Самурай не из страны Вано

      Хиёри ещё никогда настолько сильно не хотелось видеть незнакомого мужчину счастливым. Хотя бы раз.       Самурай, выросший за пределами Вано, так же хмурен, как и местные не-весельчаки. Он всегда ходит со сдвинутыми бровями и словно ждёт, когда на него нападут; улыбка не появляется уже второй день. Иногда, однако, он выглядит более расслабленным. Словно кот, потерявший движущуюся точку, он прикрывает глаза и смягчается. Пока, конечно же, не случается так, что что-то неритмично шевелится: тогда к нему возвращается былое настороженное молчание.       Хиёри по неизвестной для себя причине печалится его напряжению. Хочется, чтобы он хоть на минуту перестал сканировать пространство и заснул, как и хотел. Даже не смотря на старания Токо он продолжает сидеть, выточенный из глыбы, и называет лучшую шутку девчушки глупой. Хотя и радоваться, понимает Хиёри, сейчас странно: для самурая катана — словно продолжение руки. Жаль только, что украденный им меч был забран справедливо. Это мешает сочувствовать ему в полной мере.       Зороджуро задумчиво смотрит вдаль, и — Хиёри, по крайней мере, тешит своё тщеславие этой мыслью — не уходит просто потому, что она попросила остаться и подождать, когда раны затянутся. Уходить-то причины нет, вор ведь с кладбища никуда не исчезнет. Только здесь ему есть, чем поживиться без вреда для себя. Самурай не из страны Вано это, видимо, понимает тоже, и ждёт каждый час, промелькнёт ли грузная фигура в сугробах. Принцесса же осознаёт, что, захоти он, второй раз остановить не удастся; отчего же так хочется, чтобы ему здесь было максимально комфортно?       Хиёри разводит огонь, поддерживает его, готовит, меняет повязки и даже успевает следить за тем, чтобы Токо не докучала Зороджуро. Тот в лице не меняется и что-то бурчит про выпивку, спокойно принимая лечение и еду. И после очередного извинения говорит, что бывал в перебранках много хуже трёхстороннего боя из-за своего друга. И — может, опять её эго — совсем немного смущается. Впервые это заставляет саму принцессу робеть. До сих пор она не чувствовала ничего от эмоций чужих ей людей. Ведь одно дело — смеяться над шутками Кавамацу или переживать за Денджиро каждый раз, как кто-либо близко подходит к его разоблачению; совершенно другое — ощущать, как рдеют уши от предположений о том, что может происходить в сердце случайного для неё самурая.       Зороджуро громко вздыхает, отвлекая её от странных мыслей. Самурай, родившийся не в стране Вано, всё же — Хиёри, если честно, ждала этого, учитывая тягостное молчание и угрюмые взгляды на две катаны из должных трёх — задаёт вопрос о воре. Принцесса рассказывает, смотрит на реакцию и думает: ему, наверное, можно верить. И как будто бы он может что-то знать о Красных Ножнах, не просто же так он появился в Вано сейчас, спустя двадцать лет, будучи самураем, не имеющим отношения к этой стране. «Слабое оправдание», — считает про себя Хиёри, но рискует. Когда-то и её отец рискнул всем, став негласным национальным героем и сохранив жизнь друзьям, так чего бы ей не попробовать? Тем более насчёт такой мелочи.       Она выясняет, что Зороджуро-таки знает её брата и остальных и радуется. Интуиция не подводит, хотя и колеблется насчёт отношений Момо и этого самурая, а эмоции уводят далеко в прошлое. В разруху, в голодные дни, к брошенному Кавамацу. Даже к Ину и Неко, к этим очаровательным пушистым шарикам меха, вечно дерущимся по любому поводу. И к тому, что стоит с этой информацией делать. Потом — к смеющейся Токо. Зороджуро, только приготовившийся спать, недовольно бросает взгляд в их сторону, и Хиёри снижает голос. Тщетно из-за нахлынувшего возбуждения и необязательно, как оказывается: самурай засыпает без препятствий спустя пару минут. Хотя, к сожалению принцессы, не расслабляется даже теперь.       Хиёри, спустя время успокоившись, думает, что теперь у неё ещё больше причин сохранить душевное равновесие самурая. Брату нужны сильные воины. А сильные воины — довольные воины.       Она идёт на невообразимый для прошлой себя шаг, пытаясь согреть Зороджуро объятиями. Сон рядом с самой красивой женщиной Вано точно должен его осчастливить, как и любого другого мужчину, хоть самой принцессе не всегда это нравилось. Просто одно дело — непозволительная близость, другое — футон на дво… троих, учитывая забравшуюся под одеяло уставшую Токо. Без вынужденных эмоций, которые Хиёри не испытывала никогда. Просто сон. На этот раз, однако, полный спокойствия и глубокий, не смотря на быстро бьющееся сердце.       Проснувшись от (громкого, однако) возмущения Зороджуро, Хиёри спросонья выдаёт себя с головой: мол, план был именно такой, не могло же ему не понравиться! Но, благо, живой скелет отвлекает и его, и её от этих глупых слов. На мгновение сердце останавливается, после — чуть отмирает. Нет, поймали не Денджиро, но задержанный человек важен для Токо. Забывается и цель сохранить весёлую непринужденность, и желание окружить радостью временных обитателей этого домика. Остаётся только страх и стремление догнать, уберечь девочку. И после — всё не до того. Таким глупым кажется ей желание вызвать улыбку на фоне других эмоций и того, что с людьми сделал смайл.       Бессильная ярость и чувство несправедливости из-за реакции жителей Эбису.       Облегчение, что раны не сделали самурая не из страны Вано слабее и у него есть верные соратники.       Страх, что Денджиро и Зороджуро друг друга убьют.       Обречённая беспомощность, когда на неё нападают.       Благодарность за спасение и вина за то, что из-за неё он снова должен оглядываться по сторонам, а не быть сосредоточенным на противнике.       Далее — встреча с Кавамацу, поиск оружия и обмен им, расставание. Столь быстрое, что Хиёри уж думала, что не встретятся они больше. Тем более учитывая её план; она могла больше ни с кем не встретиться в принципе. Она и готовится, когда на неё двигается огромная горящая змея. Спасает её буквально чудо.       Чудо, приведшее к очередной встрече.       Хиёри почти злится на Зороджуро после всех битв, но, смотря на полуобморочного самурая, забинтованного по самое не хочу, её первой мыслью становится слово «жив». Это прекрасно настолько, что принцесса сидит несколько часов рядом под предлогом слежки за стабильностью состояния. Маленький доктор Мугивар выражает ей благодарность, а минк-медсестра рассказывает об уходе за больными; добавляет, что у людей это по-другому, наверное, работает, но Хиёри разбирается. Она все силы прилагает к тому, чтобы Зороджуро был в наилучшем состоянии, и подсознательно надеется, что после этого он точно должен улыбнуться.       Зороджуро, однако, как будто принимает её уход за должное и возвращается в командную кутерьму: выпить, поесть, подраться (опять, но не на смерть). Хиёри думает, что сделала всё, чтобы унять зудящее желание, и теперь оно никогда не уйдёт.       В день отплытия принцесса пытается думать о чём-либо, кроме самурая не из страны Вано. Как назло, именно в этот день Зороджуро находит способ остаться с ней наедине. Снова хмурится и аккуратно подбирает слова с единственным смыслом: «спасибо». Сквозь все остальные — Хиёри даже не помнит, какие именно — она слышит только одно, самое главное. И улыбается удивлённо. Не как раньше, для дружеской атмосферы, от распирающей радости или для угождения. Уголки её губ тянутся вверх оттого, что она просто не может поверить: Зороджуро, находившийся из-за неё вдали от команды, на самом деле не считает, что это было зря. Он даже что-то упоминает про своевременную помощь и поддержку. Хиёри может ответить только: «конечно, рада, что смогла быть полезной».       Самурай почти что сурово кивает, сложив руки на груди.       — Зороджуро-сан, можно последнюю просьбу?       — Валяй.       — Можно вас обнять?       Теперь удивляется самурай не из Вано, и Хиёри прикрывает рукавом рот, чтобы не засмеяться в полную силу. Это ведь уже происходило, просто при кошмарных обстоятельствах или без его согласия. Теперь же нужно сделать всё правильно. Зороджуро думает ещё пару секунд, что-то взвешивает в мыслях, и расцепляет руки.       — Ну, давай, если так хочется.       Хиёри, чрезмерно обрадованная, сжимает самурая крепко и стоит так несколько секунд. Последний раз всё-таки. Зороджуро дышит размеренно, но сердце его бьётся всё сильнее и сильнее. Так и подмывает спросить про этот факт, узнать, в ней дело или в чём-то другом. Он косвенно на вопрос отвечает, неловко обнимая в ответ. Хиёри кажется, что проходит целая вечность перед тем, как Зороджуро тихо произносит:       — Всё?       Она отстраняется, становится самым лучезарным солнцем в этом мире, улыбаясь, и грациозно складывает руки перед собой.       — Да. Премного благодарна.       На том они и прощаются.       Принцесса уже уверена, что не навсегда, потому что Зороджуро задерживается ненадолго, прежде чем уйти, и рассматривает её так, будто пытается запомнить на всю жизнь. Потом он улыбается. Мимолётно, наконец-то расслабленно и (хочется надеяться) радостно.       Либо же Хиёри кажется, потому что она слишком долго ждала, когда же лицо хмурого самурая не из страны Вано станет мирным, спокойным небом, которое она была бы не прочь созерцать всю жизнь.