Liber

      На что рассчитывал Наполеон со всей своей неукротимой энергией, когда решил отправиться в Россию с теплым визитом в Петербург — прекрасную северную столицу государства? Он мог пройтись по известному Невскому проспекту, посетить музеи, галереи. Ему стоило увидеть вживую соборы и храмы, о которых говорят, как о самых удивительных созданиях архитектуры. Его ждали дворцы и мостовые, сады и цветники, что становятся необычайно красивыми именно в начале лета, и, конечно, русская армия, что не знала себе равных в мужестве и набожности. Он бы мог сделать все и сразу. Но не рассчитывал на то, что будет лежать в постели с императором Александром, что читал Библию уже не первый час. И Наполеон не испытывал чувства вины, когда целые часы уходили на то, чтобы просто льнуть своей головой к крепкой груди и слышать спокойный стук сердца, вместо того чтобы духовно просвещаться.       — И долго ты собираешь еще читать? — слегка недовольно тот спросил, — я бы уже давно был на последних страницах.       — Читать нужно ради удовольствия.       Наполеон читал ради знаний. Он считал, что для другого книги и не предназначены. Если в ней нет полезной информации — можно ее выбросить. Поэтому среди стопок книг, что прочитывал француз ежедневно, никогда не найти ни романов, ни драмы, ни какого-либо другого жанра, только если это не научная литература. Ее он пожирал сутками напролет. А ночью постоянно что-то вырисовывал и выписывал в своих записях.       Поэтому Наполеону стало надоедать то, что Александр задерживался на каждой чертовой строчке и перечитывал каждое слово по нескольку раз. Его это, на удивление, медленно, но верно убаюкивало против собственной воли. Редкое движение голубых глаз по страницам книги и едва ли заметный трепет сухих губ, проговаривающих особенно понравившиеся слова, только сильнее вводили Наполеона в транс, отбивая всякое желание даже подниматься с кровати и заниматься какими-то делами. Для него это неслыханно: просто так валяться в постели в разгар дня.       В определенный момент чтения Александр прижал к губам палец правой руки, как бы прикусывая его — видимо, дошел до интересного момента в Библии. Если бы Наполеон не лежал у него на ногах, то он бы согнул их в коленях, крепко-крепко прижимая к себе. И он, совсем увлеченный, погрузился бы в книгу с головой, не замечая происходящего. И только когда Наполеон дергал его за светлые кудри, приходил в себя.       Рука сжала переплет книги. Александр чуть ли не вслух читал строчку за строчкой. Произведения на библейские сюжеты всегда интересовали белокурого красавца, так желающего свободы и добра своей необъятной стране. А в самой Библии он видел источник света, что направит на истинный путь. В ней были описаны те любовь и милосердие, к которым должен стремиться человек, чтобы обрести гармонию в своем сердце. Поэтому Александр с таким азартом читал священное писание, что не уследил за движениями своего русоволосого избранника, который опустил свою голову с груди ему на живот, где уже были расстегнуты маленькие пуговицы нательной рубашки.       Наполеону уже порядком наскучило. Пора закругляться с этим чтением.       — Может, ты сделаешь перерыв? — соблазн лился с губ вместе с этой фразой.       — Не мешай, здесь очень интересный момент, — и положил свою правую руку тому на макушку.       Чтож, сами напросились, Ваше Превосходительство.       Он умел убеждать. Этому искусству он учился еще с юных лет, важно было знать подход к своей жертве. Одним он угрожал, на других применял силу, на третьих — лесть, причем умелую. А для Александра он хранил особый подход. Ни гнев, ни угрозы, ни сладкие речи не действовали на этого до чертиков умного дипломата. Хитрый, как лис, и влюбчивый, как наивный мальчишка. Холоден со своими врагами, но желающий любить страстно и горячо. Это Наполеон ему и дает. Страсть, и столько, сколько нужно. А самый легкий способ ее преподнести? Своими руками, в прямом смысле.       Со всем своим невероятным спокойствием, каким он одаривает своих солдат в тяжелый момент битвы, Наполеон скользит левой рукой вдоль правого бедра Александра. Под пальцами - теплая кожа, обтянутая тканью тонких белоснежных лосин. А в голове - ее запах, когда Наполеон прижимается всем лицом к паху, щекой и носом лениво щекоча орган не самого маленького размера. Пару лет назад он бы и не подумал о том, что этот белокурый юноша, обладающий более женскими чертами нежели мужскими, мог иметь такой член, который удовлетворил бы желания любой дамы.       — Ты бессовестный, Наполеон, — Александр подался к его голове еще ближе, потягивая курчавые пряди на затылке, — творишь такое со мной, пока в моих руках Библия.       — Уверен, твой Господь Бог не видит того, чем я тут занимаюсь.       Наполеон возвысился над Александром, вставая на четвереньки. Одной рукой он уперся в хлопковую подушку, на которой лежала голова русского царя, а второй скользнул вниз, не спеша поглаживая орган, что успел неслабо так встать. С нажимом провел по головке — чувствуется небольшая влага, а из груди доносится мычание. Книга выпала из его рук, уже не хотелось ее читать, когда так сладко сводит ноги и пульсирует плоть.       Александру хорошо, даже слишком. Всего от таких простых ласк разлегся под французом, словно карты на игральном столе. Только и делает, что вздрагивает и пускает низкие вздохи в потолок. Он делает то, чего никогда бы не смог будучи императором, дипломатом и верным мужем— просто получать удовольствие. Чувствовать, как его трогают в интимных местах, обцеловывают мочку уха, пытаются снять одежду. И ему нравится, безумно нравится. И сводит с ума, когда под тихий шепот с него срывают лосины и прижимают член к животу, пачкая в смазке.       — Ибо Богу давно известно, что французский император ебет русского монарха как только можно.       — Дьявол…О-о-ох…, — как он обожал эти колкости, которыми Наполеон бросался без всякого стеснения.       Всякие солдатские словечки, грязная брань и жаргон — языки, на которых Наполеон говорил лучше, чем на французском. Ему это шло так же как и золотой венец на его голове во время коронации. Он из той породы, что сочетает в себе элегантность и грубость. Это не тот нежный, романтичный француз, которому так хотят подражать красавцы со всей Европы. Это жар, горячая кровь, глаза, наполненные блеском солнца самого Египта. Это сила, страсть, жажда достигать и покорять, идти по головам и побеждать, громить своих врагов. Это глубокий отголосок его родного итальянского. Его дикий нрав и неукротимость. Это его строптивый дьявол с Корсики.       Грудь словно сдавливают, выбивают из нее воздух, отчего Александр глубоко вдыхает, не в силах сдержать желания снова сжимать в руках одеяло до хруста ткани. Запрокидывает голову, когда пальцы Наполнена ласкают основание члена, но выше не поднимаются: не позволяют испытать удовольствия во всю слишком рано, но заставляют Александра забыть о всем том сброде, что он читал пару минут назад, тихо покусывать губы и жмурить глаза. Утонувший в жаре собственного тела, не желавший ничего кроме Наполеона: его рук, глаз, что всегда смотрят на него с блеском, губ, оставляющих пыльно-красные следы крепких поцелуев на дрожащих коленях.       Спустился ниже. Чувствуется, как мягкие пряди русых волос щекочут кожу бедра. Александр провел по голове Наполеона, от лба до макушки, взъерошивая волосы так, что они торчали из его головы,словно рога дьявола. А потом крепко, до боли сжал на затылке,чуть ли не наматывая на кулак, одновременно с этим сжимая голову Наполеона между своих ног — Боже, его юркий, горячий язык, способный не только на колкости…       Кожей губ он ощущает, как пульсирует член Александра по всей длине: на самой головке пульс отдает ему в нижнюю губу. Словно в замедленной съемке Александр наблюдает, как язык медленно поднимается от уздечки до самой верхушки, кончиком надавливая на уретру, отчего император изгибается, а свободная рука расстегнула пуговицы рубашки, касаясь взмокшей груди. Так горячо,так мокро: щеки Наполеона перепачканы в смазке, слюна стекает на подбородок. Так грязно, но так восхитительно: извиваться от сладкой пытки и, кусая опухшие губы, просить большего у того, кто одним лишь языком доведет его до исступления, не вобрав член ртом.       — Какие…ты там…книги-то…читаешь? — еле как спросил Александр, поглаживая того по спинке носа.       — А ты ещё можешь говорить? — усмехнулся Наполеон, обнимая императора за бедра, что так и не выпустили из своей хватки его головы.       — Мне просто интересно, кому ты так хорошо раньше лизал, что у меня сносит крышу?       — Император Франции умеет управлять не только страной, mon angе, — Наполеон поцеловал живот Александра, — твое тело сводит меня с ума.       — Только тело тебе и нужно? — Александр, улыбнувшись, разгладил русые волосы.       — Что мне тело, если в нем нет твоей души?       Прекрасно. Тот ответ, который он и ожидал.       — Заставь меня замолчать, Napoleon.       — С удовольствием.       Александр протяжно стонет сквозь сжатые зубы — дыхание, как кипяток, коснулось чувствительной головки. А потом так сильно дергается, что сам этому удивляется — узкая, горячая глотка, охватывающая его член. Наполеон чувствует, как он пульсирует внутри него,оттого пропускает глубже, пока не поймет, что задыхается. И резко выпускает его, разрывая нить слюны со своих губ. Слизывает с органа оставшуюся слюну и глотает, обращая свой взгляд на Александра, закрывшего свое лицо руками от стеснения. Ведёт руками от бедер выше, сдавливая с боков подвздошные кости — их шероховатые края упираются в ладони, кажется, что если Наполеон чуть сильнее надавит, то переломает их. Но этого не случится ни при каких обстоятельствах, и Александр это прекрасно знал. Как знал и то, что в такие моменты, когда Наполеон обнимал его внизу, широко охватывая живот и заботливо потирая большими пальцами, его наполняло такое приятное чувство защищенности и спокойствия — рядом с любимым он отдавался с ещё большим желанием, распаляясь до неистовства. И он сгорал от ласк так ярко, что в пламени гибла его набожность, которую он слал к чертям. Об этом он подумает потом, но не тогда, когда его тело вжимается в постель и судорожно, сладко дергается. Не тогда, когда эти серые глаза готовы сожрать его живьем, растерзать, как маленькую беззащитную птичку.       Александр задыхается. Он на пределе. В груди так громко и быстро колотится сердце, что, кажется, остановится. С губ слетают корокие, еле слышимые стоны — Александр слепо касается сухих губ кончиками пальцев.       — …Ах…Боже…       В один момент тело, напрягаясь во всю, изгибается, и следом его пробивает такая сильная дрожь, что сводит ноги. Глаза жмурятся и на мгновение закатываются от оргазма. Волна жара бьёт в самую голову, даря наслаждение …Так хорошо! Как же приятна усталость в руках и ногах, чувствуешь себя будто парализованный и неспособный совершить и малейшее движение. А потом накрывает слабая, но такая приятная боль в мышцах — столько ощущений дают простые плотские утехи.       На лице слабая улыбка, которая стала шире, когда Александр посмотрел на лицо Наполеона: в порыве страсти он так крепко сжал его голову, что тот не мог освободиться, из-за чего на его подбородок попала струйка спермы, которая успела побежать по шее.Саша еле как стаскивает с рядом стоящего столика шелковый платок и протягивает к лицу Бонапарта.       — Извини, не сдержался…       На губах Александра — влага от скользящего по ним языка, глаза устало хлопают. Его ангел, едва пришедший в себя, тянет руки к воротнику мундира Наполеона. Ему мало такой ласки, он хочет ещё. Он хочет этого дерзкого императора, который порой доводит его своим нравом и колким характером.       А Наполеон не против. Он сам желает взять Александра на этой постели так, словно завтра не наступит. Потому он тянется к его кудрявой голове, чтобы крепко обнять и расцеловать голую шею, ведь Саша почти раздет. И обоих накрывает экстаз, танцующий дикую пляску в расширенных зрачках.       Наполеон сводит его с ума. И в покусанные губы Александр только и выдыхает ему.       — Животное…