Записки Мышонка — принца и волшебника

Я кутался в мантию, слегка постукивая зубами, и разглядывал замок. В книге по истории, которую мне купили вместе с учебниками, было сказано, что Хогвартс построен в X веке. Но я в этом очень сильно сомневался — если судить по архитектуре, то не раньше конца XI, если не в XII. Конечно, возможно, это уже второе здание, а первое, деревянное, времён Вильгельма Завоевателя, не сохранилось. Но в книге об этом ничего не говорилось. Лодка, в которой мы плыли, слегка качалась, и я старался не думать о том, что будет, если она перевернётся. Замок всё приближался, нависал над нами, весь утыканный башнями, сияющий множеством огней. Кто-то из детей восторженно восклицал. Кто-то даже засвистел. Джастин осторожно сжал моё плечо, а я не нашёл смелости стряхнуть его руку. Вместе с нами в лодке сидели две девочки и спорили о распределении. Одна утверждала, что любой факультет заслуживает уважения, а другая объясняла, что в Слизерине учатся только тёмные волшебники. Это напрягало. О том, как именно распределяют на факультеты, в книге про историю не было. И мне никто ничего не рассказал. Я старался об этом не думать, но до часа Икс оставалось всё меньше времени, и я начал нервничать. — На гербе твоего дома лев, — шепнул мне Джастин, — наверное, это что-то значит. Кем-кем, а львом я себя точно не чувствовал. А факультета мышей в списке не было. — Отец считает, что мне нет смысла переживать из-за факультета, в любой позиции есть свои преимущества, — продолжил он, и я отчаянно позавидовал его спокойствию. — Так что он советовал мне действовать по ситуации. Мне отец не советовал ничего, так что я в который раз согласно кивнул. Лодки начали по одной приставать к берегу. Наш провожатый — огромный бородатый мужчина устрашающей наружности — грохнул кулаком в высокие дубовые двери, и они распахнулись. — Спасибо, Хагрид, — проговорила холодным тоном уже немолодая строгая дама. Я подумал, что выражением лица она напоминает Маргарет Тэтчер. И решил, что с ней лучше лишний раз не спорить — мало ли, окажется, что она тоже Железная Леди. Правда, впечатление несколько портил остроконечный колпак. Как из сказок про ведьм. У меня теперь тоже такой был, но надевать его я постеснялся. Дама провела нас в маленькую комнатку, куда мы набились тесной толпой, и произнесла впечатляющую речь, после которой мне стало совсем тоскливо. И холодно. Где-то вдалеке, сквозь шёпотки и шорохи, звучал голос Гермионы Грейнджер — она рассказывала про историю Хогвартса всем желающим и перечисляла выученные заклинания. Возможно, рассуждала она, пригодятся при распределении. — Я ставлю на жребий или какой-нибудь артефакт, — произнёс Джастин. — Это было бы разумнее всего. Да, пожалуй, артефакт, раз речь идёт о личных качествах. Интересно, на какой факультет попадают люди, которых тошнит от волнения? Единственное, что меня радовало, — не мне одному было тяжко. На лицах многих моих будущих однокурсников читались понятные ужас и растерянность. Круглолицый мальчик со съехавшим на бок колпаком чуть не плакал. Рыжая девочка кусала губы. Очень немногие демонстрировали спокойствие, как Джастин. Я опустил глаза и принялся перечислять всех, кого уже увидел, стараясь отвлечься. Мне с детства твердили, что принц обязан знать в лицо огромное количество людей, и я честно старался соответствовать. Во всяком случае, это отвле… Я сбился на десятом лице, потому что повсюду начали раздаваться крики. Я быстро открыл глаза, поднял голову и с трудом сдержался, чтобы не завопить. Из стены выныривали привидения. Жемчужно-белые дамы и джентльмены в старомодной одежде беседовали между собой, будто и не замечая нас. Совсем как живые. Только, очевидно, мёртвые. — Господи, — прошептал я. Джастин нервно сглотнул и пробормотал: — Они не должны быть опасными. Да? Иначе бы их не пустили в школу. Правда? Позднее мы узнали, что «безопасность» — далеко не главный критерий выбора того, что может находиться в школе Хогвартс. Но в тот момент я искренне понадеялся, что Джастин прав. И при этом во все глаза разглядывал призраков. Я не думал, что отважусь с ними заговорить, но не мог отделаться от мысли о том, что они… Наверное, они помнят то время, в которое жили! Как настоящие очевидцы! Я не знаю, чего ожидал, но Большой зал показался мне маленьким и тесным. Он с трудом вмещал пять длинных столов — четыре факультетских, параллельно друг другу, и один преподавательский, перпендикулярно остальным, на помосте. Человек на, скажем, триста в общей сложности. Может, триста пятьдесят. В воздухе парили свечи, а потолка, казалось, не было вовсе — его заменяло ночное небо. Нас оставили стоять в проходе, и я почти ничего не видел. Но потом Джастин слегка подвинулся, я выбрался на край и сумел рассмотреть своих будущих учителей. И — артефакт, призванный решить мою судьбу. Мне ещё предстоит сказать о каждом из учителей отдельно, поэтому здесь я выделю только директора. Я никогда ещё не видел людей с такими длинными седыми волосами и седыми же бородами. Одетый в голубую со звёздами мантию, он позвякивал колокольчиками в бороде, но мне совсем не захотелось улыбнуться. То первое впечатление, которое он произвёл на меня, было невероятно значительным. Я не мог толком рассмотреть со своего места его лица, не видел цвета глаз, но я не мог перестать его разглядывать. И не только я. Он привлекал всеобщее внимание и крепко удерживал его. Я подумал… Мне стало стыдно за эту мысль. Но я подумал, что даже бабушка не внушает такого трепета. А потом запела шляпа. Или правильнее говорить — Шляпа. И мне захотелось сбежать из Хогвартса. Пешком. Потому что я очень сильно не желал, чтобы кто-нибудь заглядывал ко мне в голову. Даже, хм, Шляпа. Что она там увидит? Как я сжимаюсь от ужаса перед неизвестным? Железная Леди профессор МакГонагалл вызывала нас по одному и опускала на голову Шляпу. Та молчала, о чём-то раздумывая, иногда буквально пару секунд, а иногда — очень долго. Но так или иначе, она выносила вердикт и оглашала его громким хрипловатым голосом. Распределённый на дрожащих ногах спешил за стол своего факультета. Я следил за знакомыми. Джастин отправился за стол Хаффлпаффа, не просидев в Шляпе и пары секунд. Оба телохранителя щуплого блондинчика пошли на Слизерин. Гермиона Грейнджер — на Гриффиндор, хотя я скорее ожидал увидеть её на факультете самых умных. Сам блондинчик по фамилии Малфой был распределён на Слизерин, причём шляпа едва успела коснуться его головы, как огласила вердикт. А следом прозвучала моя фамилия. Поверьте мне: вы не хотели бы оказаться на моём месте. Было такое ощущение, что пялится на меня половина зала. Жадно пялится. И это совсем не то же самое, что махать рукой с балкона во время официальных мероприятий. Я вздёрнул подбородок, развернул плечи и пошёл к помосту как можно спокойнее. Подумаешь, смотрят. Подумаешь, кажется, что в спине проделывают дыры чужие взгляды. Я дошёл, сел на табурет, и тут же перестал видеть хоть что-то, кроме внутренней обивки Шляпы — она закрыла мне глаза. «Хм, — раздался у меня в голове голос, похожий и непохожий на тот, которым Шляпа объявляла факультет, — довольно очевидно». «Что очевидно?» — настойчиво подумал я. «Я вижу амбиции. Да, безусловно. Жажда себя проявить? Отчаянный страх неудачи. Стремление оказаться достойным своей семьи. И в глубине души — надежда добиться большего. Что ж, никаких сомнений…» — Слизерин! Крик оглушил меня, но, к счастью, чья-то рука сняла Шляпу, и я снова смог видеть. Стол Слизерина приветствовал меня сдержанными аплодисментами, но я не видел улыбок, которыми награждали многих других первокурсников. Я сел, неуклюже перебравшись через лавку, и тут в зале воцарилась звенящая тишина. Мой новый знакомый, специалист по сокрытию слёз, выглядел таким же ошарашенным и смущённым, каким я себя ощущал. В наступившей тишине очень далеко разносились редкие шепотки: «Гарри Поттер?» «Это Гарри Поттер?» А я вдруг подумал, что мечтаю оказаться с ним на одном факультете. Было в нём что-то такое надёжное, кипучая сильная энергия. Я даже себе не мог объяснить, в чём дело. Просто так чувствовал. — Гриффиндор! — объявила Шляпа, и зал взорвался овациями. — Как будто можно было ожидать другого, — с ленцой протянул мой сосед слева — смуглый, южно-европейской наружности мальчик с большим носом. — Были надежды… — заметил мальчик постарше, с другой стороны стола. — А, забыли. Что, ещё один Уизли? Я думал, они у них закончились. — Как бы не так, — буркнул его сосед, — там ещё один будет. Совершенно бесконечные. Они переговаривались обо всяком, и только на пятой или шестой реплике я понял: за мной наблюдают. Никто — прямо. Никто — пристально. Но я так или иначе оказывался в поле бокового зрения каждого слизеринца за столом. И мне показалось, что я уловил момент, когда они решили начать разговор. Но тут директор произнёс несколько совершенно несвязных слов, больше похожих на пароль, и стол, до сих пор сервированный пустой посудой, оказался заставлен едой. Мой сосед пожал плечами и потянулся за едой, заодно показав мне на примере, что накладывать придётся самому. Я немного гордился тем, что справился, хотя меня по-прежнему тошнило одновременно от голода и от еды. Но я представил, что рядом стоит миссис Томпсон, которую совсем не хочется расстраивать, и принялся есть, не чувствуя толком вкуса. Сначала я убеждал себя, что мне скорее нравится оставаться незаметным. Со мной не заговаривают, — и ладно. Подумаешь. Но с каждой минутой становилось всё труднее. Отложив приборы, я повернулся к своему смуглому соседу, убедился, что он тоже закончил трапезу, и произнёс: — Здравствуй. Меня зовут Альберт, — я на мгновение замялся, пытаясь решить, что лучше: назваться по фамилии, которую, если честно, никто толком и не использует обычно, или по титулу, или… — Ну, надо же, — отозвался сосед, — его высочество умеет разговаривать. Блейз Забини. Он протянул мне крепкую узкую ладонь с оливковыми ногтями и крупным, мало подходящим ребёнку, перстнем на большом пальце. — Я не был уверен в том, насколько моя фамилия известна в волшебном мире, — сказал я и решил, что учитель риторики мог бы мной гордиться — у меня почти не дрожал голос. — И я ещё никогда не представлялся никому сам. Пожалуйста, зови меня Берти. Губы Блейза дрогнули. Я подумал: сейчас он начнёт смеяться надо мной. Вот сейчас! Но нет. Он улыбнулся, подмигнул и принялся знакомить меня со всеми, до кого дотянулся. На меня градом посыпались имена и фамилии, совершенно незнакомые. В магическом мире была собственная аристократия. Я узнавал этих детей по манере говорить и держаться, но чувствовал неловкость от того, что не знаю, где расположены земли их отцов и в каких родственных связях они состоят. Меня заставляли учить только наших, обычных пэров. Я пожимал руки, уже не различая сильных и слабых прикосновений, натужно улыбался, но понимал, что поступил правильно. *** У кровати опускался балдахин. Слабое, но всё же утешение. Я мечтал о моменте, когда смогу забиться в норку, укрыться одеялом с головой и представить, что я всё ещё дома. Правда, перед этим предстояло выждать очередь в ванную комнату — она у нас была одна на шестерых. Я присел на край кровати, совершенно опустошённый, и вздрогнул, когда меня окликнули: — Виндзор! — Вообще-то, — я постарался улыбнуться, — ты не можешь так сокращать мою фамилию. — Либо Маунтбеттен-Виндзор, либо по имени. Блондин Драко Малфой тяжело вздохнул, пережил короткую борьбу вредности с ленью и поправился: — Альберт. Сойдёт? — Мне больше нравится «Берти», но так тоже можно. Ты чего хотел? — Я за «грязнокровку» извиняться не буду, — упрямо произнёс он, поджимая губы, а я принялся разглядывать его внимательно. На него как будто у художника не хватило красок. Поэтому весь он получился бесцветный, без единого яркого пятна или акцента. На его фоне я мог бы сойти за весёлого румяного ребёнка, а это кое о чём говорит. — Это твоё дело, — пожал я плечами. — Если у вас принято бросаться оскорблениями направо и налево… Со стороны послышались сдерживаемые смешки, а Драко Малфой покраснел. Весь, целиком, с шеей, ушами, даже кожей головы. — Это не оскорбление, а факт! — Для утверждения фактов есть стилистически нейтральные слова. Кажется, «магглорождённый». И тем не менее, это твоё дело — извиняться или нет. Смех со стороны стал громче, я обернулся и понял, что Блейз освободил ванную и теперь стоял, привалившись к стене и развлекаясь. — Что? — уточнил я. — Думаю, повезло, что Драко не на Гриффиндоре. Представь, этот цвет лица — и красный шарф? Взвившись, Драко ломанулся в ванную без очереди, а Блейз, отсмеявшись, пояснил: — Мы с детства знакомы. Все. И доводить Дракошу — это национальный вид спорта. Ты только что неплохо справился. Я бы сказал… на двадцать призовых очков. — Пятнадцать, — возразил хмурый молчаливый мальчик по имени Теодор Нотт. — Драко ни разу не упомянул отца. Таким образом я был принят в этот маленький коллектив. Блейз оказался настолько добр, что разбудил меня утром. Правда, отчитал за то, что я «дрыхну» и даже не поставил будильник, заставив меня задуматься о том, как именно просыпаются обычные люди. И как бы этому поскорее научиться. Я мало что успел рассмотреть накануне, но с утра оценил и нашу спальню, и общую гостиную факультета. Всё было выдержано в серых и зелёных тонах. Строго, но, как по мне, мрачно. А главное — очень тесно. Кресла возле двух каминов стояли почти вплотную, кушетки, пуфики и подушки загромождали всё свободное пространство. И даже высокий потолок не спасал, потому что, стоило поднять голову, как я видел за широкими окнами мутно-зелёную воду, в которой шевелилось что-то тёмное. Гостиная находилась под озером. Из-за того, что меня пришлось будить, а Драко — выгонять из ванной, где он, по словам Блейза, «прихорашивался», мы слегка опоздали. Все уже ушли. — Мерлиновы кальсоны! — смешно выругался Блейз. — И как нам искать Большой зал? — Шутишь? — уточнил я аккуратно, не желая попасть в неловкую ситуацию. — Ничуть. Тео? — Что я? Я спать хотел. Драко опять покраснел, его телохранители — Грегори и Винсент — водили головами по сторонам, как удивлённые бегемоты. — Пойдёмте, — сказал я, поняв, что они действительно не шутят. — Куда?! — В Большой зал. Ну, пошли! Нам нужно было подняться на три лестничных пролёта, один раз повернуть налево, подняться ещё раз (меня чуть не подловила лестница, которая решила прийти в движение, но мы с неё быстро спрыгнули и дождались, пока она вернётся на место). Вышли в холл. А оттуда уже до Большого зала — рукой подать. А Блейз пристал: как я это запомнил, как это вообще возможно? — Я же вырос в замке. Точнее… в нескольких замках. Умение ориентироваться по картинам и форме лестничных перил — мой базовый навык выживания. Меня за это похлопали по плечу, и мы всё же вошли в зал. Люди в зале сидели какие-то, — другого слова и не подберёшь, — помятые. Ученики зевали, многие даже не удосуживаясь прикрыть рты. Педагоги казались мрачными и отстранёнными. Накладывая на тарелку кашу и поливая её сиропом, я оглядывался по сторонам и внезапно поймал взгляд черноволосого мальчика. Гарри Поттера. Он, один из немногих, выглядел совершенно проснувшимся и довольным. Уплетал тосты, умудряясь при этом тормошить рыжеволосого приятеля, задавать вопросы и жестикулировать. На меня он смотрел долго, сложным взглядом. Что-то сказал приятелю. Покачал головой. Я осторожно улыбнулся, а Гарри Поттер нахмурился в ответ. Насупился. И всё же сдался, махнул в сторону выхода. — Ты чего с Поттером перемигиваешься? — спросил меня Блейз. — Ревнуешь? — тут же подколол его Теодор, и Блейз отвлёкся. Попытался дать другу подзатыльник, но был остановлен окриком старосты. Затаил обиду. — Я не перемигиваюсь, — ответил я, когда все успокоились, — я поздороваться хочу. Остальные были слишком сонными, чтобы на это отреагировать, а вот Блейз наморщил лоб и покачал головой: — Аккуратнее. — Почему? — Потому что это Гарри Поттер. Вздохнув, я промокнул губы салфеткой и вышел из-за стола. Гарри Поттер уже ждал меня в холле, недалеко от дверей Большого зала. Сунув руки в карманы мантии, он покачивался с пятки на мысок. Завидев меня, запустил пальцы в лохматую шевелюру. — Привет, Гарри. — Ага, — протянул он. — Привет. Так вообще говорят принцам? — Если принц — твой одноклассник, то говорят. Я Берти. У Гарри оказалась крепкая ладонь с грубыми мозолями. — Ты мне показался нормальным парнем, — заметил Гарри после паузы. — И вот, смотри-ка… Слизерин. Только я сомневаюсь, что ты станешь тёмным магом. — Почему? — Ну, — Гарри замялся, — ты принц. Тебе вроде как не положено, да? — Пожалуй. Я понятия не имел, о чём говорить с Гарри. Его грубоватый акцент резал мне слух, и я чувствовал себя ещё неуютнее, чем в компании соседей по комнате. Но уходить не хотелось. — Ладно, — решил Гарри, — увидимся ещё. Захочешь — садись к нам, поболтаем. О, стой. Можно я тебя со своим другом познакомлю? Эй, Рон! Из-за дверей выглянул рыжий. Покрасневший — не хуже Малфоя. Поздоровавшись, он вдруг выпалил: — У моей сестры есть блокнотик с твоей фотографией! Теперь краснеть начал я, а Гарри довольно заржал. Рон Уизли обрадовал его новостью о том, что про Гарри она читает сказки. Много сказок. Гарри краснел не так впечатляюще, но тоже довольно приметно. Мы слегка сдвинулись к стене, чтобы не мешать людям, и продолжали болтать о какой-то ерунде, толком не находя подходящих тем, но почему-то не желая расходиться. — Так-так, — раздалось со стороны. — Что, Уизли, в волшебном мире тебе делать нечего, ищешь местечко в маггловском? Ты спроси, может, возьмут тебя на должность смотрителя ночного горшка. Заработаешь состояние. Драко Малфой. Во всём, чёрт его возьми, великолепии. С Грегори и Винсентом за спиной, конечно. Рон начал стремительно краснеть, Гарри сжал руки в кулаки, и я понял, что нужно вмешаться. Как-то. Правда, я понятия не имел, как именно. Я никогда не отличался остроумием, честно! Поэтому просто быстро шагнул вперёд, до конца не зная, защищаю я Гарри от Драко или Драко от Гарри. И выдавил с трудом: — Ты не думаешь, что сейчас оскорбил не Рона, а меня, Драко? Мы с Драко были одного (невеликого) роста, и он смотрел мне прямо в глаза, слегка щурясь. Я видел мелкие сосуды у него на щеках, и замечал, как дрожат губы. — Хоть бы и так, — процедил Драко, — думаешь, я боюсь тебя? Сколько бы у тебя ни было титулов, ты так и остаёшься грязнокровкой. Поаккуратнее с компанией, мало ли, научат плохому. Круто развернувшись, он пошёл прочь. Телохранители потопали следом, а я выдохнул. — Я его прокляну, — резко пообещал Гарри. — Я его… Я ему… — поддержал его Рон. И они тоже ушли. А меня перехватил Блейз. Поправил мне галстук, пригладил волосы и цокнул языком: — Я об этом ещё пожалею, — но больше ничего не сказал.