Раз, птичка запела. Два, взлетели стаи. Три, огонь погас. Четыре, черти вылезли. Пять, из ниоткуда возьмись. Шесть, парнишку загребли. Семь, утащили в омут свой. Восемь, в царицу нарядили. Девять, усмирению её способствовали. Десять, богу в ноги её подложили.
Бог протянул руку и позвал царицу к себе. Измученная жрецами великого храма Рёмена, сама не поняла, как упала к подножию горы черепов. Жрецы в ужасе пытались спасти положение, первая голова рухнула к ногам обезглавленного тела, вторую разделили надвое. — Знайте свое место, ничтожества, — голос его был обращен к жрецам, но глаза принадлежали неподвижной фигуре. — Неужели нет предела твоей глупости, человек? Ты пришел в мой храм, не имея при себе ничего стоящего, чего же ты ожидал, глупое создание? — Я не человек, — шелест ветвей молодого дерева, голос создания напоминало именно это, — а глупцом не являюсь с рождения. Произнесенные слова позабавили великого бога, его гогот отразился от мраморного пола, сотрясая стены и отдаваясь эхом в ушах присутствующих. — Ты пришел развеселить меня своей болтовней, сопляк? Знай только, что сейчас ты меня лишь раздражаешь. Один неверный шаг — и твоя голова украсит мой сегодняшний стол на пиру. — Встречал ли великий бог этих земель когда-нибудь полукровку? — парировал в ответ переодетый юноша. — Знает ли он, что в мире, где веками царит война между проклятьями и людьми, нет того гнева, что был при рождении первого шамана? Бог с невозмутимым лицом слушал существо, пришедшее к нему не из мира его. Он был чист и не осквернен грязью их мира. Его кожа блестела в свете огня, его движения казались текучее, чем кровь, льющаяся из кувшина в кубки, его голос убаюкивал, он говорил так, словно не стоял на пороге смерти и не собирался никуда спешить. Восседая на своем троне, бог не мог избавиться от зловония, принесенного существом из мира людей. Яркий отпечаток благовоний и речной воды, прохладного ветра и ночной росы, рыхлой земли и непроходимой чащи. Их мир был для бога поистине великой тайной, но именно человеческие отродья оставались самыми загадочными. — Я знаю, что люди готовы на все ради власти и могущества, — жрецы вздрогнули при звуке спускающегося бога. — Вот только они останутся слабыми перед богом, которого хотят свергнуть, — он остановился перед царицей, низко склонившей голову. — Даже сейчас ты боишься меня, ибо знаешь, — бог навис над меньшим существом и хищно ухмыльнулся, впитывая страх присутствующих, — ты слабейший из нас двоих, создание Кендзяку, — он приподнял голову царицы за подбородок и заглянул в прелестное личико, украшенное дорогими щелками и драгоценностями. — И сколько бы люди ни сношались с проклятиями, итог всегда один, — бог наклонился к затаившему дыхание существу и насмешливо прошептал, — все они будут сожраны.Одиннадцать, черти сбегали от хозяина. Двенадцать, но забыли они правило одно. Тринадцать, не поворачивайся богам спиной. Четырнадцать, царицу, обмазанную кровью. Пятнадцать, унесли в глубину безумия. Шестнадцать, заклеймили его потехи ради. Семнадцать, собственностью своею сделал бог его. Восемнадцать, парнишка под покровом ночи имя прошептал своё. Девятнадцать, Юджи, Юджи, Юджи, шептал великий из богов
— Тебе не скрыться от меня, царица из цариц, — исследовал свой сладостный плод, ужасающий из богов, — придет время, и я соединю наши души, — он запятнал белое полотно своей грязью, — и тогда твое сердце навечно останется со мной.Двадцать, и закрыл Юджи глаза в мире, который не отпустит его никогда.