***
1 января 1878 года. Эрика спешно направилась в сторону своего кабинета. У нее до сих пор в голове не укладывалось, что что-то страшное могло произойти в ее опере даже с таким последним человеком как Буке. Да еще и в эту ночь, когда Гран Опера была наполнена новогодним весельем и волшебством. Все это казалось ирреальным. Особенно на контрасте с тем, что происходило в гримерной Кристин не более чем получасом ранее, и чего Эрика не успела в полной мере осознать. Чем это было? Простым плотским порывом, который терзал не только ее, но и Кристин ещё со времён премьеры «Il Muto»? Чувственной магией этой новогодней ночи, которая, закружив в вальсе, бросила их в водоворот страсти? Или же искренним ответом Кристин на чувства Эрики? Ведь и она сама признала, что тоже не могла больше сдерживать своих желаний. Задаваться этими вопросами было мучительно. Эрика остро нуждалась в ответах на них, как если бы ее лишили воздуха. А значит, как только она завершит дела здесь, непременно тут же вернется к Кристин. Вернется, чтобы что? Чтобы поговорить? Или чтобы продолжить? От этой мысли вдруг сбилось дыхание. Эрика досадливо втянула воздух сквозь зубы - тело все еще предательски подрагивало от не нашедшего должного выхода вожделения, а губы пульсировали от воспоминаний о бархате кожи Кристин. Продолжая свой путь, Гарнье постаралась отбросить эти будоражащие мысли, сосредоточив все внимание на куда как более животрепещущей теме. Вероятнее всего, с Буке случился несчастный случай. Все же он был известным пьяницей, а события последних месяцев вряд ли направили его на путь трезвости. Но что он вообще делал в опере сегодня? И тогда откуда взялись жандармы? И как они явились столь скоро, ещё до окончания маскарада? Да и если бы тело Буке обнаружил кто-то из гостей, наверняка бы тут же поднялась невероятная шумиха. Но маскарад завершился как и планировалось – костюмированным променадом всех участников в сторону набережной Сены. Тогда кто же обнаружил его тело? Гарнье совершенно запуталась в своих рассуждениях при отсутствии должных исходных сведений, поэтому, подходя к кабинету, не сразу заметила в опустевшем коридоре невысокого седеющего мужчину средних лет в синем двубортном суконном мундире жандарма с белыми эполетами. Он терпеливо ждал хозяйку, сунув форменную кепи подмышку. Увидев Эрику, мужчина по привычке сначала вытянулся по швам, но затем, опомнившись, учтиво поклонился. Девушка остановилась рядом, не торопясь заходить в свой кабинет. Она пристально, оценивающе изучила гостя: пытливые карие глаза, кустистые седые брови, пушистые окладистые усы. Наверное, таким и должен быть служитель закона, с которым было бы приятно пообщаться вне жандармерии и, желательно, на отвлеченные темы. Да вот только здесь он был по вопросу выполнения своего непосредственного служебного долга. - Простите, мадмуазель Гарнье, но я вынужден Вас побеспокоить, - жандарм огладил усы и цепко посмотрел на распорядительницу. - Позвольте представиться, капитан Пьери. Эрика вопросительно изогнула бровь. Если бы ей сейчас задали вопрос, то она вряд ли смогла бы ответить, что именно ее насторожило в поведении служителя правопорядка, но она все так же не сходила с места, застыв на пороге своего кабинета. Чем это было? Внутренним чутьем? - Чем я могу быть Вам полезна, капитан? Честно говоря, Вы вряд ли могли выбрать более неподходящее время, для нашей встречи, нежели завершающуюся новогоднюю маскарадную ночь. Мужчина подкрутил кончик уса, оттягивая момент, будто бы в попытке обдумать, как преподнести собеседнице некую непростую новость. И Эрика испытала эффект дежавю. Память услужливо напомнила о другом холодном утре, когда другой капитан пришел к ней с вестями о гибели. Эрика вздрогнула, от скользнувшего вдоль позвоночника холодка. - Увы, мадмуазель, я и не выбирал это время. Дело в том, что одного из рабочих сцены, мсье Буке, обнаружили мертвым в опере с час назад. Эрика нахмурилась. Значит, мужчина действительно был мертв. Она на секунду задумалась, а затем все же решила уточнить: - Бывшего работника сцены. Он был уволен из Гран Опера ещё в середине прошлого месяца. Насколько мне известно, еще тогда мсье Фирми и мсье Андре его рассчитали, но лично я его больше не видела. И что он делал этой ночью в опере, для меня не меньшая загадка, чем для Вас, мсье. Речь идёт о каком-то несчастном случае? Жандарм пожевал губу, снова оценивая количество и качество того, что он может сказать девушке вот так неформально, стоя на пороге ее кабинета, а не проводя с ней непосредственную официальную беседу. - К сожалению, все обстоит несколько сложнее, мадмуазель Гарнье. Произошло убийство. И в этом нет никаких сомнений, - удручённо покачал головой Пьери, взяв кепи в руку. Ему, сотруднику жандармерии, отслужившему в органах правопорядка боле двадцати лет и повидавшему многое, по правде говоря, совершенно не нравилась эта история. Но присутствующее тут же руководство, едва узнав о произошедшем, немедленно направило его к мадмуазель Гарнье. И вот он с ней встретился. Капитан пытливо оценил первую, самую показательную, реакцию собеседницы на услышанную новость. Девушка совершенно искренне опешила. Лицо мадмуазель Гарнье не было слишком выразительным. Судя по всему, она всегда старалась держаться бесстрастно и чуть отстранённо, что не удивительно при грузе занимаемого ей положения - наверняка управление Парижской оперой требовало немалого количества сил и выдержки. Но даже по тому, как слегка взлетели ее брови и удивленно расширились глаза, в которых читалось непонимание, можно было делать надлежащие выводы. А ещё в ее взгляде скользнуло истинно человеческое сожаление о смерти, как у того, кто сталкивался с оной не понаслышке. Пьери за свою жизнь задержал достаточно преступников всех мастей, чтобы быть наверняка уверенным в одном – убийцы себя так точно не вели. Справившись с первой реакцией изумления, Эрика нахмурилась. Она пришла в искреннее замешательство. Кому, Бога ради, понадобилось убивать этого пьяницу? Ведь даже несмотря на то, что Буке был насильником, он не заслуживал такой смерти. Должной ответственности и наказания в тюрьме за свои грязные домогательства - определенно. Как и отсутствия возможности прикасаться к молоденьким девушкам и даже видеть их. Но не смерти от руки неизвестного в роскошных оперных коридорах. Да и само наличие преступника, способного совершить такое в опере – это же сущий кошмар! Если она правильно посчитала в начале вечера, то количество гостей, прибывших в эту ночь в Гран Опера, составило порядка семи тысяч человек. Шесть тысяч семьсот восемьдесят два, если быть точной. И это без учета персонала самой оперы! Как прикажете вычислять убийцу среди такого невероятного количества людей? Мозг Эрики приступил к кипучей работе, сопоставляя все факты. И все же что-то категорически не сходилось. - А как же Вы так быстро оказались на месте совершенного преступления, смею уточнить? - с сомнением спросила Эрика, недоверчиво прищурившись и все ещё не до конца веря в произошедшее. - Ваше ведомство находится не так близко к Гран Опера, чтобы оказаться здесь в течение получаса. - Я и еще несколько представителей ведомства были на маскараде по приглашению распорядителей, - ответил мужчина, и Эрика припомнила, что действительно иногда краем глаза замечала синюю форму жандармов в течение всего вечера, но не предала этому особого значения. Тогда она допускала, что это просто маскарадные костюмы кого-то из гостей, либо что ведомство направило несколько сотрудников для поддержания порядка во избежание чрезвычайных ситуаций. И уж точно ни она, ни Фирми с Андре не направляли приглашений в жандармерию. - Кого из распорядителей, позвольте уточнить? Я сама являюсь одной из них, - Эрика все больше ощущала неладное. - Насколько мне известно, приглашение поступило от виконта де Шаньи. Эрика замерла. Рауль де Шаньи. Ну конечно. Как она могла не догадаться? Ситуация начинала приобретать неприятный оборот. Если в этом был хоть как-то замешан де Шаньи, то ничего хорошего для себя Эрика точно не ожидала. - Так чем все же я могу Вам помочь? - сдержанно спросила Гарнье, напряжённо выпрямившись и скрестив руки на груди. Она начинала догадываться, к чему все идет. Капитану Пьери было явно не по душе то, что ему предстояло озвучить далее. Он нахмурил свои кустистые брови и откашлялся, ощутимо нервничая. - Дело в том, мадам... - Мадмуазель. - Конечно. Прошу меня простить, мадмуазель Гарнье. Но дело в том, что есть свидетели Вашей ссоры с умершим. Они говорят, что Вы грозились его убить, если он ещё раз появится в опере после вашего конфликта. - А они не говорили, почему я так сказала? - Никак нет. Эрика напряженно побарабанила пальцами левой руки по своему плечу, а затем перевела взгляд на свою ладонь, все еще затянутую в тонкую белоснежную лайковую перчатку. - Какие удобные, однако, у Вас свидетели, - невесело усмехнулась она и задала встречный вопрос. У Пьери складывалось ощущение, что еще непонятно кто и у кого в их разговоре пытался выведать правду. - То есть Вы искренне полагаете, что мне было достаточно увидеть мсье Буке в стенах Гран Опера, чтобы внезапно решиться на его убийство? Не проще ли было сделать это в другом месте, без тысяч возможных свидетелей? Капитан досадливо кашлянул. Справедливо. Все эти доводы были безоговорочно справедливы, и он сам прокрутил их в голове не раз, пока ждал прихода хозяйки кабинета. Но приказ есть приказ. - Я не смею ничего утверждать, мадмуазель. Но я обязан спросить: где Вы были с четырех часов утра вплоть до этого момента? Эрика застыла. Признавать, что она находилась в гримерной Кристин, было крайне чревато. И даже не столько для нее, сколько для Даае. Если капитан плавно подводил к тому, что Гарнье могла быть как-то замешана в случившемся, то нельзя было допустить, чтобы имя Кристин было каким-либо малейшим образом упомянуто в этой истории. Скандальная слава для начинающей примы Гран Опера может стать губительна. - В одном из служебных помещений, - уклончиво ответила Эрика, по сути своей не солгав ни слова. - А с Вами был кто-то, кто смог бы подтвердить Ваши слова? – тут же уточнил мужчина, уловив эту попытку избежать прямого ответа. - Боюсь, что нет, мсье, - быстро ответила девушка и пристально посмотрела в глаза собеседнику, словно проверяя, насколько тот ей поверил. - А ещё, я полагаю, что дальнейшие диалоги я хотела бы вести в непосредственном присутствии своего адвоката. Ложь. Капитан Пьери отчетливо понял, что мадмуазель Гарнье действительно провела это время в компании с кем-то. Но эта новогодняя ночь по своей сути была такова, что располагала к ничему не обязывающему времяпрепровождению, о котором наверняка не захочется распространяться кому-либо, а уж тем более служителю правопорядка. - Как пожелаете. Просто я хотел поделиться с Вами тем, что, якобы, имеется свидетель, который подтверждает, что видел Вас неподалеку от места преступления незадолго до обнаружения тела погибшего. Также у тела обнаружена Ваша трость, - мужчина нахмурился ещё больше, понимая, что он рассказывает слишком многое, чего, по-хорошему, не должен был. Но так же он осознавал, что девушка напротив не имела ровным счетом никакого отношения к преступлению, о котором они вели речь. И это разрывало его между долженствованием и чувством справедливости. - С помощью Вашей трости мсье Буке был лишен жизни. Она могла бы догадаться, что все именно к этому и ведет. Ее решили вывести из игры вот таким беспардонным и, вместе с тем, эффективным способом. Стоит отметить, что очень в стиле семейства де Шаньи. Только вот она никогда бы не подумала, что в своем неуемном желании получить то, что де Шаньи считал своим, он дойдет до такого. Запугивания, лесть, шантаж, обман, манипуляции – это было в стиле их семьи. Но преступление? Такого она никак не ожидала от Рауля. - Вот как, - процедила Гарнье, и не преминула озвучить ту нелепицу, которая складывалась в качестве картины происшествия. - То есть Вы хотите сказать, что это я убила Буке где-то между торжественным открытием дверей, вальсированием и своим постоянным присутствием в танцевальной зале с гостями, а затем оставила орудие преступления рядом с телом, чтобы жандармам было проще догадаться, кто же именно совершил убийство? Я все правильно понимаю? Когда мадмуазель озвучила это вслух, все стало выглядеть лишь хуже. Капитан досадливо поскреб подбородок и, заведя указательный палец за стойку мундира, попытался чуть ослабить ворот, который вдруг начал резко давить. - Я не смею ничего утверждать, мадмуазель, но давайте скажем так - ряд свидетельских показаний и улик определенно не в Вашу пользу, - хмуро произнес служитель правопорядка, а затем опустил глаза, словно пряча их от собеседницы, еще больше мрачнея лицом. - Поэтому я попрошу Вас пройти со мной в участок для проведения дальнейшего разбирательства. От неожиданности Эрика опешила и едва заметно отшатнулась, недоверчиво разглядывая собеседника. Он не мог говорить всерьез. Похоже, дело не заканчивалось простыми обвинениями, а ее решили действительно исключить из партии. Причем немедленно заключив под стражу. Иначе не было никакого смысла вызывать ее в жандармерию – обычно допросы уважаемых господ проходили не в тесных клетушках участка, а в местах проживания либо времяпрепровождения представителей высшего света. То, что сейчас происходило, не только казалось каким-то нелепым фарсом, но и переходило все границы дозволенного. И Эрика без своего на то согласия оказалась в этой буффонаде на главных ролях. - Могу я отказаться следовать с Вами, мсье? - сухо уточнила Гарнье, заранее зная ответ. - Боюсь, что нет, - Пьери сокрушенно покачал головой все так же не глядя на девушку. - В противном случае я буду вынужден применить необходимые меры, чтобы доставить Вас в участок. Мне дали прямой приказ касаемо этого. Мадмуазель, очень прошу Вас, я не хотел бы усугублять и без того щекотливую ситуацию. - Так значит, в противном случае Вы наденете на меня наручники и, на потеху столичной публике, проводите под конвоем через коридоры и залы моей же оперы прямиком в полицейскую карету? - скептически фыркнула Эрика, но от затянувшегося молчания лишь убедилась: скуют и проводят. Похоже, для тех, кто это затеял игра стоила свеч. - Прелестно. Мужчина наконец-то бросил короткий взгляд, и в нем читалось искреннее сожаление. Он досадливо вздохнул и снова отвёл глаза. - Я правда не могу ничего поделать, мадмуазель, при всем моем уважении к Вашим заслугам и Вам лично, - виновато произнес жандарм, и в его голосе читалась неприкрытая печаль и вина. Эрика молча упруго качнулась с каблука на носок и обратно, скрестив руки на груди и размышляя над сложившейся ситуацией. Время перевалило за пять утра и, судя по затихающим голосам на улицах, большинство гостей постепенно начали расходиться по домам. Сегодня они лягут спать и проснутся в своих уютных домах; многие - рядом со своими возлюбленными. Их день будет понятен и предсказуем. И Гарнье ощутила острый приступ зависти к таким простым вещам. Она тихо вздохнула, вернувшись мыслями к происходящему. - Хорошо. Раз так, то позвольте мне хотя бы сменить мой карнавальный наряд - я бы предпочла предстать перед Вашим начальством в подобающем женщине моего положения виде. Плюс я не хотела бы предоставлять вашему ведомству дополнительный шанс арестовать меня еще и за ношение брюк, - колко добавила Гарнье, проходя мимо мужчины в свой кабинет. - А также мне необходимо составить и направить письмо моему адвокату, с просьбой представлять мои интересы в жандармерии и суде, дабы не упустить никакие юридические тонкости. Мне понадобится не более четверти часа. - Конечно, - отозвался Пьери, пропуская хозяйку кабинета. - Я подожду Вас здесь. Дверь кабинета закрылась, пресекая тем самым любую возможную попытку капитана последовать за распорядительницей.***
Эрика зашла и, заперев дверь, прижалась затылком и спиной к дверному полотну. Сердце загнано колотилось, в то время как рассудок оставался поразительно холоден и бесстрастен. Очевидно, что ее попытались нагло оболгать. И им это успешно удалось. Она понятия не имела, сколько людей и ресурсов было задействовано в этом деле, но было совершенно очевидно, что их ссору с Буке выставили удобным мотивом совершенного преступления. Да ещё и использовали ее трость. Эрика окинула взглядом угол кабинета, где она оставила трость перед уходом на бал, но, естественно, не обнаружила ее на прежнем месте. Нечего сказать, просто прекрасно. Безусловно, она могла последовать за офицером, как того велел закон, и попытаться объясниться. Или же вызвать и дождаться блестящего знакомого адвоката, который выстроил бы подходящую линию защиты. Но по всему становилось понятно, кто именно приложил руку к плетению паутины этой мерзкой лжи. И в таком случае его положение и деньги имели гораздо больший вес, нежели ее честное слово. А значит совершенно неизвестно, в какую сторону качнет следствие, да и станет ли оно вообще проводиться, если есть конкретный приказ в отношении самой Гарнье? Капитан сам об этом проговорился. Свидетели ссоры с Буке, и того, что она нанесла ему увечье, конечно же, найдутся в достаточном количестве. Балерины заговорят, как только увидят синюю форму и белые эполеты. А иных свидетелей можно и подкупить – уж здесь де Шаньи наверняка не поскупится. Эрика судорожно осмотрела кабинет. Взгляд внезапно остановился на большом зеркале в пол. Она подошла к нему и коснулась холодной поверхности ладонью, затянутой в перчатку. Да, пожалуй, так будет лучше. Помнится, еще очень давно, они с отцом увлеченно обсуждали легенду о Минотавре, затем сместив нить беседы на катакомбы Парижа. Папá рассказывал, как он когда-то посещал их с проводником, и это были немыслимого размера лабиринты, разросшиеся из древних римских каменоломен подобно плющу или гигантскому спруту. Они тогда еще шутили, не провалится ли Гран Опера в один из кусков этого запутанного поземного лабиринта? Но отец заверил, что бо́льшая часть из них располагалась на севере Парижа и на левом берегу Сены. Но пообещал, что они сами соорудят свои небольшие лабиринты в возводимой опере. Так на итоговом проекте здания вся техническая часть проемов, порталов, ниш, переходов и узких лазов, была уведена и спрятана за несущие стены и декоративные конструкции. Обычно многочисленные проходы и лестницы вели куда-то вниз, к техническим этажам оперы, и служили на случай прокладывания и замены насосных и пожарных коммуникаций, отопительных и газовых труб, а так же для проведения прочих работ. Выходы в эти технические коридоры были разбросаны по всей опере, и о местах их расположения мало кто знал, кроме самого архитектора и его дочери, завершившей его работу. В том числе именно поэтому Эрика всегда лично присутствовала при проведении монтажных работ в Гран Опера – запутаться в этой системе лабиринтов, проемов и тупиков без их создателя было проще простого. И проще простого было запутать в них свой след. Она обязательно обратится к адвокату через доверенное лицо. Но также она просто обязана попытаться очистить свое доброе имя и восстановить справедливость, воздав наказание истинному преступнику. А также защитить свой театр и всех присутствующих в нем. Особенно Кристин. Эрика взяла несколько предметов, которые ей определенно понадобятся в своей добровольной ссылке, а также небольшой запас наличных, что хранился в кабинете. Подумав, она быстро сменила костюм на одежду, в которой была с утра – простой черный шерстяной костюм и рубашку. Благо на ней уже был корсет, в противном случае пришлось бы скрываться в эпатажном и крайне непрактичном для этих целей маскарадном мундире. Гарнье действительно быстро написала три письма, скрепив их печатями и, подув на застывающий сургуч, убрала послания в карман редингота. Накинув его на плечи, она ещё раз бегло осмотрела кабинет и открыла окно. Быть может, хотя бы на какое-то время это поможет сбить с толку жандармов и усложнить ее поиски. Прихватив со стола канделябр, девушка подошла к стене и мягко нажала на нижний угол рамы зеркала, но ровным счетом ничего не произошло. Стараясь не концентрироваться на обжигающем нутро испуге, Гарнье опустила канделябр на пол и с силой, уже обеими руками, надавила на искомый рычаг, скрытый массивной рамой. Помнится, она еще думала, закрывать этот проход книжным шкафом, который не предполагал перемещений, или же декоративным зеркалом? И сейчас она была как никогда рада, что остановила свой выбор на зеркале. Механизм так давно не использовался, что поддавался с трудом. Зеркальная поверхность едва заметно отошла в сторону, открывая узкую щель, из которой пахнуло плесенью и холодом. Гарнье всем весом налегла на край, отодвигая тяжелое сдвижное полотно в массивной деревянной раме, образуя проход, достаточный для того, чтобы в него едва можно было проскользнуть боком. Смахнув выступившую на лбу испарину, Эрика прихватила канделябр и нырнула в образовавшийся зазор, прежде чем взяться за массивную ручку с обратной стороны и вернуть зеркало на прежнее место. Назад полотно пошло с гораздо меньшим сопротивлением, тихонько щелкнув замком, входя в пазы. Эрика развернулась и осветила узкую каменную лестницу, круто уходящую вниз. Из подземелий тянуло сырым, затхлым воздухом, огоньки свечей трепетали. Нужно было торопиться: не так много времени у нее оставалось, чтобы затерять свой след. Теперь она действительно, подобно своему герою из одноименного произведения, стала безмолвным Фантомом этой оперы, скрывающимся в подземном лабиринте.***
Капитан Пьери честно выждал отведенное время и осторожно постучал в кабинет. Мадмуазель Гарнье не было уже добрых полчаса. Он нерешительно потоптался у порога и прислушался к тому, что же происходило за закрытыми дверями. Тишина. Мужчина негромко чертыхнулся. Жак Доминик Пьери собирался выйти в отставку уже пятый год подряд. И пятый же год руководство просило его повременить с этим решением, поскольку другого офицера столичной жандармерии, который бы столь болел за свою работу, они взрастить так и не сумели. И Жак, для проформы ворча в пышные усы, снова и снова соглашался. Хотя, пожалуй, он и сам прекрасно понимал, что в своем доме, оставшись наедине с собой и воспоминаниями, он затоскует уже спустя пару недель. Его супруга скончалась два года назад, так и не оставив наследника или наследницу, отчего капитан дни и ночи напролет проводил в участке, берясь за самые непростые и грязные дела, от которых старались откреститься все желторотые юнцы, только пришедшие в ведомство. У него было прекрасно развитое чутье на ложь и годами службы отточенная способность понимать людские эмоции, а также завидное умение сопоставлять факты и сводить, казалось бы, несводимые концы с концами, чтобы затем развернуть полотно собранных доказательств, и увидеть закономерный результат своей скрупулезной работы. А еще у Жака было живое и не очерствевшее сердце, что являлось удивительной редкостью для сотрудников его ведомства. Оттого он был способен прекрасно понять как жертву, так и преступника, находя общий язык с любым, и подыскивая ключ к сердцу и воле каждого. Тем самым Пьери из раза в раз получал признания от преступников, являясь буквально притчей во языцех в жандармерии Парижа. И все это прекрасно помогало ему в его любимой работе. Но было и то, что несказанно мешало. Так, будучи человеком принципа, он не готов был поступиться своими ценностями и взглядами даже под угрозой смерти. И это помогало ему оставаться неподкупным и честным служителем правопорядка, но частенько портило жизнь, поскольку каждый раз спотыкаясь о свои устои, он чертыхался, но продолжал гнуть свою линию. А еще часто он сталкивался со словом «приказ», которое увесистой глыбой ложилось на его принципы, ставя под угрозу возможность дальнейшей службы. И если обычно руководство достаточно лояльно смотрело на вольности капитана в вопросах его принципиальности, то в деле убийства в Гран Опера Жак прекрасно понимал – ослушание будет стоить ему звания. Но сейчас капитан Пьери напугался не на шутку. Ранее он слышал в кабинете движение, но, минут десять назад, все разом стихло. С учетом гордости, граничащей с гордыней, что билась в мадмуазель Гарнье, ее непримиримости и решительности, мужчина искренне опасался лишь одного – как бы та не свела счеты с жизнью от голословных обвинений в свой адрес. Слишком много смертей для первого дня нового года. Пьери понимал всю абсурдность ситуации и нелепость обвинений, предъявленных девушке. Чтобы удар такой силы нанесла женщина? Бред! Удар был мощным, сокрушительным и, судя по следам брызг крови на стенах, явно наносился тем, кто был выше убитого мужчины. Конечно, это можно было списать на состояние умершего – перед смертью он явно был в стельку пьян. Но капитан лично убедился в том, что Эрика Гарнье не вела себя как преступница. При всем при том руководство обязало привести ее в участок, и одно только это выглядело крайне унизительно и бестактно в отношении дамы ее положения и статуса. Да вот только, судя по всему, в эту нелепую игру, на кону которой стояла свобода и доброе имя женщины, вмешались несколько более значимые силы. И он ничего не мог с этим поделать. Пьери подёргал ручку, но та не поддавалась. Еще раз выругавшись, он позвал молодого офицера и, оставив его у двери, направился к распорядителям. Оставалось надеяться, что кто-то из мужчин уже вернулся в оперу. В конце концов, у них может быть запасной ключ от кабинета мадмуазель Гарнье. Только бы она не попыталась свести счёты с жизнью. Этого уже будет никак не исправить.***
В дверь гримерной нетерпеливо забарабанили. Девушки встрепенулись, неуверенно переглянувшись. Это была совершенно точно не Эрика, возвращения которой Кристин так ждала последние полчаса, оканчивая свои сборы и только-только уложив волосы в простую прическу. Мэг тактично молчала, помогая ей с корсетом и застежкой платья. Но по встревоженному и непонимающему взгляду Жири было очевидно, что в ее голове роилось множество невысказанных вопросов. «Только не сегодня, Мэг. Слишком много тревог, чтобы заботиться еще и об этом». Стук настойчиво повторился. Пришедший, очевидно, не собирался уходить так просто. Набрав воздух в лёгкие, Даае подошла ко входу и, замерев у порога на пару секунд, все же провернула ключ в замке, нешироко приоткрывая дверь. На пороге стояли двое - Рауль и некий молодой мужчина в синей форме, очевидно, жандарм. Де Шаньи был в том же наряде, что и на балу и нетерпеливо переминался на месте. - Где она? - с порога требовательно задал вопрос виконт, заглядывая за спину Даае, но заметив лишь Жири, сразу же потерял интерес к присутствующей в комнате девушке. Бесцеремонность мужчины просто поражала. - Кто тебя интересует, смею спросить? - Кристин скрестила руки на груди, преграждая тем самым дорогу в гримерную. - Кристин, где Гарнье? - настойчиво уточнил Рауль и беспардонно отодвинул девушку за плечи, проходя в помещение. Сделав круг по гримёрке подобно ищейке, он снова вернулся к двери и уже у порога заметил белую полумаску, так и оставшуюся лежать на полу неуместным напоминанием о том, как Кристин столь дерзко стянула ее с Эрики. - Понятия не имею, - напряжённо произнесла Даае. - Почему ты вообще ищешь ее здесь? Кристин категорически претила хозяйская манера поведения де Шаньи. А ещё ей стало жутко от того, что, судя по всему, за эти полчаса что-то успело произойти. Эрика покинула здание оперы? Она направилась в жандармерию разобраться в случившемся? Или же произошло нечто более ужасное? Кристин ощутила, как сердце начинает каменеть от страха. - Рауль, я прошу тебя немедленно выйти. Мужчина будто бы не слышал. Он опустился на корточки и брезгливо подцепил маску кончиком указательного пальца, затем выпрямился, подняв ее на уровень своих глаз, и молча перевел взгляд на едва заметно побледневшую Кристин. Ухмыльнувшись, де Шаньи приложил белоснежную полумаску к своему лицу. Даае вздрогнула, а уголки ее губ непроизвольно дернулись в гримасе явственного отвращения, что не могло укрыться от взгляда виконта. Он небрежно отпустил маску, со стуком упавшую на пол, и, отряхнув затянутые в перчатки руки, словно смакуя каждое слово, произнес: - Твоя распрекрасная Эрика – убийца. И сейчас она пытается скрыться от правосудия. Но ты же не станешь покрывать беглую преступницу, верно, Лотти? Глаза Даае распахнулись в непонимании. Она сдавленно сглотнула, стараясь сохранить крупицы уверенности в своем голосе. - Если это какая-то шутка, то крайне неуместная. И я все еще требую незамедлительно покинуть эту комнату, виконт. Де Шаньи снова криво усмехнулся. Было видно, что он испытывал восторг победителя. А также ощущал в себе и судью, и прокурора в одном лице, вольного прямо здесь и сейчас вынести приговор и незамедлительно привести его в исполнение. Адвоката в этом процессе не было предусмотрено. По крайне мере определенно не виконтом и совершенно точно не для Эрики. - Я-то уйду, но это уже ничего не изменит. Она проломила череп Буке навершием своей трости, Кристин. Все слышали, как она угрожала ему убийством, даже ты знаешь об этом, не отрицай, - припечатал ее новостью де Шаньи, повысив голос, а затем прищурился и практически выплюнул. - И не смей защищать эту женщину, как делала это обычно. Кристин ошарашенно уставилась на Рауля, а затем развернулась к застывшему на пороге жандарму. - Это правда? Молодой офицер лишь кратко кивнул. - Её еще не нашли? Тот так же молча отрицательно покачал головой. Кристин почувствовала накатившую волну облегчения. Она с усилием взяла себя в руки - паниковать она будет позже. А сейчас необходимо выставить отсюда мужчин на случай, если Эрика вдруг действительно решит вернуться. Окинув виконта напряженным взглядом с головы до ног, Даае развернулась к жандарму, игнорируя де Шаньи. - Я не видела мадмуазель Гарнье после маскарада. Поэтому боюсь, что ничем не могу Вам помочь, мсье. А теперь, с Вашего позволения, я хотела бы остаться одна. От услышанных новостей мне дурно, - Кристин выжидающе замерла у двери, взявшись за дверную ручку подрагивающими пальцами, тем самым явственно показывая, что пришедшим пора. О своем состоянии Кристин особо не солгала, поскольку ощутила, как голова начала кружиться, а к горлу подкатила едкая дурнота. Даае сделала глубокий вдох. - Конечно, мадмуазель, - откликнулся офицер приглашающе кивнув Раулю. - Виконт, пойдемте. Де Шаньи подозрительно сузил глаза, но все же направился к выходу. Буквально на секунду остановившись у двери, он ещё раз окинул Кристин колючим пристальным взглядом и коротко бросил, прежде чем покинуть спальню: - Позже я еще загляну. Едва его нога переступила порог, Кристин тут же захлопнула дверь за незваными гостями и для надежности провернула ключ в замке. А вот теперь ее по-настоящему начало колотить. Кристин ощутила, как от подкатывающего волнения начало не хватать воздуха. «Этого просто не может быть!» Сердце сделало несколько неровных ударов, а затем загнанно зашлось. От усиливающейся взволнованности и смятения вспотели ладони и задрожали пальцы, в то время как в груди болезненно запекло. Кристин прошлась из угла в угол, чтобы хоть как-то унять нарастающую тревогу. «Это просто немыслимо! Как ее только могли обвинить в таком?» Голова начала гудеть, а от количества мыслей запульсировали виски. Тревога подкатывала к горлу тошнотой, в то время как все нутро начало скручивать липкой, подобно клейстеру с добавлением горького миндаля, паникой, расползающейся дальше по всему телу, заполняющей вязкой горечью легкие и лишающей возможности мыслить стройно. «Я должна помочь Эрике! Я должна…» Мысли окончательно спутались, оставив на своем месте лишь панические обрывки фраз. И в этот же момент на смену густому тревожному смятению Кристин с головой сокрушительной волной захлестнул мучительный ледяной страх. Стылой беспомощностью он начал сковывать все внутри: желудок, легкие, сердце, прорастая все выше. И Кристин в ужасе осознала, что если он доберется до горла, то она просто не сможет дышать. Не сумеет сделать даже малюсенького вдоха. Даае остановилась и, прижав ладони к лицу, начала жадно глотать воздух, понимая, как много его вокруг, и как мало отведено ей в этот момент для вдоха. «Я не могу. Я умру. Здесь. Сейчас». Кристин лишь сильнее внутренне сжалась, ощущая накинутую ей на горло затягивающуюся пенджабскую удавку ужаса. Это была не просто волна страха, ее словно засасывала чернильная всепожирающая пустота, в которой не было места ни воздуху, ни свету, ни чувствам, ни ей самой. Только безнадежность и кромешный мрак. И если эта тьма поглотит, то Кристин больше не останется, просто не станет в этом мире. Даае растворялась в этом потоке. Она не могла шевельнуться - все тело ниже горла словно перестало существовать. Но легкости не было, наоборот, вместо рук, ног, где-то на уровне груди клубилась плотная чернильная мгла. Быть может, она уже умерла, а все происходящее – лишь воспоминания о ее предсмертной агонии? Такое уже было. Такое случалось с Кристин более четырех лет назад, когда ей сообщили о смерти отца. Точно так же девушке казалось, что ее уже не стало, а все вокруг – лишь черно-белые бумажные декорации. Возможно, потому тогда в оперной капелле она молила лишь об одном – об избавлении. О том, чтобы больше не было этой удушающей пустоты и страха. Даае была готова уйти, просто оставить все немногое, что у нее было в этой жизни, которую в свои на тот момент восемнадцать она еще не успела, да и не хотела познать. И избавление действительно пришло, но не в виде вечного упокоения, а в лице конкретного человека. Ее Ангела музыки. «Эрика». Это имя сверкнуло солнечным бликом среди черной мглы, затопляющей все нутро девушки в этот момент. А затем Кристин ощутила на своем плече легкое тепло, которому не было места в этом ледяном ужасе. Тьма жадно клацнула бритвенно острыми клыками, ощерилась и слегка отхлынула, наконец, дав Кристин возможность судорожно втянуть воздух ртом. С недовольством хищника, у которого отняли добычу, ужас начал болезненно стекаться куда-то за грудину, беспощадно корежа все на своем пути, отчего одеревенелые мышцы тела разом налились ломотой. Кристин пошатнулась, все так же не отнимая рук от лица. Вынырнув из-под удушливого покрова паники, девушка ощутила теплые ладони на своих плечах. Кто-то что-то говорил, но пока она никак не могла разобрать слов и их значения, обратив все внимание на свое дыхание и биение сердца, что снова ощущалось в груди пусть и неровной, но пульсацией, а не безжизненным, грузным осколком, зажатым в тиски ужаса. Кристин отняла руки от лица и увидела встревоженный взгляд Мэг Жири напротив. Как и после смерти отца, она снова почему-то осталась жива.***
Жири сидела тихо, как мышка, глядя на Кристин, бьющуюся словно птица в силках. Девушка молча металась от стены к стене, судорожно о чем-то размышляя, и непрерывно терзала золотое кольцо на своем пальце. Безымянном пальце левой руки. Мэг изумилась. До маскарада его совершенно точно не было. Она перебрала все кольца у Кристин в шкатулке и прекрасно их запомнила. Да и на руке подруги она его тоже не заметила, когда перед маскарадом та мастерила тюрбан на голове Мэг. Это она бы уж точно не пропустила. Неужели, Кристин на балу сделали предложение руки и сердца, а она даже не поделилась этой радостной новостью? А еще подруга называется! Но в последнее время Даае была настолько скрытной в вопросах своих сердечных привязанностей, что можно было предположить все, что угодно, включая некий таинственный роман, завершившийся предложением руки и сердца на новогоднем маскараде. Подумать только, настоящая романтика! Но Кристин явно сейчас было не до радости – она так волновалась за мадмуазель Гарнье. Впрочем, это не удивительно, ведь они были крайне дружны. Хотя ясно как божий день, что рассказы жандарма и мсье де Шаньи в отношении мадмуазель Гарнье были несусветной глупостью. Мадмуазель, конечно, была крайне строга и принципиальна, и она сурово вступилась за ее честь в ситуации с Буке. Но чтобы она была замешана в каком-то преступлении? Да быть того не могло! - Это неправда, Кристин, - тихо и нерешительно проговорила Мэг, будучи неуверенной, что девушка вообще ее слышит. Та ходила из угла в угол подобно маятнику. – Я знаю, что это все враки. Сейчас жандармы обязательно во всем разберутся, и все поймут, что говорить такое о мадмуазель Гарнье – сущая нелепица. Кристин резко остановилась у двери и уронила лицо в ладони. По ее сдавленному, загнанному дыханию и дрожащим плечам было сложно понять колотит ее от волнения или же девушка пытается совладать с накатившими душащими слезами. Балерина с минуту поколебалась, но все же тихонько подошла к Даае и осторожно положила руку подруге на плечо. Кристин вздрогнула, но не отстранилась. Не отрывая рук от лица, она сделала несколько глубоких, жадных вдохов. Мэг ощутила, как Кристин слегка покачнулась, отчего Жири поймала ее второй ладонью за плечо, удерживая от возможного падения. - Всё образумится, Кристин, слышишь? Не волнуйся ты так, - Мэг старалась говорить как можно мягче, поглаживая девушку по напряженным плечам. Тело Кристин словно окаменело. По спине Даае будто бы прошла судорога. Она еще раз шумно втянула воздух, а затем отняла ладони от лица и посмотрела на Мэг, но словно глядя сквозь нее. Жири перехватила этот взгляд и отшатнулась, не в силах выдержать тот ужас, что застыл в глазах Кристин. И она все разом поняла. По одному тому, сколько отчаянья, му́ки, болезненной привязанности, тревоги и панического страха плескалось в глазах подруги в отношении одного конкретного человека, Мэг окончательно поняла, что же именно происходило за закрытыми дверями гримерной, и чье кольцо блестело на пальце Кристин Даае.***
Обычно январское утро первого дня после маскарада для работников Гран Опера начиналось достаточно поздно, а если точнее, уже ближе к обеду. Неспешное и расслабленное время, когда можно было никуда не спешить и начать новый день и новый год дома с чашечки кофе и свежей хрустящей выпечки. Либо в стенах оперы с хорошего омлета и свежего багета с сыром. Ну, а кто-то, наверняка, предпочел бы вместо всего этого просто бутылочку хорошего вина. Почему бы и нет, если речь идет о первом января? Да только не морозным утром первого января одна тысяча восемьсот семьдесят восьмого года. Отправив младших инспекторов допрашивать балерин, оркестр, хористок, а также многочисленный технический персонал, ближе к семи утра в Гран Опера явился подполковник Моше. Сухой, жилистый мужчина с тонкими жидкими усами, водянисто-серыми глазами, желтоватой кожей, напоминавшей старый пергамент, и редеющими волосами, которые он усиленно зачесывал на бок с целью скрыть блестящую макушку. Он неспешно появился в здании Парижской оперы, явно недовольный тем, что его вызвали прямо из постели, не оставив времени на завтрак. Пьери был несколько удивлен, что подполковника назначили вести это дело. Обычно он занимался совершенно другой категорией дел, никак не связанной с убийствами. Крупные кражи и мошенничество, казнокрадство и налоги – вот то, в чем подполковник чувствовал себя как рыба в воде. Хотя, наверняка, все дело заключалось в том, что местом произошедшего преступления стал центр притяжения всей культурной жизни Парижа, и дело обещало быть резонансным и нетривиальным. Жак никогда не работал с подполковником Моше, но слышал о дурной славе, что его сопровождала. Поговаривали, что он нечист на руку и готов на многое ради повышения. Но о чем только не будут судачить люди, пытающиеся скрыть свою вину, верно? Побывав на месте совершенного преступления и лишь мельком взглянув на следы крови на стенах и полу, подполковник Моше тут же поспешил в кабинет, из которого исчезла мадмуазель Гарнье. Увидев сломанный косяк и выломанный замок, он внимательно осмотрел пришедшее в беспорядок помещение и прошел за стол. Мужчина перебрал зажатые пресс-папье бумаги, и поняв, что это все лишь ноты, небрежно отбросил стопку на край стола. Кабинет был крайне аскетичен и даже, по его мнению, пуст: шкаф с партитурами, пара кресел, стол, стулья, столик, тумба, занимавший бо́льшую часть комнаты рояль, ростовое зеркало да потухший камин. Открытое окно выстудило помещение окончательно, отчего Моше поежился. Он, не снимая перчаток, подошел к тумбе, на которой стоял хрустальный графин с янтарной жидкостью и второй, точно такой же, с водой, а также пара бокалов. Откупорив первый, мужчина с любопытством понюхал содержимое. Его носа тут же коснулся аромат дорого, терпкого алкоголя с глубокой дымной, древесной сердцевиной и нотами кожи, табака, темного шоколада и чернослива и высоким послевкусием акации и изюма. У мадмуазель Гарнье определенно имелся вкус - прекрасный, выдержанный арманьяк! Довольно хмыкнув, подполковник плеснул благородный напиток в бокал и, пройдя мимо своего подчиненного, опустился за стол. Теперь начало дня выглядело не так скверно, как казалось изначально. - А теперь расскажите мне, мой дорогой капитан, как же так вышло, что мадмуазель Гарнье куда-то исчезла прямо из вот этой закрытой комнаты, да еще и из-под Вашего носа, м? – голос у Моше был скрипучий и шершавый, словно мужчина страдал от застарелой невылеченной ангины. Пьери вытянулся по швам перед старшим по званию. - Увы, мсье, я не могу этого пояснить. Мы обыскали все, но так ничего и не нашли. Должно быть, она все же выбралась через окно. Вздохнув, подполковник нехотя поднялся с места. Неспешно подойдя к оконному проему, он распахнул высокие створки и выглянул на улицу. Ветер тут же подхватил со стола нотные листы и небрежно разбросал их по полу кабинета. Высунувшись по пояс и придерживая кепи, мужчина посмотрел сначала в одну сторону от окна, затем в другую, оценил высоту до земли, взглянул наверх, а затем звучно захлопнул раму, отчего оконные стекла негодующе задребезжали. Многозначительно усмехнувшись, Моше вернулся за стол и, пригубив ароматный напиток, уточнил, словно общаясь с неразумным ребенком: - Да никак мадмуазель Гарнье отрастила крылья, капитан? Иначе я не могу объяснить, как бы она сумела приземлиться на землю с такой высоты не переломав себе ноги, а затем еще и убежать. Пьери пристыженно молчал, не зная, что ответить и не глядя на старшего офицера. Было видно, как его шея пошла багровыми пятнами – никогда он не оказывался в таком идиотском положении. Подполковник задумчиво побарабанил пальцами по столу, а затем, еще раз посмотрев на застывшего в молчании подчиненного, нехотя бросил: - Ладно, давайте пока что приступим к беседам со старшим оперным составом. Я точно не намерен проводить весь день в этом здании. В конце концов, вечером у меня еще запланирован праздничный прием. И, Бога ради, разожгите камин, иначе мы здесь все околеем. Пьери кратко кивнул, тут же направившись к камину. Спустя несколько минут в очаге мерно занялся огонь, и капитан вышел в коридор, чтобы отдать распоряжение младшему инспектору. Ласкаемые жарким пламенем поленья в камине начали тихо потрескивать, постепенно наполняя помещение мягким теплом. Моше, глядя на огонь и потягивая арманьяк, даже и не заметил, как в кабинет в сопровождении Пьери вошел высокий, ухоженный темноволосый мужчина в бархатном черном фраке, с аккуратными усами и внимательным, спокойным взглядом карих глаз, в котором меж тем читалась изрядная усталость. Это был никто иной, как мсье Ришар Фирми. Распорядитель несколько неуверенно оглянулся. Сколько он помнил, в кабинете Гарнье обычно все лежало на своих местах – листочек к листочку. Сейчас же части партитуры неряшливо разметались по полу, все шкафы и тумбы щерились открытыми дверцами, кусок отколотой щепы торчал из дверного косяка. Все казалось неправильным и словно чужим. За столом же вместо Эрики Гарнье сидел худощавый и желчный мужчина в синей форме, который не понравился распорядителю с первого же взгляда. - Проходите, мсье Фирми, - проговорил жандарм и его голос прозвучал как карканье ворона над могилой. Ришар нахмурился и хотел было подойти к стулу, но так и замер с занесенной ногой, увидев прямо перед собой на полу исписанный нотный лист. Глубоко вздохнув и не обращая внимания на молчаливое неодобрение сидящего за столом жандарма, мужчина опустился на корточки и собрал хотя бы часть листов партитуры, разлетевшихся по кабинету. Он постучал ими о крышку рояля, чтобы собрать в единую пачку, и аккуратно прижал клапом. Столь бесцеремонно относиться к искусству было просто непозволительно! Моше смотрел на действия мужчины с любопытством и легким недоумением. Разбросанные листы бумаги? Да что ему с того? Потом служанка убрала бы – велика проблема. - Вы закончили? – уточнил жандарм без особой приязни в голосе, когда мужчина положил собранную пачку на рояль. Фирми кивнул и нехотя присел на стул напротив служителя закона. - С кем имею честь? – уточнил распорядитель, чувствуя себя не в своей тарелке, находясь словно под лупой. Он никогда прежде не общался с жандармами так тесно. Пару раз в молодости ему доводилось столкнуться с представителями закона ввиду посещения заведений, что пользовались дурной славой среди приличных горожан. Но на тот момент все обошлось тем, что благородного юношу из хорошей семьи отпустили без лишних вопросов. Острота тех переживаний уже давно сточилась о наждак времени. - Подполковник Моше, - представился мужчина и кивнул куда-то за спину Ришара, уточнив, - а позади Вас капитан Пьери, именно он присутствовал на балу и приступил к исполнению своего профессионального долга после обнаружения тела. Мужчина кратко кивнул, выжидающе глядя на служителя закона. Фирми скользнул взглядом по практически опустевшему бокалу, стоящему на столе и ощутил, как его внутренне покоробило от такой фамильярности и хозяйского отношения к тому, что, в общем-то, жандарму не принадлежало. И никогда не будет принадлежать, хотя, быть может, в этом и заключалась причина столь бесцеремонного поведения. При всем при том, ситуация, безусловно, была ужасающая – убийство в стенах оперы? Это катастрофа для Гран Опера. И пока сей факт удалось скрыть от посетителей Оперного бала, но шила в мешке не утаишь – уже завтра все столичные таблоиды будут пестрить этой новостью. Осталось только понять, кто именно падет первой жертвой язвительных и гадких нападок и сплетен со стороны охочих до сенсации журналистов. Ришар помедлил, но все же решил, что лучше сразу заручиться благосклонным отношением жандарма. - Я хотел поблагодарить ваше ведомство за то, что оно предоставило шанс завершить наш бал-маскарад, не тревожа его гостей, - вежливая улыбка коснулась лишь губ Ришара. - Также прошу простить, но мой напарник, мсье Андре, не сможет сегодня поучаствовать в беседе с Вами. Он очень впечатлительный человек, и после всех обрушившихся на нас новостей, ему нездоровится. Узнав о совершенном преступлении, Жиль, действительно, сначала закатил грандиозную истерику, а затем слег с мигренью и не мог ни встать, ни говорить, все время лишь причитая. Пришлось дать ему ландаум, чтобы, хотя бы ненадолго, мужчина смог уснуть. - Но он готов завтра самостоятельно подъехать к Вам в ведомство и пообщаться, - спешно уточнил Фирми, не желая, чтобы жандармы подумали, что Андре пытается избежать встречи со служителями правопорядка. Подполковник безразлично пожал плечами. - Ну, хорошо, тогда давайте побеседуем с Вами. Как говорится, услуга за услугу – ожидаю от Вас честных ответов. Я начну с простого вопроса - как давно Вы знакомы с мадмуазель Гарнье? - начал он, делая какие-то пометки на листе бумаги, лежащем перед ним на столе. Ришар нахмурился. Он решительно не понимал, какое это имеет отношение к делу? Гарнье весь вечер была на балу, то сначала открывая его, то радушно беседуя с гостями. Конечно, его удивила и даже отчасти восхитила та безрассудная дерзость, с которой девушка появилась в брючном мундире в середине вечера, а затем еще и танцевала с дамами. Для себя о такой решимости он не смел и помыслить. Но Гарнье все время оставалась на виду. За тем лишь исключением, когда после известия о гибели Буке, ему пришлось самому возглавить маскарадное шествие к набережной. - Около пяти лет. С момента моего назначения в Гран Опера на должность распорядителя, незадолго до завершения строительства, - все же ответил мужчина, все еще непонимающе глядя на служителя правопорядка. – А какое это имеет отношение к убийству? Моше цокнул языком и вздохнул, откинувшись на спинку стула. - Прямое, мсье, прямое. Поверьте, мы делаем свое дело должным образом. Я ведь не стану давать Вам советы, как руководить оперой? Так и Вам следует просто довериться нам. Сказанное звучало для Ришара крайне неубедительно. - Ты Вы думаете, что это она совершила убийство? – внезапно догадался Фирми и его брови взметнулись в недоумении. Это объясняло учиненный в кабинете Гарнье беспорядок. Моше склонил голову, а затем подался вперед, облокотившись о столешницу и внимательно глядя на сидящего напротив собеседника. - А Вы так не думаете? - Определенно нет. Она не могла этого сделать, мсье, - не задумываясь, Фирми отрицательно покачал головой. Уж что-что, но чтобы Гарнье и была замешана в таком грязном поступке? Просто немыслимо. А уж тем более в стенах Гран Опера. Они с Андре, конечно, периодически шутили, что рано или поздно Эрика точно убьет кого-то из них двоих во время очередного спора и спрячет в оперных подвалах. Но это всегда оставалось лишь шуткой. Подполковник что-то записал для себя и уточнил, не отрывая взгляда от бумаги: - Почему Вы так решили? Фирми пожал плечами. Как объяснить тот факт, который был очевиден для любого, кто был мало-мальски знаком с Гарнье? Потому что она не убийца? Потому что у нее есть чувство собственного достоинства, чтобы мараться о такое? Потому что Гран Опера – это ее детище, в котором она никогда не допускала непорядка? Но ни одна из этих фраз не смогла бы убедить жандармов. - Она, безусловно, может быть крайне резкой и неприятной в общении особой, с этим я не могу поспорить. Но мадмуазель Гарнье честный и высокоморальный человек. Она не способна на убийство, - как бы подытожил Фирми мысли, что вертелись у него в голове и выжидающе уставился на Моше. Подполковник будто бы даже усмехнулся, но тут же закашлялся, словно пытаясь спрятать свою скептическую реакцию за кашлем. - Допустим. А калечить мсье Буке тоже относилось к ее высоким моральным принципам? – уточнил Моше, неотрывно глядя на собеседника. - Я не понимаю, о чем Вы? – нахмурился Фирми. Он, конечно, видел, что за расчетом месяц назад бывший рабочий пришел на костылях, но не придал этому какого-либо значения. Поговаривали, что тот снова напился и сорвался с рабочих подмостков за сценой. Такое случалось с ним и прежде, но, должно быть, в этот раз все завершилось куда как серьезнее. Его пьянство долго терпели, но все же решили с ним расстаться. - То есть Вы не в курсе, что мадмуазель Гарнье раздробила коленную чашечку убитому мсье Буке? – скептически уточнил Моше, не до конца доверяя сидящему напротив мужчине. - Никак нет, - нахмурился распорядитель, недоверчиво глядя на собеседника. - Это сущие глупости, ей Богу. - А Вы видели мсье Буке вчера? – уточнил из-за спины Ришара капитан, все время слушавший вопросы подполковника и ответы на них. Фирми развернулся на стуле, чтобы видеть лицо второго собеседника. - Если честно, то я понятия не имею, что он делал в стенах Гран Опера, да еще и в новогоднюю ночь. Он получил расчет еще с месяц назад. Я могу только догадываться, что, быть может, его пустил кто-то из старых знакомых через служебный вход? Поэтому известие о его гибели стало для меня полной неожиданностью. Пьери кивнул, запоминая полученную информацию, а затем решил осветить еще один немаловажный, по его мнению, момент: - А мадмуазель Гарнье была весь вечер в поле Вашего зрения? - Практически да. Она куда-то отошла только около четырех утра и... - Отошла около четырех. Спасибо, мсье Фирми, Вы можете быть свободны. И да, я жду мсье Андре завтра до двух, - Моше резко прервал и пояснения Ришара, и расспросы капитана. Распорядитель неуверенно поерзал на стуле. - Это все? - Да, это все, Вы можете быть свободны, - несколько раздражённо отозвался подполковник, мгновенно потеряв интерес к сидящему напротив мужчине и продолжая делать свои заметки. Фирми поднялся и, направившись к выходу, буквально на минуту задержался. Он помедлил, но затем все же решился озвучить то, что вертелось на языке все это время: - Пожалуйста, отнеситесь бережно к тому, что находится в кабинете. В конце концов, рано или поздно в него вернется его законная хозяйка. Распорядитель вышел, провожаемый напряженным молчанием. Спустя пару минут тишины подполковник оторвался от своих записей и одарил Пьери тяжелым, неприязненным взглядом. - Капитан, если Вы еще хоть раз посмеете перебить меня и нарушите процедуру проводимого мной допроса, то вкупе с тем, что Вы лично упустили мадмуазель Гарнье, Вам это будет стоить по меньшей мере звания. Я ясно выразил свои мысли? Жак скрипнул зубами, но кивнул. - Я не услышал Вашего ответа, капитан, - мужчина немного повысил голос, вернувшись к своим заметкам. - Так точно, мсье Моше. - Вот и замечательно, зовите следующего.***
Спустя некоторое время после ухода предыдущего гостя, невысокая, стройная женщина средних лет тяжело опустилась на стул перед скучающим подполковником. Несмотря на годы и тревоги, что отражались на ее лице, она все еще сохраняла изящество и гибкость балерины. Если бы не причиняющая беспокойство нога, которую женщина, опираясь на трость, с явным трудом вытянула вперед. - Итак, мадам Жири, позвольте представиться - подполковник Моше. И давайте побыстрее разберемся со всей ситуацией, которая случилась этой ночью. Скажите, что Вы знаете о смерти мсье Буке? – без лишних предисловий начал жандарм, скользнув по женщине не слишком заинтересованным взглядом. Было понятно, что на нее он особых ставок не делал. - Ничего, кроме того, что мадмуазель Гарнье этого не делала, - также сходу заявила женщина, невозмутимо глядя на своего собеседника. Моше вздохнул. Он не видел эту самую мадмуазель Гарнье своими глазами, но она уже начинала его раздражать. Да и, судя по рассказам, она была особа крайне неприятная и заносчивая – острая, отталкивающая, жесткая и вечно выступающая палкой, встающей поперек колес. Но на удивление все работники оперы, включая даже младший актерский состав, как один встали на ее защиту. И это было, безусловно, трогательно, но крайне мешало подполковнику в его конкретно обозначенной задаче. - Откуда бы Вам быть столь уверенной в этом, мадам? – без особого интереса бросил мужчина, вздыхая. До обеда оставалось еще более трех часов. Если Андре приедет к ним завтра, то на допрос после этой мадам оставалось пять человек. И мадмуазель Даае. Но с примой Гран Опера проблем возникнуть не должно. Если повезет, он успеет опросить всех и наведаться на обед в «Le Grand Vefour». Интересно, что там подают первого января? Быть может, их знаменитый террин из утиного фуа-гра? Это было бы просто бесподобно! - Ее не было в этот момент на месте произошедшего, - все так же спокойно ответила женщина, облокотившись о подлокотник и положив голову на ладонь. Ах да. Допрос. Итак, мадмуазель Гарнье. - А где она была? - Не могу знать, мсье, - совершенно искренне отозвалась собеседница. Это начинало утомлять. Моше раздраженно поскреб щеку, заметив, что пора бы подкоротить усы – он уже с неделю не захаживал к своему куаферу. - Тогда с чего Вы взяли, что она не могла быть на месте преступления, мадам? – задал он вполне логичный вопрос, переводя испытующий взгляд на женщину. Мадам Жири лишь пожала плечами, все так же бесстрастно глядя на подполковника. Судя по всему, от нее вряд ли можно было бы добиться чего-то важного в этой связи. Моше вздохнул. Последний вопрос и пора ее отпускать, нет никакого смысла тратить время на эту женщину. - У меня ещё вопрос. Расскажите нам, что Вы знаете о конфликте мадмуазель Гарнье и мсье Буке, когда она его покалечила? И в этот момент мадам Жири ощутимо вздрогнула. Она напряженно сменила позу, скрестив руки на груди, тем самым полностью отгородившись от собеседника. Было очевидно, что жандарм, сам того не желая, метко попал в важную и болезненную для женщины тему. А это было уже интересно! - Это была защита, мсье, - сухо ответила женщина, глядя мимо мужчины. Защита? Прекрасно! Значит, она вполне признает, что именно Гарнье это совершила. Ну хоть что-то! Мужчина хищно улыбнулся и, в попытке расположить женщину, немного подался вперед. Но та лишь откинулась на спинку стула, стремясь сохранить безопасную дистанцию. - Я, конечно же, понимаю, что это была просто защита, мадам. А кого она столь рьяно защищала? - Мою дочь. Мэг Жири. Мсье Буке домогался ее, о чем узнала мадмуазель Гарнье. Женщина говорила рвано и коротко, словно сами воспоминания о произошедшем до сих пор живо вставали перед ее глазами и нестерпимо жалили изнутри. Наверное, именно так и чувствовала себя мать, чья дочь подверглась грязному нападению. Но расследовать вольности уже умершего мужчины в отношении некоей заурядной девицы из оперного кордебалета Моше явно не намеревался. У него была совершенно иная задача, поэтому он уточнил, снова смещая фокус внимания на мадмуазель Гарнье: - А насколько в близких отношениях с Вашей дочерью состояла мадмуазель Гарнье? Мадам Жири непонимающе нахмурилась. - Моя дочь всего лишь балерина в кордебалете ее театра, мсье. Но при этом все девушки находятся под личной защитой и покровительством мадмуазель Гарнье, - уточнила женщина настороженно, явно не осознавая, что своими словами вносит уточнения в построение той версии, что уже была прописана на бумаге жандарма. Подполковник откинулся на спинку стула, не сдержав улыбку. - Да, как я погляжу, мадмуазель Гарнье скора на расправу! Давайте же подытожим то, что Вы сказали - у мадмуазель случаются приступы ярости, даже когда речь идет не о близких ей людях, а банально касается рядовых работников оперы. И эти неконтролируемые приступы могут вылиться в насильственные действия над людьми, ставшими причиной ее гнева. Ну что ж, спасибо, мадам Вы нам крайне помогли.***
Она была последней, терпеливо ожидая своей очереди около трех с половиной часов. Перед ней прошли распорядитель и балетмейстер, главный тенор и другие исполнители центральных партий, капельмейстер и главный дирижёр. Определенно это долгое тревожное напряжение, должно было способствовать сговорчивости мадмуазель Даае. И вошедшая девушка действительно выглядела крайне измотанной и опечаленной. Оказавшись в кабинете, она с какой-то потаенной болью осмотрела беспорядок, царящий в помещении и, ничего не говоря, опустилась на стул напротив стола, за которым сидел подполковник Моше. Она словно окаменела, и только по нервным движениям ее тонких пальцев можно было понять, насколько душу примы Гран Опера обуревала тревога. Судя по покрасневшим глазам и залегшим темным теням под ними, поспать мадмуазель Даае этой ночью не удалось. Сменив карнавальный наряд на обычное, строгое повседневное платье, она выглядела хрупкой и беззащитной, казалось, что даже кресло было для нее слишком велико, поэтому она не решалась занять его полностью, ограничившись лишь краешком. Моше внимательно посмотрел на девушку – даже несмотря на усталость, та оставалась до неприличия красива. Мужчина напряженно откашлялся и, отведя глаза, начал допрос. - Мадмуазель Даае, меня зовут подполковник Моше. Мне крайне жаль, что приходится Вас тревожить, но Вы и сами наверняка уже осведомлены о том, что случилось… Жандарм сделал выжидающую паузу, на что девушка лишь кратко кивнула, но словно даже не ему, а своим собственным мыслям. Она вздохнула и, слегка расправив плечи, все же заняла стул целиком, а затем даже подняла свои бронзово-зеленые глаза на мужчину. - Я ничего толком не знаю, мсье, - ответила мадмуазель Даае слегка севшим голосом. Девушка говорила тихо, но непреклонно. Неужели и она решила играть с ним в эти сомнительные игры по настойчивому оправданию этой самой Гарнье? Мужчина раздраженно скривил губы, словно от прострелившей зубной боли. Хотя приблизительно это он и ощущал - его изрядно раздражала необходимость беседовать со всеми этими людьми в законный выходной. И только лишь обещанные перспективы мирили его с этой надобностью. И, пожалуй, мадмуазель Даае. Да, определенно лицезреть такую красоту доводилось не каждый день. Алкоголь в крови давал о себе знать, и Моше даже слегка причмокнул от своих мыслей. Да вот только девушка, несмотря на все, оказалась на удивление несговорчива. Ну хорошо, пусть будет так, посмотрим, насколько ее хватит, если чуточку надавить? Обычно юные трепетные девицы плохо выносили описания грязных деталей и сцен. - Хорошо. Тогда раз уж Вы не в курсе, то позвольте пояснить, почему мы здесь собрались. Бывший рабочий Гран Опера найден мертвым в одном из технических помещений третьего этажа. Его убили, если быть точным. Вы знаете, размозжили голову увесистым литым навершием трости, да так рьяно, что череп не выдержал и треснул, а кровь забрызгала стены и пол комнаты на добрые полметра. Когда мы начали разбираться в том, кто мог пойти на такой шаг, то выяснили, что у него имелся конфликт с мадмуазель Гарнье. Более того, не просто конфликт, а весьма громкий скандал в результате которого мадмуазель нанесла серьезную травму мсье Буке, оставив его калекой. Раздробила коленную чашечку все той же тростью. Но самое интересное - очевидцы утверждают, что она грозилась мсье смертью, если увидит его в стенах театра снова. Разве не так, мадмуазель? – Моше слегка подался вперед, внимательно наблюдая за реакцией девушки на все им озвученное. Пьери неодобрительно кашлянул, хмуро глядя на начальника, но тот, испытующе глядя на собеседницу, не обратил никакого внимания на это многозначительное бессловесное замечание. При описании сцены убийства зрачки девушки слегка расширились, но более она ничем не выдала свое душевное волнение или отвращение. Более того, Даае внимательно выслушала собеседника, а затем откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди в попытке создать хотя бы некое подобие барьера между ней и служителем правопорядка. Словно оказанное давление лишь укрепило ее душевное равновесие. А затем девушка упрямо тряхнула головой: - Не имею ни малейшего представления, о чем идет речь, мсье. Подполковник досадливо скрипнул зубами. Очень хотелось закурить. Он и подумать не мог, что именно с мадмуазель Даае, с этой миловидной куколкой, возникнет проблема несговорчивости – в конце концов, юная, тонкая прима не выглядела как человек, способный выдержать давление допроса. К тому же девушка была настолько измотана, что была просто обязана как на духу рассказать все, что от нее требовалось на первой же минуте. Моше бросил короткий взгляд на капитана, призывно дернув подбородком. Тот приблизился к столу с другой стороны, ожидая приказа, при этом внимательно наблюдая за сидящей девушкой. При всей закрытости и попытках держать себя уверенно, Пьери видел, насколько страшно было мадмуазель Даае в этот момент – поверхностное дыхание, легкая бледность кожи, расширенные зрачки и нервно подрагивающие ноздри. Но ее страх не был вызван присутствием в комнате для проведения бесед, помогающих следствию (как они изящно окрестили допрос), а, судя по всему, имел в основе тревоги совершенно иного толка. Только вот какие? - Давайте тогда начнем с простого вопроса, - Моше решил зайти с другой стороны, не найдя поддержки в лице подчинённого. - Как давно Вы знакомы с мадмуазель Гарнье? Девушка буквально на секунду прикрыла глаза, смаргивая мелькнувшую во взгляде печаль, что не скрылось от внимания Пьери. - Три года. Практически с момента, как я приехала в Гран Опера, - произнесла она глухо и скованно. - Хорошо. И какие у вас отношения? – подполковник делал краткие заметки в своих записях, не обращая внимания на эмоции, сменяющие друг друга на лице собеседницы. Девушка отвела глаза и лишь крепче сцепила руки на груди, но затем перевела колкий взгляд на мужчин. Отчаянная решимость, вот что отражалось в этом взгляде теперь. - Она распорядительница Гран Опера. Поэтому, в первую очередь, у нас рабочие отношения. Во-вторых, она была моим ментором в период становления моего творческого пути. Поэтому у нас творческие отношения. И, в-третьих, мы крайне близкие приятельницы. А значит у нас дружеские отношения. Что из этого Вас интересует, мсье? – уточнила мадмуазель Даае, и в ее окрепшем голосе послышался легкий вызов. Моше изогнул тонкую бровь и уже внимательнее присмотрелся к девушке напротив. После, казалось бы, такого простого вопроса возникло ощущение, что внутри нее начало разгораться незримое пламя. - Тогда Вы, как никто другой, наверняка, знаете все тревоги и заботы мадмуазель Гарнье, верно? На правах близкой приятельницы, как Вы сами заметили. На этот вопрос прима ничего не ответила, лишь продолжая испытующе глядеть на собеседника слегка склонив голову набок. - Меня интересует Ваше мнение. Скажите мне, мадмуазель Даае, насколько Ваша подруга могла пойти на убийство? Говорят, она скора на расправу, а порой бывала весьма жестока. Пьери перевел непонимающий взгляд на подполковника. Складывалось полное впечатление, что старший по званию офицер уже выбрал, кого сделать ответственным за совершенное преступление, а сейчас просто подводил под это недостающие факты. Ни о каком объективном расследовании речи и не шло - ни единый проведенный этим утром допрос не позволял выявить истинного преступника, а лишь сводился к склонению в даче обвинительных показаний в отношении мадмуазель Гарнье или вытягивании недостающих для этой версии фактов. - Те, кто это утверждает, судя по всему, весьма поверхностно знакомы с Эрикой и ошибочно принимают строгость за жестокость. Господь им судья за их вранье или заблуждения. Но Эрика никого не убивала, мсье, - отчеканила девушка, презрительно вздернув подбородок. – Более того, ее не было за кулисами или в технических помещениях, как Вы говорите. Она все время присутствовала в танцевальной зале, этому есть сотни, а то и тысячи свидетелей. - Согласен, - кивнул Моше, но затем цыкнул сквозь зубы, словно внезапно припомнив значительный нюанс. - Да вот только ближе к четырем утра она куда-то отходила, затем снова вернулась, а потом вновь исчезла, и никто не видел ее больше до самого конца вечера. Этому также есть сотни свидетелей, как Вы изволили заметить. Поэтому, если Вы в курсе, где же мадмуазель Гарнье была после четырех утра, то не соблаговолите ли пролить свет на этот вопрос? - Ее не было в технических помещениях на третьем этаже, - уточнила девушка, несколько невпопад, отведя глаза. - Так где же тогда она была? Мадмуазель Даае замолкла, словно взвешивая и принимая решение относительно дальнейших своих слов и возможных последствий, но все же решилась ответить: - Со мной. В моей гримерной. Мы утомились от обилия гостей, духоты и музыки и решили побеседовать в тишине, мсье. Подполковник вскинул брови и, откинувшись на спинку стула, вкрадчиво произнес: - Как интересно, мадмуазель Даае. А вот она успела нам поведать совершенно иное. Правда, затем столь стремительно покинула нас, судя по всему, не желая продолжения беседы. Но мадмуазель Гарнье рассказала, что находилась одна в служебном помещении. Поэтому, смею уточнить, правильно ли я понимаю, что это не Вы даете заведомо ложные показания с целью сбить следствие, а солгала именно она? Но при этом никто кроме Вас, ее лучшей подруги, не может подтвердить Ваших слов? - Никто, мсье, - тихо ответила девушка, стушевавшись и в задумчивости опустив глаза. Они замолчали. В кабинете было слышно лишь потрескивание камина. Мадмуазель Даае поникла и с головой ушла в свои непростые мысли и, судя по тому, сколько тревоги застыло в ее глазах, ни одна из них не приносила ей столь желаемого утешения. - Мадмуазель Даае, а что Вам известно о ситуации, когда мадмуазель Гарнье покалечила мсье Буке? – если это сработало с мадам Жири, быть может, и с этой девицей получится надавить на эту тему. Кристин выпрямилась и, глубоко вздохнув, сложила руки на коленях, разглаживая невидимые складки на подоле юбки. - Ничего. Я этого не видела, а сплетничать могут о чем угодно. - Понятно, - побарабанил по столу Моше и пригубил налитое из в который раз наполненного бокала. А он так надеялся, что именно разговор с Кристин Даае поможет окончательно закрыть это дело без лишних дополнительных хлопот. - Она была со мной и никак не могла оказаться на третьем этаже в этот момент, - вновь тихо, но настойчиво произнесла девушка, не в силах выдерживать затянувшееся молчание и глядя на свои сложенные на коленях ладони. - Видите ли, какое дело, мадмуазель Даае. У нас есть несколько свидетелей, которые утверждают обратное. И кто из вас говорит правду, а кто лжет - пока остаётся для нас загадкой, - Моше поболтал арманьяк в бокале и посмотрел через напиток на огонь. Пламя отразилось в хрустальных гранях мириадами всполохов. - Мсье, поверьте, она может быть вспыльчивой, но способна держать себя в руках. И, конечно же, она не убийца, - прима отчаянно попыталась воззвать к служителю правопорядка, ища взглядом глаза Моше, а затем переведя взгляд, наполненный смятением на Пьери. Но все тщетно. - И тем не менее она сначала покалечила мсье Буке, как бы Вы того ни отрицали, это было ее рук дело. А затем мсье вообще оказался мертв. А ещё, будучи невиновной, она бы не сбегала вот так с места преступления как сейчас, - отрезал мужчина со стуком опустив бокал на стол. Кристин замолчала. Она еще раз тоскливо осмотрела кабинет. Еще позавчера они были здесь вместе: общались, смотрели на огонь, обсуждали новые вокальные партии и просто наслаждались ощущением такого близкого присутствия. Даже без касаний, без объятий и поцелуев это ощущалось столь личным, что сейчас отдавалось в сердце Кристин режущей болью. Словно сейчас это важное было самым жестоким образом вырезано из груди зазубренным тупым лезвием и теперь зияло пустотой в центре грудной клетки. Все тот же стол, тот же камин, тот же рояль. Да беспорядок, что учинили жандармы. Но даже не он отдавался глубоко внутри этой тупой болью. Складывалось полное ощущение, что, пустив сюда двух суровых мужчин, этот кабинет и этот рояль разом осиротели. Словно сама опера потеряла хозяйку, и было совершенно непонятно, что же с этим делать дальше. Будто и Кристин потеряла часть себя, рассыпавшись витражными осколками на множество кусочков, которые теперь никак не складывались в единое полотно. Даае напряжённо молчала. Она прижалась губами к обручальному кольцу и, будто бы собравшись с духом, уточнила: - Чем ей это грозит, если вина будет доказана? Ее вопрос звучал несколько наивно и отчаянно, как у человека, который ни разу не сталкивался с огромной, неповоротливой, бездушной машиной правосудия и вершения наказания. Пьери сокрушенно покачал головой - бедное дитя совершенно не осознавала всей серьезности ситуации. В то время как подполковник невозмутимо ответил: - Если бы мадмуазель Гарнье ограничилась лишь покушением на здоровье мсье Буке, то отделалась бы непродолжительным заключением в смирительном доме. Но с учётом произошедшего, ей грозит смертная казнь на гильотине, мадмуазель. Именно так гласит статья триста два Уголовного кодекса: «Всякому приговоренному к смерти отсекается голова, приговор к смертной казни приводится в исполнение на одной из публичных площадей местности, указанной в обвинительном приговоре». К слову, площадь перед Гран Опера как раз сгодится для этих целей. Даае почувствовала себя дурно. Кровь отхлынула от лица, а звуки начали доноситься словно сквозь подушку. - Я могу идти? - спросила она вмиг побелевшими непослушными губами. - Проводить Вас, мадмуазель, - встревоженно поинтересовался Пьери, глядя на бледную как мел девушку. Из волнения к ней, он вновь нарушил приказ и прервал допрос, не дождавшись дозволения старшего офицера, чем вызвал его раздраженный взгляд. Кристин сначала было отрицательно покачала головой, но, поднявшись на ноги, ощутила слабость в конечностях, и все же попросила: - Будьте так добры, мсье? Я буду Вам крайне признательна. Она встала, едва заметно пошатнувшись, но, собрав последние силы в попытке сохранить собственное достоинство, отказалась от предложенной руки и, гордо вскинув подбородок, направилась к двери. Они молча минули оперные коридоры. Мадмуазель Даае шла погруженная в свои мысли все так же без единой кровинки в лице. Но в последний момент у своей спальни она, словно руководствуясь сиюминутным порывом, судорожно вцепилась в рукав форменного кителя капитана и прошептала: - Она никого не убивала. Клянусь Вам, она не убивала. Взгляд девушки был столь отчаянным и наполненным немой мольбы, что Пьери было смутился, но прима тут же сконфуженно отстранилась, извиняясь: - Простите мне мою неподобающую вольность, мсье. Должно быть, я просто невероятно устала. Не дожидаясь ответа и не поднимая глаз, мадмуазель Даае скрылась в своих покоях, плотно затворив за собой дверь.***
- Подполковник Моше, позвольте уточнить? – Пьери хмуро остановился напротив офицера, преграждая ему путь из кабинета. Похоже, тот остался вполне удовлетворен проведенной работой и теперь планировал насладиться заслуженным, по его мнению, отдыхом. В ответ офицер лишь неприязненно посмотрел на неудобного и навязчивого капитана. Боже, почему ему в этом деле достался этот толстолобый и несговорчивый подчиненный? Про Пьери ходили слухи в ведомстве, но кто же знал, что придется проверить их обоснованность на себе? - Давайте капитан, только быстро, у меня еще имеются неотложные дела. - Почему мы опрашиваем всех лишь в отношении мадмуазель Гарнье? Разве не следует выяснять, в том числе, где были сами допрашиваемые и что они видели? Почему мы вдруг решили, что она та самая искомая убийца? – напрямую в лоб спросил Пьери, неотрывно глядя в глаза старшему по званию. Моше досадливо поморщился. Менее всего он хотел вступать в полемику по вопросу моральных принципов, причин и следствий, а также придумывать какие-либо доводы. Благо обо всем этом спрашивал всего лишь младший по званию. А, значит, можно было просто напомнить ему его место. - Вы смеете усомниться в моих методах, капитан? – вкрадчиво поинтересовался жандарм. - Ничуть, - скрепя сердце выдавил Жак. «Ещё как». - Тогда молчите и учитесь у старшего офицера, мсье Пьери, - хмыкнул подполковник, проходя мимо и направляясь в сторону парадной лестницы. - И да, не забывайте о нашем предшествующем разговоре - звание, капитан, звание! От всего происходящего, а в особенности от финального ответа Моше, у капитана свело скулы. Он глубоко вдохнул и выдохнул в попытке сохранить самообладание. Все слухи в отношении Моше, судя по всему, являлись правдой. Это выходило за все допустимые рамки не только приличия, но и морали. И если правосудие стоит на страже того, чтобы обвинить невиновную женщину, то ему явно не место в такой системе. Но что капитан Пьери точно намеревался сделать, так это докопаться до истины. ______________________________________ [1] Художественный прием изображения (в литературе, театре), основанный на резком преувеличении комического, на окарикатуривании персонажей, их действий и поступков. [2] Согласно закону 1800г. любая женщина, которая желала одеваться по мужской моде, обязана была явиться в полицейский участок за разрешением в противном случае ей грозил арест. Лишь с 1892г. в закон была внесена поправка, позволяющая женщине носить брюки только если она «обеими руками держит поводья коня». В 1909г. парижанкам разрешили носить брюки, катаясь на велосипеде. В 1980г. официально получили право носить брюки женщины, входящие в состав Сената и Национальной Ассамблеи, но лишь на заседания Парламента. И лишь с 1 февраля 2013г. (!) запрет на ношение женщинами брюк был снят окончательно, спустя 214 лет своего существования. [3] Фр. Catacombes de Paris - сеть подземных туннелей на месте древних римских каменоломен под Парижем, которые являются частью древней системы туннелей, простирающейся более чем на 800 гектар. [4] Затягивающаяся петля, узел которой так же называют эшафотным, или «висельным» узлом. [5] Описанное является набором симптомов и опыта людей, страдающих от панических атак. В конце XIX века еще совершенно не знали, что это такое, списывая на истерии или болезни сердца. Изучение вопроса панических атак начал Зигмунд Фрейд, а официально болезнь была диагностирована только в середине XX века. Сейчас не 1878 год поэтому, пожалуйста, если испытываете нечто подобное, обязательно обращайтесь за помощью к специалистам – приступы панических атак вполне успешно купируются. [6] Фр. terrine - блюдо из овощей, мяса или рыбы, нечто среднее между запеканкой и паштетом. [7] Фр. coiffeur парикмахер. [8] Нем. Kapellmeister - руководитель хоровой капеллы или оркестра самого разного состава. [9] Статья 309 Уголовного кодекса 1810г.: «Смирительным домом карается всякое лицо, которое нанесет раны или удары, если последствием этих насильственных действий явится болезнь или неспособность к личному труду на время свыше двадцати дней». [10] Ст. 302 Уголовного кодекса 1810 г.:«Всякий виновный в предумышленном убийстве, отцеубийстве, детоубийстве и отравлении карается смертной казнью». [11] Статья 12, статья 26 Уголовного кодекса 1810 года.