Легенда о Боге Времени

Конец Вселенной. Какой он? Некоторые представляют его как огненный шторм, неуправляемый выброс энергии, сжирающий всё, чему удалось просуществовать до этого момента. Для некоторых он больше похож на тихое увядание, когда гаснет звезда за звездой, планеты высыхают, и космос вдруг становится пустым. Есть и те, кто верит, что у Вселенной нет конца, она всегда была и всегда будет — и это данность, которую нам следует принять. Но Локи знает: у Вселенной множество смертей и рождений. Он чувствует это на собственной шкуре, чувствует своей кожей, костями и мышцами. Ибо всякий раз, когда какая-то из веток делится надвое, его внутренности сковывает судорога. Это легчайшее покалывание почти незаметно; он бы вряд ли обратил на это хоть какое-то внимание, если бы ветки не делились каждую секунду бесконечное количество раз. Мириады маленьких иголочек пронзают его тело одновременно, и это уже сравнимо с агонией, во сто крат превышающей всё, что ему когда-либо приходилось терпеть. Может быть, это даже больнее, чем падение с Биврёста. Чем не пережитая им смерть Фригги. Чем его собственная смерть от руки Таноса. Впрочем, всё это абсолютно неважно. Важно то, что Локи сделал правильный выбор — даже если он не искупает былые грехи. Важно то, что благодаря ему у всех этих созданий, у всех этих миров появился шанс на жизнь. Он даровал им самое ценное, что Бог способен даровать своим подданным — свободу. Пусть совершают ошибки, осознают и исправляют их. Пусть делают то, что хотят, не ограничиваясь рамками Священного Таймлайна, исследуют все ветви Великого Древа Иггдрасиль. А Локи их посторожит. Станет их новым Хранителем. Ибо никто, кроме него, не сможет нести это бремя; оно слишком тяжёлое, и любому другому оно бы давно переломило хребет. Возможно, его отец бы справился… Не Лафей, а Один. Сколько же веков понадобилось, чтобы Локи, наконец, смог ощутить себя его сыном… Оно того стоит. К тому же в страданиях, боли и одиночестве он не находит ничего нового. Поменялась лишь цель. — Я бог Локи из Асгарда, и на меня возложена славная миссия. Это было так давно, что он с трудом припоминает слова. А ведь тот, юный Локи был прав — хотя свою истинную миссию он понял только сейчас. Пожертвовать собственной жизнью, чтобы спасти миллионы других. Соединиться с Вечностью в попытке обуздать сам Хаос. Навсегда оставить тех, кого он полюбил, чтобы дать им шанс начать всё с чистого листа, но уже без него… У Локи слезятся глаза. Вот это определённо что-то новое; никогда раньше он не тосковал по кому-то так сильно, чтобы из-за этого плакать. Иногда он проливал злые слёзы, рождённые обидой и жаждой мести. Бывало, в детстве он плакал от зависти к брату и его друзьям, которые имели то, чем никогда не мог обладать маленький Локи. Во время жизни в TVA у него изредка увлажнялись глаза, когда он перенимал на себя чужую печаль или приходил к какому-то откровению. Но никогда у него в горле не стоял такой громадный и колючий ком, и ни разу призрачные руки не сжимали так невыносимо его сердце от одной мысли о том, что он больше его не увидит. Он больше не увидит Мобиуса. Ни через день, ни через год, ни через столетие. Нет, вернее будет сказать так: Мобиус больше не увидит его. Держа в своих ладонях ростки Иггдрасиль, Локи может заглянуть в любую временную линию. Ему дано созерцать течение жизни в каждом уголке Мультивселенной. Отныне он — свидетель всех войн во всех галактиках, всех разговоров между всеми людьми, всех закатов и рассветов бесконечных солнц, всей любви и всей ненависти, которую его подопечные приносят в свои родные миры. Если он постарается, если он стерпит ещё немного боли, то сможет дотянуться и до Мобиуса… Агент обновлённого TVA сидит за своим рабочим столом с кружкой в руках. Внутри либо какао, либо кофе — зная Мобиуса, третий вариант просто отсутствует. Кажется, он о чём-то задумался, его взгляд направлен в одну точку. Локи бы всё отдал, чтобы подойти сейчас к нему, похлопать по плечу и сказать какую-нибудь глупость вроде: «Прохлаждаетесь, мистер? Отчёт сам себя не напишет!» Мобиус посмотрел бы на него смеющимися глазами, улыбнулся бы из-под усов и ответил: «Не знаю насчёт твоего отчёта, Локи, а мой уже давно готов». «Да ну? Что ж, такое знаменательное событие непременно надо отпраздновать кусочком лаймового пирога», — заявил бы Локи, и Мобиус бы просто не смог ему отказать. Справедливости ради, он никогда не умел это делать. Но реальный Мобиус в столовую не идёт, а берёт папку со своим досье. Проводит пальцами по краю листа. Даже не присутствуя там физически, Локи ощущает волны страха и предвкушения, исходящие от аналитика. Даже не спрашивая, он знает, что Мобиус хочет вернуться домой, в свою настоящую жизнь, к своим сыновьям и прогулкам на гидроцикле. Кто Локи такой, чтобы его этого лишать?.. Он не имеет права бросить все эти таймлайны в эгоистичном желании быть рядом со своим любимым агентом. А потому ему навеки суждено остаться лишь безмолвным наблюдателем. Как бы это ни было больно.

***

Земная поговорка, гласящая, что корона может давить — или что-то вроде того, — в его случае более чем правдива. Корона Повелителя Времён пригвождает Локи к золотому трону и сжимает его голову в титановых тисках. Кажется, она весит несколько тонн. Кажется, он угодил в ловушку. В моменты, когда тяжесть становится слишком мучительной, он заставляет себя вспомнить о своей великой цели. О том, почему он всё это делает — и для кого. В такие моменты его мысли всегда возвращаются к серо-голубым глазам, к мягкой, понимающей улыбке. Вот ради кого он готов перенести любые страдания, сломать хоть тысячу Ткачей, хоть тысячу раз умереть и воскреснуть. Только бы Мобиус был счастлив. Уже на автомате он среди всех ответвлений находит то самое и мигом переносится туда. Мобиус сидит под деревом на берегу реки. Локи впервые видит его не в униформе, а в какой-то цветастой рубашке и джинсовых шортах. С ума сойти. По виду и не скажешь, что человек под этим нарядом — до мозга костей бюрократ. «Но ему идёт», — думает Локи. «Боги, какой он красивый». Он следует за направлением чужого взгляда; по поверхности воды скользит серебряная точка — гидроцикл. Гидроцикл Дона, чей хозяин лихо рассекает волны на этой странной штуковине, то ускоряясь, то замедляясь, то поворачивая. Однако, в отличие от своего варианта, Мобиус вовсе не выглядит радостным. «На что ты смотришь? Лучше иди и покатайся сам, ты ведь так об этом мечтал…» — хочет, но не может сказать Локи. Когда Мобиус обнимает себя за колени, он кажется ему таким одиноким. Словно он не в долгожданном отпуске, а на пожизненном в мидгардской тюрьме. Откинув голову, он прижимается макушкой к стволу дуба; жмурит глаза; сглатывает, в то время как Локи смотрит на его шею. После чего Бог Обмана едва не падает от удивления в соседнюю вселенную, ибо Мобиус… плачет. Круглые слезинки катятся вниз по его скулам, щекам, подбородку. «Ты же должен быть счастлив», — недоумевает Локи. «Я сделал для вас всё, что мог». — Думаешь, ты дал нам выбор? — шепчет Мобиус, вторя его мыслям. — Кому-то, может, и дал. Но у меня ты его отобрал. Локи всё ещё не понимает, поэтому внимательно слушает, что будет дальше. По всем законам логики и физики, трактаты по которой он штудировал лет сто пятьдесят, Мобиус обязан быть счастлив. Как Сильви, вернувшаяся в свою земную жизнь только для того, чтобы со всеми попрощаться, а теперь колесящая по Мультивселенной в компании нескольких бывших сотрудников TVA. Как B-15, занявшая почётное место в Совете. Как Уроборос, в соавторстве с Виктором издавший вторую версию «Официального руководства». Но Мобиус почему-то несчастен, и Локи понятия не имеет, как ему помочь. — Если бы у меня был выбор… Если бы мне предоставили право голоса… я выбрал бы тебя. Не колеблясь. У Локи больше нет сил молчать. Он должен что-то сделать — что угодно, лишь бы Мобиус его услышал. Он фокусирует на этом всю свою энергию, задействует всю магию, что у него осталась, и во всю глотку кричит: — Даже если это означает гибель бесчисленных существ?! Пробившись через разделяющий их барьер, Локи создаёт свою иллюзорную копию рядом с тем местом, где находится Мобиус. Аналитик резко вскакивает на ноги, ошарашенный внезапным звуком и вспышкой зелёного света. Иллюзия выходит нестабильной, она то появляется, то исчезает, но свою задачу она выполняет, и это единственное, что сейчас имеет значение. — Локи? Локи! — восклицает Мобиус, широко открытыми глазами таращась на него. — Что происходит? Как ты здесь оказался? Он быстро оглядывает свои руки — почти как настоящие, хоть и мерцают. На нём по-прежнему надета изумрудная мантия и корона с рогами, что на контрасте с пляжной рубашкой Мобиуса выглядит до жути нелепо. Наверное, друг замечает его тяжёлое дыхание и то, как он сгибается пополам, будто его тянет к земле непосильная ноша — ибо Мобиус подбегает к нему и пытается его поддержать, но его руки проваливаются сквозь бесплотную проекцию, хватая пустой воздух. — Ты выбрал бы меня, — выговаривает Локи, — ценой уничтожения всего живого, кроме Священного Таймлайна? А как же твои мальчики? Мобиус делает шаг назад, отрицательно качает головой. — Локи, я… я не это имел в виду. Я знаю, что ты сделал то, что должен был. Ты всех нас спас, и мне остаётся только гадать, что ты пережил в процессе. Просто… старик Мобиус дал слабину, понимаешь? Я думал, мы никогда больше не встретимся. «Неужели он плакал по той же причине, что и я сам?» Локи до последнего не может в это поверить. Конечно, он знал, что Мобиус им дорожит, но ему всегда казалось, что к нему относятся просто как к доброму другу. Только по друзьям не скорбят вот так. — Кстати о нашей встрече — я правильно понял, что ты находишься в двух местах одновременно? — Не совсем, — отвечает Локи. — Я наколдовал иллюзию. Забавно, что когда-то это было моим любимым трюком. — Ну конечно. Я помню, — грустно улыбается Мобиус. — Давай уйдём отсюда. Без разницы, куда. А то нас Дон заметит. Бог Обмана лишь молча кивает. Он следует за Мобиусом вдоль речного берега, пока они не выходят к заброшенному месту для барбекю, состоящему из деревянного стола с длинными скамьями по бокам и закопчённого общественного гриля. Деревья и кусты словно огораживают этот кусочек земли от внешнего мира, хотя отсюда всё ещё видно реку, лазурным потоком омывающую горизонт. Будто по команде, они садятся напротив друг друга. Несколько минут проходят в тишине, нарушаемой лишь звуками воды и пением птиц, оккупировавших верхушки каштанов. Первым заговаривает Мобиус: — Знаешь, после твоего ухода я уволился из TVA. — Локи кивает: он видел, как аналитик подписывает стопку бледно-жёлтых бумаг. — Я думал, работа — смысл моей жизни; то, что меня наполняет и даёт силы просыпаться по утрам. В TVA нет настоящего утра, но речь не об этом. В общем, в тот день мне впервые не хотелось выходить на смену. Я даже опоздал минут на двадцать — метафорических минут. — Это на тебя не похоже. — Вот именно. Меня терзала мысль о том, какую жизнь я мог бы прожить там, на Земле. От чего я вынужден был отказаться. Я почти ничего не знал о своём прошлом, поэтому ушёл в бессрочный отпуск — чтобы узнать. И я увидел этот дом. Увидел мальчишек. Шон и Кевин — они просто замечательные, эти два лучика солнца, — его голос дрожит на последних словах. Локи хочет взять его за руку, но проходит сквозь неё; тогда он кладёт свою ладонь поверх его костяшек, и, хотя они оба не могут друг друга осязать, он надеется, что Мобиус примет этот жест поддержки. — Но их отец — не я, а Дон. Я для них — чужой человек, как и они для меня. Я думал, что смогу найти здесь своё место, здесь или в любой другой альтернативной ветке. Место, куда я, наконец, вернусь, как после долгого странствия, и почувствую умиротворение. И только спустя несколько неудачных попыток я осознал, что мой дом… — он замолкает, пытливо заглядывает Локи в глаза, словно пытается найти там ответ на какой-то вопрос. — Мой дом — там, где ты. — Там, где я? — эхом откликается трикстер. — Да. Поэтому не удивляйся моему желанию обратить Время вспять и уговорить тебя остаться, — уголки его губ приподнимаются в знакомой улыбке, но в глазах по-прежнему темнеет отчаяние. Локи беспомощно трясёт головой. — Хоть я и знаю, что не смог бы. Тебе предначертано было стать Богом Времени — мудрейшим из всех. И несмотря на то, что я безумно по тебе скучаю, я столь же безумно тобою горжусь. «Клянусь, эти слова — всё, что я когда-либо хотел услышать, о дорогой Мобиус». Его взгляд снова мутнеет от коварных слезинок, но Локи не может просто взять и разрыдаться перед ним, ведь это причинит его любимому очередную порцию боли. «Я должен быть сильным ради него. И всё же…» — Мобиус, я никакой не Бог Времени. Я по-прежнему остался Богом Обмана, который обманывает самого себя. — Обманывает в чём? — В том, что я способен нести эту ношу. В том, что цена неважна, когда на кону жизни миллионов. В том, что для нас с тобой так будет лучше. — Не будет. Теперь ты понимаешь, почему я сказал, что выбрал бы тебя. В ответ Локи кивает, прикрывая утомлённые глаза. Он чувствует, что его силы на исходе и запас магии вот-вот закончится. Он бы ещё столько вещей хотел с ним обсудить, но, видимо, это придётся отложить на следующий раз. Который непременно случится. Он подходит к кромке воды, и если бы он был здесь по-настоящему, то в его ботинки уже забился бы влажный песок. Мобиус встаёт справа от него; Локи не помнит, сколько раз они стояли точно так же, бок о бок, бросающие вызов всем невзгодам, готовые пройти через них вместе, рука об руку, плечом к плечу. Он уверен, что и на этот раз у них всё получится, ведь их связь не смогло разорвать ни Время, ни Пространство, ни сама Судьба. Во все его попытки починить Ткача Мобиус неизменно был рядом, заботился о нём и в меру своих возможностей пытался помочь. Несколько раз — несколько сотен раз — Локи был готов сдаться, но Мобиус всегда отыскивал те самые слова, благодаря которым он возвращался в бой. Или просто садился рядом и обнимал его, и это было драгоценнее любых сокровищ. «Твои объятия — как оазис в раскалённой пустыне», — однажды сказал ему Локи, на что Мобиус густо зарделся, вызывая у него приглушённый смешок. Вместе они справятся с чем угодно. Однако на сегодня их время истекло. — Заклинание скоро спадёт, — предупреждает Локи. — Мы ещё увидимся? — Много, много раз. Мобиус облегчённо выдыхает. Взгляды обоих устремлены на противоположный берег, где ветер колышет зелёную листву. Внезапно из воды по центру реки что-то выпрыгивает, и Локи успевает заметить чешую маленькой рыбки, блеснувшую на солнце. Сейчас они с Мобиусом близки, как никогда, хоть они и не могут друг друга коснуться. «Я люблю тебя», — вертится на языке у Локи, но он так и не решается произнести это вслух. Ему проще водрузить на свои плечи миллиарды вселенных, чем признаться Мобиусу в чувствах, которые тлеют в его сердце вот уже несколько веков. Впрочем, несколько веков — ничто, если рассуждать в масштабах Вечности. — Как ты думаешь… ты смог бы быть здесь физически? Провернуть какой-нибудь фокус со Временем? — с надеждой вопрошает аналитик. — Сложно сказать. На это могут понадобиться тысячелетия… Но тебе повезло, ведь для тебя они пройдут как один миг. Когда фигура Локи начинает растворяться в воздухе, его лицо украшает по-мальчишески озорная улыбка.