Мальчик и море

      — Тири? Тири! Ты где там... Ой! Ты как умудрился?       На песок капала кровь. Тириэль сидел на песке же, рассматривая ступню, пропоротую тонким язычком пряжки: наступил на полузакопанные, задубевшие от времени и морской воды сандалии, забытые кем-то на берегу.       — Ничего страшного, Дэнни, — откликнулся он, — сейчас, залечу и пойдем.       — А папа говорил: не ходил бы ты босиком, — вздохнул тот и замолчал, не мешая сосредотачиваться. Только смотреть на золотистые искорки, собирающиеся под пальцами эльфа, на этот раз не стал, вместо этого принявшись бродить вокруг, от нетерпения пиная высохшие на солнце водоросли, заброшенные позавчерашним штормом далеко от линии прибоя.       Тириэль прекрасно понимал его маету. Понимал, как подростку хочется плюнуть на все и броситься дальше, туда, где заканчивалась узкая коса Прощального пляжа, и море наливалось глубокой синевой, обрываясь в глубину. Понимал и свою невнимательность: забыл слушать землю, так сосредоточился на Дэнни.       Золотистые искры срывались с пальцев, мягко мерцали, касаясь кожи, таяли, унимая остро колющую боль. На подобную мелочь магии еще хватало. Стерев остатки крови, Тириэль поднялся на ноги, кивнул нетерпеливо подпрыгивающему Дэнни:       — Все, пошли.       Тот бросился вперед — только песок во все стороны разлетелся. Тириэль побрел следом. Он, в отличие от Дэнни, никуда не спешил и спешить не хотел.       Хотелось наоборот, застыть в моменте, как на самом глубоком вдохе, когда тянет в груди от невозможности набрать еще воздуха. Застыть, впитывая в себя все это: отголоски боли и обманчивую мягкость песка под ногами, запах моря, шелест накатывающей на берег волны и звонкий, почти мальчишеский голос. Дэнни частил, то убегая вперед, то возвращаясь, заглядывая в лицо Тириэлю, захлебывался: словами, восторгом, нетерпением.       — А еще папа говорил, мама отсюда уплыла, мы поэтому и приехали. А представляешь, я ее там встречу? Как думаешь, Тири, она меня узнает? А я ее? А...       — Встретишь, конечно, — кивал Тириэль. — Сама не найдет — так спросишь, помогут.       — Конечно помогут! — просиял Дэнни. — Я и не сомневаюсь! А как думаешь...       Тириэль никак не думал. Вернее, думал, но не о том, гадал: как так вышло? Как случилось? Он ведь приехал сюда, в крохотный приморский городок, чтобы отдохнуть напоследок, очиститься от тягучей вязкой горечи многочисленных прощаний. Знал бы кто, как не любил прощаться. Встречи — совершенно другое дело, но на них Тириэль не рассчитывал. Все, кого он знал, остались там, а здесь он собирался бродить по берегу, кормить удивительно крикливых чаек выменянным у мальчишек-рыбаков уловом, позволять ветру ерошить волосы, и ни о чем не думать. И не думал, часами сидя на старом, полуразвалившемся причале, мягко поскрипывающем черными от воды досками, вторя набегающим волнам. Смотрел на море, и в голове растекалась блаженная пустота.       Треснувшая однажды, когда пришел, а на причале кто-то уже сидел. Юноша, нет, подросток, обернувшийся на едва уловимый скрип досок.       — Привет. Я Дэнни. А это твое место, да?       Тириэль не устоял перед смущенной улыбкой. Хотел бы — не устоял, но не захотел. И вскоре они уже вдвоем обшаривали прибрежные заросли, ища что-нибудь интересное, учились у мальчишек рыбачить — те гордо задирали конопатые, обгорелые на солнце носы: как же, старшие, один и вовсе эльф, а такой ерунды не умеют. Старый причал поскрипывал уже для двоих, и Дэнни болтал и болтал, иногда затихая, слушая негромкий голос Тириэля, рассказывавшего обо всем и ни о чем одновременно. И в голове снова растекалась пустота, но совершенно другая, звонкая и счастливая. Пока однажды Дэнни не рассказал, зачем они с отцом приехали сюда.       Тириэль не любил прощаться и молчал, отравленный горечью, а Дэнни беззаботно болтал ногами, отдергивая от норовивших коснуться пальцев пенистых гребешков, и рассказывал, перескакивая с одного на другое, как это у него вечно получалось.       Об отце, грустном, но делающем все для счастья сына. О матери, которая скрылась однажды в волнах, когда он был совсем еще маленьким.       — Я ее не помню совсем, жалко, правда? Только по фотографиям, у папы их много, и даже последняя — там кусочек хвоста виден. Такой красивый, как этот... ульмарин.       — Ультрамарин, — поправил Тириэль.       — Да! — просиял Дэнни. — Синий-синий! Тири, как думаешь, а у меня хвост тоже синим будет?       Тириэль пожал плечами, он никак не думал.       — Папа надеялся, что я успею доучиться, мама — она же поздно услышала зов моря, думала, и не позовет уже. А потом оно ей сниться ночами начало, как мне, и папа говорит...       Дэнни все болтал и болтал. Тириэль прикрыл глаза. Слова накатывали как еще один прибой, как голос моря. Моря, звавшего своих детей обратно в родные объятья.       Как и когда упало и проросло семя, смешав кровь людскую и морскую, Тириэль не знал. Но смешалось же, разошлось, и среди людей иногда рождались вот такие, не люди и не русалки. Полукровки, однажды шагающие в волны. Кто-то чтобы через год вернуться назад, кто-то — навсегда теряясь в безбрежной синеве.       Ветер шелестел травой, растущей на краю пляжа, осторожно касался местами подржавевшей ограды и тяжелых камней надгробий. Пляж назывался Прощальным из-за раскинувшегося возле кладбища, но для Тириэля он стал таким из-за Дэнни.       Тот приплясывал на самой кромке прибоя, обернулся к подошедшему эльфу. Замялся, потом прянул ближе, обнял крепко-крепко, вцепляясь пальцами в худую спину, сопя куда-то в подмышку.       — Ты обязательно дождись, хорошо?       — Конечно, — легко кивнул Тириэль. — Куда я денусь, я же эльф.       — А я через год приплыву, вот увидишь! Только маму найду, погляжу, как она, и назад, а то папа скучать будет! — Дэнни отпустил наконец, решительно тряхнул головой. На море он глядел, забавно насупившись. Скинул с ног сандалии, стянул шорты, футболку, попробовал пальцами воду. Обернулся.       — Ты к папе заходи иногда, ладно? А то неправильно, ну, что он... один.       — Иди уже, ты так еще долго промаешься иначе.       — Ага. Ну... Я пошел.       И пошел, разбрызгивая во все стороны воду, как песок только что, пока берег не ухнул вниз — и с ним не ухнул сам Дэнни. Мелькнула среди волн макушка, мелькнул на мгновение нежной мятной зеленью краешек хвоста — и все. Осталось только море, Тириэль и лежащие на песке вещи.       Постояв еще немного, он развернулся и пошел прочь, к ограде кладбища. Совсем низенькая, достаточно перешагнуть, и вот уже вокруг тяжелые серые камни, притащенные с другого, дальнего пляжа, где море методично подтачивает скалу, откалывая от нее такие неровные глыбы.       Тириэль шел, не вглядываясь в имена на камне. Незачем было, его интересовало другое. Пожалуй, вон там вполне подходящее место. И вот там неплохо, между двух камней, лежащих слишком близко, чтобы втиснуть между них третий, и достаточно далеко для его нужд.       Усмехнувшись, Тириэль покачал головой. Эльфов, вообще-то, не хоронят на людских кладбищах. Их вообще никак не хоронят, это рождение событие для всех, а смерть — она у каждого своя. Он даже не знал, как это будет.       Просто однажды иссякала магия. Просто одним вечером уходили, а наутро другие обнаруживали где-нибудь неподалеку дерево, которого там раньше не росло. Просто повязывали на тянущиеся к небу ветви широкие ленты с вышитым серебром историями.       Для него никто не сделает и этого, но Тириэль не сожалел о подобной мелочи. Жалел лишь, что едва ли протянет и полгода, не то что целый год. Все-таки встречи он действительно любил, в отличие от прощаний.       Прошагав через все кладбище, он перешагнул ограду с другой стороны и пошел к городу. Его ждали мальчишки-рыбаки, обещавшие сегодня показать, как ловить особо хитрую рыбешку. Нужно было зайти к отцу Дэнни и в городскую управу, поговорить насчет места на кладбище. Тириэль не знал, какое дерево вырастет там, между камнями, но совершенно не хотел, чтобы его срубили по незнанию.       Он ведь обещал. Обещал Дэнни, что дождется. Пусть даже протягивая к ветви к волнам, позволяя налетающим штормам трепать листву, но обязательно дождется, если море отпустит мальчишку.       Тириэль слишком любил встречи, чтобы поступить иначе.