Высшая степень пресечения казнокрадства

      В том что князь Меншиков “заимствует деньги” из казны никто и не сомневался, он и не слишком-то скрывал этого. Все об этом знали, но царского фаворита никто не трогал. Царский фаворит все-таки!       А у Петра были свои особые меры пресечения казнокрадства, о которых он распространялся не так охотно. Когда в очередной раз из государственной казны пропала очередная внушительная сумма денег, Петр Алексеевич позвал Меншикова в личные покои. Уже звоночек. Впрочем, ему одному, кроме пары слуг, можно было появляться в бытовых комнатах.       Александр Данилович с присущей ему самоуверенностью и вальяжной походкой вошел в двери, уже понимая, что ничего страшнее выговора или скупого замечания его не ждет. У Петра же на него были иные планы, а гордый вид фаворита взбесил его еще больше.       Громогласный голос Петра звучал, будто бы с небес, или из самых далеких глубин Алексашкиной отсутствующей совести:       — Саша, что с казной?       Меншиков отвечал скупо и предельно честно:       — Да, каюсь, взял пару раз.       Император медленно подошел вплотную к юноше и строго посмотрел в темные глаза. Красив, зараза.       — Ты же понимаешь, что на этот раз тебе это с рук не сойдет?       Романов грубо схватил Александра за воротник, стянул с него парадную рубаху (порвав, кажется, пару пуговиц), оставив с голым торсом. С силой толкнул на кровать, так, что локти оказались на царских простынях, а ноги на полу. Тяжелая рука прижала бессовестную голову к постели. Теперь грудь Меншикова прилегла к матрацу, а лицо непроизвольно повернулось влево. Под левой рукой Петра Алексеевича мелькнули розги, но Меншиков даже среагировать не успел, прежде чем, по его спине прокатилась пронзающая боль. Розги оставляли на спине сначала белые, а потом красные, ноющие от боли полосы. Александр, закусив край одеяла, тщетно пытался сдерживать вскрики. Иногда получалось слишком плохо, и до Петра доносились приглушенные всхлипы.       — Зато больше воровать не будешь. Запомни, будет так каждый раз. До лекаря сам дойдешь. — с некоторой усталостью, император, наконец, наигрался, и отбросил розги. Отошел.       Мужчина поправил широкую одежду, начав поспешно готовиться ко сну. Князь на кровати, чуть дрожа, извернулся. Уложившись на спину, Александр глухо шикнул от боли, провёл рукой по мокрым волосам. Чуть рвано выдохнув, изнеможденно улыбнулся.       — Назло вам ещё возьму. Ещё больше. Хоть сотню раз. Если такова цена такого окончания рабочего дня, буду воровать, пока не умру.       — Наглец.