Тебе идёт лавандовый

Майкл забыл, с каких пор у него с отцом всё вот так. Он забыл, с каких пор их утро из колкостей переросло в нежные поцелуи. Он не помнит тех моментов, когда всё поменялось и менять это он не хотел. Было приятно стать значимым человеку, который раньше смотрел на тебя так, словно на твоей физиономии груда грязи. И сколько бы Майкл ни думал — ответов он не находил. Сначала разум отторгал всё это: все эти неправильные поступки и мысли. Но разум отторгал, а сердце принимало и привязывалось с каждым днём всё больше. И терпеть изменения в их отношениях было нелегко. Лишь малейший намёк на холод и глаза Майкла теряли блеск, потухая. Он не желал возвращаться в прошлое. Не после того, что произошло с их семьёй. Не желал снова видеть хмурого отца, вечно пропадающего в стенах пиццерии, но каждый вечер, когда Уильям возвращался домой, Майк видел его уставшее лицо. Майкл сбился со счета. Который день Уильям приходит поздно и, глядя на сынишку, ласково прильнувшего к его плечу, отталкивает. Снова васильковые глаза подростка теряли блеск, а сердце медленно ломалось на крохотные кусочки. Сидя на приятной поверхности дивана, поджав колени, Майкл глядел на часы и их мучительно долго бегущие стрелки. Уильям снова задерживается, а его сын не находит себе места. Сердце подростка звонко звенит, когда он слышит характерный звук тормозящих колёс автомобиля у дома. Словно он снова в детстве, как маленький мальчик, подбегает к двери входной и ждёт. Ждёт своего отца, как преданный пёс ждёт своего хозяина. Пара звонких звуков в замочной скважине и дверь отворилась. На высокого мужчину навалилась фигура парня, крепко вжимающаяся в его приятно пахнущее дорогим и до боли родным одеколоном, тело. Опустив взгляд, Уильям встретился с глазами сына. И от чего-то они были не по-здоровому мокрыми, слегка красными. Ощущая легкую дрожь в теле Майкла, мужчина прижал его к себе, глядя теперь куда-то в потолок. Уильям давно не обнимал его так по-старому уютно. — Ты снова задержался. Я переживаю за тебя, — отдаляясь на пару шагов, говорит Майкл. Он держит отца за руки так крепко, словно тот сейчас растворится или сбежит. — Ты в порядке? — Пришлось задержаться сегодня. Нужно было кое-куда заехать. Уильям осторожно, с позволения сына освобождает свои руки и проходит в гостинную комнату с пакетом в руках. Бросив его на диван, ладонь мужчины тянется к туго повязанному галстуку, и, останавливаясь на секунду при касании его мягкой ткани, блаженно расслабляет узел. Наблюдать за отцом Майкл любил с детства, а когда их отношения изменились до неузнаваемости, то все наблюдения засверкали новыми красками, новыми возможностями и новыми фантазиями. Когда Уильям подзывает Майкла к себе одним взглядом серебряных глаз, тело подростка послушно сдвигается с места, следуя правилам любимых глаз. Такие же любимые руки отца достают из пакета ткань. И парень, наконец взглянув на распрямившуюся вещь, понял — это костюм. Классический костюм нежного цвета фиалки. "Но размер не на Уильяма" — замечает Майкл. — У тебя выпускной бал через неделю. Ты никогда не говорил о предпочтениях в одежде, поэтому я решил взять тебе костюм в моём любимом магазине на свой вкус и цвет, — сделав паузу, мужчина подходит к сыну, примеряя взглядом костюм. — Я знал, что тебе подойдёт этот цвет. Примерь. Без каких-либо комментариев Майкл берёт одежду и направляется к гардеробной. Разглаживая приятную дорогую ткань по телу и стоя перед зеркалом, подросток довольно улыбается. Душу приятно ласкали мысли о том, что Уильям помнит о таких вещах, помнит о нём. С размером было всё чудесно и цвет Майклу понравился. Но больше ему понравилось то, что его отец так заморочился ради него. Вернувшись к мужчине, Майкл неловко встал ровно, боясь сдвинуться на лишний сантиметр, стоя под оценивающим взглядом отца. Брови Уильяма изучающе хмурились, а изящные пальцы, потирающие подбородок, тут же нарисовали круг в воздухе, и Майкл послушно сделал один оборот, демонстрируя одежду. — Это оно... — довольно и так соблазнительно для Майкла мурчит Уильям. — А что с галстуком? — Не умею. — коротко, с ноткой стыда отрезает Майкл. Пара мгновений и Уильям оказывается преступно близко к сыну, хватая его галстук. Он аккуратно и трепетно повязывает его, а Майкл поднимает глаза на отца, чувствуя, как щеки и уши горят жаркими языками пламени. Покончив с галстуком, Уильям отходит на приличное расстояние, дабы оценить внешний вид сына. Уголки его губ плавно тянутся вверх и он обратно подходит к сыну. Между ними снова едва допустимое расстояние. Добавляя жар Майклу, как подливая масло в огонь, Уильям кладёт свою ладонь на его подбородок. Дразнит и гладит. Смотрит ниже, прямо в глаза. Смотрит призрачным взглядом уверенно и завораживающе. Смотрит, а в глазах его виднеется любовь. Любовь Уильяма не была похожа на чью-либо ещё в этом мире. Она была такая одна — крепкая и недосягаемая. И проявление этой любви с каждым разом все новее и новее. И эта любовь сводила Майкла с ума. Он плакал и смеялся, кричал и шептал, краснел и бледнел. Ему больно от аморальности, но ему нравится вместе с ним нарушать эти правила. Не в силах сдерживать очередной порыв своей пылкой любви и страсти, Майкл кладёт ладонь на затылок отца и притягивает его к себе ещё ближе. Он закрывает глаза и чувствует, как чужие умелые губы нежно обхватывают его собственные. Одна рука Уильяма задержалась на подбородке, пока вторая вольно гуляла по поясу Майкла. Языки нежно касались друг друга, заигрывая. Поглаживания были ласковыми. Их тела нагревались и растворялись в эйфории. Неохотно отрываясь друг от друга, оба проникаются глубиной глаз напротив. Оба понимают, что в который раз они нарушили это правило. Снова вкусили запретный, но до невыносимости приятный сладкий плод. — Тебе идёт лавандовый, Майкл.