***
-Все это кажется тебе странным, правда? Мне тоже поначалу так казалось, я пытался убежать от этого, но каждый раз оказывался на одном и том же месте в одно и тоже время, в одну и ту же дату. 10, 20, а может и все 100, я не помню сколько попыток мне понадобилось, чтобы принять свою роль. Моя роль, не более. Роль, которую я обязан исполнить. Бросить это яблоко в пучину тянущихся к нему рук, дабы вкусить греховный плод. Может в этом и есть вся суть человеческой воле? Рамзес тоскливо глядел на пучину рук под ним. Как он и говорил, они как животные тянулись к яблоку в его руках, но без его воли они не смогут заполучить столь желанный плод, не смогут вкусить грех. -Мы встречались с тобой бесчисленное количество раз и каждый раз ,я делал одно и тоже, повторял одни и те же действия миллион раз и пытался убедить себя, что это вынужденная мера, а не моя прихоть. Прощай ….- *** Гиксос помнил, язвительно омерзительно помнил, как бродил среди тысяч коридоров, помнил, как касался металлической ручки одной из дверей и нажимал на неё сильнее, открывая и моментально просыпаясь в холодном поту. Из раза в раз он ожидал увидеть за дверью что-то мерзостное, ужасное, что-то похуже его ночных кошмаров, но вот хотя бы представить или описать у него никак не получалось. Будто то, что тихо и трепетно ждущее его за дверь, — он сам. Ему хотелось вонзить в вальяжно развалившегося на полу себя тысячу ножей и желательно прокрутить ещё несколько раз, чтобы эта уродливая гримаса под собой искривилась в жуткой агонии и наконец-то сдохла. Вдох. Выдох. Ещё сильнее повторить несколько раз по кругу. Гиксос распахивает глаза и сжимая в кулаках ткань пододеяльника пялится в потолок. Взгляд у него был затуманенный и слегка болезненный, будто он только проснулся после аварии и не умер, а ведь так хотелось. Чуть сжимая губы, Гиксос встал и, зажмурив взгляд, слегка вздохнул. Сердце оставалось в полном спокойствии, и это пугало посильнее внезапной панической атаки, что в тисках сжимало его сердце и каждый раз сильнее и сильнее выбивало из колеи. В горле резкой болью отозвался подкативший ком, он и правда постоянно разрастался в узкой глотке и давил с утроенной силой на стенки, одаривая резкой болью, сравнимой только с полностью добровольным поеданием битого стекла, оно тоже с неимоверное радостью застревало в глотке и оставляя на мышечной оболочке сотни мелких кровоточащих порезов. Сквозь плотную пелену темных штор, утреннее солнце почти не пробивалось в комнату старой хрущевки. Город только просыпался ото сна, а солнце любезно заглядывало в окна тех, кто позволял, и тихонько будило обитателей, знаменуя нового дня, не особо отличимого от миллионов других уже прожитых словно в дне сурка или даже временной петли. Сглотнув фантомный ком в горле, Гиксос сделал несколько глубоких вдохов и прикрыл глаза отсчитывая про себя до 10, чтобы немного забыться и отвлечься от сна. Паники не было, но странное и кажется уже привычное ощущение, что на тебя кто-то смотрит за спиной не уходило. Это было относительно привычно и нет, если можно привыкнуть к постоянной слежке за собой. Изредка он бросал взгляд за спину в жалких надеждах зацепить краем глаза ту призрачную фигуру, что все это время вцепило свой взгляд в него, нечем непримечательного профессора прикладных наук в местном университете. Он, конечно, слышал о том, что ФБР следит за ними, но не настолько же они должны разоблачаться, чтобы простой смертный как он чувствовал их присутствие? Так, Гиксос, тебе стоит перестать слушать заговоры по телевизору.Закончив с дыхательной практикой, Гиксос встал и прошел к ванной, нащупывая рукой выключатель. Ванная — крохотное помещение, заставленное донельзя, её можно назвать частой виновницей различных ссадин и легких синяков на теле мужчины, нередко в сонном состоянии он ударяется о борт старой советской ванной (она, черт возьми, чугунная! Если бы не ее вес, Гиксос уверен, его бы бабка до Берлина с нею бы дошла и убила Гитлера бы быстрее, чем бы минул май 45ого, что в последствии ведет к легкому порезу на коже, или же ударяется руками об полку маленького шкафа над раковиной, вместе с самой раковиной в нередком последствии. Говоря предельно честно, иногда Гиксос по-ребячески обижается на неё и пинает провинившуюся ванную утварь за что позже сам получает взамен с повышенной силой, врезаясь в стиральную машину, которой жить осталось сегодня-завтра. Весьма длительное противостояние стоит заметить. Пока он не опробует новые изощренные пытки неживых предметов, не проснётся и вообще посчитает странным то, что он не опробовал их.
С характерным щелчком комнату озарил яркий холодный свет, и Гиксос поморщился от непривычного с утра света, что рябил в глазах и вызывал раздражения в них же. Спустя несколько секунд глаза привыкли к свету, и он, разлепив очи свои карие, сделал три шага вперед к раковине; слегка желтоватой от времени с ярко выраженными подтёками коричневого цвета. Все же ржавчина дала о себе знать, лишь бы как вирус не перебралась на его ванну. Гиксос и так часто шутит в своей голове тупыми шуточками, не хватало, чтобы он спросоня реально решил, что кто-то или он сам по лунатизму испражнился в ванну. Достав с полки над раковиной щетку и тюбик зубной пасты, слегка надавив на него и подставив щетину под белесую субстанцию с полосами берёзового цвета, на миг замер от нарастающей паники, Гиксос обернулся и ничего не обнаружив начал вглядываться в зеркало, ему словно причудилось, как-то слегка помутнело и где-то в дальнем его углу скрылось что-то странное, непонятное и часто наблюдавшее за ним. Оставив тревожные мысли, мужчина вернулся к повседневной рутине старясь выкинуть из головы еле уловимый силуэт в зеркальном отдалении, а еще осознать, что он собирается бриться не пеной, а зубной пастой .Включив ржавый в некоторых местах кран, из которого с нескольким замедлением и кряхтением полилась вода, зачерпнув её в ладоши, он хлыстнул её по своему лицу, слегка зажмурившись от напора, и в этот самый момент, кто-то словно мимолетно тронул его спину. Сердце пропустило еще удар, тело встрепенулось, и жуткую тишину прерывал лишь звук включенного крана, но даже так казалось, что произошло нечто неподдающееся описаниям и воображению. Будто кто-то или что-то очень хочет быть замеченным Гиксосом, но либо не имеет такой возможности и прячется, либо играет в только ему понятную игру. Сглотнув и выключив кран, со страхом в сердце, словно он стал главным героям в каком-то фильме ужасов, Гиксос обернулся и внимательно осмотрел комнату несколько раз. Крохотная и давно знакомая ему ванная сейчас казалась бескрайней комнатой из темноты которой выползет кровожадное нечто и утащит в свое темное, кишащее трупами логово. В доме было впервые так страшно, особенно после этого сна. Гиксос вышел поспешно из ванной, ударился вновь о ванную, сматерился страшным кучерявым матом, схватившись за ногу, и вышел в коридорчик. Есть не хотелось. Страх сковывал его глотку, казалось, что, проглотив хоть кусочек тоста, он подавится и этот монстр вылезет из глубины его комнаты и сожрет его остывающий труп. Рубашка была помята, но не так важно, только внизу, что он заправлял в брюки, а те внизу нахватались грязи как миленькие. Ткань раздражала впервые. Его раздражало любое касание к чему-либо. Он вспомнил чугунную ванную, которая как пилочка для ногтей проходилась по пальцами и ногтям ног, отчего он скривился это не слишком больное, но определенно омерзения от новой легкой ссадины, тревожило его куда чаще. Он почувствовал, как ткань раздражающе липнет к телу, и он захотел разорвать свой старый костюм, купленный у какой-то бабки за гроши. Он сжимал до скрипа ключи, что давили на кожу рук. Он обувал ботинки, которые решили начать жать ему. И каждый раз он явственно чувствовал на себе чужой пристальный взгляд, но каждый раз смотря на предполагаемый источник, но ничего не замечал и проглатывал очередной ком в горле. Он не помнит, как в агонии страха и вытекшего из него гнева он вышел на улицу. Как только солнечный свет ударил ему в глаза, Гиксос почувствовал какое-то мирское просветление. Будто бы он… Почувствовал какое-то облегчение. Солнышко единственное ласкало его лучами солнца и целовало в лоб. Единственное, что целует его. Кому нужен парень, живущий в хрущевке и не добившийся ничего? Правильно, только солнышку и непонятной твари, вечно следящей за ним, но это стоит отпустить в угоду прекрасной погоды и поднятого настроения. Бабушки были на лавочках самые обыкновенные, но он не был в их негативной зоне. Они постоянно подмечали, когда он завтракает, а когда нет. Постоянно дают парочку купюр «на покушать» и желают доброго дня. Спокойный сосед, хороший… О таком каждый мечтает. Ремонты не устраивает, вечеринок тоже, помогает всем, ведет себя тихо, живет по законам, исправно платит и всегда вежлив, даже если зол. И в этот раз с фразой «вот тебе, милок, на покушать, не смей и против говорить, ешь!» они его спровадили в путь. Принимать деньги у без того небогатых старушек было вверх стыда, но сколько бы он не протестовал все без толку — радушные бабушки одерживали неоспоримую победу, а побежденный Гиксос тихо умирал в муках совести и своей неудержанной праведности, изредка сравниваемой Рамзесом или Гором с ангельской. Тратить эти деньги он себе не позволял, а тихо копил месяц, чтобы потом отдать пакет с продуктами бабушкам и вернуть, как ему казалось «одолженные " деньги. — Благодарю —благодарю, до свидания и хорошего дня вам! — в ответ бабушки пожелали ему того же, тихо приговаривая, что всем бы у него поучится. По началу это сильно смущало его, но после тринадцати лет жизни уже свыкся. Петляя между старыми хрущевками, Гиксос быстро добрался до автобусной остановки, на ходу надевая наушники и перелистывая свой плейлист. Музыка была для него неотъемлемой частью жизни и умиротворения, для такого не очень общительного и слегка закрытого в себе человека, возможность абстрагироваться от реальности было самым желанным и умиротворенным времяпрепровождениям. Люди переменчивы, лживы и лицемерны, но вот музыка никогда не даст себе соврать и обнажает чистейшие эмоции. Музыка — это полная свобода и истина. Гиксос любил любую музыку, таких людей кажется называют меломанами и правда звучит слово красиво и необычно, ему как человеку в чьем плейлисте часто соседствуют Бах и фонк не были знакомы какие-либо предрассудки в музыке, прекрасно все, просто песня еще не обрела своего слушателя. Под прекрасные звуки скрипки, мужчина почти не пропустил свой автобус. Прикусив губу от легкого стресса, Гиксос быстро забрался в салон транспорта и оплатив проездным уселся на место в середине, прямиком у окна. 6 остановок до университета и еще 10 минут пешком через дома. Иногда в его голову стучатся мысли заняться частным репетиторством из дому. Час-пик, неудивительно у многих в это время начинается работа и застрять в душном салоне автобуса можно и на час, а то и два, хотя по сухим цифрам кажется, что поездка не займет и получаса. Дверь с режущим уши скрипом закрылась и у входа показалась невысокая старушка, она еле держалась стоять, но переполненный автобус не давал разглядеть её из толпы. Заметив платок, Гиксос встал и помог старушке сесть на уступленное место. Его странная привычка, каждый раз вздрагивать и как ошпаренный уступать, словно он какой-то школьник, а не мужчина тридцати лет. Ухватившись за поручни, он отчётливо ловил на себе косые или заинтересованные взгляды, а то и краем уха к своему сожалению, слышал перешептывания. Он не обижался, вовсе. Он понимал, что он слегка выбивается из общей картины и это нормально, что люди чувствуют некоторый дискомфорт и он не имеет право осуждать их за это, он ведь по возвращению обратно пялился на все в попытках привыкнуть. Правильной формулировкой будет, что ему приносило дискомфорт какое-либо внимание к себе помимо работы. Обида за свой цвет кожи или национальность осталась далеко в детстве и за имя тоже. Ему ведь нечего не стоило несколько раз повторить свое имя или получать детские вопросы " Дядя, а почему ты не такой, как я? " — это ведь всего лишь дети и им многое в новинку, они не подвержены предрассудкам взрослых и лишь пытаются утолить свое любопытство, но вот слышать такое из уст взрослых иногда может быть обидно — они не скажут тебе прямо, а будут перешептываться за спиной иногда кидая в твою сторону нелестные комментарии или слова. Желая полностью отвлечься от реальности, Гиксос потянулся к телефону в кармане, дабы прибавить звук, как внезапно услышал детское лепетание и в нем разыгралось странное любопытство и он замер, убавляя громкость. — Мам, а почему все смотрят на этого дядю? — малыш чуть наклонил голову, приставляя палец к губам и любознательно перекидывал взгляд с Гиксоса на свою мать. — Тише! Это не воспитанно, говори тише в автобусе — шикнула женщина, переходя на строгий шепот и пытаясь развернуть ребенка в сторону двери. — А, дядя чем-то отличается от нас? Дядя же такой же как и все. А почему все смотрят на него? — ребенок искренне не понимал, что взрослые нашли такого не такого нашли в незнакомом мужчине. Гиксос замер. На несколько секунд даже выпал из реальности целиком. Дети нередко ведали реальность более мягкую и открытую, нежели взрослые. Наверно детское мировоззрения самое прекрасное и открытое в этом мире, но шаткое и желанное для некоторых мразей. Улыбнувшись краем губ, он все же прибавил звук и тихо наслаждался роком, что изредка долбил по мозгам. Дальнейший путь прошел мирно и спокойно, если не засчитывать маленькую аварию и последствия в виде почти начавшейся потасовке. Телефон завибрировал оповещая о нужной остановке. Гиксос с трудностью, но выбрался наружу. Краем глаза заметив темную макушку — Рамзес. Тот был одет свободно и несколько молодёжной, отчетливо выделялась среди толпы своей яркой ветровкой. Преподаватель археологии, что преподавал в том же университете — был противоположностью самого Гиксоса .Любимец публики также наслаждающиеся каждой ею секундой, он найдет общий язык с каждым и каждый будет тянуться к нему, словно он мега-супер-популярная поп-звезда. Гиксос не решаясь больше задерживаться прошел дальше, умиротворенно шагая между домов и рассматривая как солнце игралось на листьях деревьев. — Эй, Гикси — на плечо прилетела тяжелая рука и Гиксос вздрогнул. Под ухом раздался задорный смех и Гиксос устало вздохнул, убрал наушники в портфель и кинул взгляд на пришедшего, коим быть мог только один человек. — Рамзес, ты можешь пожалуйста говорить чуть тише? — Гиксос вздохнул, чуть отводя взгляд в сторону. Было слегка стыдновато за громогласность друга, что могла нарушить чей-то комфорт. — Не-а, мы же никому не мешаем, Гикси! — Рамзес чуть покачал рукой, указывая вокруг — никого не было, а кто и был уткнулся в телефоны. — Но, все же — возразил Гиксос, но ощутив чужие пальцы на губах принял второе поражения за день. — Вот видишь, Гикси я снова одержал безоговорочную победу! — похлопав себя по груди, Рамзес самодовольно улыбнулся, а после рассмеялся находя что-то смешное в текущей ситуации. — Все профессора археологии такие активные или ты и там умудряешься выделится? — с ироничной ноткой задался вопросом Гиксос, вписывался ли его друг в общий коллектив? Нет. Волновало ли его это? Он глубоко клал на мнение; других, социума, соседей и деканата, последние приносило ему особое удовольствие. — Да, не, я тогда нормальным стану — — Лучше бы ты им и стал — — Чё? — Рамзес на миг замер, во взгляде его читалось вселенское познание мира вокруг. Вселенная открыла ему все знания этого мира, но к сожалению его мозг не может полностью принять такие килобиты информации. — Встретимся на перерыве — Похлопав друга по плечу, Гиксос выдохнул и пошел к университету. Дорога была размеренной и преспокойной, Рамзес все еще стоял сзади что-тот осмысляя. Перед университетом, несколько студентов поприветствовали своего преподавателя и похихикав над профессором археологии побежали на свои пары. Разменявшись несколькими фразами с дворником и пришедшими коллегами, Гиксос вошел внутрь, неспешно шагая в свой кабинет: 2 этаж, почти в самом конце коридора, дальше кабинет Рамзеса и заодно кратчайший и важнейший путь в столовую — самое главное во всем здании. — Профессор Гиксос, здравствуйте, я насчет практики — девушка с легкой отдышкой остановилась перед ним, сжимая толстенную папку в руках. Она была очень тихой и успешной студенткой, а поэтому и старостой. Не сказать, что группа была хуже некуда, но куда стремится было и много. — Здравствуй, у вас возникли какие-то проблемы или уже закончили практику? — чуть улыбнувшись, Гиксос протянул руку, выпрашивая папку из её рук. — Ох, вот пожалуйста, там вроде все — передавая папку, девушка выпрямилась и чуть напряглась. Переделывать не хотелось, а дождаться помощи извне будет проблематично. Перелистывая страницы, Гиксос поправил очки и начал всматриваться в листы посильнее, изредка хмыкая. Девушка сглотнула, нащупывая телефон в сумке и открывая общий чат. — Все в порядке, вы большая молодец. Передайте пожалуйста — Листову, что надо было сдавать лист с распечатанным текстом практики, а не просто пустой лист а4 — устало вздыхая, Гиксос попытался вспомнить лицо Листова. Он ведь еще жив, да? — Убью, гадину — девушка стиснула зубы и забрав папку из рук преподавателя скрылась из виду, куда-то звоня на бегу. — Тогда, буду ожидать, его появления- тихо рассмеявшись, Гиксос пошел дальше. В стенах университета было непривычно тихо, может учебный день и начался, но было что-то непривычное. Гиксос на своей спине отчётливее ощущал взгляд и изредка оборачивался по сторонам, но так никого и не замечал, даже Рамзеса что уже должен был подойти. Шаг. Два. Три. Тревога не исчезала, как и чутье подсказывающая, что опасность близка к смертельной и стоит бежать, но вот бежать было некуда. Гиксос сглотнул, сердце начало колотиться сильнее, чем с утра и это вызывало непреодолимую рвоту, руки в ответ начали потеть и чесаться, сильно краснея. Ускорив шаг, мужчина прошел к туалету. склоняясь к раковине и включая воду. Плеснув хладным потоком на свое лицо, и выпрямился, но тревога не исчезала глянув в зеркало — замер, через чур близко к нему за его спиной стояла черная и отвратительная, тощая фигура. Секунда, нельзя ничего рассмотреть и понять. Дверь отворилась и в помещение вальяжно зашел Рамзес, обращая внимания на трясущегося друга, но ничего не говоря. Гиксос нервно что-то пробормотал и вышел, скрываясь за дверью. Нахмурившись, Рамзес встал на место друга и глядел ровно за спину. Фигура явилась вновь, но уже в темноте туалетной кабинки, она расслабленно сидела на туалете, её тощие и черные руки валялись на полу, зрелище отвратительное и пугающее, но Рамзес никак не отреагировал даже когда фигура медленно, наслаждаясь ожидаемым страхом шла к нему. На его лице не дрогнул ни один мускул, он был предельно спокоен. — Если хочешь напугать, то попробуй пораскинуть мозгами или что там у тебя, а не тупо повторять дешевые хорроры. Они — смешны, об страхе речи и не идет — устало вздохнув, Рамзес вышел, шепотом бросая: — И постарайся не так заметно палиться, ладно? — Фигура проследила за скрывающимся Рамзесом и ушла в самый дальний угол туалета в полностью темную комнату, куда скидывали ненужный хлам. Профессор археологии неспешно шел к себе, вокруг тишина и это помогало продумать следующую лекцию. Рамзес был тем человеком, на чьи лекции можно было проходить без учебника, тот им никогда не пользовался, предпочитая следовать своей собственной программой для донесения сокровенной информации в головы юных умов. Цель была близка и сквозь двери соседнего кабинета, профессор с любопытством вслушивался в клацанье клавиатуры и тяжелые вздохи. Что ж скоро начало 2 — ой пары.