Лекарство от воспоминаний

— С этим разбирайся сам. Сокрытие Габриэля стоило Азирафелю одного очень большого чуда. Но, пожалуй, гораздо большим чудом оказалось то, что вся эта афера осталась незамеченной. Шли дни, недели, но в книжный ни разу не заявились с проверкой сверху. Небеса словно забыли о нём, и если по первости такое отношение со стороны бывших коллег обижало Азирафеля, то сейчас оно было очень кстати. Теперь Азирафелю оставалось только привыкнуть к Габриэлю, то есть, к Джиму, как он сам назвал бывшего архангела. Глаза его из ярко-лиловых стали по-человечески серо-зелеными. Он вёл себя как гиперактивный ребёнок: сеял хаос, шумел, исследовал и задавал вопросы. И Джим, в отличие от Габриэля, просто обожал получать на них подробные, развёрнутые ответы. Он мог часами слушать, приоткрыв от удивления рот, про звёзды, про то, почему день сменяется ночью, почему шумят машины, как строят дома, из чего делают его любимый шоколад. Всё больше, наряду с устройством мира во всех областях, он интересовался возможностями и ограничениями своего земного тела. Азирафель долго спорил с самим собой, как стоит поступать с Габриэлем. Что было бы хуже: утаить от него всё то, чего он с таким нехарактерным для себя отчаянием жаждал, или позволить знаниям наполнить его чистый, как пустой блокнот, разум? Первое время Азирафелю было странно и одновременно безумно интересно наблюдать за Джимом. Этот во многом брезгливый ангел, который при виде еды раньше только кривился с отвращением, теперь с энтузиазмом пробовал всё, что давал ему Азирафель, и с трогательной вежливостью благодарил его после каждого завтрака, полдника, обеда и ужина. Азирафель печально улыбался в ответ. Когда Габриэль всё вспомнит, он определенно его убьёт. Если повезет, то на короткий срок. В благодарность за спасение. «Он пришел ко мне сам. Лишившись всего, даже памяти о себе, он пришел ко мне за помощью. Как мог бы я отвернуться от него в тяжелый час? Как мог отказать в чём-либо или солгать?» — Ты пишешь новую книгу? Азирафель вздрогнул и выронил ручку. — Ты снова подкрадываешься. — напомнил он. — Извини. — виновато улыбнулся Габриэль, — Я просто хотел узнать, пишешь ли ты новую книгу? Я был бы рад прочитать что-то из того, что написал именно ты. Наверняка это очень хорошие сказки. Он всё ещё умел читать, к счастью. Сначала это стало причиной беспорядков в магазине, но вскоре Азирафель напомнил ему, что вместо того, чтобы сортировать книги, можно найти полку со сказками и погружаться в волшебные миры от рассвета до заката. А вечером прийти и поделиться впечатлениями о прочитанном, конечно. — Это не сказки, Джим. Это история. Она не слишком интересная, к тому же, я её не закончил. Но когда закончу, если тебе всё еще будет любопытно, могу дать почитать. — Хорошо! Стоило Габриэлю очиститься от влияния Небес, как стали проявляться его природные черты. Оказалось, что на самом деле он любознательный и очень послушный. Также оказалось, что самоуверенность и требовательность — тоже его природные черты, никак не зависящие от воспитания. Если Джим что-то хотел, он это получал, просто теперь использовал совсем иные методы — больше никаких ругательств и приказов. Азирафель же не столько потакал ему, сколько направлял, и вскоре они пришли к наиболее комфортному для обоих существованию. Только спокойствие продлилось недолго. — Я не могу уснуть. В первый месяц жизни в книжном ничто не мешало Джиму спокойно уснуть после стакана тёплого молока и печенья с шоколадной крошкой. Только однажды он пришел среди ночи к Азирафелю в спальню со словами «мне приснилось что-то ужасное» и тут же забрался в чужую постель. Обеспокоенный Азирафель не прогнал его. Вероятно, тогда всё и началось. — Мне снилось, — шмыгая носом, рассказал Джим, — что ты стоишь в огромном столбе огня… А я смотрю и ничего не могу сделать! Я испугался, что это по-настоящему. Я так рад, что на самом деле ты здесь… Он тут же положил руку Азирафеля себе на макушку. Джим обожал поглаживания, Габриэль четко и требовательно указывал, в чем он нуждается прямо сейчас. Это сочетание просто очаровывало. Азирафель гладил его, тихо мурлыкал колыбельную, и после окончания каждой песни целовал Габриэля в лоб. Во сне он не нуждался, терпение у него было ангельское, так что напевать для чужого успокоения он мог часами. — Я надеюсь, ты чувствуешь себя лучше, мой дорогой. — Да! Только… Мне кажется, что-то не так всё равно. — Джим с любопытством заглянул под одеяло, Азирафель заглянул тоже. Пижамные штаны между ног Джима оказались сильно натянуты вверх. Как известно, ангелы бесполы, если не приложат определенное усилие. Только сейчас к Азирафелю неожиданно пришло осознание, что Габриэль всё это время тоже использовал полный комплект земного тела. — Азирафель, это почему? — Так бывает, — Азирафель нервно сглотнул и не сразу нашелся со словами, — Оставь, ничего страшного. Джим с нескрываемым интересом протянул туда ладонь, потрогал. И тут же сдавленно охнул, изумленно раскрыв глаза. Азирафель испуганно схватил его ладонь, положил поверх одеяла. — Ты просто перенервничал, Джим. Это скоро пройдет. Я обещаю. Не надо трогать. — Хорошо. — Джим никогда не спорил. Азирафель слышал чужое нервное дыхание, чувствовал, как Джим напрягается и ворочается. Они пролежали так по крайней мере полчаса, пока Джим не успокоился окончательно. Он уснул, крепко обнимая руку Азирафеля. Азирафель понимал, что надолго отложить этот разговор не получится. Джим пришел к нему в спальню на следующую же ночь. Опять, всхлипывая, рассказывал что-то о кошмарах и просился в постель — Азирафель, глядя на заплаканные щенячьи глаза, не мог ему отказать. Он понял, что теперь это уловка, настоящая хитрая манипуляция, когда Джим тут же перестал плакать, с самой довольной своей улыбкой забрался под одеяло и прижался всем телом к Азирафелю. — Мне кажется, ты меня обманываешь, дорогой мой. — вкрадчиво начал Азирафель, гладя Джима по голове. — На самом деле тебе не снились кошмары, верно? Ты просто захотел прийти сюда и нашел для этого повод… Джим замялся. Азирафель не видел его лица, но чувствовал, как тот напрягся, мучительно придумывая оправдания. — Это не совсем так, — наконец признался он, — мне снилось, что полки с книгами обвалились, все книги упали на пол. А когда я взял одну из них, буквы там расплывались и были переставлены, не складываясь в слова. Я испугался, что больше не смогу читать, но когда проснулся, понял, что всё это наверняка неправда… Но мне захотелось пойти к тебе все равно. Джим повернулся набок. И ткнулся Азирафелю в бедро стояком. Азирафель едва успел привыкнуть к тому, что Габриэль теперь думает, разговаривает и действует как ребёнок. Ни это, ни такое близкое прошлое совсем не сочеталось с тем, что происходило сейчас. Джим устроился поудобнее, обнял Азирафеля и чуть потёрся о его бедро. — Не нужно так делать, дорогой мой. — Почему? Это плохо? — Джим приподнялся на постели, глядя с беспокойством. Плохо ли это? Конечно же нет. — Нет, это не плохо. То, что ты чувствуешь — нормально. — Тогда почему ты не рассказал мне, что это? «Если я расскажу тебе, есть маленькая вероятность, что ты меня потом ещё раз сожжешь» — подумал Азирафель. Вслух он ответил: — Знаешь, мне кажется, что однажды, когда ты все вспомнишь, тебя это расстроит. Ты рассердишься на меня. Джим вдруг посмотрел на него так, как очень часто на подчиненных смотрел Габриэль. Снисходительный взгляд его говорил «какой же ты невыносимый тупица». — Я точно не буду сердиться на тебя. Это невозможно! Ты добрый, с тобой всегда хорошо. И ты всё рассказываешь мне, о чем я спрашиваю. Ты, наверное, всё-всё знаешь! Потому что у тебя много книг. Так что… Я не смог бы. — он взял Азирафеля за руку и лучезарно улыбнулся. Азирафель колебался. — Ну, пожалуйста, расскажи мне… — Габриэль сжал его руку крепче. — Я расскажу тебе, что это. Только пообещай, что не будешь злиться на меня, когда всё вспомнишь. — Обещаю! Что, если он вообще никогда не вспомнит? — То, что у тебя сейчас, это такое… Выражение любви. — аккуратно начал Азирафель, — Ты любишь меня, поэтому твоё тело так реагирует. Можно сказать, хочет быть как можно ближе. — Да, я люблю тебя. — радостно и довольно подтвердил Джим, — Только я уже очень близко к тебе, а оно не пропадает. Это уже случалось утром, мне снилось, что ты гладишь меня. Что с этим делать? Это неудобно… Азирафель тяжело вздохнул. Он знал, к чему приведёт этот вопрос. Это было очевидно еще прошлой ночью. Обычно Азирафель считал, что лучше решать проблемы, а не бежать от них, но сейчас он бы предпочел щелкнуть пальцами и чудесным образом провалиться сквозь землю. — Ты знаешь, что с этим делать? — упрямо продолжил допрашивать его Джим, — Наверняка знаешь! Ты же всё знаешь. — Да… Пожалуй, я знаю. — Расскажи мне! Если ты опять боишься, что я когда-нибудь рассержусь, то я опять обещаю тебе, что не буду. — Хорошо. Давай я уберу одеяло, а ты пока сними штаны. Ему самому с трудом верилось, что он это сказал. Джим остался в пижамной рубашке и носках, и с радостной улыбкой ребенка, ожидающего сюрприз, уставился на Азирафеля. — Ложись на спину. — Азирафель взял с тумбочки свой любимый крем для рук с запахом ветивера и бергамота, выдавил немного на правую ладонь Габриэля. — Так, Джим. Теперь… Обхвати его этой рукой. Аккуратно погладь. Габриэль послушался. Как-то испуганно выдохнул и вопросительно взглянул на Азирафеля. — Всё в порядке, — Азирафель кивнул, успокаивающе погладил по плечу. — Сделай так ещё. Просто… Гладь так же, не прекращая. Сначала ты можешь чувствовать себя странно, но потом тебе станет легче. Он отвернулся и собирался отправиться прочь из комнаты, но свободной рукой Джим перехватил его запястье. — Почему ты уходишь? Не оставляй меня одного! Я… Ничего не понимаю. — Видишь ли, мой дорогой… То, что ты сейчас делаешь, нужно делать в одиночестве. Увидев такое, другие обычно пугаются или злятся. Это не плохо, просто это… Очень личное. Понимаешь? Разъяснять Габриэлю такие вещи, ещё и невольно наблюдая за его неумелыми попытками справиться с возбуждением, казалось Азирафелю полнейшим идиотизмом. С другой стороны, в качестве альтернативы он мог солгать ему и заставить просто терпеть, как прошлой ночью. Это было бы жестоко. К тому же, насколько он знал, вредно для земного тела. — Да, но ведь ты не пугаешься и не злишься. И ты говорил, что я обо всем могу тебе рассказывать! Я чувствую себя так, будто скоро… Просто взорвусь. Хотя я даже не знаю, как это. Не уходи. Ведь ничего плохого не будет, если ты посидишь со мной? Ничего плохого? Азирафель нервно поджал губы и ещё раз глянул в сторону двери. — Пожалуйста, Азирафель… — Джим потянул его к себе за руку. — Хорошо, хорошо. — осторожным шепотом согласился, наконец, Азирафель. Отчего-то ему показалось, что их слушают. Только бы это не было очередным пари… Он лег рядом на постель, успокаивающе погладил Джима по плечу. — Спасибо. — голос Джима сорвался на стон, — Когда ты здесь, мне ничего не страшно. Хотя это все еще… Очень странно… Я точно все делаю верно? — Всё в порядке, Джим, поверь мне. Ты молодец. Ты очень хорошо справляешься. — Азирафель аккуратно поцеловал его в висок, и в этот момент Джим зажмурился, дёрнулся, вскрикнул… И через пару мгновений, когда прошел оглушительный шум в ушах, поднес к лицу испачканную ладонь, с интересом рассматривая её. — Это тоже нормально? — Абсолютно. Подожди, я дам тебе салфетки. — Не уходи! — Джим снова вцепился в него свободной рукой. — Они тут, мне не нужно никуда идти. — Хорошо. — он выдохнул, — Я рад! Я не понял, что это такое, но это было потрясающе. Я бы хотел ещё! Азирафель, заботливо вытирающий чужую ладонь, вымученно заскулил. — Это было очень хорошо, — продолжал восторгаться Джим. — Надеюсь, тебе стало легче. — ответил Азирафель, — теперь ты можешь пойти к себе и попробовать уснуть. — Я думаю, мне не стоит уходить. Ты тоже хочешь быть ближе ко мне, вот. — Джим выставил палец и бесцеремонно указал им на сорочку Азирафеля. Азирафель взглянул туда, куда указывал палец и осознал, что Джим прав. Осознание было не из приятных. Это зашло гораздо дальше, чем должно было. — Я тоже тебя люблю, это правда. Но с этим… Тебе лучше оставить меня одного. — Но я точно не буду пугаться и злиться. — Конечно нет. Это всё немного сложнее. Я… Я перенервничал. — Азирафель не лгал. — И просто ужасно устал, разве ты нет? Джим не устал. Скорее наоборот. Он пожал плечами. — Тебе лучше пойти к себе и поспать. — Хорошо. Азирафель привычным щелчком пальцев снял напряжение и закрыл лицо руками. На следующий день они это не обсуждали. Теперь секретов на двоих стало еще больше. Азирафеля это откровенно пугало. С проблемой такого масштаба в одиночку он справлялся впервые и, не имея возможности спросить совета, только больше путался в происходящем. Память к Габриэлю не возвращалась. Во всяком случае, не полностью: его продолжали мучить кошмары, которые на самом деле были всего лишь беспорядочными фрагментами прошлого. Азирафель был уверен, что Габриэлю постепенно приснится вся его жизнь по частям, и тогда он все вспомнит, и тогда… Иногда Азирафель сам старался спать: это помогало отвлечься от тревоги и упорядочить мысли. Спящим и застал его Джим. В этот раз он и не спрашивал разрешения войти. Азирафель проснулся от того, что Джим жарко прижался сзади, ткнулся носом в мягкие волосы на затылке. — Что с тобой? — он прекрасно чувствовал, что с ним. — Что ты делаешь? — он прекрасно знал, что Джим делает. — Мне снился сон… — сбивчиво шептал Джим, рассеянно блуждая руками по телу Азирафеля, — Мы что-то делали вдвоем. Я не знаю, что, но во сне было так хорошо! А когда проснулся, увидел, что мне опять нужно к тебе. — Габриэль. Подожди. — Азирафель повернулся и обхватил его лицо ладонями, — Ты видел когда-нибудь вживую то, что было во сне? Может, с кем-то другим. Попробуй вспомнить. — Нет. Я, кажется, видел это впервые. — Кажется? — Я не могу вспомнить. Ты же знаешь, я не могу. Мы же пробовали. Вместе. Тогда я сказал тебе, что я словно книга, из которой вырвали все страницы. Осталась только обложка… После этого мне стали сниться кошмары и каждый раз болит голова. Пожалуйста, не заставляй меня… — Нет, Габриэль, надо попытаться снова. Ты должен попробовать еще раз. Вспомнить хоть что-то. Пожалуйста. Вспомни. Белый офис. Лиловый галстук. Армагеддон. Что угодно, пока еще не слишком поздно! — Азирафель сам не заметил, как от нервного шепота перешел на крик. — Я не могу. Я столько раз пытался… Каждый день, как ты просил. Но становится только хуже. Я чувствую, что моя голова не создана для таких вещей. Луна холодно светила сквозь окно. Глаза и скулы Габриэля влажно блестели. Азирафель мягко стер подушечкой пальца слезу с его щеки. — Мне кажется, я никогда не вспомню то, что нужно. Но если я был ужасным когда-то, я и не хочу вспоминать. Я не хочу этого. Я утратил что-то очень важное, я понимаю, но Я хочу быть новой книгой. Хорошей сказкой. Азирафель молча гладил его по волосам. — Теперь у меня снова болит голова. — тихо пожаловался Джим. — Но… Я точно знаю, как это исправить. Тот сон… Он был подсказкой, я уверен. Ты поможешь мне? Он положил руку Азирафеля себе на член. Судорожно вздохнул. — Джим, я не думаю, что это правильно. — Пожалуйста. — Джим прижался ближе, ткнулся губами в губы, неловко потёрся и всхлипнул. — Пожалуйста, помоги мне. Азирафель позволил ему забраться сверху. Возбужденный, взмокший, вздыбленный, он двигался рвано, голодно лез целоваться и нервно хватал за плечи. Будто боялся, что Азирафель сбежит. Будто выжженные обрывки страниц из книги, древней, как сам мир, на мгновения болезненно вспыхивали в памяти. В его глазах больше не было совершенно ничего ангельского. Напротив, в нем было сейчас кое-что от демонов. Ужасно иронично, если учитывать, что речь идет о бывшем архангеле. Но это обычно исключительно демоническая работа — показать ближнему что-то такое, от чего ему будет невозможно отвыкнуть. Без чего впоследствии будет трудно обойтись. Но Азирафель и не собирался сбегать. До того, как он попробовал человеческую пищу, он не знал, что всегда испытывал голод. До того, как Габриэль впился в его губы, а затем до скрипа кровати вжал его в простыни, он не знал, что сам неожиданно живо откликнется на чужие неумелые, неловкие, грубоватые ласки. Они утоляли изнуряющий голод друг друга с такой жадностью, о которой прежде не знали. Пока им обоим не стало легче. — Every day seems a little longer, every way love's a little stronger, come what may, do you ever long for true love from me? — промурлыкал Джим. Азирафель, впервые услышав эту песню от Габриэля пару месяцев назад, перепугался и попытался выяснить, откуда он это знает. Ответ был ожидаемый. «Я не помню. Возможно, придумал только что.» Теперь Джим напевал её каждый раз, когда у него было особенно хорошее настроение. — Я только сейчас понял, что это, похоже, песня совсем про нас! А-хэй, а-хэй, а-хэй-хэй! — Джим просиял и обнял Азирафеля крепче, — Ведь я понял, что с каждым днем люблю тебя всё сильнее… Азирафель не ответил. Только печально вздохнул и поцеловал макушку Джима, устроившего голову у него на груди. Азирафелю хотелось бы верить, что потом, в далеком будущем, Архангел Габриэль правда его простит.