Rammstein — Fuhre Mich
Заебался. Как же он заебался выслушивать монотонную речь старухи, которая явно ошиблась помещением, и вместо удобной одноместной кровати в больнице святого Мунго, решила сесть на кресло директора Хогвартса. Он не слышит, что она говорит. Точнее слышит, но не вникает в смысл сказанного. Видит лишь тонкие морщинистые губы, шаткие мелкие зубы, как в уголках её губ скопились остатки высохшей слюны, служившей доказательством обезвоживания организма от старости. Ему не хочется смотреть, но он продолжает наблюдать за такими явными недостатками, которые с первого взгляда даже и не заметишь. Обычно привыкаешь к человеку, когда видишь его часто. И порой совершенно не замечаешь, как сказываются годы на лице этого самого человека. Вот только он не видел Макгонагалл полтора года. С того самого момента, как прошли похороны Дамблдора на шестом курсе. Казалось бы, что есть срок в год и два месяца? Всего лишь четырнадцать месяцев. Четыреста двадцать шесть дней. Двадцать пять тысяч пятьсот шестьдесят часов. Один миллион пятьсот тридцать три тысячи минут. Девяносто два миллиона секунд… В пизду. Он знал, что умеет быстро считать, но сейчас ему вовсе не хотелось думать о миллисекундах, которые летят вперед, в то время, как его тело не молодеет. Ему кажется, что он уже начинает чувствовать, как истончается его кожа, как теряет свою эластичность, словно его клетки травмируются от малейшего вдоха и выдоха, замедляются процессы регенерации в базальном слое его эпидермиса. Ему мерзко. Хочется вспотеть как следует, чтобы кажущаяся ему ненормально сухой кожа перестала ощущаться, словно наждачная бумага. Он морщится, когда скучный голос директора меняет тональность, чтобы откашлять мокроту, сковывающую её трахею. Он вдруг визуализировал этот комок густой слизи, которую не вытолкнуть и не проглотить обратно. Может, она умрет прямо сейчас? Подавится ли сгустком слизи, продуцируемой собственными трахеей и бронхами? Он и сам не заметил, как уставился на её худощавую морщинистую шею немигающим взглядом, словно мог силой мысли вытолкать мокроту или же затолкать обратно. Наконец, старуха прокашлялась, возвращая своему голосу привычное звучание и он поднял взгляд на её лицо. Несмотря на натянутые волосы, закрученные в тугую гульку на макушке, на классические очки, прикрывающие некую долю её уродства, возникшего из-за самой банальной, но такой ужасающей «старости», точнее отвлекающие от неё, он не мог избавиться от навязчивой, стучащей, словно молотком по металлу, мысли. Неужели еще несколько десятков лет и я превращусь в такое же старое, жалкое, и самое главное, смертное существо? — Мистер Нотт, надеюсь, вы проявите все свои наилучшие качества и навыки, и поможете мне удержать порядок в вашем факультете, — пока к нему не обратились прямо по фамилии, Тео никак не мог понять, о чем так долго талдычила эта старуха. Наилучшие навыки. Ох, если бы она только знала о его настоящих навыках, которые он тщательно оттачивал все лето. Его тошнило от мысли, что то, к чему он так упорно шел, оказалось лишь какой-то неполноценной херней, вовсе не оправдавшей его ожиданий. Шел-шел к чему-то, но так и не пришел. Получил лишь расколовшуюся душу и еще больше тревоги о том, что он даже не приблизился на шаг к своей цели. — Конечно, директор, я вас не подведу, — выдавил привычную вежливую улыбку, хорошо отрепетированную за долгие годы его бесполезной жизни. Вышел из кабинета директора, бросив равнодушный взгляд на отреставрированную горгулью, и поджал губы, утыкаясь задумчиво под ноги. Он стал старостой своего факультета. Счастье какое... Отец бы им гордился. Обязательно расскажет, если когда-то решится наведаться к нему в камеру в Азкабане. Сказать, что он ненавидел отца или же не желал с ним общаться, Тео не мог. Просто не хотелось видеть его постаревшим, измученным, без привычного нахального выражения лица, кричащего о вседозволенности. Тео было неприятно смотреть как слабеют когда-то сильные люди. Он хотел оставить нужные воспоминания в своей голове об отце. Несмотря на холодное равнодушие, Нотт-старший обучил его всему, что следовало знать чистокровному наследнику его лет, поддержал финансово, дал свою фамилию, заодно клеймо сына Пожирателя, и на этом всё. Хотя Тео большего и не нужно было ни от него, ни от кого-либо еще. Ему вообще мало чего хотелось от людей. От однокурсников он и так получал уважение, мог провести скучный вечер в их компании, перекинуться парочкой слов, а затем заниматься своими делами, не обрекая себя на долг «верной дружбы». От женщин он также получал внимание. Причем образ холодного, молчаливого чистокровного аристократа воспринимался куда более успешно женским полом, нежели пустословье и излишняя показушность, что было вполне в стиле Малфоя и его приближенных. Обычно, его однокурсницы просто хихикали своими противными, но замечательными, потому что юными, голосками, раздражая и восхищая его слух, над попытками Драко привлечь к себе внимание, но со своими грязными секретами и тайными желаниями обращались к Тео. Если бы они только знали, что подойдя к нему с невинной просьбой помочь с заданием по трансфигурации, уйдут на едва сгибающихся, шире, чем положено, дрожащих ногах, вряд ли бы так наивно хлопали ресницами, когда он самоуверенно смотрел в их лица, зная о том, чего они хотят и как представляют прекрасного принца в своих розовых, сладких, словно сахарная вата, мечтах. Тео знал, чего и как они хотели. И никогда не оправдывал их ожидания. Удивительно, но среди слизеринцев не распространилось ни единой информации о том, что скромный мальчик Теодор Нотт был отбитым на голову, когда дело касалось секса, издевающимся над телами однокурсниц. Чистокровным шлюшкам было стыдно. Они молча зализывали свои синяки на теле, пытаясь вести себя абсолютно также, как и было прежде. Ни малейшей жалобы. Хотя, возможно, некоторые пробалтывались, поэтому среди сочувствующих подружек всегда находилась самая смелая, уверенная в том, что перед ней плачется очередная неженка, и решалась на то, чтобы лично узнать каков на вкус член Теодора Нотта. Забавно это или нет, но ни одна из них так и не вернулась за продолжением, лишь смущенно отводили взгляды, стараясь делать вид, что Тео являлся все тем же милым старшекурсником, не отказывающим в том, чтобы кому-либо помочь. Почему-то в подобном унижении наивных девчонок он нуждался также, как и в вечной молодости и бессмертии. Казалось бы, тема вечной красоты и молодости заезжена уже настолько, что тот же Волдеморт просто забил свой длинный бледный болт на эту херню и просто захотел стать бессмертным. Ни вечно молодым или неуязвимым, а просто бессмертным. Семь, сука, крестражей. Поразительно, блядь. Семь крестражей, сотворивших такого бледнолицего безносого урода. И какому адекватному человеку могла понадобиться такая вечная жизнь? Как бы Тео себя не вел, он считал, что адекватность в нем присутствует, как и объективный взгляд на многие вещи. Например, ему не хотелось пугать внешним видом детишек, иметь вместо здоровых крепких зубов гнилой, желтый рот, отталкивающий не только своей визуальной составляющей, но и трупным смрадом. Тео хотелось все также быть желанным для женщин, трахать их, унижать, ломать, видеть, как очередная сбегает от него также, как сбежала когда-то мать, предпочтя смерть семейной жизни с Пожирателем и его отпрыском. Ему хотелось вызывать уважение у мужчин, чувствовать свою власть и независимость от временных рамок, позволяя себе иметь все, чего он хочет. Ему не нужен был страх грязнокровок и порабощение всего магического мира. Всего лишь много уважения и немного трепета. Ну а кто осудит? Не было законов, запрещающих жить вечно, при этом выглядеть молодо. Тот же Николас Фламель стал легендарной личностью, сотворив философский камень, но, сука, так и не поделившимся секретом его производства. Блядский Дамблдор со своей сучьей троицей, уничтоживший по истине то, в чем так нуждался Тео. Почему-то Тео не сразу понял, что ноги привели его на привычное место за слизеринским столом в большом зале. Взгляд сразу же метнулся на гриффиндорский стол, за которым уже не сидела возникшая в воспоминаниях троица. Всего-лишь Грейнджер и компашка недоумков, решивших вернуться на повторное обучение. Губы по привычке презрительно дернулись, и Тео сразу же отвел взгляд, фокусируясь на заполненной, машинально, едой тарелке. Мда уж, для человека, решившего прожить вечность молодым и здоровым, он съедал слишком много вредного дерьма, а уж о пагубной привычке, из-за которой он ежедневно тащил в рот маггловские сигареты, он решил не вспоминать. Лишь недовольно положил кусочек отрезанного тыквенного пирога в свою тарелку и достал из своей школьной сумки лист с напоминаем об обязанностях старости и расписанием на первый месяц. Первое патрулирование совпало с Когтевраном. Ну что ж, благо компанию ему составит симпатичная когтевранка Чжоу Чанг. Ему всегда нравилась экзотичная внешность, темные волосы и смущенные девчачьи личика. Помнится, они тесно общались на шестом курсе, но ничем большим, кроме парочки совместных походов в Хогсмид, это не кончилось. Возможно, с ней он бы постарался быть помягче, чтобы милая азиатка не убежала от него на несгибаемых ногах с застывшим выражением ужаса на прекрасной круглой мордашке. По крайней мере, не сразу. Интересно, как она будет себя вести, если он кончит ей на лицо? — Ты же возьмешь на себя Корнера? — нежный голосок Астории прозвучал возле уха, приятно обдувая ушную раковину. Тео взглянул на подсевшую рядом слизеринку так, словно в жизни не откажет в её просьбах. Тоже темные волосы, аккуратное худое личико, большие серые глаза и пухлый ротик. Её старшая сестра решила не продолжать обучение в Хогвартсе, а вот младшая Гринграсс выровнялась с ним по курсу и заменила Паркинсон, благодаря выходке последней во время битвы за замок, на посту старосты, чему он, в принципе, был очень рад. Они с Пэнси никогда друг другу не нравились, трахнуть её не удалось, слишком уж верна была Малфою и его бредовым рассказам о собственном героизме, так что Астория радовала его глаз куда сильнее, чем бывшая староста. — Ни за что, — расплылся в расслабленной улыбке Тео, продолжая изучать лицо сидящей перед ним девушки. Надула губки. Как мило. — Ну я не хочу с ним патрулировать, он такой приставучий, тем более мы с Чжоу дружим, а вы парни сможете как-нибудь найти общий язык, — Гринграсс посмотрела на него жалобным взглядом, заморгав быстро глазками. — Ну же, Тео, я знаю, что ты настоящий джентльмен, не сможешь отказать даме в её скромной просьбе. Уголок его губ непроизвольно поднялся вверх, наблюдая за детскими попытками Астории им манипулировать с помощью своих женских чар. Скромница Чанг или хитрая змейка Гринграсс? Он загадочно прикусил нижнюю губу, расплываясь в широкой улыбке, демонстрируя ей ровный ряд своих зубов. — А что мне за это будет? — Тео повторил её наивное хлопанье ресницами, прекрасно зная, как действует его живая мимика на девчонок. — Я что-нибудь придумаю, ты не пожалеешь, — она задорно подмигнула ему, пытаясь скрыть свое легкое смущение, но он прекрасно заметил резко прилившую кровь к её прозрачной тонкой коже.***
Тео смотрел себе под ноги, идя бок о бок с непрестанно болтающим Майклом Корнером, и совершенно не вслушивался в его скучную речь. Он задумался о своих дальнейших планах. В феврале ему исполнится девятнадцать, а он все также учится на седьмом курсе. Казалось бы, время остановилось, пока ему приходилось выполнять обязанности старосты факультета. Все такой же Хогвартс, все те же люди, за исключением тех, кто решил не продолжать свое обучение. Вот только паника охватывала его каждый раз, когда он думал о том, чего так и не добился. Почему только он так зациклен на вечной молодости и вечной жизни? Почему остальные смирились? Так и хочется остановиться и закричать, ударить каждого и орать, втемяшивать им в тупые головы: «ВЫ ТУТ С УМА ПОСХОДИЛИ? ВЫ ЖЕ ПОНИМАЕТЕ, ЧТО МЕДЛЕННО УМИРАЕТЕ? ПОЧЕМУ НИКТО НИЧЕГО НЕ ДЕЛАЕТ, ЧТОБЫ ПРОДЛИТЬ СВОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ? ЧТО С ВАМИ НЕ ТАК?» Наверное, большинство людей обвинило бы его в безумной одержимости, внушая, что это нормально - стареть. А некоторые бы попытались найти причины его нездорового поведения, отыскивая катализаторы в детских воспоминаниях, его травмах. Но вот не было травм. Был Темный Лорд, который вдохновлял и его, и его отца. Вечная жизнь, власть, страх перед именем. Что, черт возьми, могло быть круче? Тео был уверен, что его кумир неуязвим, самое настоящее божество, перед которым склоняли колени, что чистокровные, что грязнокровки. А потом его убил семнадцатилетний пиздюк. Поттер, твою мать. Жалкий шрамоголовый придурок, который не мог даже с девчонкой заговорить, вечно получающий оплеухи от грязнокровной подружки, забывшей о существовании расчески. Как так-то? Тогда и пришло осознание, что Волдеморт оказался самым обычным ссыкуном, нашедшим способом возвращаться из мертвых. И что это ему давало? Только страх перед его обликом. Но вот страх и уважение все-таки разные вещи. Страх заставляет склонять головы, играть подчиненного, но не отнимает тайное желание наколоть твою голову на пику при удобной возможности. А вот уважение… Мм… Какое сладкое слово, вызывающее дрожь в коленях, приятные мурашки на макушке, в области затылочной кости, которые спускаются все ниже и ниже, пока в штанах не дернется налившийся кровью член, испытывающий легкую эрекцию. И так всегда, не зная, как поделиться с окружающими своими невероятными эмоциями от одной только мысли, что он будет значим, необычен, нет, исключителен, Тео бежал трахаться, разделяя свое возбуждение с красивыми девчонками. Правда, многие из них так и не смогли постичь его эйфорического состояния, предпочитая жалобно хныкать и глотать унизительные слезы. Идиотки. Одинаковые, словно попали под заклинание размножения, идиотки. — … и как теперь Грейнджер без своих любимых дружков? — знакомая фамилия прервала мысленный поток, заставив Тео, наконец, поднять взгляд на сопровождающего его старосту Когтеврана. — Переживет один год без приключений, — спокойно ответил он, отмечая, что время не тронуло черты лица Корнера. Он все такой же прыщавый урод. — Но она похорошела, может быть, получится к ней подкатить, как думаешь? Грейнджер теперь героиня, — хмыкнул староста. Тео подумал о внешности «золотой» девочки и поморщился. Худощавая, сутулая, с милой мордашкой и ужасными, нет, просто отвратительными волосами. Нет, на неё у него бы точно не встал. Он вдруг представил, как во время траха с ней, выслушивает её поучительный тон, как правильно нужно совать в неё член и что угол совершенно неточный. Тео не заметил, как хрюкнул от смеха. — Ты чего? — удивился Майкл. Тео лишь покачал головой. Нет, кого-кого, а гриффиндорскую зубрилу, даже если она встанет перед ним на колени и будет умолять трахнуть её незакрывающийся рот, он не тронет. Фу.***
На правах старосты, Тео, после патрулирования, решил не спешить в гостиную, вместо этого задержался на одном из этажей, где был широкий балкон, с которого открывался симпатичный вид на черное озеро. Покурит, еще немного подумает, а потом можно и спать. Сегодня было первое число сентября, никаких домашних заданий, так что можно было и послоняться вокруг ночью, пока слизеринцы, наверняка, празднуют, что в первый учебный день никто из гриффиндорцев их не проклял. Блейз что-то говорил об огневиски, который он стащил из дома, но пить сегодня не хотелось. Да и принимать вежливое участие в пьяном диалоге однокурсников тоже. Ему нужна была информация. Все возможные книги в поместье, которые он успел прошерстить до прихода министерских работников, после того, как его отца приговорили к пожизненному сроку в Азкабане, изъявших добрую часть его, сука, ЕГО, имущества, были просто бесполезной исписанной бумагой. Благо во время войны, пока его отец был на хорошем счету, ему удалось порыскать в семейных библиотеках ближайшего круга Темного Лорда. Однако всё, что ему удалось достать, было книгой о темнейших искусствах из поместья Лестрейндж. Именно в ней он узнал об интересном заклинании для создания некоего крестража. Далее последовали более углубленные исследования, заставившие Тео отправиться в подпольные магазины Британии, квалифицирующиеся, исключительно, на темной магии. Только спустя год усиленных поисков, он смог узнать не только о том, что из себя представляет крестраж, но и как его сотворить. Было занятно узнать, что высокие речи о том, как раскалывается душа от применения «непростительного», оказались лишь глупыми байками. Настоящее заклинание, способное сотворить настоящий крестраж, представляло из себя труднейший ритуал, подразумевающий под собой четко спланированное убийство и ценный предмет. Как же он долго готовился. Выискивал подходящую жертву, необходимый предмет, нужное заклинание. Тео задумчиво покрутил семейный перстень на своем указательном пальце. Темный камень с кровавыми прожилками, родолит, загипнотизировал его всего на мгновение. И в этом куске минерала таился осколок его собственной души. Бесполезный кусок дерьма. Он помнит, как его собственная наивность довела его до истерического припадка, когда после неописуемых эмоций во время проведения ритуала, нескончаемой боли от разрыва его души, он понял, что все также уязвим. Никаких тебе внешних изменений. Ни красных глаз, ни новых способностей. Тео помнит, словно это было вчера, как он смотрит на свое отражение и ничего не понимает. Как берет нож и давит острым кончиком на фалангу своего большого пальца, как протыкает плотную кожу, морщится от боли, а затем разочарованно наблюдает за стекающей по руке кровью. Блядь, его все также могли убить. И его физическое тело упало бы замертво точно также, как и гнилая туша Темного Лорда. И не важно: получил непростительное в лоб, напоролся бы на что-то острое, или же упал с метлы, или же попал под лапы гиппогрифа. Для тела - это смерть. А дальше ты просто призрак. Блядский призрак, неспособный даже на малейшее заклинание. Все, что ты можешь — слоняться по лесам и выискивать жертву, способную помочь тебе восстановить свою человеческую плоть. Если бы Тео знал заранее, что крестраж всего лишь гарантия, что кусок твоей души останется бродить по земле, никогда бы не тратил свое время на эту бредовую затею. Единственное, что его радовало, так это притупление эмоций после совершенного ритуала. Ему стало куда меньше жаль бездомных щеночков и плачущих после перепихона с ним девчонок. В этом были свои плюсы. Свои нервишки он сбережет от ненужных потрясений. И все же этого ему было мало. Ему нужен был эликсир, способный остановить время для его тела, сохранить молодость и красоту. Эликсир, способный залечивать любые раны. Эликсир, который сделает его по-настоящему особенным и выдающимся. Ему нужен был собственный философский камень.