***
После того, как Розуэлл запах медовой грушей и, как иронично, розами, его волосы больше не сбривали, готовя его как подарок на день рождения Герцога Дефоррест. Избиения со стороны взрослого омеги прекратились на какое-то время. Видимо, он не хотел портить подарок для своего брата. И, как же обиделся Граф Кори, когда Элден ссылаясь на свои отношения с Герцогом Джиффард, отказался принимать в подарок раба-омегу для утех. Киф явно был недоволен таким подарком, поэтому Элден не веселился на празднике в честь себя, а успокаивал своего заревновавшего возлюбленного. Взрослый омега же бесился от отказа, вымещая всю злобу на Розуэлле, которого даже в качестве игрушки принимать не хотят. Кори уже мечтал о том, как избавиться от юного, только расцветающего, омеги, мозолившего глаза. Не мог Бриджер смотреть на омегу, который младше него. Красивее, даже не смотря на рабскую сущность. Как бы хозяин не бил своего раба, тот будто бы продолжал держаться за свою жизнь. Продолжал работать все так же хорошо, что злило Кори, который хотел его снова окунуть в грязь лицом. Розуэлл носил повязку на один глаз и даже прикрывал лицо отросшими волосами, стыдясь своей пустой глазницы. Четырнадцатилетний омега даже не понимал, в чем именно провинился, из-за чего хозяин так разгневался и лишил его глаза. Каждый раз, когда Господин Кори видел своего раба, начинал испускать немного кисловатый запах разочарования и раздражения. Розуэлла это пугало, хотелось заплакать, но он знал, что, если хотя бы одна слезинка прольется на его щеки, то хозяин лишит пленника и второго глаза. Юноша когда-то грезил о том, что хозяева будут ему как родители. Он прибыл в поместье девятилетним ребенком, совсем не знающим своего истинного положения. Семья Графов относилась к нему холодно, игнорировала и принижала, что было логичным стечением обстоятельств. Тогда он не особо понимал значения слово "раб", но со временем начал усваивать правила и требования. Рабы не обычная прислуга, которой платят, они не имеют права на отпуск, перевод или увольнение по собственному желанию, их жизнь принадлежит господам. Слуги хорошо питались, не лучше владельцев поместья, но сытно и достаточно, рабы же доедали объедки со столов. Пленные никогда не могли отказать в выполнении работы и наказывались за любую мелочь. Розуэлл выполнял много поручений, всегда исправно трудился и не познал всю тяжесть наказаний. В нем воспитали кротость и смирение. Юный омега даже был доволен тем, что имеет, если даже это мизерный кусочек хлеба, помогающий ему прожить этот день. Граф Кори считал, что для Розуэлла смерть будет слишком быстрым и неинтересным исходом, поэтому не стал казнить, а запер в отдельной клетке, запретив всем общаться с ним. Для юноши это было пыткой, одиночество съедало его, постепенно разум поглощало безумие. Хозяину нравилось, что молодой омега сходит с ума, но такими темпами раб просто не сможет принимать жестокую реальность и закроется в себе, поэтому Кори принял непростое для себя решение и вернул обратно Розуэлла в общую клетку, разрешив взаимодействовать с другими. Господин постоянно придумывал что-то новое, чтобы портить жизнь и без того безвольного и несчастного раба. Но не унимался с тем, чтобы втюхать своему младшему брату Розуэлла, как будто замышляя более зловещий план. На свадьбу своего брата и Герцога Джиффарда коварный омега пытался снова преподнести раба в качестве подарка молодоженам. Но и на этот раз ничего хорошего не вышло. Пытался Кори несколько раз еще вручать Розуэлла своему брату и его супругу, но вечно получал отказ до того, как однажды за обеденным столом на праздник по случаю победы и захвата территорий, его дорогой брат не обмолвился словцом, что было бы прекрасно наконец-то заиметь наследников. Эта тема для самого Кори являлась болезненной, ведь у него самого не получалось понести от своего супруга и продолжить их род. У Элдена и Кифа все было проще и сложней одновременно. Двое альф в браке могли брать себе наложников, по их статусу они могли и целый гарем себе построить, но Киф всегда злился, когда кто-то предлагал им омегу для плотских утех. Кто угодно мог бы подарить наследников двум Великим Герцогам, героям войны. Ни один бы знатный омега не отказался от такой чести, но Киф только завидя тех, кто флиртует с его мужем, выпуская возбужденные феромоны, начинал натурально рычать, отгоняя назойливых омег от своего возлюбленного. Когда за столом в очередной раз Кори предложил альфе Розуэлла в качестве подарка и с улыбкой отметив, что раб может родить любое желанное количество детей и от одного Герцога, и от другого, Элден притих и всерьез задумался. Старший брат, видя то, что альфа в сомненьях, продолжал рассказывая, что вообще-то всегда можно после рождения наследников ненужного раба казнить, а детей отдать на воспитание нянькам, как все и делают. Киф нахмурился во время этого обсуждения, но немного убавил мрачность со своего лица, когда услышал, что надоедливого омегу после того, как он разродиться, можно убить. Через несколько недель супруги все-таки пришли к соглашению и приняли Розуэлла в свой дом. Розуэллу на тот момент было уже семнадцать лет, и два года из своей жизни он провел на сильных подавителях, которыми его пичкал прошлый хозяин, чтобы раб не тек и не соблазнял своим ароматом Графа. Омеге выделили отдельное крыло в поместье, где имелся выход в сад. На удивление, к Розуэллу относились хорошо, его кормили чаще одного раза в день и еда была сытная и вкусная, рванье сменилось на чистую и ухоженную одежду. Элден был к нему добр, его теплые сильные руки казались омеге раем. Герцог заглядывал несколько раз в неделю и беседовал с ним. Поначалу Розуэлл смотрел лишь в пол, робко теребя край своей кофточки, лишь кивал или качал головой на вопросы нового хозяина. Тот будто бы хотел с ним подружиться и наладить связь, это было так неожиданно и приятно для раба, который боялся, что без других пленных у него не будет никакой компании и он снова начнет сходить с ума от одиночества. Потихоньку натуральный запах медовой груши и роз снова раскрывался, после нескольких месяцев без подавителей его организм начал приходить в норму довольно быстро. Омега продолжал работать, топить камины, мыть полы и стирать, но теперь был скорее как слуга, а не раб. Остальные слуги не стремились с ним болтать, как и он сам не хотел с ними разговаривать, они казались ему такими чуждыми. Постоянно обсуждали деньги и то, как им вечно не хватает на что-то. Подобные разговоры для Розуэлла были странными, ведь как же можно желать большего, когда то, что имеется у них — уже невероятно! Им разрешалось мыться, когда они хотели в перерывах между работой, а не только один раз в неделю из общего ведра с холодной водой. Теплые комнаты, а не холодный подвал, собственная кровать и подушка с одеялом, а не тряпки и солома... это все казалось мечтой, которая наконец-то сбылась. Он испытывал детский восторг каждый раз, когда ел что-то вкусное и мог отмыть свое тело от пота после работы в горячей воде. Подобное раньше могло ему лишь сниться. Розуэлл прибавил в весе, его руки и ноги стали более мясистыми и рельефными, даже начал проступать пресс. Омеге нравились эти изменения, теперь тело стало более выносливым, когда начало получать достаточное количество еды, чтобы развивать мышцы. Волосы стали более приятными на ощупь, потому что он наконец-то мог себе позволить мыться чаще одного раза в неделю. А быть сытым казалось роскошью, которую он наконец-то познал. Счастью не было предела, когда юный омега узнал, что Герцог Элден и его супруг Киф берут его своим мужем, чтобы он родил им наследника. Розуэлл, конечно же, не понимал, что его сладкая жизнь скоро закончится. Свадьбы как таковой и не было, но теперь он свободный человек и муж двух Великих Герцогов. Законы просты, если ребенок рожден от раба, то он тоже раб, и также является бастардом, потому что невозможно взять в мужья несвободного человека. Поэтому Герцоги заключили с ним союз и освободили, чтобы их дети были законными наследниками и имели полную свободу и привилегии. Немного после того, как Розуэллу исполнилось восемнадцать, он потек впервые за несколько лет, ведь теперь его тело не было сковано подавителями. Элден был нежен с ним, что-то говорил, шептал на ухо, гладил его и целовал. Розуэлл был готов к боли, но не к тому, что ему понравятся новые ощущения. Для него течка была чем-то грязным, низким и болезненным. В прошлый раз его наказали за то, что его тело пылало и выделяло феромоны, а сейчас он чувствовал, будто бы это лучшее, что может быть. Юный омега был неопытен в таких вещах, никогда ранее не был с альфой и не совсем понимал, что с ним делает супруг, но млел и стонал от удовольствия. Невероятный жар, который разливался по его телу уже не казался таким ужасным. Вокруг него витал возбужденный аромат корицы и мандарина, теплые сильные руки ласкали его тело и доставляли ранее неизведанное удовольствие. Розуэлл будто бы тонул в этой сладкой неге, чувствовал себя впервые настолько защищенным и желанным. Та ночь растянулась на несколько, они провели трое суток вместе, изнывая от жары и любя друг друга. В последнюю ночь Элден ушел и больше не возвращался, заставив себя уйти, понимая, что он не должен заставлять ревновать Кифа еще больше. Герцог Дефоррест хотел детей и успешно зачал одного омеге, был огромный соблазн остаться еще на несколько дней с желанным омегой, но альфа отдавал себе отчет и покинул покои младшего мужа, зная, что теперь лучше не усугублять ситуацию и посветить себя другому супругу. Розуэлл был окрылен тем, что его... любят. С ним провели ночи, страстные и жаркие, шептали ему соблазнительные слова и источали такой радостный и волнующий аромат специально для него. Но потом перед уходом Элдена, Розуэлл проснулся и ощутил запах горечи, какой-то тоски и грусти, сожаления. В тот момент омега посчитал, что Герцог не хочет с ним прощаться, но вынужден, поэтому испытывает такие эмоции, но правда оказалась не такой приятной. Герцог Дефоррест приходил в последний раз. И не из большой любви к бывшему рабу, а только из-за того, что хотел зачать наследника. К омеге заходил врач через две недели и подтвердил, что Розуэлл понес от Элдена. Но никто так к нему не зашел, будто бы это не было воодушевляющей новостью. Когда разлетелась молва, что наконец-то Великие Герцоги обзаведутся наследником, слуги почему-то начали себя странно вести и сказали омеге, что больше он не будет есть с ними, ему будут приносить еду в комнату. Если раньше они хоть иногда разговаривали с ним, то теперь полностью игнорировали его существование. Рацион резко изменился, от сытных и вкусных обедов ничего не осталось, ему снова подавали объедки. Это казалось странным, немного пугало, ведь теперь же он ждет малыша от своего супруга и должен питаться лучше, но как бы не так. Слуги закрывали дверь его покоев на замок снаружи, не давая ему выйти, шептались при нем и могли оскорбить в лицо, выпаливая фразы по типу "Ты должен был оставаться рабом!". Почему-то они возненавидели его, но их запах не говорил о гневе или разочаровании, будто бы их кто-то заставлял себя так вести. Розуэлл начал терять вес, снова становясь похожим на прежнего себя, когда он был во владении Графа Бриджера. Все его мечты рухнули, он действительно верил в то, что теперь все позади. Свобода распаляла его до того, как Элден покинул его в ту ночь. Теперь свобода растворилась, словно он снова плененный и совсем не супруг Великих Герцогов, а все тот же жалкий раб. Даже будучи в собственных покоях, омега не мог себе позволить заплакать. Раньше у него была повязка на глаз, которая скрывала его уродство, но слуги забрали ее, а челку насильственно состригли, ссылаясь на то, что это приказ, так и не объяснив, кто же велел им такое сделать. Унижение, очередная боль и стыд. Снова голод, рваные вещи, камин больше не топили, дверь запирали и игнорировали, постельное белье забрали. И теперь он все в том же холоде, грязный, голодный и униженный, но теперь в другом месте. Его когда-то мясистое и тренированное тело теперь исхудало за месяц, живот из мускулистого стал просто впалым, волосы снова стали ломкими, а запах источал горе. Это была пытка, его лупили по рукам и ногам за то, что он не приступал к работе и били по губам, когда он смел заикаться о том, что его закрыли в покоях и не выпускали, из-за чего омега и не мог выйти, чтобы работать. Его таскали за волосы, но старались не оставлять отметин и ран, ведь скоро омегу в очередной раз должен посетить врач. Розуэлл потихоньку начинал сходить с ума от одиночества в четырех стенах, запертый и несчастный. Все его воздушные замки и прекрасная жизнь, которая его ждала, рухнули в одночасье. Ему казалось, что уже и нет смысла жить. Нет больше никаких надежд. Когда-то он верил в то, что все наладиться, и на удивление, все действительно пошло в гору. Новый дом, свобода, замужество, вкусная еда и теплая постель. А теперь он снова там, откуда начинал. Жизнь снова окунула его лицом в грязь. Это было жестоко давать ему надежду, а потом втаптывать ее в грязь, отбирая у него то, к чему он успел привыкнуть за те несколько месяцев, пока жил в поместье Великих Герцогов. Огромная обида вонзилась в его сердце, Розуэлл перестал разговаривать, ведь не с кем, никто его не навещает, даже слуги только на пару секунд приоткрывают дверь, чтобы пнуть грязную миску с объедками в его сторону, а потом поспешно запереть обратно бывшего раба, который уже и не считал себя свободным. Омега дрожал и жался от холода, его тело сильно ослабело, пытаясь дать хотя бы сколечко питательный веществ крохотному существу внутри него. Розуэлл почти не спал, перестал даже есть и пить. Ничего не хотелось больше, чем просто проснуться и понять, что это ужасный сон, и он снова в том времени, когда у него была сытная еда и теплая постель. Или... тогда, когда у него были родители. Розуэлл почти и не помнит то время, когда он жил в... нет ничего удивительного в том, что он забыл свою Родину, никто и не говорил с ним о ней, не обсуждал и не напоминал. Большую часть жизни он находится за пределами государства, где родился и проживал свои первые годы жизни. Он не может вспомнить имена своих родителей, без понятия, есть ли у него братья или хоть какие-то родственники. В голове была сплошная пустота. У него красивое имя, но омега даже и не знал, откуда у него оно... Назвал ли его так папа, или такое имя ему присвоили? Это уже совсем не важно и не имеет смысла. Было забавно и печально, что теперь он менее свободен, чем раньше. В доме Графов у него было только имя, которое на самом деле произносили только такие же рабы как и он, иногда добрые слуги называли его по имени, а сейчас никто его уже не зовет. Будучи безродным рабом Розуэллом ему было легче, чем супругом Великих Герцогов Розуэллом Дефоррест-Джиффард. Больно и обидно, что с ним так обошлись те, кто должен был защищать. Наконец-то его начало клонить в сон, пока он сворачивался калачиком и трясся, пытаясь спастись от холода и пустоты в желудке. Омега хотел лишь уснуть и больше никогда не просыпаться.Пролог: Жизнь Розуэлла.
15 ноября 2023 г. в 15:00
Войны между королевствами шли, не щадя никого. Вечные склоки, междоусобицы, кровопролитные сражения, ведущие к одному исходу. Никто не побеждал, все лишь теряли, но Империя Зрония и Независимое Объединение Хормаль продолжали мериться силами. Вечная дележка земли приводила к тому, что из года в год карты менялись, границы пересматривались, но государства так и не могли прийти к общему решению. Пока жители столиц жили и пировали, словно войн и не было, обычные крестьяне брались в плен, продавались в качестве рабов за границу или вовсе были убиты.
Розуэллу было всего лишь девять лет, когда на деревню, где он жил со своей семьей, напали. Все погорело, его родители убиты, а маленький мальчик был теперь на положении раба в чуждой для него Зронии.
Его длинные волосы цвета вороньего крыла отстригли, чтобы не было забот о вшах и дополнительном уходе за шевелюрой. Мальчика брили налысо лет до четырнадцати, пока он работал не покладая рук каждый день в доме какого-то аристократа. Вечная физическая работа укрепляла тело, но малое количество еды не способствовало развитию мышц или росту. До того, как началась первая течка, Розуэлл даже представить себе не мог, что произойдет с ним, его телом, в целом с жизнью в дальнейшем.
Запахов он и не различал до своего первого цикла, феромоны для него не имели никакой роли в жизни. Главное было только убираться, мыть полы, стирать вещи, топить камины и ложиться спать в подвале рядом с другими рабами. Внимания не обращал, что некоторые рабы возвращались в подвал побитые и намного позже остальных, тогда мальчик еще не мог уловить тот аромат, что исходил от них. Отчаяние, боль, чужая похоть.
За годы, что он жил рабом, но не познал, какого это на самом деле быть низшим существом, мальчик даже и не задумывался о свободе. Казалось, что это предел мечтаний иметь всегда крышу над головой, маломальские остатки еды, которые не дают умереть с голоду. И все это разбилось в одночасье, когда до Розуэлла донеслись впервые ароматы тех, кто был с ним рядом. Свободные слуги, плененные рабы, почтенные аристократы, все они пахли. Перед Розуэллом открылся неизведанный доселе мир.
Омеги и альфы пахли по-разному, каждый отличался своим естественным запахом. Их чувства, тела, и как будто положение в обществе отображалось ароматом. Один из слуг, имени которого он не знал, но так хотел познакомиться, пах здоровьем, жасмином и чем-то терпким. В тот момент Розуэллу нравилось то, что перед ним открылся мир.
Но за ощущением запахов пришло и то, чего он никак не мог ожидать. Росший без родителей в качестве безродного, плененного раба, ему было негде почерпнуть знания о том, что происходит вокруг.
О существовании омег и альф мальчик знал, но то, чем же они отличаются, ему никто не рассказал. Учить раба биологии никто и не намеревался. Поэтому первая течка была для него неожиданностью, чем-то пугающим.
Мальчик чувствовал, что все его тело горит, хотя в подвале, где он спал, всегда холодно. Все запахи резко усилились и начали давить на него. Розуэлла трясло, как будто он в центре ледника, но конечности пылали. Живот тянуло, спазмы заставляли его скулить. По ногам текла какая-то жидкость, в голове юного омеги пронеслись мысли о том, что он умирает, а по ногам струиться кровь. На глазах застыли слезы, когда к нему подбежал более взрослый раб.
— Тише-тише, иначе хозяин услышит, — Ладонь накрыла рот юноши, чтобы он не стонал от боли так громко. Рабы заполошились, явно не готовые к тому, что сегодня у Розуэлла начнется течка.
— Помогите мне, — Хныкал юноша, не понимая, что происходит с его телом.
Те, кого привозили с НОХ обычно не расцветали, у них не было способности ни ощущать ароматов, ни самим благоухать. Для такой касты рабов или переселенцев ввели новый термин "бета". Люди, не способные к размножению, явно не были теми, кого ценили. Они были подороже, но из-за того, что могли работать без перерывов. Никаких течек, гон тоже отсутствует. Даже, если брать в нижней позиции, то не нужно опасаться того, что раб принесет в подоле бастарда. Идеальная рабочая сила.
Розуэлл был достаточно крепок, невысокого роста, но коренастый. Другие рабы действительно верили в то, что он навсегда так и останется "нераспущенным цветком", будет жить как бета. Но это неожиданное событие перевернуло всю его судьбу. Многих омег-рабов насиловали, избивали в качестве развлечения, могли продать в бордель или каким-то извращенцам похуже.
Во владении Графа Бриджера было три омеги в возрасте до тридцати лет, остальные же рабы были бетами, работающими каждый день, не поднимая головы. То, что у него вместо очередного беты, распустился омега, его не обрадовало. К бетам аристократ относился более лояльно, как к обычным грязнорабочим, а вот омеги для него были хуже скота.
Омеги алчные, корыстные, согрешившие против всего человечества. Существа порока, которые тянут за собой. И в голове Графа Бриджера не было никаких других мыслей по поводу таких низких существ.
Супружеская жизнь у Бриджера была странной, все его взгляды, как будто терялись и меркли, как только он завидит своего благоверного. В его голове были противоречивые мысли, но альфа и не видел в них ничего зазорного. Конечно же, все омеги отвратительны, кроме его прекрасного Кори.
Кори Бриджер, свободный омега из родовитого дома, крутил своим мужем еще до того, как они поженились. И главным злом в особняке, пожалуй, был именно вечно раздраженный и недовольный знатный омега. Когда слуги причесывали его рыжие кудри, господин рявкал на них за медлительность, а потом за то, что слишком быстро и грубо.
Ему никогда не угодишь. Полы перемывались по два-три раза в день, если он заметит хотя бы одно пятнышко, которое сам и выдумал. Именно Господин Кори развлекался с рабами-омегами, его-то супруг ни на кого, кроме него и не смотрел. Если кто-то жаловался, поднимал взгляд из плененных, Кори сразу же назначал наказание в виде розг.
У Кори по всему особняку были глаза и уши. Те, кто сторожил рабов, доложили ему, что Розуэлл расцвел. Господин пришел в подвал к клетке, где на ночь запирали рабов, и приказал за шкирку отнести течного омегу к нему в покои.
Супруг Графа Бриджера ненавидел других омег, ревностно относился к каждому. Не способный зачать аристократ обозлился на тех, у кого была такая привилегия, недоступная ему. Когда стража кинула на ковер юнца и удалилась, Кори решил поразвлечься с неблагодарным зверем, который посмел заблагоухать в его доме.
Обессиленный Розуэлл мог только стонать от боли, пока его тело протыкали иголками и разрезали маленьким острием. Страх окутывал с головой, боль и жар заставляли юного омегу сходить с ума. Думать было невозможно, по лицу лились слезы, а по рукам и ногам струилась кровь из ранок. Порезы и уколы были неглубокими, но очень болезненными. Господин знал, куда и как надавить, чтобы заставить ненавистного раба страдать.
Агрессивный аромат грейпфрута и имбиря наполнил комнату, будто бы пытаясь задушить юного раба. Злость витала в воздухе, наполняла легкие Розуэлла, и его тело сжималось в еще большем ужасе. Дышать было почти что невозможно, взрослый омега душил своим запахом ярости и ненависти.
Кори ненавидел, когда кто-то плачет, пытаясь его разжалобить. В арсенале аристократа были не только иглы и маленькие лезвия, но и довольно увесистое крупное шило. Один резкий удар и по лицу Розуэлла разлилась кровь, смешиваясь со слезами.
Юный омега не понял, что произошло, но резкая волна боли прошлась по всему телу. Вместо его правого глаза... чернота, он не видит, что происходит. Истошный крик вырвался из раненого раба.
Господин выдернул глаз с черной радужкой, проколотый и насаженный на шило ровно в зрачок. Граф ударил кулаком рабу в челюсть, приказывая раскрыть свой мерзкий рот, а затем протолкнул туда его же глаз и заставил съесть. Пытки продолжались, снова и снова наносились порезы.
Голова раскалывалась от боли, дыхание приносило только больше страданий, каждый вздох был подобен пытке, хотелось остановить эти мучения, но сил даже для того, чтобы раскрыть оставшийся заляпанный кровь глаз, не было совсем. Теплая кровь капала на ковер, он чувствовал, как под ним образуется лужица, в нос бил отвратительный запах его собственных ран.
Приторно сладковатый запах заставлял желудок сжиматься, слюна наполняла рот, чтобы снизить риск повреждения тканей желудочным соком, едкая жидкость подступала ко рту, разливаясь там мерзким вкусом кислоты. Разомкнуть губы он из-за обессиленности не смог и рефлекторно сглотнул обратно то, что находилось у него во рту.
Кости ломило, на ранах уже образовывалась корка из свернувшейся крови, но менее болезненным его положение не стало, саднило все проколы и порезы, синяки расцветали фиолетовыми и зелеными узорами по телу, судороги в ногах никак не унимались, ноющая боль не давала провалиться в собственное подсознание, чтобы абстрагироваться от происходящего, или вовсе потерять сознание. Ему отчаянно хотелось просто упасть в обморок, даже не смотря на то, что он уже валяется на полу.
Весь изуродованный четырнадцатилетний омега даже не заметил, когда пытки прекратились и его мучитель ушел. В тот момент он наконец-то смог отключиться, чтобы перестать ощущать всю ту боль, которую причинил ему один из хозяев.
Дверь с противным скрипом открылась, оповещая, что кто-то зашел внутрь комнаты, тяжелое цоканье каблуков приближалось к нему медленно, не спеша, будто бы давая секундную передышку перед новой порцией боли. Пространство заполнилось терпким запахом имбиря и грейпфрута, который заставлял сжиматься, пытаться безрезультатно скрыться в страхе и без того уже обреченный разум. Изящная рука аристократа схватила его за шею, сильно сжимая, — Открой глаз, сучоныш, — Строго проговорил высоким и стервозным голосом Кори.
Повиноваться пришлось, хоть это и было невероятно сложно, сил почти не было, а на глазах уже засыхали струйки крови, сочившиеся из раны на голове. Неохотно открывая свой последний глаз, Розуэлл посмотрел расфокусированным взглядом на мужчину, жестко держащего его за шею.
— Умница, — Похвалил, лукаво улыбаясь, кудрявый мужчина с миловидными чертами лица и ослепительно голубыми глазами, сверлящими его лицо, чуть ли не прожигая дыру, — Хочешь пить? — Спросил с некой насмешкой рыжеволосый.
Говорить было крайне тяжело, губы пересохли, хоть ранее там и была вязкая слюна, сейчас она испарилась, будто бы ее и не было, после подобия рвоты, когда отвратительный на вкус желудочный сок наполнил его рот. Послевкусие осталось невероятно мерзким ощущением внутри полости рта. Скрипящее дыхание остановилось на пару секунд, а тихий кряхтящий звук все-таки вырвался из молодого человека, — Да.
— А ты этого заслужил, безродный пес? Думал, что сможешь мужа моего соблазнить и стать новым хозяином, выбившись из грязи в князи, тупорылая сука? Внимай, ты больше никогда и взглянуть не сможешь на моего мужа. Ты меня понял? — Продолжал строго говорить ужасающе жестокий и удивительно сильный для своей комплекции голубоглазый мужчина, смотрящий с гневным огоньком в глазах на своего мученика.
Каждая попытка издать хоть какой-то членораздельный звук была словно отдельной пыткой, любая попытка заговорить доставляя ужасную терзающую боль в горле, будто кто-то раздирал когтями его гортань изнутри, мясные стенки были опухшие и красные, прилично разодранные от постоянного невыносимого кашля, который не так давно не утихал, — Да.
— Ты будешь продан отсюда при первой же возможности и даже не подумаешь сопротивляться. Слышишь? — Мужчина разомкнул руки, отпуская шею пленника.
Боль, слишком много боли, в его мыслях уже было больше бреда, чем чего-то рационального, ему не осталось ничего, кроме как продолжать самому терзать свое горло попытками ответить на поставленные вопросы, ведь краем своего все еще маломальски адекватного сознания он понимал, что, если не ответит на вопросы, то все станет намного хуже, хотя он сам даже не мог себе представить, что могло быть еще хуже, — Да.
— Ты станешь отличным подарком для моего брата. Согласен? — Усмехнулся хозяин.
Думать совершенно не хотелось, даже осмысливать вопрос он не стал, только по инерции, как и хотел тиран, молодой человек тихим и безжизненным голосом прокряхтел, — Да.
Хозяин довольно улыбнулся, насмешливый огонек из глаз пропал, а лицо стало намного мягче, теперь он не выглядел так грозно, подушечками пальцев он начал гладить щеку Розуэлла, заляпанную кровью. Давящий запах имбиря и грейпфрута, который подавлял Розуэлла, сменился на более обволакивающий, как будто витающий в воздухе аромат укутывал его словно одеяло и заботливо баюкал, — Правильный ответ. Ты будешь рабом навечно, я буду следить за тобой и накажу, если будешь сопротивляться и не повиноваться моему брату, — Злобно хихикнул омега, а потом, наклоняясь к уху, прошептал, — Больше никогда не забывай свое место.