Об ублюдочном старике (и наглом сопляке)

Божественный Дракон переворачивает его, выходя из него, смея вытащить из него свой член, когда он был так близко. — Чёртов старик, ты не-блять, — злобно поговаривает Святой Меч, только чтобы этот ублюдок, будущий он, снова врезался в него, идеально попадая в ту грёбаную точку удовольствия внутри него, заставляя растаять на деревянном полу, упираясь локтями и коленями, как будто он низшая куртизанка борделя. — Ты не!.. Ублюдок хватает его за таз, убирая от себя и снова приближая к себе, прямиком до яиц с ужасно похабным звуком, быстро, стремительно, так идеально, как никто никогда не мог, и это заставляет его уткнуться лбом в доски, прикусив ладонь, чтобы не издавать слишком много компрометирующих звуков, пока его плечи дрожат, а колени набивают синяки. Чёрт, чёрт, чёрт, будущий он, ублюдочный старик, знает его тело слишком хорошо; при том, что он уже не он, при том, что он, условно, моложе его; и это могло быть унизительным, быть взятым кем-то таким молодым, если б это было правдой. — Не делай вид, что тебе это не нравится, — говорит этот ублюдок, хрипло и самодовольно, так несправедливо чарующе, что он хочет ударить его по этому излишне нежно красивому лицу. Кто дал ему право звучать и выглядеть так возбуждающе? — А если так, то я могу остановиться, — и он смеет просто перестать двигаться, застыв посередине. — Не смей! — вырывается из него слишком отчаянно и слишком спонтанно, чтобы он мог себя остановить; старик не может оставить его вот так; он не мог в будущем стать таким безжалостным чудовищем. Божественный Дракон снова входит в него, никогда не промахиваясь внутри него по той слишком приятной точке, заставляя его выгнуть спину, чтобы принять больше; он чувствует, как чужая грудь прижимается к его спине, как чужие руки отрываются от его бедёр, оборачиваясь вокруг его торса, как горячее дыхание щекочет его кожу, как губы мягко касаются его плеча, и: — Я просто хотел услышать тебя, сопляк, — это проходит через него разрядом, сильнее, чем он ожидал, когда его тело не выдерживает, а перед глазами темнеет; он чувствует, как сжимается вокруг другого и как внутри него разливается что-то тёплое, когда чужие руки давят на него с силой, что могла бы сломать ему рёбра, а его плечо кусают так, что останется след. Он прижимается щекой к прохладному полу, не падая лишь за счёт того, что надёжные руки держат его. Да, что-то остаётся неизменным; он всё ещё предпочитает мужчин старше себя.