Лавкрафт как социальный (анти) утопист

      Говард Филлипс Лавкрафт обычно известен как автор различных ужастиков про космических монстров и чудовищные истины мироздания, далеко не столь часто на него обращают внимание как на социального (анти)утописта. В рассказе «Курган» Г.Ф.Л. демонстрирует общество подземных индейцев, обладающих магическими способностями, описанное, на манер утопий Нового времени, от лица путешественника Замакона, который попал к ним.       Индейцы населяют подземный город-государство Кейнан под Оклахомой. Они способны усилием воли контролировать процессы внутри своего тела, что позволяет им достичь бессмертия и избежать нежелательной беременности. Кроме этого, они способны временно предать материи бесплотную форму, что позволяет им проходить сквозь стены. Также они способны и на более сложные манипуляции. Кейнанцы отгородили себя от всего остального мира, чтобы вечно существовать внутри своего сообщества — первоначально с целью спастись от всемирного потопа.       Кейнанцы ограничили размножение, чтобы компактно сосуществовать друг с другом на ограниченной территории. В качестве обслуживающего персонала они используют примитивных гуманоидных существ, которые считаются животными, и оживших мертвецов, способных также функционировать по крайней мере несколько веков. Правительство мегаполиса по природе своей больше склонялось к первобытноанархическому типу: порядок вещей чаще определялся обычаями, чем законом. Такое правление сделалось возможным благодаря опыту тысячелетий и прогрессирующей апатии господствующей расы, чьи желания и потребности сводились к сумме физических удовольствий. Терпимость и миролюбие отстранили на второй план всякие идеалы и искания: основной заботой правителя было спокойствие общины, которое периодически нарушали беспорядочные метания бессмертных искателей наслаждений. Семья как часть общественного уклада давно утратила свое значение; исчезли гражданские и социальные различия между полами. Распорядок дня следовал по накатанному образцу; утреннее опьянение спиртами или наркотическими субстанциями, пытки рабов, дневные сновидения, гастрономические и чувственные оргии, религиозные службы, экзотические эксперименты, художественные и философские дискуссии и далее в том же духе. Собственность горожан: земли, рабы, животные, доли в увеселительных заведениях Цатта и монеты из драгоценного Ктулу-металла, бывшие когда-то единым денежным стандартом, — распределялась приблизительно поровну между свободными жителями. Бедность была неизвестна, а труд состоял из определенного набора администраторских обязанностей, налагаемых на основании произвольного выбора на какой-то недолгий срок. Замакона с трудом описывает условия жизни, так не похожие на знакомые ему с детства; и в этом отношении рукопись изобилует неясностями и загадками.       Г.Ф.Л. преподносит это общество как антиутопию. Проезжая сельские фермы, испанец хорошо рассмотрел фигурки, работавшие на полях: ему не понравились их механические движения, странная медлительность и следы увечий, заметные на телах. За ограждениями, среди чахлой растительности паслись жалкие подобия человекообразных существ. Гилл-Фаа-Йнн объяснил, что это и есть представители низших классов, мясо которых кейнанцы употребляют в пищу. За рабами наблюдает хозяин фермы; его гипнотическое внушение с утра определяет поведение пахарей и пастухов, и как разумные машины они просто незаменимы в работе. Пасущиеся же на лугах представляют самое низшее сословие — от них ничего не требуется и кроме как в пищу их нигде не используют. В просторных фермах на равнине Замакона видел рогатых гаа-йоттнов, выполнявших почти человеческую работу. Похожие на людей фигуры вскапывали грядки, прокладывали борозды. У некоторых движения были словно замедлены и напоминали манипуляции механических приспособлений. Перехватив внимательный взгляд испанца, Гилл-Фаа-Йнн охотно сообщил, что это и есть так называемые вайм-баи — мертвецы, которым с помощью атомной энергии и силы мысли возвращали способность двигаться и повиноваться приказам. Классу рабов недоступен дар бессмертия, в отличие от представителей господствующей касты Цатта, поэтому со временем вайм-баи увеличиваются в числе. Их отличают собачья преданность и послушание, но они менее восприимчивы к телепатическим командам, чем живые рабы. Наибольшее отвращение у Замаконы вызвали раны и увечья на телах мертвецов: некоторые были обезглавлены, кожа других несла следы колотых ран, разрезов, ожогов. Объяснить их происхождение было бы затруднительно, не поспеши на помощь Гилл-Фаа-Йнн. По его словам, эти рабы, прежде чем попасть на фермы, использовались в качестве гладиаторов для увеселения свободных горожан. Превыше всего остального жители Цатта ценили остроту ощущений, ибо их угасающие чувства требовали новых и все более мощных стимулов. Несмотря на удивление, вызванное увиденным, Замакона не мог не признаться в глубине души в полном отвращении к открытому им миру. Как не трудно заметить, единственное, что по-настоящему делает их общество антиутопией, заключается в том, что они используют рабский труд, а также пытают этих рабов ради развлечения. Как я отмечал выше, ожившие мертвецы (вайм-баи) способны функционировать сотни лет, они не содержат никакого личного сознания (так как могут неким фантастическим образом функционировать даже без головы — интересно, как они вообще видят тогда?). Таким образом при желании эти существа могли бы заменить всех живых рабов, чтобы никто не страдал, но Г.Ф.Л. специально добавил сюда эти пытки рабов, чтобы кейнанцы выглядели злодеями. Это характерный для него троп — глубоководные совершают человеческие жертвоприношения ради непонятной цели, представители расы Йит убивают при рождении инвалидов, хотя обладают технологией переноса сознания. Кажется, только Старцам и Ми-Го не приписывалось ничего такого. Всё это нужно Г.Ф.Л., чтобы однозначно представить этих индейцев (глубоководных и йитов) в отрицательном ключе. Если бы не рабство и пытки, то предъявить им что-то ещё было бы сложно — так как весь остальной список, от наркотиков до оргий, как таковой не делает их значительно дурными или не делает вообще. Судя по тому, что они существуют исторически долгие сроки в таком состоянии и до сих пор не выродились в полубезумных наркоманов, которым ничего не нужно, кроме грамма сомы, их наркотизация находится на приемлемом уровне.       В остальном описание общества кейнанцев напоминает типичную телевизионную пропаганду про Загнивающий Запад, который загнивает ещё с 19 века, но никак почему-то не сгниёт: К несчастью или наоборот — как знать? — благочестие побуждает испанца о многом умалчивать в рукописи. Немногословное изложение фактов оставляет широкое поле для догадок об обычаях, языке и истории кейнанцев, по которым можно было бы воссоздать картину повседневной жизни города. Покрыты мраком и чувства, двигающие поступками людей. Их внешние пассивность и миролюбие выглядят необъяснимо в смешении с паническим страхом перед внешним миром. Располагая тайнами дематериализации и атомной энергии, они были бы непобедимы, решись на труд собрать армию и выступить в поход, как это делали их далекие предки. Очевидно, что цивилизация Кейнана слишком далеко продвинулась в сторону регресса; беспричинный бунт против механического распорядка, отказ от машин как источника зла не могли породить ничего лучшего. Даже омерзительные культы и традиция развлечений имеют тот же корень. По свидетельству Замаконы, в минувшие эпохи в Кейнане господствовали идеи, сходные с идеями европейского Ренессанса. Вместо упадка можно было встретить лишь гордость за свою нацию и достижения цивилизации, и ни в одном виде искусства не было того хаоса, какой властвовал сегодня повсюду. Чем больше Замакона узнавал об окружавшем его мире, тем тревожнее представлялось ему собственное будущее. Даже постороннему взгляду были очевидны упадок и интеллектуальное разложение подземной цивилизации. И внешние проявления регресса усиливались с каждым годом. Попытки разумного объяснения мироустройства постепенно вырождались в некую сумму суеверий, центром которых оставалось поклонение магическому Ктулу-металлу. Веротерпимость уступила место чередованиям табу, страх перед которыми то ослабевал, то вспыхивал с новой силой. Особенный ужас вызывали предания о внешнем мире, так заинтересовавшим ученых. Временами Замакона всерьез задумывался над тем, что может произойти, если вековая апатия покинет подземных жителей и, словно полчища крыс, они устремятся наверх, сметая и уничтожая все на своем пути. В любом случае остатки их знаний и могущественное оружие гарантировали бы им неминуемую победу. Но пока они сражались лишь с собственной скукой и пустотой бытия; развлекали свои угасающие чувства и предавались чудовищным увеселениям. Амфитеатры Цатта представляли собой омерзительное зрелище, и Замакона избегал приближаться к ним. Что произойдет в умах горожан через пару веков или даже десятилетий, он не осмеливался и подумать. В такие минуты богобоязненный испанец крестился и истовей прежнего возносил молитвы Богу. В вину им ставится отсутствие прогресса, которое, правда, непонятно в чём заключается. Упоминается, что у них раньше были поезда, а сейчас нет. Правильно, они живут в одном городе — пешком можно пройтись. У них достаточная технологизация, чтобы обеспечить бытовой комфорт, как прямо описывается в тексте — что им ещё нужно? Кейнанцы великолепно используют свои псионические способности и, как указывается, они продолжают их развивать. Их страх перед внешним миром объявляется суеверным ужасом, однако он совершенно оправдан, если учесть, что во внешнем мире живут Ктулху, глубоководные, шогготы и «ещё 40 000 способов подохнуть».