чего-то нового, что Киму в голову даже не приходит удивиться, что для Яна это первые серьёзные взаимоотношения. Тот так льнет к нему, так бесхитростно отдается и соглашается на любую авантюру, что Сынмин воспринимает всё как должное. Он просто берёт всё, что может взять. Но иногда ему мало и этого. И хочется ещё больше Чонина. Хочется бесконечно смотреть, как его лицо кривится в гримасе, когда он кончает, как его глаза блаженно закатываются, как его кожа покрывается мурашками, стоит дыханию Сынмина коснуться ее. Ким жадно впитывает все эти картинки на будущее…***
…Чонин восстает из мёртвых ровно в 7 утра, погребённый под двумя пледами и одним одеялом (чтобы наверняка). Вся его комната пахнет Сынмином. И Ян на 5 минут утыкается в подушку и делает глубокий вздох. Стоит признать, что его омеге нравится запах альфы. Это факт, и Ян кивает на это. — Боже, какие логичные выводы с самого утра, — стонет парень. А как бы еще они могли сношаться по всей квартире и за ее пределами, если бы их сущности не подходили друг другу на химическом уровне? Чонин заливает рамëн кипятком и осознает. Они просто подходят друг другу. То есть, они каким-то образом перемахнули через конфетно-букетный период и оказались там, где Чонин стоит в рубашке Сынмина, комфортится об его запах и видит сраную записку с сердечком. Что это за говно?! Какая еще нахер записка? «Возможно, ты забыл о сегодняшнем срезовом тесте. Шпаргалки у тебя в сумке ;) Обед в холодильнике. Не давай Джисону сожрать его раньше тебя» Чонин застывает с палочками в руке, перечитывая и осознавая наконец, что имел в виду Хëнджин. Это что? Это любовь, что ли?! — О, боже, я нравлюсь Сынмину! — восклицает он, когда его сумка касается сидения в кафетерии. — Госпожа Вон знатная сука, — откликается Минхо на это. — Чего? — А, это не состязание в самых очевидных вещах? Ну типа вода мокрая, небо голубое, Сынмин влюблен в Чонина? — ехидно хихикает Ли. Остальные лишь согласно мычат. Выходит слишком синхронно. Это что, уже поняли все вокруг, кроме него? — Я что, такой близорукий дурачок? — хныкает Ян. Он ставит чашку с кофе на столешницу и плюхается рядом с Хëнджином, чтобы дать тому списать материал к занятию. — Де-факто ты носишь очки, — прыскает Джисон. Чонин хочет убить друга и повесить голову на ограду. — Де-юре, вы живете вместе год. И когда Чанбин съезжал, цитирую: «Чонин пообещал присмотреть за этим озабоченным альфой», — Минхо отпивает из стаканчика своего парня. Тот возмущается. — Это просто такое выражение, — защищается Чонин. — Вроде как говорить «извините за вторжение» при входе в чужой дом. — Ты пытаешься оправдываться? — Минхо веселится над сбитым с толку макнэ. — Или тебе он не нравится? — Ну нет. Он милый, — отводит взгляд Ян. Хван резко перестает писать. — Боже правый. Второй год пошел, а я впервые услышал от Чонина что-то хорошее о человеке не его пола? — Хëнджин придвигается к приятелю плотнее и трогает его лоб. — Вроде здоров. — Да идите вы! Я не токсик! — Еще какой! — Чан до сих пор с травмой. — Чанбин перестал делать селфи. — Сынмин пошел к ортодонту. — Ладно, ладно, завалите! — Чонин дуется и становится похожим на воробья. — И что делать? — Пригласи его на свидание, дурень, — Хван возвращает конспект, — и поговорите. Ртом. Не ебаться. Говорить. Понял? — Ага, дедушка, я очень постараюсь, — закатывает глаза Ян. Но вместо разговора о важном у них каждый раз получается лишь целоваться, сталкиваясь зубами, зажиматься в пустующих коридорах и аудиториях или портить обивку дивана в гостиной. Чонин не может сказать, что за наваждение на него находит, стоит Сынмину на него по-особенному посмотреть или дотронуться. И он сдаётся, решая дождаться удобного момента, коль скоро никто из них не силен в ораторском искусстве (только в оральном). Пока не наступает лето, затем приходит осень. И какой-то из миллиона друзей Джисона устраивает хэллоуинскую вечеринку. На которую, внезапно, приглашëн чуть ли не весь курс. И старшекурсники. В общем, Чонин перерывает свои горы одежды в поиске чего-то подходящего. У них уже есть Ковбой Чанбин (чья рубашка угрожает порваться на груди где-то в середине вечера), слизеринский обольститель Хëнджин, Минхо в качестве куклы Чаки, два вампира (Феликс шутит, что Чан — какая-то версия вампиров из «Матрицы») и, наконец, у них есть пастырь Джисон в тотал блэк. Так что Ян даже не знает, кем быть в этой разношерстной компании. На глаза попадается бита Сынмина, и Чонин хмыкает. Можно бы было прикинуться психом с битой. Это будет самый ленивый вариант, решает Ян. — К этой бите бы пошел мейк в стиле Джокера, — шутит Хан, расхаживая по чужой спальне. — Есть перчатки без пальцев? — О. Есть кое-что получше, приятель, — над головой Чонина загорается метафорическая лампочка, когда его глаза видят матовую сине-красную юбку размера «я-едва-прикрываю-жопу». — Тут где-то должна быть куртка младшего брата. Он оставлял свой чирлидерский костюм мне на сохранение... уже месяц назад как. Что ж, сам виноват. А майку можно самому разрисовать, — бубнит из шкафа воодушевленный Чонин. Хан стопорится на месте, выпучивает глаза, а затем начинает ухмыляется. — О, ты решил быть той самой шлюхой в компании пресных костюмов? Одобряю. — Фу, какой неприкрытый слатшейминг я слышу. Но да, я буду, — довольно улыбается Чонин, выуживая из стола маркеры. — Поможешь? — К чему мы стремимся в нашем спонтанном творчестве? — Джисон садится на пол, расстегивая верхние пуговицы на черной рубашке. И начинает трясти серым маркером. — Харли Квин, — пожимает плечами Чонин. Он не то чтобы очень оригинален. Но иное соорудить на скорую руку вряд ли выйдет. Тем более, у него появляется гадское желание вывести одного альфу на эмоции. — Как тебе повезло, что у меня есть колготки в тему, — хмыкает Хан себе под нос, выводя киношное «Папочкин монстрик» на белой хлопковой майке. Параллельно он пишет Минхо захватить пару аксессуаров с собой. — Надо ли мне знать, откуда? — тихо хихикает младший. — Не-а. Ты еще слишком невинен для таких откровений, — издевается друг. — О, хён, ты заботишься о моей менталке. Это так мило, — тянет Чонин наигранно. — Уверен, твои ножки выглядели очень горячо, — младший омега подмигивает старшему. И последний смущенно улыбается, пряча глаза. А затем стремительно подается всем корпусом вперед, чтобы заорать «поцелуй!» и заржать Чонину в ухо. — Эй, вы уже готовы? — Сынмин заглядывает в комнату Чонина. — Крафтите? — Ага, Джисон вспоминает уроки батика от Хёнджина, — Ян говорит, не оборачиваясь. Хан ёжится, вспоминая год соседства с Хваном. А затем Джисон оборачивается и рассматривает альфу. Тот одет в свою старую бело-синюю бейсбольную форму, щедро политую искусственной кровью. Во рту у парня фэйковые клыки (видимо, решил не выпускать настоящие), на голове волчьи уши, а лицо вымазано в белой пудре. — И ты?.. — проглатывает вопрос Хан. — Мертвый питчер, — подмигивает он омеге. — Ай Эн, ты мою биту не видел? — Видел. Она мне нужна для образа, — Чонин почти заканчивает с макияжем, когда видит в отражении зеркала бледное лицо соседа. — Какое совпадение, — откликается тот. — Но бита моя. Так что забираю ее себе я. — Хуй там был! Она стояла в моей комнате, забытая и пыльная. Так что она остается со мной! — вспыхивает Ян за секунду. Он подрывается с места и вскакивает на ноги. — И что это за подающий без биты? — возмущается Сынмин. — А что за Харли Квин без нее? — вторит ему Чонин, тыкая пальцем в грудь. — У нее был молот. И ты знал бы это, читай комиксы, — хмыкает Ким, прижимаясь к омеге вплотную. — Я придерживаюсь образа из фильма, — отмахивается парень, а руками опирается о письменный стол. Альфа налегает на него сильнее, заглядывая в глаза. — Ты можешь взять помпоны братца и выйти за моего личного болельщика, — он легко касается его губ своими, даже не пытаясь вторгнуться в чужой рот. А затем легко подхватывает биту и покидает комнату. — Вот же прохвост! — воет Ян, краснея за считанные секунды. Его обвели вокруг пальца! — Так вот о чём говорил Минхо, описывая влюбленность глазами альфы, — выдыхает Хан. Оказывается, он всё время сидел, затаив дыхание. Джисон клянется, что, если бы не сборы на вечеринку, эти двое потрахались бы прямо при нём. Или даже на нём (не будь в спальне Чонина подходящей поверхности). Настолько Сынмин не обращал внимание на кого-либо в комнате, кроме Чонина. Это устрашало и завораживало одновременно. Будто бы ничего более не существовало для альфы: только конкретный человек, один-единственный омега на всём белом свете. — Ладно, давай заканчивать с этим. Скоро надо выходить, — Чонин намеренно игнорирует предыдущую реплику друга и принимается натягивать вещи, глядя на себя в зеркало. Выглядел он… интересно. Был шанс на реванш.***
Когда их забирают друзья и компания доезжает до пункта назначения, выгрузившись, парни осматриваются вокруг. Райончик явно для людей с претензией: хорошие придомовые территории, всё такое вылизанно-стерильное и двухэтажное. И тачки дорогие из гаражей нет-нет да выглядывают. Чонин потягивается и стонет, потому что всю поездку был зажат между Бинни и Крисом на заднем сидении. Те ржали и задирали то самого Яна, то Кима, мол «ты это видел ваще?» Чанбин, успокоившись, интересуется, как жизнь молодая, как быт и не обижает ли омегу Сынмин. — Всё хорошо, хён, правда, — пожимает плечами Чонин. Он не замечает, как половина друзей прислушиваются к разговору на заднем сидении минивэна. Водитель, в лице Феликса, даже музыку убавляет. — Где годовщину отмечать будете? — вклинивается в диалог Крис. — То есть? — Чонина как-то коротит на этом моменте. Он даже жвачку перестает мусолить во рту. — Вы всё ещё не встречаетесь? Ким уже смотрит с переднего сидения на Чана, повернувшись всем корпусом. Зло так, предупреждающе. Но Бан будто бы и не замечает потяжелевшей ауры. Минхо было открывает рот, чтобы вставить свои пять вон, но Джисон плотно прикрывает ему его ладонью. — Клянусь, мы так не доедем целыми, — шипит он своему парню в ухо. Чонин уверен, что если бы не плотный слой тональника и теней на лице, то все бы уже увидели, какой он красный и сконфуженный. Потому как что он должен на это ответить, если они сами-то с Сынмином это не обсуждали ещё? Они соседи? Они любовники? Они никто? Возможно, именно поэтому Хёнджин советовал начать разговаривать с альфой, а не просто ебаться. Но, будем честны, бездумно трахаться было приятнее и проще, нежели подбирать слова и решать или (упаси бог!) менять что-то устоявшееся меж ними. Но теперь они здесь, в болоте всеобщего ожидания ответа. — Отъебись от него, Крис, — подает голос альфа, когда понимает, что его омега замялся. — Тебя-то это каким образом трогает? — Ну, вдруг у нас еще одна пара образовалась. А я всё пропустил, сидя в студии, — скалится ехидно старший. — А ты типа сваха или претендуешь на что? — Яну кажется, что такого низкого голоса у Сынмина до этого никогда не слышал. И это… ну, слегка (не слегка) устрашает. А ведь омеге всегда казалось, что «альфий голос» — это дедушкины сказки. — Да всё может быть. Чонин у нас омега красивый, талантливый. Вон как разоделся. Поди при наличествующем альфе не вышел бы так, в драных колготках, — продолжает Чан, посмеиваясь и посматривая на реакцию младшего альфы. Сынмин глазами метает в него молнии. — Хён, это образ такой! — протестует наконец сам Чонин. — Ты чего старикуешь вдруг? — Чан прав, — доносится от Хвана. Он сидит, скрестив на груди руки и насупившись. — Что, если на тебя кто-нибудь нападет сегодня? Одни проблемы с вами, дети. — Всё со мной будет в порядке, — фыркает Ян. И чего вдруг всем им надо от него? Как будто Хёнджин бы отбился в случае чего. Ну, может, станцевал бы обидчику контемпорари в отместку. — Джинни, он хотя бы на бокс со мной ходит, — хихикает старший Ли. И на этом глобальные серьезные обсуждения сходят на нет. Не специально Ян падает на хвост Минхо и Джисону, и те снова шутят о том, что усыновят его когда-нибудь. Не сговариваясь, «стая» делится на три группки и растекается кто куда. Хёнджина конвоирует Чан, а Сынмина тянут за собой Феликс и Чанбин, мол «бро, наконец-то встретились, надо это отметить». — Сильно не бухай, — предупреждает его Ким напоследок. Ян на это лишь закатывает глаза и фыркает. Вообще-то Чонин думал, что от такого себя — прекрасного, разодетого, накрашенного как кукла и в юбке, — Сынмин и на сантиметр не сдвинется. Но на его месте папочка Минхо, заботливо отодвигающий от него ром и предлагающий безалкогольное пиво. — Фу, что за извращение, — кривится Чонин, отпивая из кружки. В доме куча знакомых и не особо людей. Музыка пока кажется качающей и не давящей на виски. Но Ян знает, что стоит ему перебрать с градусом и заскучать, его начнёт мутить от всего происходящего. И тогда внутренний омега пойдет искать приключение на свою задницу. — Извращение — это имбирно-грушевый пирог, — гаденько посмеивается сбоку Хан, салютуя кому-то из вновь прибывших приятелей. — Очень смешно. Это традиционный десерт в моей семье. Заткнись, — закусывает губу Минхо. — Я возил Джисона познакомиться с родителями. Слышу уже сотый подкол по поводу этого пирога за этот день. А встретились мы час назад. Чонин хмыкает и улыбается своим хёнам. У них традиционная фаза ухаживаний «заеби свою пару шуткой». И это так приторно-мило, что Яну буквально на секунду завидно. Ну, ладно, может, на три. В моменте хочется чего-то стабильного. Может, он как-то не так истолковал сигналы от Сынмина? И тот вовсе не стремится ни к каким отношениям? Иначе бы уже начал их? И Ян просто время теряет? Или это на него так социальный конструкт давит? Или так утренний разговор с папой сказывается на его уставшем от учебы сознании? Чонин не знает, как понять, что и кто ему нужен. Так же он не понимает, есть ли смысл в том, чтобы обдумывать это в разгар хэллоуинской вечеринки, когда вокруг еще больше масок, чем обычно. Омега хмыкает самому себе и решает, что он поступит со всем этим внезапным кризисом своим любимым способом: забьет хуй и пойдет нальет себе нормальной выпивки. Так он и поступает: тряхнув волосами, поднимается с насиженного места (благо, хёны заняты спором о том, выйдет ли их любимая команда по футболу в полуфинал или нет), заруливает на кухню, смотрит на часы (они здесь уже два часа), ставит пустой стакан в раковину, роется в холодильнике и находит бутылку персикового соджу. Пойдёт. — Развлекаешься? — слышится знакомый голос позади него. Ян выдыхает через нос, считает до пяти и поворачивается к альфе. — Пытаюсь. Если ты пришел меня проверить, то всё отлично. Минхо-хён поблизости. Никто не пустит меня по кругу, папуль, — Чонин протягивает Крису бутылку, чтобы тот ее для него открыл. Альфа прилагает минимум усилий, и через мгновение Ян уже делает глоток. — На вкус очень даже неплохо. Кстати, ты вроде бодигардил Хёнджина. — Ага. До тех пор, пока его не утащила стайка омег с вашего потока. Меня идейно не пустили на закрытую вечеринку внутри вечеринки, — усмехается Бан. — Они все были одеты персонажами из «Гарри Поттера». Насколько это задротство по десятибалльной шкале? — Наверное, двенадцать, — выдыхает Ян. Он и сам относил себя к поттероманам. Но для Хвана это было почти верой, и он её нёс в массы. — А ты… остальные где-то рядом? — Сынмина с Феликсом видел, если ты переживаешь за своего ненаглядного, — смеется альфа. Он наблюдает за тем, как Чонин запрыгивает на кухонный остров и закидывает нога на ногу. Крис прислоняется спиной к каменной прохладной поверхности. Самое то после душной общей комнаты. — Да я не про это, — упорно машет руками омега. — Просто переживаю. — Конечно, я так и понял, — криво усмехается Чан. — За дурака меня не держи. Пройдет еще час, максимум полтора, и Ким начнет сам тебя искать. Может, уже ищет, завидев меня без Хёнджина. Правда, я не совсем понимаю, почему он до сих пор тебя не пометил. Хотя бы палец, если не загривок. — Как романтично, — пытается уйти от темы Чонин. Он запрокидывает голову назад и выдыхает всей грудью. Его начинает раздражать, что все вокруг трепятся об их несуществующих отношениях. — Будь я на его месте, давно бы это сделал, — продолжает Чан. «А он упертый», — отмечает Ян. — Что ж, твоему омеге можно только позавидовать, — Ян хмурится слегка, потому что пустые разговоры — не его. Даже если в нем уже вся бутылка соджу. И не то, чтобы он сильно хмелеет, нет. Скорее глушит ненужные мысли. Всё потом, не сегодня и не сейчас. — Всё ещё можешь им стать, — наконец открыто говорит Чан. Уже без намёков. Для омег, что в танке. «Ах, вот оно что», — понимает запоздало Чонин. Бан Чан выяснял, занят ли Ян, лишь для того, чтобы подкатить яйца к фактически свободному омеге. Тогда ясно, почему Ким так напрягся. Не хотел потерять удобного партнера? — Пожалуй, я откажусь, — он начинает было слезать с острова, но ему не дают. Встают меж разведенными ногами и обнимают за талию. — Серьезно? Мы даже не обсудим это? — приподнимает проколотую бровь Бан Чан. В воздухе начинает пахнуть ванилью. Приторной такой, удушающей за пару вдохов. Чонин, признаться, ваниль терпеть не может. И сладкое в принципе. Поэтому инстинктивно отодвигается назад, насколько возможно. — А надо? Это какое-то внезапное предложение, честно говоря. Наши юристы еще не подготовили документы для переговоров, приходите завтра, — Ян пытается перевести всё в шутку. Но Крис, похоже, шутку не оценил. — Ты же видишь, какой он незрелый. Даже парой тебя не называет и не делает. Я старше и надежнее, омега, ты разве не понимаешь? Я выше него по рангу, — Крису, похоже, критично донести азы стаестроения его внутреннему омеге. Внутренний омега польщен, но не впечатлен, и предлагает слать хама нахуй. Чонин немного задыхается в этой одуряющей ванили. Ему бы чего-нибудь привычно свежего или кислого вдохнуть. Например, сынминового юдзу*. Но, конечно, ничего из пахнущего альфой при себе нет. Даже долбаной биты, усмехается про себя парень. — Или ты как-то по-своему оцениваешь альф? — понижает голос Чан. Чонин не понимает его окончательно и бесповоротно. — Хочешь, пойдем наверх, потрахаемся? — и руки как-то незаметно спускает на бедра Чонина. — Вставай в очередь, — доносится со стороны входа. По ноздрям бьёт бодрящим кислющим лимонным запахом Сынмина. И Ян как-то даже выходит из коматоза, в коем пребывал последнюю дюжину минут. Ким стоит, привалившись к дверному косяку, руки скрещены на груди, а взгляд злой-презлой. — И лапы свои убери от чужой собственности, хён. — Явился, — кидает через плечо, не удостаивая взглядом, Бан Чан. — Долго же ты соображал. — Да я как раз всё живо смекнул, — Ким так и оставался на расстоянии, чего-то выжидая. — Только думал, ты не такой наглый, что сразу полезешь к Чонину. Раньше хоть спаивал омег. А тут прямого отказа не воспринимаешь. Что, неприятно? Чонин, точно кот, стекает плавно на пол и отходит подальше, шагая вдоль стены, а затем перемещается за спину Киму. Там как-то привычнее. И в шею можно уткнуться, в конце концов. — Что, ударишь меня? — усмехается Крис. Он скидывает с плеч кожаный плащ и разминает руки. — Надо бы. Но пока держусь, — при этом Сынмин дышит как паровоз. Пытается разрешить конфликт словами? Чонин приятно поражен. — Какое благородство, боже мой, — разражается хохотом на всю кухню Чан. — Что ж, я подожду, Минни, когда ты проебёшься в очередной раз. Будь уверен, что тогда я точно заберу себе омегу, — Бан Чан клацает растущими клыками, начиная надвигаться на них, а Сынмин захлопывает дверь перед его лицом и резко тянет на себя Яна. — Побежали, — кричит он Чонину так, чтобы перебить шум толпы, в которую они врезаются, словно ледокол в необъятный айсберг. И они спешат, бегут, выбегают, минуют стены из потных тел, и сбегают от других, от чужих взглядов, от кучи рук, от ненужных перешептываний и пьяных заинтересованных взглядов. Бегут прямо по дороге, смеясь и держась за руки. Они минуют квартал, второй, третий, и за ними, вроде, нет хвоста. Чонин улыбается во весь рот, потому что свежий воздух так хорошо и правильно холодит его кожу, а рука Кима греет ладонь левой руки. — Поймал! — выдыхает ему на ухо Сынмин и валит своего омегу на чью-то идеально подстриженную зеленую лужайку. Ян охает, когда его губы накрывают чужие. Они тихо хихикают между быстрыми поцелуями, пытаясь перевести дыхание после незапланированного кардио. — Я тебе нравлюсь? — вылетает бесстрашно. — Конечно, — односложно заверяет его Ким. — Тогда почему не говорил? — Чонин прижимается к нему бедрами, потираясь. — Разве нет? — строит дурака альфа. — Я бы обязательно запомнил, знаешь. — Тогда давай скажу сейчас? — Тогда говори, конечно, — ехидно цедит Чонин. — Я люблю тебя, Ян Чонин. Уже год как, — нос Яна чует кисло-сладкий аромат, исходящий от Сынмина. — Ну и придурок же мне достался, — а сам по-дурацки счастливо смеется и бьет в полсилы Кима по груди. Чтоб не зазнавался. — Поцелуй меня! — Эй! Это кто там по газону ходит в ночи! Гребаные студенты! Никакого житья от вас нет! — слышится крик из окна сверху. И свет фонаря начинает вырывать предметы из скрывающей их тьмы. — Я клянусь, что вызову полицию прямо сейчас! Убирайтесь! Чонин спохватывается и стартует за пару секунд под гогот своего альфы. Ну точно, полоумный. Ян ни за что не сознается, что тоже хихикает всю дорогу до их апартаментов. Они отписываются (в кои-то веки) в общем чате, чтобы их не ждали, бредут через парк и бесконечно целуются, глядя на звезды. Сидя у Сынмина в объятиях, Чонин блаженно прикрывает глаза и больше не чувствует надобности в философских метаниях души. — Что это у тебя в штанах? Уже успел нафантазировать себе чего с болельщиком? — игриво тянет Ян. — Извращенец. Это коробка, — мычит Ким. И как-то подозрительно отводит глаза. — Коробка? С чем? — С наркотой, — шутит альфа. На него смотрят максимально осуждающе. — Ладно, ладно, шучу. Он, кряхтя, встает на ноги, выуживает из кармана брюк (в этих штанах есть карманы?) красную бархатную коробочку, а затем протягивает ее Чонину в поклоне: — Я хотел подарить его тебе еще в сентябре. Но забыл, куда положил, — он чешет шею. — В общем, это тебе, Чонин. Ты любишь браслеты, и на каникулах я купил его в храме. Говорят, если такие браслеты носит пара, она никогда не рассорится и будет жить долго в мире и согласии, — в конце Сынмин откашливается, чтобы скрыть смущение. — Я хочу сказать, давай всегда будем жить вместе? — Вау, он из… нефрита? — Чонин пытается рассмотреть что-то, светя на украшение фонариком телефона. — Ага. — И далеко ли храм? — Скатался ради него в Китай. — Ммм, — Чонин пытается подавить восторженный писк в себе. Внутренний омега выставляет максимальные баллы напротив фамилии Ким и рекомендует данного альфу к спариванию.***
— Боже, а что «Картье» закрыл магазины по всему свету и нельзя было купить что-то стоящее своему омеге? — взрывается недовольством Хван, когда видит нефритовый браслет в понедельник. — Ты не понимаешь, это подарок со смыслом, — возмущается Джисон. Чонин молча попивает свой латте с кучей взбитых сливок. Так сказать, восполняет калорийный дефицит за выходные. Он в нирване. Его всё устраивает более чем. — Мне кажется, Ким на нашем дурачке экономит, — всё так же шипит Хёнджин. — Ты просто завидуешь, что не тебя все выходные раскладывали по всей квартире, — хохочет Минхо. Пользуясь моментом, он откусывает от булочки Хана. — Эй! Иди и купи себе свою! — Но из твоих рук вкуснее! — Купи две. И я покормлю одной тебя. Чонина целуют в висок и обнимают за плечи. — И долго они так могут? — спрашивает Ким, присаживаясь рядом. — Да хоть весь день, — улыбается ему Ян и видит парный браслет на Сынмине. Что ж, возможно, год ожиданий того стоил.