— So fragile soul with sincere smile
Floated frivolously in skies,
The past is gone, all in the dust,
Not any chance to some adjust
— But soul decided own way,
Losing you — I'm ready pay
Pay so expensive as the life
As in my heart — the poisoned knife
© ElCorte
Гидра-2 встречает чудесной погодой и ошеломляющим видом. На Земле-3 таких нет. И, наверное, никогда и не было. Сразу после того, как планета прошла все стадии терраформирования, на ней начали с невероятной скоростью возводить инфраструктуру, производство и жилые помещения. Поэтому встретить на Земле-3 живописную речку или густой лес — что-то из разряда мифов и легенд. Гидру-2 эта участь миновала. Терраформирование планеты производилось только частично, чтобы создать пригодную атмосферу, а после тут проводились опыты энтузиастами, в основном над животными и растениями. Из тех, кто хотел воссоздать флору и фауну первоначальной Земли. Прежде, чем случился наплыв психов, хотя он лабораторным сотрудникам точно не помешал — психи были только счастливы помогать. Они же тоже из секты «давайте восстановим Землю». Наивные идиоты. Так или иначе, после того, как челнок приземляется на живописной полянке и выплевывает их четверых из своих внутренностей, Ричард снимает гермошлем не сразу, сначала рассматривает виднеющиеся вдалеке горы со снежными шапками, лес, веселую речку совсем рядом. Очень странное ощущение. Стягивает с себя шлем, делает неглубокий вдох. Голова кружится — нужно немного времени привыкнуть к чуть другому уровню кислорода. Да и даже он здесь настоящий, не генерируемый. Почти что нихуя синтетического. Природа. Это так странно для него, честно говоря. Еще и какая. Живая, настоящая. Не на голографии, не жалкими урывками того, что называют парками и садами. Нет, совсем настоящая. Дикая. Живая. Это вызывает внутренний легкий трепет. Джед тоже осматривается с интересом, сняв шлем и даже не собираясь приводить в порядок пиздец, в который превратилась его темная шевелюра. У Ричарда наверняка такая же история, только он, в отличие от друга, светловолосый. Они в разных местах были, разные ландшафты видели, но вот так, чтобы очень близко по настроению к ставшей мифом самой-самой первой Земле — нет. Рич раньше на Гидре-2 не был, только слышал рассказы и видел записи. Но вживую смотреть на это оказалось куда круче, чем даже на самой качественной записи. Вот, значит, как жили люди до того, как взорвали себя нахрен сами? Он ловит взгляд Джеда, тот хмыкает и достает из подсумка коробку с сигаретами, протягивает Ричарду. Табак, кстати, завозится с таких вот планет, как Гидра-2. Настоящий табак, а не синтетический, который сильно дешевле и в принципе доступней. Синтетические сигареты пользуются большей популярностью, как и всякие заменители на электрике, но вот они вдвоем точно из староверов по этой части. Как и по части выпивки. — Идемте, — говорит Мэтт, снимая с себя шлем, — наша станция недалеко. — Наша станция недалеко, — передразнивает его Джейден дебильным голосом. — Захлопнись, Райт, — советует ему Мэттью, сверкнув на него глазами. Ричард вздыхает. У этих двоих — взаимная нелюбовь длительностью уже в несколько лет. Он не вмешивается в эти перепалки, не отвечает Джеду на вопрос, что он нашел в Мэтте, а на Мэтта огрызается на вопрос, почему он дружит с таким козлом, как Джейден. Что он нашел в Мэтте Ричард не знает. Их обоих устраивают отношения на уровне постели, а про большее никто никогда и не говорил. Слишком уж оба увлеченные собственной работой — Мэтт крутой ученый, настолько горящий собственными изысканиями, что ему вообще похрену на любые отношения. А у Ричарда все сложно. Слишком даже. Зато на Мэтта он регулярно порыкивает, когда тот начинает ныть за Джеда. Джейден прошел с ним такой пиздец, что стал ближе, чем брат. У них немного странные, но очень крепкие отношения, и пиздеть на друга Ричард не позволяет никому. Брат, друг, даже нечто большее. Тот, кому он без сомнений доверит свою жизнь. И вот сейчас этот самый человек по-ребячески показывает спине Мэттью язык и шагает рядом. Они не разговаривают, курят и шагают за переговаривающимися между собой Мэттом и мерзкой крысой Янгом. Виды вокруг, конечно, продолжают поражать. Но когда они заходят вглубь леса, Ричард вздрагивает. Он уже видел такой лес. Залитый солнцем, густой, дикий, с уровнем кислорода, от которого кружится голова — его много, он живой. И не единожды видел. Но всегда — во сне. Странной тревогой прошибает как будто все тело, хотя уж кого-кого, а майора Арчера назвать тревожным точно нельзя. Блядь. Ему нужны две секунды, чтобы выкинуть из головы ненужное и взять себя в руки. И все равно позвоночник как будто прошивает током, даже плечи сводит. Джейден кидает на Рича заинтересованный взгляд — видимо, с лицом Ричарда что-то происходит, раз замечает, но тот только качает головой, мол, потом, и продолжает идти дальше. Научная станция выныривает из леса почти что неожиданно. Просто в какой-то момент деревья расступаются, открывая взгляду холм, на котором и раскидывается не слишком уж большое здание научного центра с прилегающей к нему лабораторией. Дорог здесь нет — нахуй они кому нужны, если тусящие здесь ученые все равно с радостью бегают по полям, лесам и горам ногами, суя нос под каждый куст. Станция встречает электрическим светом и приветливыми, чуть блаженными сотрудниками. Пока Джед и Ричард переодеваются в форму, потом пьют предложенный кофе — снова же, настоящий, а не синтетический, потому что он растет тут в количестве, — и курят на балконе, с которого открывается вид на лес и горы за ним, Мэтт и Янг о чем-то общаются с местными. То, что Ли бывал на Гидре-2 и раньше, Рич знает. О том, что конкретно они здесь будут искать — нет. Отвечал на заданные вопросы на орбитальной станции Мэттью очень уклончиво. И хуй с ним. Повышенная секретность бесила, но тратить на это силы и нервы бесполезно, поэтому Ричард познавал смирение. — Так что с лицом-то было? — спрашивает Джед, затягиваясь сигаретой и опираясь локтями на перила ограждения. — Я видел похожий лес, — тянет Ричард, хотя думает, что не похожий, а такой же. — Во сне. — Там, где ты гоняешься за кучеряшкой? Ричард угукает. Джед задумчиво мычит, потом вздыхает и пожимает плечами. Ему снова нечего сказать, и Рич его понимает. — У меня такое ощущение, что я что-то знал и забыл. Что-то… — Ричард выдыхает дым, смотрит на лес и хмурится, — очень важное. И, блядь, я пытаюсь понять, что, но нихуя не выходит. Это… Он замолкает и качает головой. Джейден вздыхает, сочувственно хлопает по плечу и снова молчит. Они докуривают как раз к тому моменту, как на балконе появляется Мэтт, обвешанный какими-то приколами, которые очень смахивают на локационные приборы. Ричард щурится, Мэттью улыбается почти виновато и кивает головой, мол, идем. Канцелярская крыса, спасибо всем высшим силам, остается на станции. Пока что. Перемещаться по Гидре-2 им представляется на машине. Прямо на машине, с колесами, как будто они скакнули в прошлое, на хер его пойми сколько веков назад. Без крыши, массивная такая хреновина на биотопливе приветливо рычит, когда Джейден с азартом школьника садится за руль. Он все эти штуки любит. Даже свой воздушный мотоцикл дома старается стилизовать под антикварные человеческие изобретения. — Нам на север, — оповещает Мэтт, садясь сзади и уступая друганам передние места, потом орет, когда Джед стартует так резко, что чуть не вытряхивает даже Ричарда. — Райт, мать твою! Джейден отвечает гортанным смехом, но ход смягчает, чтобы все его пассажиры не хватались в припадке за стальные поручни по периметру автомобиля. Лес плотный, но у реки растет не так плотно, поэтому двигаются они вдоль нее, Джед, поначалу газовавший, как ненормальный, наконец-то сбавляет ход, внимательно смотрит вперед и под внушительных размеров колеса, чтобы не слететь в воду. Река неглубокая, но вытаскивать оттуда машину нет никакого желания. Пару раз Ричард замечает мелькающие между деревьями у кромки леса силуэты — и человеческие, и не очень. — Видел? — спрашивает он у Мэтта. — Это местные, — откликается Ли, — не переживай, они мирные, да и они знают, что мы тут иногда бродим. — Ты с ними знаком? — С некоторыми, — кивает Мэттью, — с двумя ближайшими общинами, в целом, да. Но на Гидре-2 их много. Ричард хмыкает. Да уж. Расплодились сумасшедшие за все то время, что живут на планете. Он смотрит на Мэтта, сосредоточенно рассматривающего что-то на одном из приборов. — Что ты там рассматриваешь, Ли? — спрашивает Джед. Мэтт морщит нос, и Ричард почти уверен, что он отвечать не будет. Но Мэттью только вздыхает, закатывает темные глаза. — Чем известна Гидра-2, Райт? — Экзоматерией? Экзоплазмой? Экзимными гейзерами? Психами? — перечисляет Джейден. — Да. А еще погодой, мой дорогой друг, — в последних словах звучит ирония. — И существами, которые тут обитают. Так что помимо локационного радара, который мне нужен для нашей с вами общей прогулки, у меня здесь еще датчик, обнаруживающий живое свыше трехсот килограмм и климатический радар, который будет предупреждать о малейших изменениях давления. Поваленные деревья в лесу — это не творчество безумных дровосеков. — Что тут, бури? — спрашивает Ричард. — Бури, ливни, ветер, который может снести человека с ног, — уже спокойней отвечает Мэтт. — Не стоит ими пренебрегать. Чаще всего это три в одном. Я как-то попытался двигаться здесь в бурю в экзоскелете, так меня чуть не сломало вместе с ним. Хотя казалось бы, нановолокно… Ричард кивает. Ну да. Мэтт командует забирать восточней, и через лес они продираются к горному массиву, тянущемуся по другую сторону. Ближе к середине дня тормозят у какой-то пещеры, и один из датчиков Мэтта противно пищит, но его это вообще не смущает. Он щелкает диодом фонарика на поясе, делает шаг внутрь. — Смотрите аккуратней, — говорит ученый, — здесь могут водиться черви. А могут и нет. — Ты думаешь, нас можно напугать червяками? — приподнимает брови Джейден. — Они в два твоих роста, Райт, — хмыкает Мэтт. — И вширь почти, как ты. Ричард с Джедом переглядываются и, не сговариваясь берутся за оружие. Нахрен нужны такие приколы. Обитатели пещер, к счастью, оказываются ленивыми хозяевами и не приветствуют их, даже когда Мэтт останавливается у странного месторождения. В ярком белом свете диода оно переливается у краев фиолетовыми, голубыми и желтыми прожилками и уходит глубоко в тело скалы. Ставь себе бур и добывай, пока не устанешь. Мэттью осматривает его внимательно, потом откалывает кусок из внешнего слоя, надев защитные перчатки, смотрит на него ближе, кивает сам себе и прячет образец в пустую емкость. Когда они выходят на дневной свет, Мэтт выкидывает перчатки — и Ричард успевает заметить, что там, где он касался вещества, их разъело к чертям собачьим. И это… любопытно. У края леса снова фигуры. Человеческие, в странной одежде, с капюшонами и масками, прикрывающие лица. Все бы ничего, на самом деле, если бы люди не сидели на неизвестных тварях. Они похожи на земных лошадей — Рич когда-то видел их на изображениях — то же строение скелета, только больше и в разы массивней, с длинной шерстью, короткими обрубками хвостов и широким ирокезом вместо гривы. И, что самое примечательное, головы у этих животных — как у кабанов, прямо вот с зубами, клыками, выглядывающими из-под губ, только вместо пятаков — все же лошадиные ноздри. И уши здоровые, кабаньи. Выглядят эти сволочи крайне свирепо, и не очень понятно, как их всадникам удалось их одомашнить. Такая хуйня боднет один раз — сломает к чертям все ребра. Всадников трое, двое достаточно рослых, один явно ниже и уже в плечах. На фоне зверюги, на которой он сидит, человек вообще кажется крошечным. Мэтт приподнимает руку, явно приветствуя местных. Ричард видит, как один из них — тот, что помельче, кивает — а потом все три зверя разворачиваются и уходят в лес. — Это что за хуета такая? — интересуется Джед. — Животные? — спрашивает Ли, садясь в машину. — Неудачная попытка восстановить лошадей изначальной Земли. Хотя… почему неудачная? Не считая головы и размеров, в принципе, очень даже удачная. Они называют их «терра». — Потому что шляются по земле? — хмыкает Джейден. — Кто их знает. Если увидишь дикого — не советую подходить, они быстрые, сильные и агрессивные, — пожимает плечами Мэтт, — давай, Райт, поехали обратно. У нас два часа, чтобы добраться до станции. Не хочется попасть в ливень, поверь мне, тебе не понравится. Джед не спорит, разворачивает машину и притапливает, когда они выезжают к реке. Попадать в ливень точно никому не хочется. На станцию они подъезжают к моменту, когда первые дождевые капли начинают падать на землю, а через полчаса становится понятно, о чем говорил Мэттью: шквал такой, что кажется, не выдержат даже бетонные стены станции и сорвет нахрен всю стальную арматуру. Когда в бронированное окно прилетает куском поломанного дерева, Рич решает, что Мэтта все-таки стоит слушать, пока они здесь. — Не открывай глаза. Он снова понимает слова, но никак не может разобрать голос. Хотя абсолютно уверен в том, что сказано все шепотом. Как будто ему говорят на ухо — Ричард даже чувствует, он правда чувствует, теплое дыхание. Чувствует и тепло чужого тела, лежащего на нем сверху. Тонкого, гибкого. Он знает, что оно подтянутое, жилистое, тренированное. Просто комплекция у них очень разная. На щеки ложатся узкие теплые ладони, Рич знает — у него длинные, красивые, тонкие пальцы. Ловкие и сильные, но сейчас большие пальцы только нежно поглаживают по скулам. Он всегда так делает. И так делает только он. Обнимает лицо ладонями и всегда гладит большими пальцами. Всегда. Гладит, прижимается, трется, щекочет скользящими по плечу и груди волосами. Мягкими, пахнущими дикой мятой. Шепчет что-то неразборчивое и что-то такое нежное, что грудь разрывает теплым, сладким чувством. Ричард знает, что он вообще такой — неторопливый и контактный, всегда стремится быть ближе. Вот так вот. Кожа к коже. Близко. Жарко. Так сладко, что хочется, чтобы этот момент длился гребаную вечность. И Рич знает, что не хочет сопротивляться. Знает, что значительно сильнее него, но наплевать — он готов подстраиваться под любую команду, сказанную им. — Ты помнишь? — слова рваные, и у Ричарда сбивается дыхание. — Помнишь?.. Вернись… Ричард распахивает глаза и шумно вдыхает. Блядь. За окном барабанит дождь, завывает ветер, а у него опять сердце в горле бьется и вот-вот выскочит к черту. Господи. Такие сны у него тоже бывают. Сильно реже, чем игры в догонялки, но бывают. И он неизменно просыпается после них абсолютно очевидно возбужденным и охуевшим от жизни. Вот и сейчас то же самое. Даже руки дрожат. Ричард встает с постели, аккуратно убирая руку спящего Мэтта с себя, идет в душ, включает холодную воду и сцепляет зубы. Какой же пиздец. Откуда он вообще берет эти образы? Ни лица, ни голоса. Но многое он просто знает, и это знание настолько странное и непонятное, что сколько бы Ричард ни бился в поисках ответа — его просто нет. Нет и все. Эти сны изводят его. Даже черт с ним, что он просто нормально не спит — но они приходят все чаще и чаще, становятся все откровенней, и ощущение, что все это уже однажды было, никак не хочет Ричарда покидать. Но он ведь не выжил из ума, он прекрасно помнит собственную жизнь. Не сошел с ума, потому что даже в лечебницах никогда серьезно не лежал. Были разные травмы, конечно, но не настолько, чтобы потерять память. А если бы и терял — это бы точно было бы в его медицинском деле. Но там ни одной подобной записи. Да и ощущения из снов… Когда они вот такие — до невозможного чувственные и нежные, — там столько любви и даже обожания, что это он бы точно не смог бы забыть. Не смог бы забыть настолько сильные эмоции. Ричард выходит из душа замерзшим, но успокоившимся. Вытирается насухо, ложится в постель, закидывает руку за голову и смотрит в потолок, вслушиваясь в бушующую стихию за стенами научной станции. Что он забыл? Или… как он забыл? Что вообще это все значит? Эта мысль въедается в мозг и, кажется, в какой-то момент просто сведет его с ума. Куда он должен вернуться? Кто этот теплый и бесконечно нежный неизвестный с мягкими кудрями, пахнущими дикой мятой? — А, блядь… — Рич проводит ладонью по лицу и почти что сдавленно стонет. — М? — сонно отвечает Мэттью, открывает глаза и пытается сфокусироваться. Голос у него хрипит. — Ты чего проснулся? — Не важно, — отвечает Рич. — Спи, Мэтт. Ученый его совету следует. Подползает ближе, тихо ворчит, что Ричард холодный, укладывает голову на плечо и засыпает буквально через пять минут, а Рич остается созерцать потолок до самого рассвета, гоняя в голове одни и те же вопросы по кругу и, не находя ответов. Пока за окном не прекращает бушевать буря, а в комнату не проникают первые лучи солнца, знаменуя начало нового дня.