Длинные волосы и кровавые розы

–Знаешь, ты очень похож на Акане, - промолвил пьяный Коконой, глядя в голубые глаза Сейшу, полностью схожие с очами его погибшей в пожаре сестры. После стольких лет Хаджиме всё ещё не мог её забыть – он даже не пытался. Ему просто незачем было делать, продолжая мечтать о ней и материализовывать в своих мечтах и снах(не всегда безобидных). –А... Да, спасибо, - отозвался Инуи, не раз слушающий этот бред от друга, находящегося в нетрезвом состоянии. Внутри Сейшу всё перевернулось вверх дном, разразилась страшная буря, сметающая органы по всем сторонам организма, но не так, как нужно для жизни, и заставляющая прекратить дышать, вырезая на лёгких какие-то фразы, не имеющие сейчас никакого смысла. Сердце сжалось в комок, безжалостно истекая кровью на балаган в организме. Ребра по одному медленно впиваются в грудную клетку, лишь бы Сейшу сделал такой желанный вдох, но он не мог. Слова Коко буквально убивали Инуи изнутри, и он ничего не мог с собой поделать. Слишком сильно он любил этого богатенького брюнета, до сих пор влюблённого в Акане – сестру Сейшу. Уже даже во рту стал образовываться противный металлический вкус, оставаясь налётом на зубах и тонким слоем дымки крови на языке и щеках. Противно и больно. Инуи начал задыхаться, благо инстинктивно убежал в панике от взгляда любопытных глаз Хаджиме. С того дня Сейшу начал отращивать волосы, чтобы ещё больше походить на свою любимую сестрёнку, от смерти которой не мог отойти только Хаджиме. Инуи очень хотелось порадовать как-то Коконоя, потому что его состояние становилось хуже на глазах. Сейшу хотелось быть любимым, хотелось нежности и поддержки, хоть и приходилось приходить к таким радикальным мерам, как изображение другого человека. Он был готов на всё ради Хаджиме, жаль, что сам Коко этого не понимает и никогда не поймёт. Но ведь длинные волосы ещё не сделают из тебя копию другого человека, даже если внешность очень схожа. Инуи много раз видел горизонтальные шрамы на запястьях своей старшей сестры, в детстве их смысла ему не дано было понять, да и Акане сама не хотела говорить об этом. Сейчас Сейшу прекрасно понимал, что именно они означают, ему было больно от одного осознания того, что его родная сестра не захотел с кем-то обсудить свои проблемы, закрываясь в себе и пряча всё за миловидной улыбкой, в которую был влюблён Коко. Хаджиме либо правда не замечал ухудшение её состояния с каждым днём, либо был просто слепым и не хотел ничего замечать, помешавшись лишь на своей влюблённости. Инупи стоит возле зеркала в ванной комнате с лезвием от бритвы в руках. Одно движение, и участок руки с порезом закололо, будто сотня шипов от красивейших цветов впивается в его кожу, по руке текла алая кровь, каплями падая на белоснежную раковину и напоминая лепестки роз, которые Коконой однажды сорвал с чей-то клумбы и подарил Акане. Ещё несколько порезов, и на теле Сейшу начали распускаться кровавые розы, охватывающие своими иголками руки, затем ноги, а позже к ним добавились рёбра, которые стали уже видны из-за недобора веса, потому что Акане была достаточно худощавой девушкой. Инуи не мог остановиться, ему так нравилось это ощущение, что он не сразу заметил пятна крови, образовывающиеся на его футболке и белых шортах, будто кто-то с огромной ненавистью выжимал гранат, разбрызгивая его по всей квартире, как это обычно бывает. Глаза уже давно застилали горькие слезы, льющиеся из Сейшу ручьём, не останавливаясь и забирая у него такой дар, как зрение. Лезвие оказалось где-то под ногами, а сам он на полу, разум помутнел. Обморок. Очнувшись, Инуи увидел лишь небольшую лужицу собственной крови и засыхающую у себя на ногах, руках, пальцах и торсе. Было больно физически, но морально – нет. Будто со всей этой кровью вышли и все эмоции, все переживания и негодования, все заблуждения и заботы. Стало намного легче дышать. Все мысли распутались, исчезая из головы, словно ничего и не было, пусто. В отражении зеркала, будем честны, Сейшу выглядел ужасно. Глаза остекленели и покраснели, под очами уже давно залегли мешки от нескольких бессонных ночей, которые так любезно замазывает тональным кремом их обладатель, ведь у Акане на лице не было такого. Шрам было сложно скрыть, да и затратно, поэтому чаще всего Инуи завешивал его блондинистыми волосами. Натянув форму чёрных драконов и фирменную улыбку, Инуи вышел из дома, встретившись с Коко около выхода. Так происходило практически каждый день. Особенно тогда, когда устраивали собрания, на которых по большей части участники просто ели, пили и веселились, потому что особо никто не смел ввязываться с ними в драку, боясь даже подойти к их главе – Тайджу Шибе. Часто Тайджу рассказывал о своём непутевом братце, который «предал» его и ушёл во вражескую групировку. –В последнее время ты сам на себя не похож, - подметил Коко, элегантно вышагивая в месту назначения. –А должен? - возмутился Инуи. –Ээ, да? - больше спросил Хаджиме. - Это же, ну... ты! –Вот значит как да? - гнев Сейшу висел на тонкой ниточке, натягивающейся с каждой секундой и норовящейся уронить этот комок зла, что так долго прятал в себе Инупи. - Всё таки заметил? И как тебе? Нравится? –Чего? - Коконой совершенно ничего не понимал. - О чем ты вообще? –Это же ты, черт возьми, при каждом удобном случае говорил, как я похож на Акане, как ты её любишь и тому подобное, - все же сорвался Сейшу. - Ты вообще помнишь, как, напившись, подумал, что я – это моя сестра и излил мне всю душу, признался в любви и пытался поцеловать, чуть ли не лапая в не самых приличных местах. И так происходит каждый, блять, раз. Я тут под тебя подстраиваюсь, стараясь как можно больше на неё походить, и ты только сейчас это заметил? Серьёзно? Почему именно тогда, когда я повторял все её повадки, ты, Коко, перестал видеть наши сходства, перестал называть меня её именем, перестал смотреть на меня так, как смотрел на неё? Что я, сука, делаю не так? Чего ты хочешь? Я правда не понимаю. Я вылепил каждый кусок её тела на своём, как бы больно мне не было. Я полностью копирую её характер, темперамент и всё такое прочее. Видишь? - Инуи оголил несколько своих шрамов на запястьях, пока Коконой мог лишь метать испуганный взгляд между его лицом и рукой. - Или ты никогда не замечал этого? И как ты ещё можешь говорить о преданной любви к ней, когда не замечал самого очевидного? Она, блять, их даже не прятала! Какой же ты... Агрх, какой же ты, мать твою, великолепный и восхитительный. Если бы ещё смотрел дальше своих денег и силуэтов Акане, давно бы заметил то, как сильно я тебя, идиота, люблю! Почему именно на меня выпала эта ноша? Знаешь что? Делай, что хочешь, говори, что хочешь, но прямо сейчас выскажи всё мне или я ухожу, и мы, надеюсь, больше никогда не пересечемся, потому что я так устал, что не знаю, смогу ли выбраться из кровати ближайший месяц. Коконой замер на месте, не понимая, как оскорбления и укоры переросли в любовное признание и изливание всех чувств. Он просто не мог что-то сказать, но, если ничего не выявить из себя, – Сейшу уйдёт. Все года, что они прошли вместе, уйдут в никуда, погрязнут во тьме. Всё рухнуло куда-то вниз, и Хаджиме понятия не имел, что подразумевал под «Всё». Просто вдруг где-то стало больно, где-то закололо, где-то фантомно порезало. Но где? Он понятия не имел. Вина за свои слова навалилась на голову Коко, будто на него вывалили откуда-то сверху несколько килограмм помоев. Какофония чувств заполонила голову, не давая произнести ему и слова. –Молчишь? - совсем не удивлённо усмехнулся Сейшу, это было крайне ожидаемо. - Ладно, я ухожу. Не вздумай искать меня или пытаться связаться со мной. Больше не хочу ничего иметь общего с тобой, продолжай убиваться по моей покойной сестре, если тебе так сложно отпустить её, перестать напоминать мне про тот отвратительный день и заставлять чувствовать вину за то, что удалось выжить именно мне. Метнув в Коко грозный взгляд, Инуи развернулся к нему спиной, как вдруг Хаджиме хватает его за израненное лезвием запястье и притягивает к себе, сжимая в жарких объятиях и целуя прямо в губы. Сейшу это только больше вывело из себя. Сейчас он был крайне чувствителен к любым прикосновениям, и именно такие желанные ранее касания рук Коконоя заставляли Инуи чувствовать себя грязным и желать принять душ. –Не трогай меня, - крикнул Сейшу, тут же отталкиваясь от груди Хаджиме, чувствуя, как тепло уходит вместе с осенним ветром, разносящим пожелтевшие листочки с одной улицы на другую, окрашивая лужи и грязь в приятные цвета, помогающие не видеть этот серый и скучный мир, полный несчастий и невзгод. Улетали не только листья, но и надежды Инуи на счастливый финал с Коко. Как же сильно он ошибался всю свою сознательную жизнь, порой мечтая о том, как будет целовать губы Коко и чувствовать взаимность с его стороны. Снова было больно. Слезы текли ручьём от понимая, насколько Сейшу выглядел жалко в тот момент, пока он сломя голову бежал, чуть ли не падая лицом в землю и не ломая ноги, до своей крохотной квартирки, купленной только для того, чтобы съехать от порядком надоевших родителей, постоянно опекающих и следящих за каждым его шагом, потому что не желали повторения истории Акане для своего единственного сына. Была смешного от того, как мать стала больше уделять внимания своего ребёнку, чего практически не было в детстве, потому что, по её словам, "много работы, давай потом" или "не до вас сейчас, отчёт надо написать", как отец пытался бросить пить, но каждую ночь всё равно открывал новую бутылку, думая, что никто не видит этого. Надоело. От одного воспоминания про отношения в семье после смерти Акане, Инуи ещё больше начинал плакать. Хотелось кричать и вернуться в прошлое, в тот самый день, когда случился пожар, чтобы спасли старшую сестру, а не его. Акане, возможно, сейчас бы счастливо жила с Коко или другим парнем – неважно. А Сейшу спасли из горящего дома, так он ещё чем-то недоволен и хочет перестать дышать, хочет заставить сердце прекратиться так бешено биться, оттадаваясь пульсирующей болью в висках, когда должен падать в ноги с благодарностями своему Спасителю. Так почему он его ненавидит? Ненавидит так, что все органы зажимаются в комок от одного воспоминания о нём. Ненавидит так, что хочет зацеловать его до смерти, устраивая сладостную пытку и по максимуму оттягивая момент его и своей кончины от нехватки воздуха в лёгких во время приторно поцелуя, полного отчаяния и желания. Хотелось задушить эту боль внутри хоть чем-то. Совершенно не волнует чем именно, лишь бы перестать и вовсе чувствовать что-то, перестать думать и здраво мыслить, перестать навязывать себя, перестать перестраивать себя, перестать изображать другого человека, которого уже не вернуть к жизни, просто перестать. Алкоголя и сигарет и в помине не было, хоть всю квартиру переверни и посмотри в каждый угол, где только встретишь каких-нибудь крысу или паука, вырисовывающего на стене серые липкие узоры. Сейшу никогда бы не подумал, что может быть настолько херово, из-за чего не приходилось делать такие вредные, но одновременно полезные заначки, не желая походить на своего отца. Инуи просто хотел умиротворения и душевного спокойствия, опустошения головы. Под руку каждый раз попадалось только окровавленное лезвие, оставленное на раковине несколько дней назад, когда Сейшу полностью отчаялся, когда устал от всего. Совершенно не думая, Инуи поднёс грязный предмет к синевам на стыке с кистью руки, не переживая о заражении крови или чего-то другого. Мысли были сосредоточены только на окончании "мучений" и такой жизни. Скорее всего, мать не одобрит такого выхода, но кому сейчас есть до неё дело? Ей было плевать раньше, значит и сейчас будет. В данный момент он думал только о себе и о своём спокойствии. Хотелось отдыха. Как только лезвие воткнулось глубже, перерезая вены, Сейшу понял, насколько сильно хочет жить, что искренне желает извиниться перед Коко за то, что оставил его ошарашенного стоять посреди улицы, чувствуя себя полным дураком, виноватым во всех невзгодах своего лучшего друга, невзаимно влюблённого в него самого и так сильно напоминающего Акане, которую сам Хаджиме любил больше своей жизнь даже после такого ужасного происшествия, как её смерть. В глазах начало темнеть, а в голове билось лишь одно «Спасите меня, пожалуйста. Дайте рассказать обо всём единственному родному человеку. Я хочу пожить ещё несколько дней». Где-то далеко раздался звон, а после удар ключей и чего-то ещё об пол. Коконой уверенно шёл к жилищу Инуи, держать в руках букет любимых красных роз Сейшу(или это были любимые цветы Акане?) в качестве извинений. Он и подумать не мог, что такими, казалось бы, простыми словами доводит человека до такого состояния. Вина глушила все мысли и эмоции, заполняя голову только навязчивым «Это я во всём виноват». Всю дорогу Хаджиме думал только о словах Инуи, прокручивая их в памяти по миллион раз, чтобы зацепиться за что-то и начать свою речь именно с этого, но, как назло, ничего толкового не выходило. Если он начнёт нести полную околесицу и извиняться за всё подряд, то Сейшу просто захлопнет дверь перед его носом, даже не стараясь вникнуть во все слова Коко. Стоя почти вплотную к чёрной двери, всё ещё неуверенный Хаджиме не решался позвонить в звонок, будто был влюблённой девчонкой, размазывающей розовые сопли в своём дневничке. Собравшись с мыслями, Коконой позвонил в звонок раз, потом второй и третий. Не дождавшись какого-либо ответа или звука по ту сторону двери, Хаджиме достал ключи, которые Инуи дал ему уже очень давно. Они постоянно покоились в кармане штанов, но Коко не решался ими воспользоваться. И вот, время пришло. Коконой был уверен, что в квартире просто никого нет, поэтому решил подождать внутри. Войдя в жилище, Хаджиме ещё больше уверил себя в отсутствии хозяина квартиры, видя пустую спальню. Только потом уже Коко заметил подозрительный свет в ванной. Пройдя ещё больше, он увидел Сейшу, сидящего на тёмной плитке, облокотившись на ванную, а по рукам струится кровь. Такая же красная, как и букет принесённый Хаджиме. Из его рук тут же всё посыпалось, а на телефоне высветился номер скорой помощи, раздались гудки. Коко некоторое время не пускали в палату Инуи, заставляя его сидеть на иголках прямо напротив двери, разделяющей двух теперь уже бывших друзей. Впервые многочисленные молитвы Тайджу как-то помогли ему. Он в страхе, дрожащим голосом повторял слово за словом, произнесённых Шибой когда-то давно. Уже на входе в палату Хаджиме в нос ударил резкий запах медикаментов, а перед глазами предстала картина, как Сейшу лежит на больничной койке, а к нему подключено множество проводов, в том числе кислородная маска. Коко сидел у кровати Сейшу секундами, минутами, часами, годами, не уставая постоянно наблюдать за ним и каждым редким вздохом. Как вдруг раздался оглушающий писк, оповещающий об остановке сердца. Всё внутри Хаджиме упало с таким грохотом, будто это мог услышать каждый пациент больницы, врачи и медсестры. Хотелось кричать, но Коконой не мог выдавить из себя ни звука, только солёные слезы, текущие реками по щекам и прорезающие глаза с острой болью, напоминали ему, что он всё ещё жив и дышит, в отличии от Инуи. –Прости, - лишь хриплым голосом смог выдавить из себя Хаджиме.