***
Пока солнце скрывается за горизонтом, Юля возвращается домой, попросив у коллеги заменить её на смене. Голова идёт кругом, а сердце ускоряет ритм. Мамина коллега написала сообщение. Она сегодня у них, и они собираются готовить пирог с вишней, что показалось очень странным. До этого девушка Чикиной никогда не писала. Всегда на сообщения просто ставила реакции и никогда не отвечала даже точкой. А сегодня с чего-то решила. Девушка по привычке ускорила темп и через небольшой промежуток времени уже оказалась около своего подъезда. Ввела заученный наизусть пароль и стала подниматься по этажам. Мысли слишком быстро заполняли юную голову, начало казаться, что от таких частых раздумий по поводу Киры скоро лопнет голова. Юля уже готовилась к тому, что вновь будет всматриваться в глаза, которые плещут холодом. Они тёмно-карие, почти чёрные, можно сказать, там должен быть вновь цветущий лес, но на данный момент только морозная и ледяная зима. Её глаза всегда такими были, только если взгляд стремится в сторону матери Чикиной, он теплеет. Юля вновь попытается занырнуть в них с головой, чтобы увидеть там хотя бы чуточку каких-нибудь положительных эмоций, но вновь потерпит поражение. Но ей слишком хочется узнать причину таких эмоций. Почему Кира не может смотреть так на других, то есть на Юлю? Желание заполучить в свою сторону улыбку лезет через верх, от этого у самой проступает полуулыбка. Оказавшись в квартире, юная не слышит маминого голоса и не понимает, почему. Слышит только телик, из которого играет музыка, на кухне и мурчащую там же кошку. Подходит к двери на цыпочках и медленно открывает её. Замечает там только пару чёрных омутов, уставленных прямо на неё. По коже в моменте проходится ток, а в комнате становится душно. Хочется провалиться сквозь землю, потому что готовилась она зря. Весь её напор уходит вмиг, когда они оказываются вдвоём, что бывает редко. – Привет, – грубоватый, прокуренный голос звучит будто услада для ушей. Юля только от него и плывёт по вечерам, удобно располагаясь на кровати и доставляя себе удовольствие. Её оргазм всегда ярче, когда она представляет, как Кира шепчет ей на ухо пошлости, и что это её пальцы вбиваются в лоно, заставляя сдерживать стон. – Маму твою вызвали в офис, и она уехала, попросила присмотреть за квартирой, потому что у матери оставила ключи. Пока Чикина слушает, осматривает комнату и замечает на столе своё любимое вино. Уже открытое. Мамина коллега по работе пьяная. Догадки разбредаются по всей черепной коробке, а в голове выстраиваются совсем неприличные картинки. Она давно мечтала оказаться с ней наедине. Понять, каково проводить с ней большую часть своего времени без матери, которая всегда Юлю перебивает, пытаясь окончательно заполучить внимание коллеги и заставить дочь уйти. Впервые рядом со светловолосой она думает, а не беспрерывно пялится на персону со слегка приоткрытым ртом и горящими глазами. – А я-то думаю, что она не смеётся на всю квартиру, как обычно, – и проходит вглубь комнаты, бросая сумку на диван. Хочется пить. Горло ужасно сушит от жары и духоты. Но ведь Юля не понимает, что жарко в доме ей тут одной. Тело буквально горит, что заметно по покрасневшим щекам и ушам. Руки дрожат, а ноги становятся ватными от обстановки. – Вино будешь? Красное полусладкое. – Наливайте, – от этого отказаться невозможно. Кажется, что только вино и спасёт её от смущения, которое уже невозможно скрыть. – Присаживайся, – и хлопает по дивану, прося сесть рядом. Юля садится. Они говорят ни о чём, перескакивая с темы на тему, и Чикина уже тогда замечает, что рука девушки находится на её ляжке. Поглаживает медленно, иногда кончиками пальцев по коже мурашки гоняет. От этого внизу живота завязывается тугой узел, и ноги постепенно начинают подрагивать от приятных ощущений. В глазах напротив видно желание, а на лице ухмылка пошлая. – Вам не кажется, что это уже лишнее? – пытается убрать чужую руку, потому что и правда по пьяни этого не хочется, пусть и устоять сложно. Кира только смотрит на неё несколько секунд удивлённо и, видимо, подбирает какие-то слова. – Ещё скажи, что никогда бы не хотела оказаться в моих руках. Чикиной убежать к себе в комнату хочется сейчас, не говорить об этом. Это всё вгоняет её в ступор и краску, ведь, оказывается, девушка всё слышала. Каждый вздох и стон. – Наплети, что не дрочишь на меня, когда я сижу буквально за стенкой, и не шепчешь моё имя. Не поверю, дорогая, – улыбка на лице так и говорит, насколько ей это всё нравится. – Давайте поговорим об этом, когда будем обе трезвые. Это бессмысленный разговор. – Малышка, ты не хочешь меня? Не хочешь, чтобы я взяла тебя здесь и сейчас? – давит, при этом сжимая внутреннюю сторону бедра и перемещаясь ближе. – Хочу, но не сейчас. Трезвая Вы другая, успокойтесь, Вы даже не скажете такого на трезвую голову, – руку чужую убирает, приложив силу, и пытается отодвинуться, но понимает, некуда уже. Ей становится по-настоящему страшно, ведь не этого хотелось. Когда и где угодно, но только не по пьяни. – Кто тебе такое сказал, а? Я просто подбирала подходящий момент. – Кому Вы пиздите, уберите от меня свои руки, я не хочу этого. – Хочешь. Руки Медведевой начинают лезть под футболку, а Юля пытается вырваться и убежать. Но по её телу проносится сильная волна боли, когда чужие руки сжимают её рёбра слишком сильно. – Отпустите, – умоляет, царапая руки той ногтями. – Тебе не будет больно, ты же этого хотела. Будь умничкой, слушайся меня. Будет приятно, – как в мании, повторяет ещё несколько раз и наконец-то стягивает футболку, оголяя живот, ключицы и грудь, прикрытую спортивным топом. У Юли слезятся глаза. Разве человек, которого ты любишь, может так поступить? Она впервые надеется, что вот-вот вернётся мама и увидит эту всю картину. Продолжает умолять Киру отпустить её, но та будто даже не слышит, губы облизывает и прикасается холодными, тонкими губами к ключицам. Юля воет. Её щёки мокрые от слёз, а руки уже не слушаются. Она всё ещё что-то сделать пытается, царапает, бьёт, молит остановится, пока Кира языком обводит ткань, за которой скрывается небольшая грудь. Чужие пальцы забираются под топ и прокручивают между пальцев соски, а после снимают с тела вещицу, даже не реагируя на постоянные удары по рукам. Не хочется уже ничего, кроме смерти, когда чужие пальцы без остановки, грубо и ритмично вбиваются в промежность, доставляя боль. – Чего ты плачешь? Ты этого хотела. Эти слова заставляют разрыдаться ещё сильнее. И Юля не знает, что Кира будет мучать её полночи, а потом, помыв руки, оставит её голую, одну на диване, плачущую и проклинающую себя за то, что не осталась сегодня в ночную смену.***
Вспоминая это, она понимает, что готова простить и вернуть всё назад. Ей это нужно. Она не в обиде.