. . .
Над городом уже опустились сумерки, люди разбежались по своим домам, подобно тараканам, прячущихся под мебель при виде опасности. Скарамучча и не заметил как дневной свет так скоро перекрыла ночная мгла. За работой он обычно не замечал скоротечности времени. Не до того ему, когда над головой маячит недовольный бос, а некомпетентный коллега снова устраивает дебаты лучшей девушки в офисе. Этим давя не только на нервы, но и мешая продвижению работы. Тяжелый выдох выходит из тела ели заметным дымком, голова склоняется вперёд от усталости, а тяжёлые веки так и норовят запереть глаза.Хотелось спать.
Их дом находился не в самом благополучном районе, так ещё и в овраге. Потому то парень не был сильно удивлен, заметив пару пьяных лиц, маячивших возле подъезда. Пели они какие-то странные песни, на языке похожей с латиницей. Либо же настолько нажрались что языки их путались в речи, и выходило абы что. Завидев возвращающегося паренька один из пьяниц замахал руками, да стал скорее всех своих дружков в подъезд пихать. Остальные так же, завидев его, сами поспешили в укрытие. Оправдано. Скарамучча прославился среди соседей как местный разбиратель. И коли что-то ему не понравится — виновный тут же попадëт под его тяжёлую руку. Потому с его появлением в доме тихо в положеное время, а на площадках исчезли переполненные алкогольными бутылками и сигаретами шматки мусора. Кто-то даже назвал его "дядькой", что подобрали и остальные. И теперь, будучи моложе большинства жильцов данного подьезда, парня с притворным уважением и искренним страхом зовут дядькой. Скарамучча не против, пока Кадзуха может спокойно спать по ночам, и не боясь сигаретного дыма открывать окна с их первого этажа — всё хорошо. Кадзуха тоже обзавелся кличкой, странной очень, не то "щенок", не то прилагательное "дядькин". « Ещё не знают что он в гневе страшнее меня будет, » — мысленно хмыкает сам себе Скарамучча, уже подходя к подъездной двери. Там знакомый старый алкаш старается какую-то новую, молодую фигуру затолкать. Бормоча что-то на подобие "Вот влипнем же сейчас. Чего встал? Проходи-проходи!". А тот лыбу жуткую давит, и из под широкой шляпы прямо на Скарамуччу смотрит. Пристально так, не добро. При этом лица его самого не видно, только неровные гнилые зубы выглядывают из под тени, будто чеширский кот. — Здравствуй, зелёный, — решил перебить старика Скарамучча, не помнявший его имени. У них во дворе вообще не принято по имени звать, на каждого прозвище придумано, им и пользуются, негласное правило такое. — Здравствуй, здравствуй дядька. — Новый жилец? И его тяните пить? — Ну что ты, дядь, мы так, за дружбу, за встречу. Больше не будем, этой ночью точно не будем, спи спокойно. — Смотри у меня, зелёный, — пригрозил тоном Скарамучча, улавливая смешки со стороны новой морды. Чёрная фигура, как из страшилки, где всё начинается с: в чёрном-чëрном городе, на чёрной-чëрной улице... Гаркнула ворона на ветке, и пока Скарамучча на неё отвлекся — не заметил как парочка скрылась за дверью. Парень хотел было уже идти в свою квартиру, но войдя в подъезд застыл на мгновенье. У входа в их развилку стоял всё тот же улыбчивый новенький, хотя зелёный жил на пятом этаже. Подумаешь, переехал какой-то ненормальный на их этаж, подумалось бы Скарамучче. Хотел даже заранее показать порядки какие здесь, но тело окунулось в омут мурашек, стоило этому новому на шаг приблизиться к нему. Лампочка в тот же миг заморгала, а тень нового заиграла злобной формой. По расправленным плечам можно было сказать, что новый пародирует типичного гопника, и собирается на него идти с не здравыми намерениями. — Меньше лыбся, а то тебе скоро последние зубы выбьют, — оскалился парень, но вместо атаки скорее захлопнул дверь и выпрыгнул на свежый воздух. Ненормально. Не похож этот новый на человека, до того жутко с тенью его наедине оставаться, что Скарамучча едва ли отдышался сделав до этого лишь пару шагов. Одна мысль его посетила и парень полез в телефон, все переписки и новости читались обычно. Даже адекватно, если судить их по стандартам нормальности. Текст читабельный — значит это не сон. Значит в их доме поселился всего-лишь какой-то придурошный, настолько отбитый что видом своим на нелюдь смахивает. В конце концов, не бывает ведь всякой паранормальщены в реальном мире. Сев на скамейку у подъезда парень, который раз за вечер, устало вздохнул. А ведь дома его ждёт Кадзуха, они договорились устроить сегодня вечер фильмов. Один из любимых вечеров, между прочим. А Скарамучча так нагло задержался на работе, ещё и позволяет какому-то мутному типу влиять на него. На улице тьма ужасная, не видно ни луны, не звёзд. А дешевые жёлтые лампы тупо светят ни на что, слепя глазам прохожих и раздражая уставшие умы. Сжав руки в кулаки Скарамучча встаёт со скамьи, давит в себе кричащего от страха ребёнка, и направляется к подъезду. Там по прежнему этот стоит, смотрит из под шляпы своей старомодной, и улыбается, злобно так. Как в фильмах любая уважающая себя ненормальная персона. — Блять, вали в свою квартиру уже,— шипит со злобой темноволосый, а сам внутренне сжимается с каждым приближённым шагом, и с каждым морганием лампочки. « Давно её стоило поменять, »— успокаивает себя мыслью Скарамучча, но стоило ещё одному "шлëп" послышаться совсем рядом — он тут же разворачивается к выходу, чувствуя как нечто холодное схватило его за плечи и талию. Подъездный коридор окарсился в чистый чёрный, и тьма будто тянула его к себе, в сторону квартир, откуда внезапно повеяло тухлым запахом. Ноги не слушались, сердце билось как сумасшедшее, а голову наполняли жуткие сцены и мысль о спасительной улице, сопровождающий возгласом "отпусти!". Он не помнит как оказался на улице. Железная дверь с характерным звуком захлопнулась, а сам он разложился на земле, выворачивая на изнанку всё что было съедено на работе. Холодный и грязный асфальт казался спасением, даже ободранные колени и порванные штаны несли в себе успокаивающий сигнал о его освобождении. На улице было ни души, потому никто не сумел застать как местный авторитет в страхе хватается за собственные плечи, стараясь отдышаться. — Пиздец, — коротко выдавливает из себя парень, доползая до скамьи у дверей. Мерзкое, противное чувство отдаётся болью в теле и парень снова откашливается. Ненормально. Парень снова берёт телефон в руки и собирается набрать номер Кадзухи, но стоит только наткнуться на фото любимого он тихо вздыхает. Нельзя. Тот новый явно бешеный какой-то, и если подобный ему что-то сделает с Кадзухой... Скарамучча неодобрительно машет головой и набирает телефон местного участкового, плевать он хотел на штрафы за ложный вызов, хоть сто тысяч заплатит, главное до дома нормально дойти. Но как в самом плешивом ужастике номер вызываемого абонента оказался не в зоне действия сети, что вызывает подозрение и нервно вырывающийся из глотки мат. Значок в правом углу телефона утверждает что связь есть, но попытки дозвониться до кого-либо оказались безуспешны. Ещё с пару часов и парень тупо смотрит в окно собственной квартиры — свет не горит, возможно Кадзуха уже лёг спать, посчитав что он остался на работе с очередной перегрузкой задач. Но он то здесь, прямо под окнами их дома. Нервно ежится от накатывающего на всё тело холода и страха. В голову даже пришла мысль посетить ближайший храм, но какой от него смысл? Чтобы душе спокойнее было? Бред. Не бывает в реальном мире никаких монстров, всё что кажется необъяснимым и страшным для человеческого ума — лишь плод больных воображений разума, сгенерированные на почве внутренних кошмаров и переживаний. Скарамучча еле сдерживает себя чтобы не разбить телефон к чертям, когда даже обычно всегда отвечающий друг-придурок просто скидывает трубку. Хочется домой. В объятия Кадзухи. Парень пропускает нервный смешок, самому от себя тошно. Вот он — дом, просто пройти чуть дальше, открой электронный замок и покрути ключем в дверной скважине! Сколько раз он это проворачивал, неужели так сложно повторить тысячное действие ещё разок? Единственная сложность — Кадзуху не разбудить, у него слух четкий, каждый шорох во тьме уловит. В глубине души даже хочется чтобы он услышал. Чтобы сонными глазками похлопал, своим таким родным и бархатным голосом спросил о прошедшем дне, и почему тот задержался. Скарамучча бы как дурак тогда обнял его, даже не сняв куртки, и скрытно в объятиях его спрятался бы. От всех кошмаров и ужасов. От всего мира. Но так нельзя. Кадзухе тоже нужен отдых, он так же нуждается в защите и понимании. Перед ним нельзя быть слабым. Протерев глаза, не совсем чистыми рукавами, парень снова собирает все силы в кулак и к двери поворачивается. Не ночевать же ему на улице из-за какого-то отморозка, в конце концов? Он от амбалов побольше отбивался, и даже толпе умел навалять. Не уж то сил такому дохляку врезать не найдет? И новый этот, если человек обыкновенный, то просто обязан был устать и свалить к себе в убежище. Но нет. Открывая дверь парень снова сталкивается с гримассой жуткой улыбки. Уже и сам подъезд родным не кажется, и ноги снова подкашиваются. Скарамучча свой страх практически сразу выдает, неровно и истерично выдыхая, делает первые шаги. И новый за ним.Шлеп. Шлеп. Шлеп.
Словно одежда его мокрая, и длинные штаны об пол шмякаются. Как утиные лапки по небольшим лужам. Скарамучча останавливается и через боль вязкую слюну глотает, сил идти больше нет. Дверь с каждым шагом кажется всё дальше, а этот новый будто наоборот — всё ближе. И руки его, как оказалось, он не видел до этого более. Они у нового за широкими длинными рукавами спрятаны, хотя если смотреть по небольшим плечам чёрного пальто, то казалось будто вещь была ему по размеру. Скарамучча глаз боится отвести, за движением кривой ухмылки следит и мысленно молит хоть единую живую душу выйти, показать что всё хорошо и можно идти. Сейчас он был бы рад даже самому отвратительному алкашу, да хоть нескрывающего себя наркоману с пятого этажа. Однако лестничный пролёт был пуст. Закрыв глаза парень, отчаявшись и громко матерясь на себя, пытался зайцем проскочить между стеной и тем ненормальным. Но горло перехватила жуткая боль и глаза распахнулись, с ужасом наблюдая как тьма никуда не развеялась. Всё тело сковал склизкий холод. Стараясь сделать хоть единичный вдох парень снова инстинктивно ринулся к выходу, чувствуя как в носу неприятно колит, и что всё его существо немеет от бессилия. Он снова оказался на улице, а за спиной хлопнула железная дверь. После третьей неудачной попытки что-то внутри переклинило. Парень без раздумий и времени на отдых стал пытаться прорваться сквозь тьму в свою квартиру. Но что-то внутренние снова кричало о стархе и спасении, и он снова оказывался прибитым у уличного порога, прямо на грязном асфальте. Мозг вскипал от непонимания и гнева. Ни на что больше не было сил. Он не считал сколько раз пытался проникнуть в собственный дом, и противная неразличимая рожа более так не пугала его. Глаза закрывались, голова гудела. А небо всё так же одаривало земли глубиной тьмы космоса, без намека на малейший лучик. Когда ему уже всё стало безразлично, до него неожиданно докричался знакомый, бархатный голос. — Мучча? Почему ты здесь сидишь? Весь крохотный мир вдруг перевернулся, когда он увидел перед собой волнующегося Кадзуху. Странно что он был на улице, ведь на экране телефа время доходит до четырёх, а Кадзуха привык ложиться спать не позднее одиннадцати. — Снова кошмары мучают? Когда же ты успел выйти на улицу? — всё бормотал Кадзуха, снимая с себя шарф, чтобы им укутать продрогшего парня. — И что случилось с одеждой? Мучча? Скарамучча не мог найти в себе слов. Всё вокруг вдруг стало нормальным, спокойным и убаюкивающим. Руки непроизвольно потянулись к любимому, а тот не сопротивляясь улыбнулся в ответ и прижал к себе горе гуляку, чтобы на мгновение дать возможность передохнуть. — Давай пойдём домой, — шёпотом приговорил беловолосый, помогая тому подняться. Скарамучча не сопротивлялся. Небо внезапно осыпали искры ярких звёзд, шелест редких деревьев подпевал ночной тишине, пока сердце медленным, ровным стуком разносил по телу кровь, смешанную с усталостью прошедшего дня. С Кадзухой весь мир будто стал лучше. Куда более живее, по настоящему возможным. Без больных подчеркиваний отчаянных чёрных красок, выдуманных воспалением головного мозга. Парни немного ещё постояли на улице перед тем как зайти в подъезд, так как Кадзухе пришлось ещё какое-то время подождать. Скарамучча считал это действие эгоистичным, ведь не хотел никуда идти только из-за каких-то совсем глупых, детских страхов. В памяти ещё не стерлись прошедшие попытки зайти в дом и он пытался уговорить Кадзуху совершить по настоящему необдуманные действия: Пойти гулять в парк, навестить его родителей, вломиться к друзьям в гости... Сопротивлялся он нехотя, как-то лениво. Не верилось что рядом с Кадзухой что-то могло случиться. Каэдэхара на всё отвечал своей простой улыбкой, и уже вëл любимого по коридору прямо к двери их квартиры. От чего-то в носу снова защипело, и недовольно шмыгнув Скарамучча ближе прижался к любимому. Откуда-то из глубин его сознания выплывали нежные стихи и слова о любви, в которых хотелось признаваться прямо сейчас бесконечно долго и много. Необъяснимое чувство взывало его к столь ванильным действиям, словно это могли стать его последние слова. От этого было не по себе, но нежные, теплые руки отвлекли его от мыслей, пройдясь по взъерошенным волосам. Скарамучча на мгновенние закрыл глаза, приятный запах кленового сиропа, отпечатанного на красном шарфе, дурманил голову лучше любого успокоительного. Возможно поэтому он не заметил того как долго они шли до цели, учитывая что живут всего лишь на первом этаже. А голос Кадзухи так успокаивал, что до разума не сразу дошёл знакомый мерзкий "шлеп". Всего минута, и Скарамучча снова оказался окутан мглой зловонной коробки. А через мгновенние он снова оказывается прибит к уличной земле, возле той же подъездной двери. Послышался хлопок закрывающегося железа. Тело колотит с невероятной силой, сердце выпрыгивает из клетки созданной рёбрами. Нет больше спокойного шелеста, только до ужаса давящий писк в ушах. Дышать становится тяжело из-за нитей, натянутых на легкие с такой силой, что практически физически можно почувствовать как они врезаются в плевру, и уже доходят до соединительных тканей. В попытке выпрямиться парень обраняет последние остатки странной примеси, оставшихся на самом дне его желудка. Глаза плотно закрыты, страшно разомкнуть и увидеть то, что уже бьёт в голове осознанием отсутствия кого-то поблизости. Сам не замечает того что в полулежачем состоянии походит на сумашедшего, качаясь в разные стороны дабы успокоить рвущиеся на волю крики и вопли. Окружающий его асфалт окрашен знакомым, любимым красным цветом. Который сейчас был способен только пугать сознание. Его уже не волновала ободранная одежда, собственные синяки, и даже глубокие открытые раны на спине не беспокоили. В голове одновременно тревожным криком и отчаянным хрипом прозвенел вопрос: « Где Кадзуха? » А холод уже пробрался под порваную ткань, пока боль в теле не позволяла ему встать.