Записки Мышонка — принца и волшебника

Ажиотаж после второго испытания сходил долго. Гарри, кажется, просто был рад тому, что можно забыть о Турнире до лета, а вот Рон то и дело порывался рассказать, как они выбирались из зазеркалья. Причём степень его участия в этом деле повышалась с каждым новым повторением. На долю Колина Криви тоже выпало немного славы, и он, захлёбываясь словами, рассказывал, как его забрала профессор МакГонагалл, как он уснул, проснулся — а тут звон стекла, осколки и — ух ты! — Седрик с кровью на лице. И они как побежали! — Как ты понял, какой Рон настоящий? — однажды спросила Гермиона у Гарри. Тот пожал плечами: — Так у него родинка на лбу слева. А там у второго справа была. Действительно, как в отражении, — и сменил тему, позволив Рону завладеть вниманием скромной аудитории. Казалось, всё стало спокойно и мирно. Две недели после второго тура промчались незаметно. Мы учились, нагоняя всё то, что пропустили за время подготовки, Рон и Драко снова вернулись к регулярным партиям в шахматы. Гарри часто уходил полетать — он скучал по квиддичу, который в этом году отменили из-за Турнира, и мы его не дёргали. Мало ли — надо человеку побыть в одиночестве. Блейз увлёкся ещё одной девочкой из Дурмштранга и едва не подрался из-за неё с Михалом Поляковым. Я в эти любовные драмы старался не влезать. Мои мысли занимало свежее письмо от Анны. Она писала, что ненавидит саму идею о жизни в Лондоне, протокол и бессмысленность, как она выразилась, «нашего существования». Её немец уехал в Африку и рассказывал о том, как учит детей английскому, истории и этикету, а они в ответ показывают ему окрестности и готовят для него местные блюда из несладких бананов. «Да, у него нет титула, — продолжала Анна, — нет тех привилегий, которыми мы наделены от рождения, но зато у него есть нечто более ценное — его мнение! Если он осуждает войну — он открыто говорит об этом. Если он видит несправедливость — он заявляет о ней. Он выбрал дело по способностям и по совести, разве это не прекрасно, Берти? Papa сказал, что, если уж меня так привлекают общественные дела, я могу возглавить благотворительный фонд. Но это не то! Да, деньги важны, но я не хочу заниматься этим. И, тем более, я не хочу быть говорящей головой, ширмой, красивым прикрытием. Это просто… не подходит мне, понимаешь?» Я извёл три листа плотной бумаги, которую держал для переписок, чтобы выразить своё мнение. Я понимал Анну, наверное, больше, чем кто бы то ни было другой. Но также я понимал, что мы не выбирали родиться принцем и принцессой, так распорядился Господь, и наша задача — достойно выполнять свой долг. Поскольку переписка наша была очень нерегулярной, я понятия не имел, помог Анне мой ответ или нет, но успокоил свою совесть тем, что сделал всё от меня зависящее. В общем, думаю, именно все эти размышления на время отвлекли меня от дел в Хогвартсе, поэтому новость мне буквально сунули под нос. — Полюбуйтесь, — хихикнув, сообщила Пэнси, раскрывая перед нами с Блейзом толстый женский журнал «Ведьмин досуг». — Что ещё за розовая дрянь? — спросил Драко, кинув в нашу сторону короткий взгляд, но и сам увидел крупный заголовок: «Разбитое сердце Гарри Поттера». «Гарри Поттер — мальчик необыкновенный, но, как все мальчики его возраста, испытывает муки юности. Рано потерявший родителей и лишённый родительской любви, он думал, что обрёл утешение в своей школьной подруге Гермионе Грейнджер. Но догадывался ли он, что очень скоро ему придётся перенести новый удар судьбы и новую утрату?» — такими словами начиналась статья, и я готов был заключить крупное пари на имя автора. — Читайте-читайте! — сладким голосом пропела Пэнси. «Мисс Грейнджер родилась в семье магглов. Это простая, но амбициозная девочка: её тянет к знаменитостям, и одного Гарри Поттера ей мало. Она проводит много времени в обществе принца Альберта, о котором мы писали в прошлом номере. Судя по всему, этот юноша также оказался обманут поведением мисс Грейнджер. Казалось бы — знаменитый герой (победитель Сами-Знаете-Кого) и принц крови, чего ещё может желать? Но мисс Грейнджер не остановилась на этих победах! На Турнир Трёх Волшебников в Хогвартс приехал Виктор Крам, ловец сборной Болгарии, триумфатор недавнего Чемпионата мира, и мисс Грейнджер тут же поймала в свои сети и его. Она его просто покорила, и он уже пригласил её на летние каникулы в Болгарию. «Я ещё никогда ничего подобного к девушкам не чувствовал», — признаётся Виктор Крам. А непостоянная мисс Грейнджер продолжает играть чувствами всех троих мальчиков. Трудно сказать, чем так привлекательна мисс Грейнджер. Нельзя сказать, что она красива, скорее всего, причина симпатий к ней кроется в чём-то ином. «Она просто страшилище, — говорит о ней Пэнси Паркинсон, привлекательная студентка четвёртого курса. — Но она умна, и ей вполне по силам сварить приворотное зелье. В этом-то, я думаю, и всё дело». Приворотные зелья запрещены в школе Хогвартс, и Альбус Дамблдор, без сомнения, заинтересуется причиной успеха своей студентки. А доброжелателям Гарри Поттера и двух других участников этой некрасивой истории остаётся только надеяться, что в следующий раз они выберут более достойных». — Если что, — заметила Пэнси спокойно, — про зелья я ничего не говорила. Просто заметила, что Грейнджер и Крам — самая странная пара на моей памяти. Она же лохматая и зубастая, как бобр, чем она его взяла? Драко тихо скрипнул зубами, отложил салфетку, встал и молча вышел из-за стола. Я вскочил было за ним, но Блейз удержал меня. Шепнул: — Пусть пройдётся. А ты, Пэнси, расскажи-ка, — Блейз аккуратно закрыл журнал и погладил кончиком пальца глянцевую обложку с ведьмой в розовом фартуке, — где именно вы встречались со Скитер. — Вот ещё! — вздёрнула было нос Пэнси. — Это моё дело… Забини, придурок! — она вскрикнула и тут же замолчала. Стремительным движением Блейз схватил её за запястье и, кажется, крепко сжал и потянул на себя. Не знаю, почему она перестала вырываться и не продолжила кричать, а просто замерла. Блейз разжал пальцы и произнёс мягко: — Скажи, пожалуйста, Пэнси, где именно вы виделись со Скитер. Очень надо знать. — Да на улице. В прошлые выходные, — буркнула Пэнси недовольно. — Подошла к нам с девчонками и спросила про Крама. Мы поболтали минут десять, она ушла в замок. Доволен? — Более чем, спасибо, — улыбнулся Блейз. В то время моё знание человеческой природы оставляло желать лучшего. Для меня было загадкой, почему временами Блейз внушал и сверстникам, и ребятам постарше если не страх, то какой-то неясный трепет. В отличие от некоторых старшекурсников, того же Монтегю с компанией, он не отбирал сладости у малышей, никому не грубил и не устраивал драки в коридорах. И всё же мало находилось тех, кто отважился бы спорить с ним. Даже Драко и Теодор, которые знали его куда дольше меня, говорили, что злобная мантикора и то приятнее, чем Блейз, который что-то от тебя хочет. Я замечал это, но никогда не понимал. И, забегая вперёд, скажу, что пройдёт ещё несколько лет, прежде чем я по-настоящему смогу разобраться в сложном характере своего лучшего друга. Поэтому в тот момент я просто заметил: — Это было грубо, Блейз! — Прости, Мышонок. Да я так, схватил слегка… Зато мы знаем, что в Хогвартсе Скитер всё же бывает. Хорошо, — он встал из-за стола, взял журнал, который забыла Пэнси, и добавил: — Пошли, подбодрим Грейнджер? Если она уже в курсе, конечно… *** Гермиона в курсе не была. Она прочитала заметку, пока мы шли на зельеварение, и спросила спокойным задумчивым тоном: — Интересно, откуда Скитер знает? — Что? — не понял Рон, который то и дело заглядывал ей через плечо. — Ты варишь приворотные зелья?! — Нет, конечно! — она вздёрнула нос. — Но Виктор действительно пригласил меня на каникулы в Болгарию. — Когда успел? — буркнул Рон недовольно. — После второго испытания. Мы стояли, ждали оценок, и он предложил мне приехать. Но Скитер рядом уж точно не было! И, готова спорить, вообще никого не было. Ну, не в таракана же она превратилась с помощью этого зелья? — Нет, — покачал головой Блейз, пока Рон ворчал что-то на тему того, что в Болгарии, наверное, ужасная погода, и вообще «они там все дикари». — Оборотное зелье позволяет превращаться только в людей. — В кого-то из судей? — предположил Гарри. — А что, превратилась в Каркарова и подслушала… — Он далеко был, — возразила Гермиона, а Блейз добавил: — Кроме того, оборотное даёт тебе только облик другого человека. Манеры придётся копировать. Каркаров находился среди людей, которые его хорошо знают, кто угодно заметил бы подмену. — А где Драко? — спросил я, вдруг осознав, что его нет рядом с кабинетом. Никто не успел ответить — появился Снейп и велел немедленно заходить в класс. Настроение у декана сегодня было отвратительным, и под раздачу попала половина гриффиндорцев. Досталось и Гермионе за торчащие волосы, и Гарри за перепутанные ингредиенты, и Рону — просто так. А уж на несчастном Лонгботтоме Снейп, как водится, отвёл душу, тем более, что тот умудрился добавить в котёл иглы дикобраза, которых в рецепте не было вовсе и которые, вступив в реакцию с соком чемерицы, расплавили его котёл. — А где мистер Малфой? — спросил профессор, сняв с Лонгботтома двадцать баллов и назначив неделю отработок. — Плохо себя чувствует, сэр, — тут же отозвался Блейз, — пошёл в Больничное крыло после завтрака, наверное, там его и задержали. — Вот как… — протянул декан, устремив на Блейза пристальный взгляд. — Благодарю, мистер Забини. — Мы проведаем его после урока, сэр, — добавил я на всякий случай. А сам, давя в ступке скарабеев, продолжал гадать: куда подевался Драко? Я уже разделался со скарабеями и принялся резать корень имбиря, как в дверь постучали. — Войдите! — велел Снейп, и в класс стремительным шагом ворвался директор Каркаров. В школе он расстался с мехами и носил шёлковую мантию, которая развевалась у него за спиной. Пройдя мимо рядов парт и не обратив на котлы никакого внимания, он остановился возле декана. Мы с Блейзом, сидевшие за первой партой, попытались сделать вид, что очень заняты зельем, но всё равно услышали: — Нам надо поговорить. Каркаров едва открывал рот, но мы были слишком близко. Не затыкать же уши! — После урока поговорим, — так же тихо, едва различимо отозвался Снейп. — Нет, сейчас! — неожиданно возразил Каркаров. — Тебе некуда деваться, Северус. Почему ты меня избегаешь? — После урока! — рявкнул Снейп, и Каркаров отошёл в угол класса, где застыл укоряющей тенью. Я порадовался, что они решили отложить разговор, а вот Блейз сделался задумчив. Кинул несколько взглядов на Гарри и даже, похоже, о чём-то с ним переговорил знаками и жестами. На мой молчаливый вопрос ответил: — Ничего, Мышонок. Сразу после урока попробуй найти Дракошу, а? Одно дело — дать ему остыть, а другое — позволить прогуливать. — Конечно, — кивнул я, поскольку и сам планировал отыскать Драко и выяснить, что случилось. Именно поэтому я и ушёл сразу после урока, не дожидаясь друзей. И уже позднее узнал, что Гарри по совету Блейза надел мантию-невидимку и подслушал разговор Снейпа и Каркарова. Очень странный разговор. Каркаров, закатав левый рукав, показал Снейпу что-то у себя на запястье со словами: «Ты видишь? Видишь?! Неужели неясно, что времени слишком мало!» Снейп в ответ тоже потёр левое предплечье и спросил: «Что ты собираешься делать?» «Ты знаешь, что! — резко ответил ему Каркаров. — И знаешь, что это лучший выход!» «Это не выход вовсе», — сказал Снейп, и на этом они вышли из класса. А пока Гарри подслушивал чужие разговоры, я отправился на поиски Драко. Что-то подсказывало мне, что за гобеленом возле библиотеки его не будет: если он хочет одиночества, то не пойдёт туда, откуда я его совсем недавно вытаскивал. Значит, оставалось всего два варианта — плоский камень на холме или наша спальня. Практически без сомнений я отправился в гостиную Слизерина и оттуда прошёл в спальню. Конечно, Драко сидел на кровати и яростно что-то строчил. Он вздрогнул, когда я вошёл, попытался спрятать пергамент, но пролил на него чернила и выругался так, словно специально ходил за Блейзом и записывал самые грязные его выражения. — Ну, чего тебе?! — Снейп тебя потерял. И мы потеряли, — ответил я, закрывая за собой дверь и садясь сбоку на кровать Блейза. — Плевать на Снейпа! Эванеско! — он нечаянно уничтожил и чернила, и пергамент, и собственное перо, от чего снова выругался. — Плевать на Снейпа. Плевать на… Напишу отцу, пусть переведёт меня в Дурмштранг! Прямо сейчас, меня возьмут. Он заплатит! Я никогда не стал бы упоминать этого вслух, но видел, что Драко не только злился, но и плакал — глаза слегка опухли, на лице виднелись размазанные подсыхающие дорожки слёз. Вот только я никак не мог понять, что случилось. Что его так расстроило? Мы завтракали, потом Блейз поругался с Пэнси, прочитал журнал… — Скитер в жизни не написала ни слова правды, — сказал я осторожно, — ни о ком. А если вдруг в её писульках появляется достоверная информация, она не может удержаться и всё равно приправляет её порцией лжи. — Плевать на Скитер! — И всё же её заметка расстроила тебя настолько, что ты собрался в Дурмштранг. Драко вскинул голову, посмотрел мне в глаза и процедил: — А ты мне в душу не лезь! Я твоего мнения не спрашивал, грязнокровка! Проваливай! Будь на моём месте Блейз, он дал бы ему в зубы. Блейз вообще считал, что умеренное, дозированное насилие решает большую часть проблем и отлично прочищает мозги. Только я, к сожалению или к счастью, не он и не владею его методами. — Если изучать кровь с такой точки зрения, — произнёс я ровным тоном, как если бы стоял в кабинете отца и отвечал за проступок, — то моя, пожалуй, грязная как сама Европа. Столько всего намешано… Только мы уже эту тему обсуждали, и я понятия не имею, почему ты решил, что глупое детское оскорбление меня заденет. Драко дышал тяжело, через рот, и сжимал руки в кулаки. Кажется, его план заканчивался на том моменте, где я, обидевшись, ухожу и хлопаю дверью. Что делать дальше, он не решил. У меня внутри всё сжималось. Я не боялся Драко или ссоры с ним, но мне было больно видеть его боль. И я ненавидел свою слабость и неспособность помочь. Я понятия не имел, что сказать: чувствовал, что упоминать Гермиону не стоит, и в то же время осознавал, как важно позволить Драко выговориться. Только разве же он скажет? Я вспомнил то, что недолго, но так остро чувствовал к Лаванде, и понимал, что в жизни никому бы в этом не признался. Даже понимающему Блейзу. Никому! — Ты не можешь позволить писанине Скитер управлять твоими поступками и эмоциями, — произнёс я наконец. — Потому что этого она и добивается. Разозлить, поссорить, затеять скандал. Хочешь учиться в Дурмштранге — твоё дело. Нам будет тебя не хватать, мы твои друзья, но если так лучше для тебя — ладно. Будем письма писать. Но срываться только из-за того, что Скитер написала очередную мерзость… — Да чтоб ты понимал! — дёрнул плечами Драко. — Я как вижу рожу этого… так сразу вспоминаю заклятия, которыми отец домовиков воспитывает. Ходит такой… Тупой как пробка, а туда же! Свесив ноги с кровати, Драко резко вскочил, пнул свой чемодан и тут же, высоко взвизгнув, запрыгал на одной ноге. — Хорош ржать! Да прекрати ты! — огрызнулся он и запустил в меня подушкой, от которой я, уже привычный к подобным боям, увернулся. — Слушай, — спросил он неуверенно, когда мы собрались идти на следующий урок (вернее, на его половину, судя по времени). — А вы с ней говорили про… ну… — Немного. — И что? — Не скажу, — отрезал я и пояснил, видя изумление на лице Драко: — Ты же не хотел бы, чтобы я кому-нибудь пересказал этот наш разговор? Я и не перескажу. — Зануда ты, Альберт. Я пожал плечами. Может, и так, но, во всяком случае, друзья могут доверять мне секреты. *** На следующий день назначили поход в Хогсмид, и Гарри пригласил нас в дом к крёстному. Это оказался небольшой коттедж с выкрашенными в голубой цвет стенами и черепичной, поросшей мхом крышей, с очень запущенным палисадником и покосившимся крыльцом. Не знаю, чего я ожидал от обстановки, но всё же предполагал, что она будет. Однако коттедж внутри выглядел запущенным: какие-то криво висящие пустые шкафы, паутина по углам, грязный пол. Только ярко горящий огонь в камине и шерстяной плед на диване перед ним указывали на то, что место обитаемо. Блэк поднялся с дивана и расплылся в улыбке, как радушный гостеприимный хозяин, а мы оглядывались по сторонам. Я старался удержать на лице выражение вежливого безразличия, а вот Рон и Драко едва ли не с раскрытыми ртами разглядывали бардак и запустение. — Вот и вы! — воскликнул Блэк. — Простите, что не встретил, зачитался! Они с сопровождающим нас Грюмом обменялись вопросами и ответами, после чего Гарри обнял крёстного и, махнув рукой, предложил нам садиться. Блэк небрежным движением палочки наколдовал кресла из обломков мебели. — Простите, еды не держу. Да и вообще, дом пока мало подходит для приёма гостей, — заметил Блэк равнодушно. — Но Гарри хотел зайти, так что… Посидим и пойдём в «Три метлы», да? Я аккуратно опустился в кресло, бросил взгляд на диван и задумался: чем именно зачитался Блэк? Ни книги, ни газеты видно не было. Не я один испытывал неловкость, но Блэк, кажется, считал, что всё в полном порядке. — Ты б хоть полы помыл. Или наследников благороднейшего и древнейшего этому не учат? — проворчал Грюм, и только тогда Блэк с некоторым удивлением опустил глаза вниз и заметил слегка растерянно: — Да, пожалуй, стоило бы. К счастью, разговор быстро свернул в другую сторону. Гарри рассказал о том, что мы уже знали — про мистера Крауча в кабинете у декана и про то, как Каркаров пришёл на зельеварение. Блэк, до того несколько растерянный и будто бы даже полусонный, мгновенно оживился. А Грюм, глотнув из фляги и передёрнувшись всем телом, проскрипел: — У них там на левой руке Тёмная метка. Вот такая дрянь, — он поводил палочкой, и в воздухе зависла небольшая чёрная картинка — череп, изо рта которого выползает змея. Повисев немного, она растаяла, а Грюм добавил: — Пожиратели умеют колдовать её в небе: огромная светящаяся дура, которая означает, что в доме, над которым её повесили, труп. А на руках она у них для связи. — Зачем ты показал им?.. — начал Блэк, а Грюм перебил его резким: — Надо! Пусть знают. Они лезут, куда не прошено, пусть хотя бы знают, как помечены их враги. Что, малец, побледнел? Видал такое у папочки? — Грюм, остынь! — велел Блэк, потому что Драко, действительно, выглядел совершенно зелёным. Но всё же сказал дрожащим голосом: — Видел. — То-то, — выдохнул Грюм. — А раз Каркаров дёргается, значит, что-то заметил. — Что, например? — спросил Гарри. — По разговору мне показалось, что… эта штука, — было видно, что сама идея метки вызывала у него отвращение, — поменялась или что-то вроде того. И Каркаров считает, что это знак… Он думает, Волдеморт скоро вернётся?! — глаза Гарри широко распахнулись. — Не ори! — велел Грюм. — Да, как-то так, полагаю, он и думает. А теперь слушайте сюда, вы все! — он обвёл нас взглядом обоих глаз. — Это не детские игрушки и не шутки. Попадись любой из вас на пути у Пожирателя смерти — и вам конец. Они не будут делать скидок на возраст, положение или симпатичные глазки. Одно заклятие — и конец. Что рассказали всё — молодцы, но дальше не лезьте. Каркаров, если испугается за свою шкуру, убьёт любого, да и за Снейпа я не поручился бы. — Профессор Дамблдор доверяет профессору Снейпу… — неуверенным, дрожащим голосом возразила Гермиона. — Альбус много кому доверяет, и, скажу так, обычно он прав. Но это не значит, что он не может разок ошибиться. Сидите тихо, делайте уроки, не шастайте после отбоя. И… — теперь он смотрел только на Гарри, — Поттер, не вздумай следить за Каркаровым. Ты даже не представляешь, сколько мороки с убийствами в школе! После такого начала прогулка вышла не слишком-то весёлая. Зато, вернувшись в Хогвартс и пользуясь тем, что потеплело, мы устроились во дворе и получили возможность поговорить без взрослых. — Давайте я перечислю все факты, — произнесла Гермиона. — На Турнире Трёх Волшебников в Кубок попало имя Гарри. Потом убили русалок и отравили озеро, которое, судя по оговорке Грюма, должно было стать местом проведения второго испытания. Дальше Гарри увидел по Карте Мародёров мистера Крауча в кабинете у профессора Снейпа, а потом профессор Каркаров показывал профессору Снейпу что-то — предположительно, Тёмную метку, — у себя на запястье и говорил о том, что времени мало. Всё так? — Ещё Берта Джоркинс. — вздохнув, добавил Гарри. — Что за Берта? — не понял Драко, и Гарри, слегка краснея, рассказал про тот свой летний сон. Предсказуемо, друзья были возмущены до глубины души, но Гермиона несколько успокоилась, узнав, что Гарри сообщил обо всём Дамблдору. — Сам-Знаешь-Кто послал слугу в Хогвартс, — добавила она, продолжая загибать пальцы, — и вы все, включая профессора Дамблдора, забыли название деревни, где происходило дело. — А недавно, — обречённо добавил я, — я видел что-то вроде… предсказания? — О чём? — тихо спросил Гарри, плотнее кутаясь в мантию, чтобы защититься от ветра. — О тебе. Только… — я сглотнул, — не думай, что это прямо точно случится. Я же не пророк, мне всё могло… — Выкладывай. — Там было кладбище, ты был привязан к надгробию грубой серой верёвкой и кричал. Тебе порезали руку, текла кровь. И рядом было что-то страшное. — Прорицания — очень ненадёжный источник, — заметила Гермиона дрожащим голосом, — так что… — Только у Берти они обычно работают, — сухо возразил Гарри. — Ладно, лучше знать заранее. — Слушайте, — произнёс Рон, — всё будет хорошо. Тут у нас Дамблдор, Грюм, даже Крауч. Это вам не первый курс, когда никто не верил нам с философским камнем, да? Тогда мы остановили Сами-Знаете-Кого впятером, особо не вспотев. И на втором курсе тоже. Увы, я совершенно не мог разделить его оптимизма, но постарался улыбнуться. И мы перешли на другую, тоже острую, но чуть менее болезненную тему — разоблачение Риты Скитер. Драко мрачно предложил устроить ловушку — сделать вид, будто происходит что-то интересное и скандальное, а самым затаиться с Картой Мародёров и выследить её. — Знать бы, что её заинтересует, — вздохнул Гарри, которому, кажется, идея пришлась по вкусу. — Думаю, если ты, Поттер, начнёшь декламировать любовные стихи в Большом зале, она тут же появится! — ухмыльнувшись, сообщил Блейз, и мы рассмеялись, вообразив эту картину. *** Утром именно Драко первым заметил, что что-то не так. Блейз позднее объяснил это тем, чем Драко имел обыкновение за завтраком таращиться на гриффиндорский стол. — Кто это пишет Грейнджер? Да ещё и в таких количествах? — спросил он нервным тоном. Действительно, одна за другой совы скидывали перед Гермионой запечатанные конверты разных цветов. И тут я вспомнил такой же наплыв писем. Вскочив, я быстро подошёл к друзьям, а Гарри как раз передал Гермионе распечатанное письмо. Из вырезанных газетных букв было составлено: «Ты гадкая девчонка. Ты не для Гарри Поттера. Убирайся к своим магглам». — Не открывай, — сказал я, когда Гермиона потянулась к следующему конверту. Гарри и Рон, тоже собиравшиеся развернуть по очередному письму, замерли, а я пояснил: — Меня Дамблдор и Паркер научили. Не открывай такие письма, здоровее будешь. — Ну… — протянул Рон и вилкой потыкал пухлый, словно бы наполненный чем-то конверт, — может, ты и прав. Тут явно не записка. К сожалению, некоторые письма и вскрывать не требовалось — они взрывались над головой у Гермионы и орали так, что за следующую неделю о писанине Скитер узнали даже те, кто не читал «Ведьмин досуг». Гермиона держалась невероятно достойно. Мне по секрету она сказала, что Крам тоже в бешенстве и грозился испробовать на Скитер несколько весьма специфических заклятий из дополнительной программы Дурмштранга. И, кажется, его реакция помогла Гермионе даже больше, чем наше сочувствие. Хотя, конечно, после этой заметки о Скитер мы говорили очень часто. — А если не оборотное зелье? — как-то спросил Гарри. — Может, она повесила на тебя жучок? — Что за жучок? — не понял Драко. — Следящее устройство! — гордо сообщил Рон. — Бербидж рассказывала на маггловедении. — Точно! — поддержал его Гарри. — Как в шпионских фильмах. И пока он объяснял Драко и Рону концепцию Бондианы, я покачал головой и напомнил: если верить «Истории Хогвартса» (и объяснениям Дженкинса), то маггловская техника в замке не работает. Слишком много магии, которая выводит приборы из строя. — А волшебные аналоги? — предположил Гарри, покончив с Бондом. — Что-то для подслушивания? — предположил я, глянув на Блейза с намёком, но тот пояснил: — Через дверь ещё можно, но издалека… Ни разу не слышал о таком. — Я тоже, — добавил Драко. — Всё равно она должна была стоять неподалёку. Мы бы её увидели! — Стояла в мантии-невидимке? — предположил Рон. Но нет — Гермиона специально спросила у Грюма, и тот подтвердил, что не видел её нигде в Большом зале в день второго тура. Зато он вдруг задумался и пробормотал непонятное: «Невидимка… Невидимка? Старею».