Брут и его бешеный

Бродяга нехотя разлепляет глаза. Кровать такая мягкая и теплая, что просыпаться, а уж тем более вставать совершенно не хочется. Впрочем, для полной идиллии в этой теплой и мягкой кровати чего-то не хватает. Кого-то. Бродяга, щурясь, поворачивается, для верности шаря по другой половине кровати рукой, но Брут действительно отсутствует. Сквозь шторы на непривычно большом панорамном окне в комнату пробираются лучи солнца, скользят по одеялу светящимися пятнами и намекают, что уже давно утро. Прислушавшись, Бродяга через приоткрытую комнатную дверь различает негромкое бряцанье посуды. Видимо, Брут решил не будить его (а может, пробовал, но не преуспел) и пошел готовить завтрак. Помимо звуков до спальни долетают и запахи, причем очень вкусные. Доводов в пользу того, чтобы встать, становится чуть больше. Бродяга еще пару минут валяется, взвешивая за и против, но потом все же потягивается и откидывает одеяло. И сталкивается с проблемой. Проблема заключается в том, что у Бродяги нет одежды. Точнее, она есть, но, очевидно, так и валяется в ванной, где он ее вчера снял. Ему сняли. Бродяга обводит взглядом комнату, немного морщась от ее белизны, идеальности и чистоты. Ничего похожего на его одежду. Вообще ничего похожего на нормальную одежду, как может нормальная одежда быть белой?! Вздохнув, Бродяга сгребает со стоящего рядом с кроватью кресла аккуратно сложенное что-то. Чем-то оказывается белый свитер, на вид довольно просторный, а на ощупь довольно мягкий. Бродяга подносит его к лицу, чтоб рассмотреть узор, в который сплетаются нитки, и чувствует, как от свитера приятно пахнет Брутом. Помедлив, Бродяга решает, что это все-таки не такой уж плохой вариант и, натянув свитер через голову, вылезает из кровати. Свитер действительно оказывается большим и длинным, доходя Бродяге почти до середины бедер. Зато в нем тепло и на коже он ощущается весьма приятно. Бродяге сложно представить, чтобы Брут, живя в Полисе, ходил куда-то в таком свитере, так что свитер, видимо, домашний. А если так, Брут, наверное, будет не против, что Бродяга его одолжил. А если против, то кто его спрашивает, правильно? Он выходит из спальни в широкий коридор, по запаху определяет, в каком направлении кухня, и идет туда. По пути ему попадается знакомая дверь, ведущая в ванну. Бродяга немного замедляется, размышляя, стоит ли зайти туда и взять хотя бы трусы, но потом решает, что свитер длинный, поэтому и так сойдет, и продолжает свой путь на кухню. Просторная светлая кухня встречает запахом блинчиков и тихим шкварчанием. Брут стоит у плиты спиной к Бродяге и переворачивает маленькие кругляши — кажется, они называются оладьи — ловко подцепляя их за край прямо механической рукой. Бродяга подходит к нему, обнимает со спины и утыкается в шею. — Вот это тебя хорошо вчера размазало, я уж думал, ты до вечера просыпаться не собираешься, — улыбается Брут, перекидывая готовые оладушки на тарелку, на которой уже возвышается приличная горка. Потом наливает на сковороду новые порции теста. — У тебя тут слишком вкусно пахнет, — отвечает Бродяга, провожая оладушки заинтересованным взглядом, но Брута не отпуская. Наоборот, начинает поглаживать его руками, жарко выдыхает в шею и несильно прикусывает. — Мммм, — Брут чуть наклоняет голову, подставляя Бродяге шею, но про сковородку не забывает. — Я смотрю, ты восстановил энергию. Но подожди, дай доделаю, тут буквально одна партия осталась. Бродяга возмущенно фыркает, отлипает от Брута, мстительно цапает с тарелки готовый маленький блин и засовывает в рот. Тот оказывается слишком горячим, и Бродяга замирает, смешно приоткрыв губы и дыша через рот, чтобы немного его остудить. — Дурак, — скашивает на него глаза Брут и усмехается, за что немедленно получает тычок в бок. — Стоп, ты что, в моем свитере? Бродяга хитро ухмыляется, утаскивает с тарелки еще два оладушка и отодвигается подальше, чтобы Брут, не отходя от плиты, не мог до него дотянуться. Брут перекладывает на тарелку последнюю партию оладьев, выключает плиту, поворачивается к Бродяге и наконец разглядывает его полностью, задержавшись взглядом на тонких обнаженных ногах со следами старых синяков и шрамиками на коленях. — Только не говори, — Бродяга злорадно отмечает, как у Брута слегка краснеют щеки, — что у тебя под свитером ничего нет… — А ты проверь, — Бродяга подходит к нему вплотную, и Брут видит, как в глазах у волчонка пляшут чертики. — Не офигел ли ты… — Брут ведет по бедру Бродяги рукой, забирается под свитер и понимает, что да, действительно ничего нет, — брать мою одежду? — Во-первых, — Бродяга придвигается еще ближе, настолько, что Брут ощущает его дыхание на своих губах, — ты тоже брал мою одежду. Во-вторых, мне кажется, что тебе все нравится. Бродяга бессовестно накрывает рукой его пах на «нравится», и Брут понимает, что собственное тело сдало его с потрохами. — Подловил, — хмыкает он и целует тонкие ухмыляющиеся губы, одной рукой обнимая Бродягу за талию, а другой проводя по бедру от наружной стороны к внутренней. Бродяга чуть вздрагивает, ощущая прохладный металл протеза, но отвечает на поцелуй охотно, прижимаясь к Бруту уже всем телом и подставляясь его рукам. Потом чуть отстраняется и кивает на тарелку с оладьями. — А как же завтрак? Остынет же, — пытается ерничать он, но срывается на задушенный стон. Брут прижимает неугомонного волчонка к кухонной стене, с наслаждением глядя, как тот плывет под его руками. — Ничего, погреем, у меня микроволновка есть, — невозмутимо отвечает он, задирая на Бродяге свитер. Все-таки волчонок прав, ему действительно нравится.