Последний день весны

Сквозь тревожный сон в сознание врывается шуршание шин по асфальту, голоса и хлопок автомобильной двери, следом ещё один. Люди не прекращают достаточно громко переговариваться. Чхве Минхо нехотя открывает глаза и пялится пару минут в потолок холла лаборатории. Осознает, что сейчас эти звуки, означающие появление новых людей на их территории, не несут ничего хорошего. — Господи, — спешит подняться и медленно приближается к окну так, чтоб не попасть случайно в поле зрения гостей, — это никогда не прекратится, Минхо, — словно сам себя уговаривает принять реальность и застывает столбом, когда видит, что из машины двое вытаскивают с заднего сиденья третьего со связанными руками. В предрассветных сумерках, утопающих в сером цвете и отсутствии хоть каких-то красок, эта картина выглядит просто дико, и мужчина хмурится, осознавая, что вот таких экземпляров им не хватало для полного набора персонажей фильма ужасов. Присматривается чуть внимательнее и крякает растерянно, когда узнает капитана Чона. С места срывается так, словно каждая секунда промедления будет стоить дорого, очень дорого. — Хосок, — кричит он отпирая двери лаборатории, — Чон Хосок! Бросается к нему, забывая о посторонних, впивается руками в плечи, словно не веря во встречу с этим человеком. — Капитан, как же я рад, что ты цел. — Минхо, — Хосок позволяет себе выпустить из хватки узел, стягивающий руки Намджуна, и порывисто обнять Минхо, чувствуя неимоверное облегчение от встречи, — живы, ботаники, живы! — Живы, капитан, — наконец обращает внимание на компанию Чона. — Ты не один, — сам не понимает зачем констатирует очевидное, — и твои ранены. — И мои? — Вчера прибыла группа людей, — спохватывается и тянет Хосока за собой, — трое ранены, остальные перепуганы до седых волос: у них прямо в убежище обратился один заражëнный. — Много прибыло? — Семеро, кажется, — сосредоточиться совсем не получается, — но одного вчера убили. — Весело у вас тут, — мрачно подытоживает Хосок. — Скучать не приходится, — улыбается натянуто, — я найду Тэмина, ждите. — Мы на кухню, — Чон ведёт спутников в направлении названного помещения, — хочется горячего кофе. В укрытии среди стеллажей Тэмина не находится, и Минхо с почти стопроцентной уверенностью может сказать, что тот сейчас у Юнги. Там его и обнаруживает, сидящего на краю кровати у ног спящего Мина. Юнги дышит размеренно и спокойно. Действие обезболивающего ещё не прекратилось, или же Ли поставил ему новый укол. После тихого «Приехал Хо» Чхве наслаждается счастливой несдержанной улыбкой своего друга. Он крайне привязан к этому несносному капитану, в каждый свой приезд привносящему в жизнь двух «ботаников» веселье и безумие. Спустя несколько минут Тэмин, как маленькому ребёнку объясняет Хосоку, почему стоит развязать его пленника. — Вероятнее всего, это не передаётся воздушно-капельным путем или через укусы, капитан, — спокойно поясняет Тэмин, разглядывая связанного Намджуна с кляпом во рту. — Вы обработали его рану? Я смотрю, рука сильно отекла. Он наблюдает за невольным пленником и подмечает для себя, что тот вполне себе в здравом уме и светлой памяти. Мужчина оглядывает помещение, в которое его привели, внимательно вслушивается в происходящее и слабо, насколько позволяет заткнутый и завязанный рот, улыбается кружащему рядом с ним Минхо. — Вероятнее всего? — Хосок подскакивает на месте и смотрит на своего собеседника огромными глазами и отрицательно качает головой. — Вероятнее всего? Ты крышей съехал, Тэмини? — ему совсем не хочется верить во все эти «вероятнее всего», «возможно», «все будет хорошо», особенно после увиденного в ангаре. — Рану промывали чистой водой и обрабатывали, как могли, — внезапно вклинивается в их спор Джин. — Хорошо, — заключает Тэмин, но не сдерживает улыбки, глядя в лицо связанного человека, который возмущенно закатывает глаза, — а кляп зачем? — Чтоб не укусил, — виновато опустив голову, поясняет Джин, словно ему стыдно за принятые ранее решения. — Его можно развязать и дайте уже обработать рану, — смотрит прямо на Хосока. — В одной из комнат лежит укушенный заражëнным человек. Никаких признаков изменений нет, я был у него минут десять назад. А с момента укуса пошли вторые сутки. Хосок ещё раз бросает на Тэмина вопросительный взгляд и, получив кивок в ответ, неуверенно идёт к Намджуну. Сначала он берётся за верёвки на руках, быстрыми и отточенными движениями развязав мощный узел. Натурально взвизгивает и падает на задницу, когда пленник, наконец-то освобожденный от кляпа, с разъяренным рыком дëргается в его сторону. — Залили всё йодом, я думал, кони двину не от заразы, а от лечения, — сквозь смех почти возмущенно рычит Джун, снимая повязку, — сожгли всё к херам, лекари. — Что нашли, тем и обработали, — почти синхронно вскрикивают Хосок и Сокджин. — Аптечку полноценную иметь надо, — Хосок ворчит, но уже не зло. Он устал, так чертовски сильно устал. Разбит и совершенно не знает, как дальше быть. Полностью осознает и представляет себе, как будет действовать в будущем и примерно понимает, к чему готовиться в реалиях нового мира, но совсем не знает, как быть с самим собой. Как справиться с тем, что в период безумия вокруг, внутри него полнейший хаос, проносящийся разрушающим необузданным вихрем по всем выстроенным принципам, взглядам на мир и планам на жизнь. На ферме он убил ещё одного зараженного и по дороге сюда видели нападение на человека. — Хочу увидеть этого вашего укушенного, — голос Намджуна ровный, тихий, привлекает внимание всех присутствующих. У Минхо складывается впечатление, что только этот мужчина среди присутствующих каким-то образом умудряется сохранять спокойствие. Но в тоже время он понимает, что этот человек неосознанно хочет контактировать с тем, кто может его понять, с тем, кто пережил то же самое. — Закончим тебя чинить и сходим, — осматривает укус и хмурится. — Как так получилось? — У меня ферма, — отвечает, чуть помедлив, — точнее, у меня была ферма, — исправляется Ким, словно пытается принять этот факт. — Сокджини — мой постоянный покупатель. Он приехал за товаром, когда бахнуло. И мы прятались в бункере, а коров согнали в ангар. — Это были военные? — указывает глазами на прокушенную руку. — Это были мои соседи. Коровы через какое-то время после взрыва с ума сходить начали. Шумели так, что мне пришлось покинуть убежище. Вышел проверить и не смог вернуться. — В смысле? — Вышел как раз в тот момент, когда эти твари рвали корову, — вздыхает он нервно. Изо всех сил старается не сильно погружаться в страшные воспоминания, но выходит из рук вон плохо. — Ты представляешь, сколько в них силы? Смогли повалить такую крупную скотину голыми руками и живьём её разорвать? Не подумал о последствиях, окликнул и сам стал жертвой нападения. Отбился от того, кто меня укусил, убил, но так перепугался, что сознание потерял, так и провалялся под этим телом, пока не появился Хосок. — Представляю, Намджун. — Я точно… — сбивается с мысли, холодея от собственных предположений, — со мной точно не случится этого? — Пока у нас нет поводов думать иначе, — заверяют его. На тихий выдох Минхо понимающе кивает. — А тот, второй укушенный, совсем плох, да? — Жить точно будет, — поднимает взгляд на взволнованного Намджуна, — ты переживаешь за него? Ким в ответ на это одаривает собеседника совершенно нечитаемым взглядом и неопределённо хмыкает. Молчит какое-то время, наблюдая за действиями своего доктора. Замечает лёгкий тремор в его руках, отслеживает взглядом весь образ и задерживается на сухих искусанных до маленьких ранок губах. — Ты напуган? Вопрос заставляет Минхо остановиться, прекратить все движения и выпрямиться, но он не торопится с ответом. До появления всех этих людей его точно не охватывал страх. Было волнительно, не было чёткого понимания дальнейших действий, но было наивное и глупое успокоение в том, что он находился в своей комфортной и безопасной зоне. Лаборатории всегда снабжены всем необходимым на случай вынужденного нахождения на их территории в течении долгого времени: провизия, медикаменты, одежда. И если на момент взрыва они с Тэмином были здесь вдвоём, то сейчас в здании одиннадцать человек. Это сокращает все имеющиеся ресурсы в шесть раз. Значит в ближайшее время придётся покинуть безопасную зону, выйти наружу, чтобы пополнить запасы или отыскать новое место. — Да, пожалуй, это слово максимально подходит, Намджун. Я напуган. Я чертовски сильно напуган. — Отвечая на твой вопрос: да, я волнуюсь, — Минхо уже не ждал ответа. — Я волнуюсь, потому что теперь мы все связаны, теперь все мы зависим друг от друга, — нервно растирает здоровой рукой лицо, — немного волнительно, когда ты зависим от незнакомых тебе людей, а впереди неизвестность. — Возможно, всё ещё наладится, — сам себе не верит, но озвучивает, — возможно, через какое-то время всё закончится. Пусть мы и не можем заглянуть в будущее, в конце концов, всему всегда находится решение. — Нас чертовски мало, поэтому сейчас важна каждая жизнь, — согласно кивает он Минхо, принимая ободряющие слова, но сам не верит в скорое разрешение этой катастрофы, — придётся быть осторожными. Намджун думает о людях, оставшихся без помощи и подвергшихся атакам, если не радиации, то этих мерзких тварей. Если это очередное завтра наступит, то каким оно будет? Как им всем адаптироваться в происходящем кошмаре и как бороться с новыми обстоятельствами. Они же не грëбанные супергерои, и люди вокруг продолжают гибнуть. — Ты давно знаком с Хосоком? — спрашивает он и смотрит в сторону названного. Хосок сидит на полу, упираясь спиной в стену, и что-то бесконечно листает в телефоне. Мобильная связь, радио, телевидение и интернет всё ещё работают. Всё ещё можно отследить происходящее в других городах, связаться с родными. — Года два или чуть больше, — поясняет Минхо, — со времен, когда начался проект «Хронос». Что-то не так? — Здесь есть место, где он может побыть один? Намджун — внезапно одновременно смутившийся и печальный, у него в глазах такая тоска, что Минхо невольно замирает, глядя на него, пытаясь найти себе объяснение такой странной смене настроения. Не сказать, что минуту назад этот мужчина был счастлив и беззаботен, нет. Но он был спокоен и сдержан, заинтересован и озадачен, а сейчас… — Что? — Ты знаком с Дж… — запинается, вспоминая имя, — Джейком? Кажется, они друзья. — Джереми, — улыбается и хмыкает добродушно, — замечательный парень. Хосок говорил о нем? — Хосок… — наклоняется ближе к Минхо и шепчет совсем тихо, намереваясь оставить это их личной беседой, — он видел, как Джереми задрал один из заражённых. Боль сковывает сознание, и Минхо стискивает только залатанную и забинтованную руку Намджуна в своей с такой силой, что второй сдавленно и болезненно шипит. Личные трагедии людей, тем более, хорошо знакомых Минхо, ударяют по нему сильнее, чем он ожидал. К подобному просто невозможно привыкнуть, как и к новостям в целом, которые сейчас не хотелось бы слышать в принципе. Сейчас вообще хочется погрузиться в информационный вакуум, полностью отстраниться, изолироваться от происходящего. Прошла неделя с момента взрыва. Всего неделя, а под натиском жестокой реальности, больше похожей на фильм ужасов, пало три города, и только один из них подвергся серьезному влиянию радиации и химии. В двух городах были замечены вспышки агрессии и каннибализма среди жителей. Всё началось с репортажа с военной базы, который наверняка видели все интересующиеся происходящим. После этого официальные источники и новостные ленты сообщили о непонятной и внезапной вспышке бешенства, связали это со стрессовой ситуацией и уверили население в том, что люди, подвергшиеся такому необычному «недугу», были ликвидированы при попытке задержания. В минуты выхода этого новостного выпуска Минхо выхаживал подвергшегося влиянию газа Тэмина, половину новостей пропустил мимо ушей, но не смог упустить самое важное — власти всеми способами пытаются сдержать население и пресечь все возможные поводы для паники. На следующий день в лентах чатов и форумов начали мелькать новые кадры нападений на людей. «Сохраняйте спокойствие!» — говорили дикторы новостных каналов. «Не покидайте свои дома!» — пестрили социальные сети. «На улицах усилен контроль!» — уверяли власти. «Не выходите к военным!» — практически умоляли люди своих сограждан в социальных мессенджерах и приложениях. Это продолжалось сутки, а потом интернет взорвала запись камеры наблюдения одного из складов водного порта, находящегося у одного из озер. Стоило ли её смотреть? Стоило. К этому моменту Тэмин, стойко переживающий лёгкие последствия интоксикации, самоотверженно шерстил пока ещё работающий интернет и сохранял все записи с нападениями. Тот мужчина и правда убил человека, действуя, как настоящий хищник — нападая и первым делом вгрызаясь в шею. Дорогостоящая камера с отличным качеством видео и аудио портового склада позволила зрителям при просмотре пережить все возможные эмоции: от страха до собственных вывернутых внутренностей в приступах рвоты. Минхо это напомнило какой-нибудь фильм о диких животных на канале Дискавери — вот хищник нагоняет свою жертву, убивает её одним выверенным и отработанным годами охоты движением. А потом зритель наблюдает кровавую трапезу. Только никогда на Дискавери реалии суровых взаимоотношений хищник-добыча не занимали восьми часов, не касались тем каннибализма у людей. Когда убийца медленно направляется к озеру и уходит всё глубже, скрываясь под водой, Тэмину и Минхо кажется, что этот человек сейчас просто уплывёт, исчезнет из виду, но вскоре он снова появляется в кадре, на этот раз в роли утопленника. И после этого всё стало в разы хуже. С каждым днём новости становились всё больше похожи на ночные кошмары. Города медленно, но верно тонули в панике и трупах своих жителей. Люди, совершенно не слушая сограждан в соцсетях, дикторов с новостных каналов и радио, выходили на улицы и устраивали митинги, протесты с требованиями провести полноценные расследования. Стоит ли говорить, чем всё заканчивалось и к чему каждый раз приводило. А ещё на улицах умудрялись буйствовать мародеры, грабя продуктовые магазины, и потеряв в наступившем безумии чувство контроля над собой, брали и разрушали все, что видели. Вместе со страхом на поверхность всплыли все пороки человечества, которое и под бдительным вниманием полиции и служб никогда не было идеальным. Из мрачных размышлений Минхо вырывает лёгкое касание и тихое намджуново «Ты плачешь?». И правда плачет. Он улыбается рассеянно, утирает мокрые дорожки с лица и уводит Джуна в комнату к Юнги. Обещал же, заодно и проверит снова, как он себя сейчас чувствует. — Что с ним? — Укус, разорваны мышцы. К счастью, не настолько глубоко, чтоб мы тут угробили его в попытках привести в порядок брюшную полость. Крови потерял много, но не критично. Тэмин сделал, что мог. — Значит, выкарабкается. И они остаются в этой комнате. Усаживаются прямо на пол у стены напротив кровати и говорят — тихо, долго. Намджун рассказывает много о себе из того, что было до, подробно о том, что было в момент и после взрыва. Задаёт много вопросов о самом Минхо, Тэмине, новых людях и лаборатории. Чхве этот разговор расслабляет, позволяет вдохнуть полной грудью и задуматься о том, что нужно собраться и сделать всё возможное для выживания и жизни. Начать нужно будет с самого утра: оборудовать нормальные спальные места для всех, произвести ревизию запасов воды, провизии и медикаментов. Рассчитать, на сколько всего этого хватит, и начать продумывать план действий во всех возможных вариантах развития событий. За всеми этими размышлениями Минхо упускает проваливающегося в сон Джуна, но спохватывается и провожает его в комнату, где уже разместились Хосок и Сокджин. Сам же возвращается в холл, в очередной раз проверяет, закрыты ли все двери, и падает на диванчик. Уже рассвело, и яркие солнечные лучи заливают просторное помещение жёлтым светом. Минхо какое-то время крутится в попытках провалиться в сон, но вскоре бросает эту затею и возвращается в комнату к Юнги. Теперь это его убежище. Засыпает он там же, на полу, напротив постели Мина, оперевшись спиной о стену. — Эй, док, — глаза на голос охрипший и почти рычащий открываются моментально, — ты чего тут? Минхо сонно хлопает глазами, смотрит на часы — спал всего два часа, но и это неплохо. — Уснул. Как ты себя чувствуешь? — подняться получается не сразу, спина и ноги затекли за долгое время в неудобном положении и, прежде чем сделать хоть пару шагов, приходится переждать внезапную судорогу в ноге и потянуться. — Бывало хуже, док, — улыбается внезапно тепло с толикой признательности во взгляде. — Проводишь в уборную? Встать у меня сейчас самостоятельно не получится. — Может, пока лучше катетер? — Юнги на это предложение вздрагивает всем телом — ещё ярко помнит своё пребывание в больнице после аварии. Он несколько недель провалялся тогда, обвитый трубками, проводами и тонущий в собственном бессилии и отчаянии. — И памперс, ага, — шипит от терпимой боли и скидывая с себя простынь, — я в сознании и способен испражняться самостоятельно, док. — Значит, есть опыт? — Есть, повторять не советую, — ворчит, но потом снова улыбается. — Давай, прогуляемся в туалет, — помогает аккуратно встать на ноги и придерживает, пока Юнги борется с лёгким головокружением. — Нормально? — Отлично, — и бодренько так, шаркая ногами по полу, отправляется к своей цели, — далеко идти? — Вернёмся и нужно промыть тебе волосы, — Минхо поднимает длинную мятную прядь, перепачканную кровью. — Парни мои где? — Не знаю, должны спать, мы ж оба только проснулись, — останавливается у двери нужной комнаты, — помощь нужна? Юнги вскидывает бровь и ухмыляется одним уголком рта, провоцируя у Минхо раздраженный выдох, а потом смеется тихо под его возмущения: «Да ты ж на ногах еле стоишь и умудряешься…». Это моментально разряжает обстановку, и Чхве позволяет себе в очередной раз не думать о плохом настоящем, а сосредоточиться на планировании хотя бы ближайшего будущего. План действий на сегодня выстраивается сам по себе, и он дожидается, когда Мин покинет туалет. — Голоден? — Нет, но очень хочется чего-нибудь горяченького, — чувствуя неприятную сухость во рту, озвучивает его пациент. — Вернёмся в комнату и я тебе принесу, — с пониманием говорит Минхо. — Пойдем на кухню, а, — почти умоляюще просит Юнги, с неохотой вспоминая постель, из которой не вставал, казалось, уже целую вечность, — я ж не лежачий больной, дай мне расходиться хотя бы в помещении. — Я боюсь, что ты можешь повредить швы. Из-за потери крови может быть головокружение… — Тошнота, лёгкий тремор и много всего, знаю, док, — перебивают его, — Я предельно аккуратен. Спасибо. Когда кофе уже сварен, и они с Юнги за столом тихо переговариваются о грядущей ревизии запасов, утро можно назвать добрым. Солнечное, спокойное и размеренное — оно совсем не отличается от тех утренних завтраков, какие были у него ранее. Единственное, что отвлекает и привлекает внимание: бледность Юнги и его окровавленные волосы — он словно яркий кусочек безумия, творящегося за стенами кухни. Но этот кусочек своим голосом и смехом словно говорит, что все ещё может наладиться. Мин хохочет во весь голос, всхлипывает и хватается за живот, когда Минхо выкладывает ему историю с Тэмином и поломкой баллона с галлюциногенным газом. Чхве сначала испуганно бросается к нему, опасаясь за целостность швов, но видя отчаянные попытки сдержать смех, сам начинает хохотать ещё пуще. Реакция населения лаборатории на это безудержное веселье не заставляет себя долго ждать, и уже через минуту в дверном проёме кухни появляются взмыленные Хосок, Намджун и Тэхён, а следом за ними плетется малышка, отвлекающая всё внимание на себя. В этот момент Минхо в очередной раз погружается в момент «Всё наладится», потому что Хосок и Юнги моментально превращаются в воркующих папаш. — Как тебя зовут, малышка? — Чон с яркой улыбкой присаживается перед ней и протягивает свою ладонь, — я — Чон Хосок. — Элен, — лепечет девочка и прижимается к ноге Тэхёна, опасливо прячась за ней. — Она неохотно контактирует с малознакомыми людьми, — с улыбкой поясняет Мин, — я месяц искал к ней подход, — поочередно протягивает руку мужчинам, — Мин Юнги. Знакомство проходит спокойно, Намджун готовит всем завтрак, и кухня снова погружается в атмосферу плавно текущей беседы, а небольшое помещение наполняется приятным ароматом еды. Элен постепенно отлипает от Тэхёна и перебирается на колени к Юнги. Он всегда нравился ей больше остальных, но чуточку меньше, чем улыбчивый, сильный и шумный Гук, с которым можно сходить с ума, бегая по газону у территории автошколы, драться за пироженку в кафетерии и строить пакости для Тэхёна. — Гука плакал ночью, — доверительно шепчет она в самое ухо Юнги и ловит на себе вопросительный взгляд. — Что с ним случилось? — мужчина переводит взгляд на Минхо и Тэхена: они должны знать. — Тэ? — Хён, давай не здесь, — Ким совсем уж понуро опускает голову, а после и вовсе встаёт из-за стола и уходит. — Действительно, Юнги, — подаёт голос Чхве, — не стоит при ребёнке. — Я пойду разбужу маму и Чонгука, — выпаливает Элен и уже собирается уходить, но Мин придерживает её и просит не будить спящих. Всем сейчас нужен сон, и он чувствует себя немного виноватым за то, что они с доком разбудили сидящих с ними людей. С текущими событиями неизвестно, сколько им ещё отведено времени на полноценный сон. — Тогда я просто полежу с Гуком или мамой, хорошо? — говорит девочка, зевая. — Только тихо, как мышка, ладно? — касается пальцем кончика носа ребёнка и, дождавшись согласного кивка, отпускает её. После недолгого разговора о планах на сегодняшний день Хосок забирает Намджуна и отправляется к автомобилям — забрать привезенную провизию. Уже по пути матеря себя за то, что сдуру не сделали этого сразу. Минхо не отступает от своей идеи привести в божеский вид Мина. Осуществить задуманное получается не сразу и достаточно сложно из-за невозможности и неспособности Юнги полноценно принять душ. Идея беспроигрышная приходит в голову не сразу. Так их и застает вернувшийся Джун: Юнги, нелепо стоящий в душевой кабине на четвереньках, и Чхве, сидящий на корточках и промывающий его волосы. Смешок и «Вот это аттракцион» вырывается непроизвольно, провоцируя недовольное ворчание мятноволосого и очередной приступ смеха Минхо. Тот вообще хихикал безостановочно, пока помогал Юнги принять эту позу и настраивал температуру воды. — Суки, — беззлобно комментирует Мин и сам начинает тихо посмеиваться, заражаясь всеобщим настроением. Если б не усиливающаяся боль, он мог бы полностью поддержать веселье и устроить расправу над этими двумя, но он лишь вздыхает и чуть приваливается к стене под взволнованное «Всё, я закончил, Намджун, давай его поднимем». В итоге так он и стоит, прижатый грудью к Киму, пока Минхо сушит полотенцем его волосы. Юнги не брыкается и не отказывается от помощи. По опыту знает, что позиция «Я сильный мужик, я всё могу сам» не приведёт к скорейшему выздоровлению, сделает лишь хуже. А признание своей слабости в момент, когда совсем туго, принятие чужой заботы и помощи облегчит жизнь всем. Он лишь шипит и хватается за плечи Кима, когда рану простреливает новой волной боли, такой острой, что голова начинает кружиться и к горлу подступает тошнота. Перенапрягся, нужно было ещё дать себе время и отлежаться. Про произошедшее с Чонгуком, срыв Тэхёна, разговор с Чимином и всё, происходившее до его пробуждения, Мин узнаёт также от Минхо, пока тот меняет повязку, поит его таблетками и ставит новую дозу обезболивающего. Юнги слушает, не перебивая, молча рассыпаясь изнутри, не в силах подобрать нужные слова. Жаль, что анестезия не забирает с собой и душевной боли за дорогих ему людей, которым пришлось пережить немало потрясений за столь короткий отрезок времени. Чонгук слишком мягкий, наверняка подавлен, Тэхён теперь едва похож на себя, напоминая собой тень. Чимин… он ещё не видел его, но едва ли события могли обойти стороной и его душевное состояние. Физическая боль, что в разы уступает душевной, стихает довольно быстро, и его снова клонит в сон. Засыпает он под тихую и размеренную беседу Чхве и Кима. Юнги видит во сне яркий солнечный день в родительском доме. Свою юность — светлую и полную приключений пору, он считает поистине счастливой. Родные запахи домашней стряпни матери сменяются на холодный поток свежего ветра, когда торопливо выбегает из дома на встречу с друзьями, уже заждавшимися его. Юнги с трудом выслушивает до конца наказы отца быть осторожнее на опасных улицах. На самом деле, Юнги оберегал нервы родителей, поменьше посвящая в возможные риски, и преподнося достаточно изменённую информацию, но отец будто всегда чувствовал неладное, слишком явно ощущая недосказанность. Юнги осознает, что это сон, состоящий из воспоминаний, и видимо, этот факт бьёт по нему очень сильно, когда он всё-таки понимает, что не доберётся до друзей, и уже не вернётся к отцу и матери. Вынужденное пробуждение даётся тяжело, скомканно и нервно. Его насильно вырывают из тёплой атмосферы уютной дремы. Голова будто набита ватой, а фантомные сожаления все ещё рвут грудную клетку. Однако, всë это встает на задний план, ему удаётся быстро осознать, где находится, сконцентрировавшись на настоящей омерзительной реальности. Первое, что он слышит — плач Элен, хлопок двери и начало молитвы, которую суматошно и взволнованно зачитывает Суран. Плеча Юнги резко касаются, отвлекая его внимание от девочки и прижимающей её к себе матери, и он видит взволнованного Хосока, вкладывающего в его руки пистолет со словами «Стрелять умеешь? Молодец, не выходи отсюда. Будь с ними». Чон получает дëрганный согласный кивок и скрывается за дверью. В обостренный слух врезаются шум шагов бегущих людей, крики, звуки борьбы и выстрелы, много выстрелов. Юнги поднимается с постели, неосознанно становясь перед женщиной и ребёнком. Он закрывает их собой, поднимает пистолет, чтобы быть наготове, и целится в дверь. Всё ещё охваченные слабостью руки едва слушаются, ощущая каждый грамм тяжести металла в руках. Сил категорически не хватит на то, чтобы долго вот так стоять в напряжении, но он сжимает зубы, подхватывает мысленно шёпот Суран и молится, впервые в жизни молится. Это успокаивает, помогает вернуть дыхание в порядок и остановить дрожь в руках. Элен прекращает всхлипывать и затихает совсем. В комнате повисает тишина, периодически прерываемая лишь тихим шепотом женщины, или это пульс прекратил биться в ушах и создавать ужаснейший шум. Происходящее за пределами комнаты становится слышно чётче, громче — теперь можно различить голоса, отдельные фразы. Ещё какие-то минуты слышны звуки ударов и борьбы, несколько выстрелов и крик Хосока. Женщина хватает девочку в охапку и забивается в угол за кроватью. А потом наступает звенящая тишина, что страшнее былой суматохи и беспорядочных выстрелов. По спине пробегает холодок, когда за дверью слышны приближающиеся шаги, эхом отдающиеся в напряжённом сознании людей в комнате. Громче, ещё громче, человек бежит, а потом резко переходит на шаг. Стук в полотно двери побуждает Юнги вскинуться, выпрямиться и занять максимально устойчивую позицию. Нервы натягиваются, как струны, пистолет в руках наконец-то обретает устойчивое положение. Вдох, выдох, ещё, спокойнее. Дышать размеренно, это нужно для точного выстрела, это нужно для защиты оставленных на него женщин. В глазах темнеет, когда за дверью наконец-то звучит привычное и родное: «Хён! Это я, хён». В голове начинает звенеть, ноги подкашиваются, и Юнги вместе с выпавшим из рук оружием тяжело падает на пол, когда в дверном проёме появляется Чимин. Взволнованный, грязный, взмыленный, но целёхонек. Ещё раз оглядывает стройное тело и выдыхает наружу дикий страх. Живой. Первый вопрос, который задает Юнги кинувшемуся к нему парню, звучит сорванно и хрипло: «Где все остальные?» — Всё в порядке, хён, — торопливо заверяет Пак, помогая Юнги подняться с колен. Пот бесконтрольно струится по вискам, а шум в ушах удаётся унять не сразу. Тело Чимина, разгорячëнное адреналином и недавней схваткой, почти обжигает Юнги. — И вы в порядке, — улыбается скомканно девочке и просит её сидеть тут, пока не позовут. Это нападение было неожиданным для всей группы, но, к счастью, плохо спланированным напавшими людьми. Людьми. На лабораторию напали с целью забрать имеющиеся ресурсы или отбить территорию. В любом из этих вариантов выживших здесь не должно было остаться. Но нападавшие не ожидали, что их встретит такое количество людей, готовых всеми способами отстоять свою жизнь и дать достойный отпор. — Всем спуститься в холл, — Хосок отдаёт команды, буквально рыча. Юнги было направляется на выход из комнаты, но его останавливает вошедший внутрь капитан. — Тебя это не касается, восстанавливайся. — Я не боец сейчас, но могу быть полезен, — мягко возражает Юнги. — Ты можешь не выёбываться и дать себе восстановиться, чтоб не нести нам проблем в дальнейшем, — холодно отрезает Чон. И уходит, оставляя всех в недоумении. Замечание по делу, но слишком агрессивно. Мин игнорирует этот настрой, ссылаясь на стрессовую ситуацию и гуляющий в крови каждого адреналин. Он просто не лезет, отправляется с Суран и Элен на кухню, берётся помогать в готовке. Это и ещё немногое он выполнять способен. Потом уходит на склад с Тэмином и записывает перечень имеющихся у них продуктов и средств. Отказывается от укола по причине возникающей после него сонливости, принимает таблетки. Боль отступать не торопится, но так его хотя бы не размазывает в недееспособную лужу. О случившемся нападении все упорно молчат, не готовые обсуждать нападение тех, кто должен был стать в такое время поддержкой, а не врагами. Убитых не жаль никому, ибо на их месте могли сейчас оказаться мертвы именно они. В течении дня Юнги продолжает переходить от одного человека к другому, помогая в мелочах, даже там, где можно было справиться без него. — Это Хосок сказал, чтобы тебя не оставляли без дела, — говорит вечером Чимин, аккуратно прижимающийся к его боку, — он чувствует себя неловко. Мин хмыкает на эти слова, но не спешит давать каких-либо комментариев. Он позволяет себе ещё немного забыться в объятиях и необходимом присутствии Чимина и позже сам отправляется на поиски Чона. Находит его на заднем дворе, вспотевшего, уставшего и по-прежнему разъярëнного. Наблюдает какое-то время, уходит на кухню и возвращается к Хосоку уже с большой кружкой чая. — Отдохни, — обращается к нему, протягивая напиток, — они не сбегут, — указывает на три тела. — А ты умеешь сострадать, — бросает лопату, выбираясь из почти законченной могилы, и принимает из рук Юнги кружку, — Спасибо. — Почему один? — как бы невзначай интересуется Мин. — Нужно было подумать. — Получилось? — Знаешь, близость смерти очень способствует этому. Присядем? — указывает на крыльцо и направляется к нему, не дожидаясь Юнги. Они сидят рядом, касаются друг друга коленями и молчат. Чон пьёт принесенный напиток и изредка бросает взгляд на притихшего и уставившегося куда-то на верхушки деревьев Юнги. Хосоку кажется, что Мин странно смотрится в этих условиях, странно и неправильно. Мятные волосы собраны в низкий хвост и заплетены в косу. Из-под ворота и рукавов кофты видны края татуировок. Юнги яркий, видно, что сильный и в то же время безобидный. А сейчас, вот так спокойно сидя и глядя во все глаза куда-то в даль, похож на маленькую бусинку. Хосок смешливо фыркает на свои мысли и переводит взгляд вперёд. — Извини за сегодня, — звучит совсем тихо. — Не стоит, — спокойно отвечает Мин, — я сейчас и правда больше мешаю, чем помогаю. — Ты же знаешь, что это не совсем так? — Ты же знаешь, что это не совсем не так? — вскидывая одну бровь. Чон хищно ухмыляется и тычет пальцем в грудь собеседника. — А ты противный засранец, Мин, — наигранно недовольно, — Я извиниться пытаюсь. — Извинения приняты, иди копай, скоро солнце сядет. Чон давится собственным возмущением и не отказывает себе в удовольствии отвесить подзатыльник этому поганцу. Игнорирует задушенное сквозь смех «Нельзя бить больных людей», но спотыкается о свои же ноги, когда слышит «Спасибо, Хосок». — Это не моя заслуга. — Твоя по большей части, — он совершенно серьёзен. — Ты принимал все решения. Нам было хорошо слышно происходящее. — Это профессиональное, Юнги, и чуть ли ни единственное, что я умею делать хорошо. Мин не отвечает. Игнорирует собственные мысли и наблюдает за тем, как Чон сгружает мешок с телом в яму и начинает засыпать землёй. Солнце неумолимо тянется к горизонту, уже не так обжигает, дарит последние лучи света, которые сейчас утопают в верхушках деревьев и бросают огромные тени на мужчину, ловко орудующего лопатой. Он дышит тяжело, тихо матерится, когда насыпает последние порции земли на выросший холмик. Проходит мгновение, и он грузно падает на колени, оседая на свои ноги и всхлипывает так отчаянно и громко, что у Юнги толпы мурашек по телу разносятся. Не раздумывая ни секунды, он бросается к Чону. Падает рядом с ним, ударяясь коленями о землю. — Это нормально, — шепчет Юнги, хватая его за плечи и притягивая к себе, — Это нормально. Это нормально, потому что Юнги слышал диалог между Намджуном и Минхо. Слышал о Джереми, об их с Хосоком дружбе, о произошедшем на ферме, а сегодня стал невольным свидетелем взглядов Хосока на их с Чимином нежные взаимодействия. И этот взгляд невозможно с чем-то спутать. В этом взгляде всё: и радость за других, и зависть, и боль своей потери, такая отчаянная и тёмная. У Чона к Джереми была не только дружба. — Это нормально. Он неосознанно покачивается, пытаясь успокоить Чона. — Ничего не потеряно, Хо, — начинает он осторожно, — я знаю, что сейчас звучу, как мудак. Я знаю, что мои слова не вернут тех, кого мы потеряли, — ловит на себе расфокусированный взгляд прекратившего всхлипывать Чона. — Просто это нужно пережить. Нет нерешаемых проблем, слышишь? Пока ты жив, любую проблему можно решить. — Ты и правда звучишь, как бесчувственный мудак, — Хосок отстраняется и даже способен улыбнуться неуверенно, — спасибо. — Мой отец так и не вышел на связь, — голос Юнги настолько тихий, словно он не хочет, чтобы кто-то ещё знал. Ощущение обречённости ложится на плечи обоих, но Мин правда не хочет никого тревожить своими незатихающими страхами, потому что абсолютно каждый в лаборатории имеет равное положение. Каждый из них уже привык бояться не за себя, а за близких, о которых все так же ничего неизвестно. Они так и остаются сидеть в окружении холмиков могил и ещё незахороненных тел, пока не появляется Чимин и не отправляет их в помещение. Он бросает короткие вопросительные взгляды то на одного мужчину, то на другого, но эти двое так и не ушли внутрь, переместившись снова на крыльцо. Чимин всем своим существом чувствует — что-то произошло, но ему хватает такта не лезть туда, куда не просили, как бы сильно не грызло его любопытство. Заканчивает копать могилы, хоронит тела и возвращается в лабораторию, не останавливается надолго рядом с тихо переговаривающимися мужчинами, лишь коротко сжимает плечо Юнги на ходу. — Мне казалось, вы вместе, — замечает Хосок. — Вместе, насколько это возможно, — легко подтверждает мужчина, бросив короткий взгляд вслед Чимину. — Каково это? — Быть с кем-то? — вскидывает удивленно бровь. — Наплевать на общественное мнение и быть собой, — уточняет и цепляется взглядом за Юнги, следит за его эмоциями. — Каково это — быть свободным? — Общественное мнение душит, когда ты настырно прешь против него и всячески демонстрируешь это, — хмыкает Юнги, — а я всегда тихо следовал только своему мнению. Я люблю и женщин и мужчин, но люблю их в своём личном пространстве, не крича об этом на людях. Смотрит на Чона открыто, не скрываясь и стараясь не упустить его эмоций: — Разве не так должно быть? — Я не знаю, как должно быть, я всегда слепо следовал за общественным мнением. Думал, что оно единственно верное, — сжимает плечо Мина, поднимается и шагает прочь. — Сейчас всё изменилось, — бросает в спину уходящему мужчине. — Сейчас это уже не важно, — так и не останавливается. За спиной Юнги раздается хлопок двери, и повисает тишина. — Это всегда важно, — шепчет уже сам себе и снова вперивается взглядом в алеющий горизонт. Юнги любит наблюдать за естественным ходом явлений, которые не поддаются влиянию человека. Что бы ни случилось в мире, со­лнце всегда будет от­мерять время жизни, тепла и света. Вот сейчас ​прошедший день тихой поступью уходит, оставляя время и место ночи, темноте и прохладе. Это никогда не изменится, мир может хоть перевернуть сам себя с ног на голову, время же не остановится, не вернётся назад. Всё, что оно может — это остановиться для кого-то из них.